Извращённая зависимость

      Почти всю мою сознательную жизнь отец запирал меня в золотой клетке, которую обустроил так уютно, что выбираться на волю почти не хотелось. Но таких, как я, нельзя продолжительное время держать в неволе. Если долго не летать — то крылья атрофируются. И станут лишь бесполезным аксессуаром, болтающимся за спиной. Напрашивается логичный вывод: либо вырвать их к дьяволу, либо волочить за собой до конца земных дней. Когда меня просят рассказать о себе, то мне хочется взломать все сервера Нью-Йорка и вылить на головы любопытствующих массу сплетен, которые всё вертятся и вертятся вокруг меня, точно рой назойливых мух. И плевать, что мы живём в огромном мегаполисе с развитой инфраструктурой, где куда ни плюнь — там скандалы и интриги. Сплетни любят именно меня. Что же они там говорят... «Я — принцесса Нью-Йорка, дочь неуязвимого и беспощадного человека. Каждое моё желание — закон. Если даже сердце кому-то вырвать захочу, то папа это сделает. Для меня.» Вау. Дальше. «Мама держит моего отца в узде, а я вновь возвращаю его обратно во тьму, в преступность, в его прошлое. Арчер Эванс. Кровавый боец, некогда покоривший Калифорнию. Монстр, который превратился в человека, благодаря моей маме, Таре Уилсон.» Снимаю шляпу и низко кланяюсь чудесным сценаристам этой романтичной пьесы. Нелегко быть дочерью жестокого чудовища и доброй писательницы. Никогда не знаешь, какая же смесь из этого выйдет. Чего же во мне больше? Папиной безжалостности или маминой мечтательности? Кровь нельзя смешивать с молоком. Редкостная дрянь получится. А кровавый коктейль хорош только названием. На самом деле, вкус у него довольно отвратный. Люди так любят романтизацию, красивую сказку, волшебные чары. Может, стоило бы уже сломать все розовые очки и рассказать многим детям, что на самом деле спящую красавицу изнасиловали во сне, а сёстрам Золушки отрубили мизинцы на ножках, чтобы им туфелька впору была? Нет? Ну хорошо, пусть ещё некоторое время пребывают в счастливом неведении. На самом деле, Арчер Эванс далеко не такой, каким все его видят. Он бы оскорбился, узнав, что его считают жестоким, да и только. Нет. Это не про него. Он был охотником. А таким, по природе, совсем не присуще чувство жалости и сострадания. Папа всегда говорил, что был рождён таким. Он ненавидел тот вывод людей, который заключался в одной наивной мысли — что-то сделало его таким. «— Нет, — усмехался папа. — Я не стал таким. Я был таким. Всегда». Кажется, я унаследовала от него эту дьявольскую черту. Я стала охотницей. Но сейчас не об этом… А о том, кто пробудил во мне такое ярое желание распахнуть крылья и броситься в объятия безграничной свободы. Ещё год назад. Высокий мускулистый блондин с бритыми висками стоял у высокого грязного ринга, обматывая свои окровавленные руки чёрной лентой. Сначала он расстегнул белоснежную рубашку, а затем сбросил её на мокрый, залитый дешёвым алкоголем, пол. Заметно потемневшая ткань жадно впитывала в себя всю жидкость. Мужчина наступил на неё, прежде чем нечеловечески быстро запрыгнуть на ринг, словно это движение было обыденным, отточенным временем. А затем он бросил на меня взгляд. Один лишь взгляд. И мне показалось, что добычей становлюсь я сама. Он был извращённым, жестоким, неумолимым и изуродованным болью прошлого мужчиной. Вот только лечить и спасать его я не собиралась. Только смотрела на Луи Мэлоуна, и понимала: это то, к чему я так хочу прикоснуться, но не могу. Так в чём же всё-таки дело?

ХАННА

      Закат словно поставил окончательную точку в ещё одном периоде моей жизни, красиво завершая её тускловатым сиянием. Как только солнце, точнее её половинка, долька янтарного цвета, исчезла за горизонтом, утонув за небоскрёбами, все цепи, сковывавшие меня на протяжении семнадцати лет, осыпались в мелкую пыль. А значит, пришло моё время. Я накинула на плечи тёплый кардиган и осторожно прокралась на кухню. Там было пусто. Аккуратная горка из бирюзовых тарелок стояла на тумбочке, рядом с заветной зелёной коробочкой. Я называла её ящиком. В каком-то смысле, она и являлась ящиком Пандоры. Откроешь крышку — и все несчастья вырвутся на свободу. Место, где лежат только лекарства — иначе и не назовёшь. Бесшумно приподняв крышку, я вытащила из коробочки маленькую желанную капсулу. Отправила её в рот и выбежала в коридор, чувствуя специфический вкус на языке. Кофермент Q, он же коэнзим Q10, убихинон. Поможет мне оставаться живой и бодрой, готовой сворачивать целые тянь-шанские горы, пока я буду всю ночь бродить по городу. Трезвость ума сохраняется, да и наркотиком не считается, а действие как от крэка. Класс. Я на цыпочках дошла до холла, но тут же застыла и закатила глаза, услышав за спиной прерывистое дыхание брата. Он прятался за дверью, ведущей в гостиную, и причём уже так умело прятался, что я впервые не заметила его. Только услышала. А дышал он как астматик, так как явно прибежал из заднего двора нашего дома, где тренировался каждый вечер. Мой закалённый сильный брат, колючей проволокой обернувший золотые прутья решётки, которые выковал для меня папа. — Джейкоб! — фыркнула я, когда брат не только ничего не предпринял, но и продолжил шумно дышать. Мой зов не остался неотвеченным. Джейкоб вышел на свет, махая в воздухе полотенцем, которым вытирал потные грудные мышцы. Неодобрительный взгляд его оливковых глаз просканировал меня с головы до ног, остановившись на подоле моего обтягивающего платья. — Переоденься. — Прошу прощения? — нахмурив брови спросила я, возмущённая его приказывающим тоном. Несмотря на то, что мы были близнецами, Джейкоб всячески делал вид, что он намного старше меня, и теперь ему дозволено доминировать в наших отношениях. Он указал полотенцем на мои бёдра. — Слишком короткое. Твои ноги. — Природа наградила меня красивой фигурой и длинными ногами. И что же, мне до конца жизни их скрывать? — Тебе обязательно показывать всё своё сокровище этому миру? — Хм. Даже не знаю. Когда ты выкладываешь в соцсети фотографии своего пресса — ты мыслишь совершенно иначе. Джейкоб хмыкнул и опёрся плечом на стену, скрестив руки на груди. — Нашла, что с чем сравнивать. И куда же ты направилась? Пользуясь временем, предоставленным мне на ответ, я проворно схватила свои босоножки с нижнего отсека обувного шкафа. Обулась, и быстро толкнула тяжёлую входную дверь. Рука брата легко удержала меня за предплечье. Его холодный голос больно резанул меня по ушам: — Ханна, ты же знаешь меня. Я тебя не отпущу. Дрожь стремительно прокатилась по телу. Это был не страх, а досада. Мозг работал с лихорадочной скоростью, ища новые, более изощрённые способы улизнуть из дома поскорее. Я так надеялась, что Джейкоб будет заниматься на заднем дворе до самой ночи, тем самым наконец-то позволив мне почувствовать свободу на вкус. До этого дня мне доставались лишь крохи, самая бледная тень независимости. Слёзы не действовали, это я знала. А драться с ним смысла не было. Брат мог легко отправить меня в нокаут за считанные секунды. Папа учил меня обороняться, но наши силы всё же были неравны. — Неужели ты не хочешь сделать мне подарок на день рождения? — я повернулась к Джейкобу, скользя гневным взглядом по его суровому лицу. Он становился всё более похожим на маму, но его характер ужесточался с каждым годом. — Завтра мне исполнится восемнадцать. — И не только тебе. Мне тоже. Кстати, подарок уже ждёт тебя в комнате. Если бы ты почаще глядела на книжную полку, а не только на гардеробную, то давно бы увидела нарядную коробочку. Я фыркнула. — Самый лучший подарок — позволить мне жить так, как я хочу! Джейкоб ехидно засмеялся. — Жаль. Такое я тебе подарить не могу. — Ты старше меня всего на девять минут! — Ммм… — лишь промычал в ответ брат, локтем закрывая дверь. — Когда папа с мамой вернутся из ресторана, ты уже должна быть в своей кроватке. Мы разбудим тебя в полночь, чтобы ты вместе со мной сдула все чёртовы восемнадцать свечек на торте. И ты это сделаешь. — он предостерегающе сжал моё плечо. — Не смей расстраивать маму. В комнату. Сейчас же. Я схватила его за кисть, и вывернулась из хищного захвата, надеясь скрутить ему руку. Джейкоб тут же показал свои впечатляющие рефлексы, второй рукой резко дёрнув меня за волосы. Короткая вспышка раздражительной боли заставила меня зашипеть. Брат подхватил меня за талию и перекинул через своё плечо. Я ударила его коленом в твёрдую грудь, и он содрогнулся, но так и не выпустил меня, продолжая подниматься по лестнице на второй этаж. — Сказал же, иди в комнату. Но твой невыносимый характер меня просто с ума сведёт. Я сжала кулаки, болтаясь на его плече. — Ненавижу тебя. И всегда буду ненавидеть! До конца жизни буду ненавидеть! — Отлично. Спокойной ночи. Джейкоб уронил меня на кровать, прямо на мягкое пушистое одеяло. Я устало дунула на растрёпанную прядку своих волос. — Ты ужасный человек. Он нахмурился. — Давно пора ко мне привыкнуть. — Я очень скучаю по тому Джейкобу, который любил обнимашки. — со слезами на глазах пробормотала я. Брат тут же напрягся и сел на самый краешек кровати. — Эй, Ханна… Его рука легла на моё плечо, которое тряслось от рыданий. Джейкоб моментально смягчился, нежно поглаживая меня по волосам. Я тут же поймала этот момент, чтобы ударить его по боку, локтем задев рёбра. Резкий и внезапный удар заставил Джейкоба согнуться, и я тут же взлетела с места, чтобы быстро метнуться к двери, подобно испуганной лани. Захлопнув её, я снаружи щёлкнула замок, повернув его два раза. Брат грязно выругался, с небывалой яростью пиная дверь. Раздался жалобный треск дерева. — Ханна, открой! Я вышибу эту гребаную дверь! Даже зная, что он меня не видит, я по-детски высунула язык и спустилась вниз по лестнице, торопливо метаясь между комнатами. Наверху всё ещё раздавались глухие пинки и проклятия. Дверь стойко держалась на петлях. Отлично! Проворно захватив сумочку по дороге, я выбежала на крыльцо. Задела бедром фонтан и быстро метнулась за ворота. После набранного четырёхзначного кода, ворота издали низкое гудение, а затем, словно занавески в театре, раздвинулись в противоположные стороны. Я мигом растворилась в ночной тьме, убегая из дома под лай собак и визг тормозов. Престижный район был плох тем, что здесь не поймать такси, просто застыв у обочины дороги. Мне пришлось пешком миновать пару кварталов, чтобы выйти на Вест-Сайд-Хайвей. Воздуха не хватало, грудь волнующе вздымалась, а в боку кололо от слишком быстрого бега. Но едва я достигла главной дороги, как тут же разразилась весёлым хохотом. Получилось! Здесь никто не станет меня ограничивать! Никакого водителя, никакого контроля! Папы здесь нет, Джейкоба тоже. Толпа людей, точно так же как и в час пик, сновала по улице. Отовсюду раздавались оживлённые голоса, ругань, смех, свежие сплетни. Я словно попала в эпицентр этого мира. Мимо меня пронеслись две хихикающие девушки, парень с сигаретой меж зубов, который окинул меня заинтересованным взглядом, женщина в шубе, говорящая по телефону. И никто из них не знал, что я Ханна Эванс! Никто! Я вновь беззаботно засмеялась, поднимая глаза к небоскрёбам и светящимся билбордам. Рекламы и клипы американских поп-звёзд почти галопом проносились по огромным экранам. — Такси, детка? — раздался громкий призывной свист. Я обернулась в сторону источника звука. Мужчина, прислонившийся спиной к жёлтой машине, поспешно засунул телефон в свой карман. Сплюнул на тротуар и повторил свой вопрос: — Такси? — О да! — блестя глазами ответила я, почти дрожа от предвкушения. Эта ночь будет только моей. Мужчина любезно открыл мне дверь, и я плюхнулась на заднее сиденье. Холодная кожа приятно щекотала голые ноги. Сердце колотилось словно обезумевшее, а пальцы едва заметно дрожали. — Куда тебе, детка? Водитель вопросительно взглянул в зеркало. Я вплотную прижалась носом к оконному стеклу. Кусая губу, прошептала: — «Арена Докери», будьте любезны. Мужчина засмеялся. — Любые капризы за твои деньги, красотка. И машина с противным визгом шин рванулась с места. Ночные огни замельтешили перед глазами, сливаясь в единый хаотичный танец. «Арена Докери» представляла собой клуб, разделённый на несколько отделов. Первый — огромный танцпол с неоново-голубым излучением. Второй — бильярдный зал, окутанный никотиновым туманом. И третий — почти пустой зал, с огромным рингом посередине. Железный стол для ставок, во главе которого важно сидел букмекер. Впрочем, ринг был далеко не таким, в каком обычно дерутся боксёры и бойцы. Это была самая настоящая боевая клетка со стальными прутьями. Как только раздавался сигнальный свист, двери тут же закрывались на толстую ржавую цепь. И открывались они только тогда, когда становилось известно имя победителя. Заплатив за вход охраннику, я тут же победно ворвалась в клуб. Ещё пара мужчин проверила мои карманы и сумку от наличия оружия, острых предметов, кислоты и «заветного порошка». Как только они убедились в том, что я «чиста», и мне уже есть восемнадцать, мужчины расцвели в приветливой улыбке. В Соединённых штатах совершеннолетними считались те, кому уже исполнилось восемнадцать, однако алкоголь продавался только тем, кто достиг 21-летия. Но этот клуб пренебрегал несколькими правилами, в том числе и этим, добродушно позволяя всем напиться в хлам. Я стянула с себя тёплый кардиган и оставила его у барной стойки, оголив свои плечи и шею. Глубокий вырез на спине и ещё два выреза по бокам. Самый подходящий наряд для такого места. Не будь онлайн магазина, подобные платья мне бы лишь снились. Если бы папа меня сейчас увидел — то точно вышел бы из себя. Но здесь его нет, и в ближайшее время точно не будет. Сегодня я забудусь. Пританцовывая под тяжёлый бит, я миновала танцпол, кое-как проталкиваясь между людьми, извивающимися в танце. Бильярдный зал тоже остался позади. Стуча каблуками, я прошла по узкому коридору, ведущий в самый последний отдел. Пункт моего назначения. Дыхание словно перехватило, когда я вошла в огромное и холодное помещение, освещаемое тремя рядами мини-бра. Сотни запахов, самых разных, мерзких ударили мне в нос. Алкоголь и кровь я почувствовала сразу же. А кислое и тяжёлое зловоние было мне незнакомо. Я прижала ладонь ко рту, чтобы подавить приступ рвоты, подступающей к самому горлу. Боевая клетка сияла при тусклом свете, маня и в то же время отталкивая. Она словно вопила о пощаде, насилии и плотском желании. Ревущая толпа столпилась у высокого стола букмекера, лихорадочно записывающего суммы, которые скоро проиграют или же выиграют посетители. Ритм бешеной музыки с танцпола добирался и до этого отдела, но возбуждённые крики посетителей гасили все клубные звуки. Адская дыра, со своими дьяволами. Всё, как я и люблю. Кровавую Мэри, пожалуйста. Моя кожа покрылась мурашками от холода, стоявшего здесь. Но когда я смешалась с дикой толпой, то озноб уступил место потливости. Атласное платье сиреневого цвета прилипло к моему телу, обрисовывая контур грудей и бёдер. Затвердевшие соски выпирали через тонкий атлас. Я заправила вьющиеся прядки волос за уши, настойчиво пробираясь к клетке. Стоящие внутри неё по пояс раздетые мужчины вызвали у меня лишь разочарование. Здесь не было того, кого я так искала. Поймав за руку бегущую около клетки женщину в чёрном фартуке, я наклонилась к ней и прокричала: — А где остальные бойцы?! Женщина тут же шустро кивнула в сторону бильярдного зала. Пытаясь перекричать шум, заорала в моё ухо: — Элиот, Луи и Дэнни там! А Джейсон и Марк — в раздевалке! Луи... Я радостно поблагодарила женщину и вновь выбежала в узкий коридор, нетерпеливо расталкивая людей. А оттуда попала и в бильярдный зал. Стоявшая там вонь была ещё хуже зловоний третьего отдела. К запаху курений прибавился смрад немытых тел. Букет из таких тяжёлых ароматов даже вызвал головокружение. Четыре ряда бильярдных столов. Четверо мужчин вокруг первого, двое вокруг второго. Оставшиеся две были пусты. Я тут же пробежалась глазами по лицам мужчин, стоявших у первого стола. Третий оказался тем, кто был мне нужен. Блондин с бритыми висками наклонился, натирая мелом наконечник своего кия. При виде него у меня тут же пересохло в горле и закололо в сердце. Он совсем не был привлекательным, чтобы я могла с упоением любоваться им. Слишком суровое лицо с множеством острых и угрюмых углов. Тёмные глаза, зрачки которых почти болотного цвета. Если судить его по общепринятым меркам красоты — Луи тянул на десятое место. Но когда это я судила точно так же, как и все, уподобляясь неизвестно кем установленным правилам общества? Я высоко вскинула голову, направляясь к мужчине. Благодаря откровенному наряду, мужчины не встречали меня с насмешливыми взглядами а-ля: «Что же эта невинная овечка здесь забыла?». Здесь я являлась желанной гостьей, приятным дополнением к извращённой и богатой картине. Луи держал свой кий расслабленно, его тело находилось на одной линии с битком. Я заметила, что он взял кий в левую руку, точнее в доминантную. Левша. Он расставил ноги на несколько дюймов, удобнее поместил кий между фалангами указательного и среднего пальца, и ударил им по белому шарику, разбив ровную пирамидку. Затем выпрямился, провожая взглядом два шарика, послушно скатившиеся в лунку. Я подала уверенный голос: — Неплохо. Его глаза поймали мои, и взгляд, который он бросил на меня, вдруг наполнил меня волной ужаса и тревоги. Именно это мне и понравилось в нём ещё год назад, когда я глядела на его бой, приоткрыв рот от изумления. Когда Луи победил всех своих соперников, действуя так, как и учил его мой папа. Стратегично, ловко, безжалостно. В его движениях не было места нерешительности и секундной задержке. Каждое действие было обдуманным, точным, но беспощадным. Он источал собой грубую сексуальность и несдержанность, сломавшие все рамки, которые давно выстроило для меня моё святое воспитание. Ещё тогда во мне появилось нелепое и до боли жгучее желание стать к нему ближе, заглянуть за эту хладнокровную броню, провести ногтями по этим широким плечам. Но сейчас… На минуту я засомневалась в собственном решении. Луи не знает, что я – дочь его прежнего тренера. Не знает, что мой отец убьёт любого, кто посмеет меня коснуться. Никто не помешает Луи причинить мне боль. Никто, кроме меня самой. Он склонил голову набок. — Ты одна из девочек Хью? Я едва не вздрогнула от пугающей жестокости в его голосе. Мне с трудом удалось разлепить пересохшие губы, чтобы с вызовом в голосе спросить: — Считаешь, что я местная шлюха? Луи кривовато ухмыльнулся в ответ. Пренебрежительно оглядел меня с головы до ног, остановившись на моей груди. Подушечкой большого пальца он поглаживал наконечник кия, пачкая кожу мелом. Круговыми движениями, плавными и медленными, ясно намекая мне о том, чего сейчас желает. — Сколько ты хочешь? — Прошу прощения? — Чтобы я трахнул тебя. Сколько возьмёшь за своё тело? Шок на секунду оглушил меня. Несмотря на то, что я была далеко не монашкой в подобных вещах и знала уже немало, ни один парень не смел разговаривать со мной в подобном тоне. Моя невинность была тем, что во мне так лелеяли с самого рождения. Мама часто повторяла, что вступать в половую связь нужно с тем, кого я посчитаю достойным. До этого дня такие ещё не находились. А сейчас передо мной стоял тот, кто меньше всех был достоин чести стать моим первым. Но я была без ума от него. Мечтала о нём всё это время. Касалась себя, представляя, что это он меня трогает. Что это он лежит рядом со мной в темноте, гладя моё тело своими горячими руками. Главный герой моих фантазий и снов. Моя одержимость. — У тебя не хватит денег. — ответила я, смерив его холодным взглядом. Но и его взгляд не принёс мне утешения. — Луи, твой черёд. — произнёс темнокожий мужчина, выпрямляясь. Объект моего внимания отвлёкся от меня так же легко, как и от попрошайки, которых хватает на Визи-стрит. Он сделал быстрый и рассчитанный удар кием. Но больше не обратил на меня внимания. Оскорблённая этим равнодушием, я стиснула зубы. Мне хотелось надеяться, что это напускное безразличие, но Луи ничем не выдавал своего интереса. Я приподняла голову, пытаясь казаться выше, чтобы поймать его взгляд. На мне были каблуки, но я всё равно доходила ему лишь до подбородка. Без босоножек совсем бы уткнулась лицом в его грудь. — Знаешь, почему я здесь? Мужчина повернул ко мне голову, словно только сейчас вспомнив обо мне. — Хочешь денег и секса. Я готов удовлетворить оба твоих желания, но ты строишь из себя недотрогу. — его губы дрогнули. — Интересно, почему. — Мне не нужны деньги. — А в этом клубе слишком хорошо пахнет. — мрачно усмехнулся он, словно демонстрируя степень невозможности моих слов. — Что же тебе тогда нужно? Я высоко держала голову, не сбавляя тон. — Ты. Стоящие рядом мужчины тут же громко засмеялись, услышав мои слова. Луи только ухмыльнулся, открыто издеваясь надо мной. — Я бы предпочёл меньше пафоса и гордости в голоске, который хочет моего члена. Меня пробрала унизительная дрожь. — Ты не помнишь меня? На этот раз он уже рассмеялся, но его челюсти напряглись. — Не отнимай у меня время, кокетка. Недоступность не всегда привлекательна. — Но ты не любишь лёгкие жертвы, верно? Тебе хочется добиваться желаемого. Кровью и потом. Точно так же, будучи подростком, даже в зимний холод ты ночевал на полу в тренажёрных залах, чтобы быстрее освоить навыки борьбы. Мы очень похожи, Луи Мэлоун. Оба не любим проигрывать. И оба рано или поздно получаем то, чего хотим. Выражение лица Луи резко изменилось. Маска слетела с его лица напрочь, обнажив истинную сущность. Жестокость. Он схватил меня за кисть, порывисто дёрнув к себе. Тёмно-зелёные глаза опасно сузились. На нас тут же с любопытством уставились все мужчины в зале, и Луи это заметил. Сжав мою руку, он потащил меня за собой в тёмный коридор. Почти толкнул меня, и я со стуком ударилась затылком о стену. Луи сделал шаг ближе. — Откуда столько информации? — его голос был низким и требовательным, но больше пугал именно взгляд, которым он держал меня в плену. Я дёрнулась, пытаясь вырваться, но он просунул колено между моих ног, касаясь прохладной тканью брюк моих бёдер. — Отвечай. — У меня есть одно условие. — мои глаза вспыхнули от злости. Он смерил меня долгим взглядом. Пальцы его левой руки погрузились в мои волосы, с силой оттягивая их назад, причинив несказанную острую боль, которая заставила меня почти застонать. — Не думаю, что у тебя есть выбор, аггел*. — Не смей называть меня так! — прошипела я, толкая его в грудь. Он не сдвинулся с места. — Ты не ответила на вопрос. — Сначала убери свои руки! Луи придвинулся ещё на один дюйм, сближая наши тела, не оставив мне места даже для вздоха. Его правая рука обвила мои узкие бёдра, левая продолжала больно оттягивать мои волосы назад. Он низко прорычал в моё горло, послав волну мурашек по коже: — Отвечай. Откуда ты это знаешь? Я медленно таяла в его объятиях, наконец-то получая то, чего так смертельно жаждала. Это тело… Этот запах... Этот человек… И его жаркое дыхание, пахнущее лаймом с лёгкой кислинкой. Луи словно удивился моей податливости, когда я добровольно заскользила пальцами по его плечам, обтянутым белой хрустящей рубашкой. Даже зажившие раны оставляют свои рубцы. Моя тоска по нему вдруг обнажилась и предстала во всей своей красе. — Я многое о тебе знаю… — Откуда? — угрожающе прохрипел он, усилив хватку на моих волосах. Боль стрельнула меня по голове. Я выгнулась, пытаясь ослабить этот дискомфорт, но по-прежнему мягко касаясь его шеи и татуированных лопаток. Луи так и не получил ответ на свой вопрос, и теперь сомкнул правую ладонь на моём горле, заставляя меня поднять голову. Кончик его носа впился в мою щеку, но страстью и не пахло. Присутствовали лишь злоба и недоумение. — Я так давно тебя хочу… — тихо прошептала я, играя с светлыми волосами на его затылке. Его глаза настойчиво прожигали моё лицо. — Дьявол тебя возьми, мы встречались раньше? — Несколько раз… Ты видел меня, когда мне было всего год. Когда мне было пять. И когда мне было шестнадцать, но, оказывается, ты уже не помнишь этого. Мой папа уже не твой тренер, и он не имеет привычки знакомить меня со своими учениками. Я всегда жила под его надёжным и сильным крылом, защищённая от всего плохого. А ты… Ты давно стал одиночкой, четыре года назад отказавшись выступать на международных соревнованиях. Ты выбрал извращённый путь. Путь кровавого исполнителя и садиста. Арчер Эванс пытался вбить тебе в голову, что это не самый правильный путь. Но ты его не послушался. Поддался сладкому соблазну. Снаружи блеск, а внутри грязь. Вот какой ты. Луи изучал моё лицо ещё пару минут, пытаясь понять мои помыслы. А они были вот какими: Я адски нуждаюсь в свободе. Но, признаться, в тебе нуждаюсь ещё больше.