Не теряй меня

Мир, где нет красок, кроме чёрной и белой; мир, где люди не выносят общения друг с другом; мир, в котором получить искреннюю эмоцию от человека практически невозможно — мир Марии Третьяковой.

___

Яркие сентябрьские солнечные лучи проскальзывали в комнату сквозь шторы, стараясь найти живой объект, за который можно зацепиться. В комнате немного душно, спасает только открытая форточка — лето уходить, видимо, не собирается, на дворе 1 сентября, а жара, будто середина июля. Громкий гул, создаваемый проходящими мимо детьми, вынудил юную, светловолосую девочку, сморщив аккуратненький, чуть вздёрнутый носик, открыть глаза. Была бы её воля, она бы спала ещё очень и очень долго. Сегодня у всех праздник знаний, а для неё очередной день бессмысленного существования. Резким движением задёрнув шторы, девочка отправилась в ванную на водные процедуры, ведь прекрасно понимала, что теперь, если она останется дома сегодня, её загрызёт совесть. Мария стояла в душе и наслаждалась холодными струями воды, которые скатывались с идеальных изгибов тела юной особы, как бы смывая всю ту грязь, накопившуюся за ночь. Прекращать это действо совершенно не хотелось, но лишнее время по утрам — несбыточная роскошь, поэтому, завернувшись в махровое полотенце, Маша вышла из ванной комнаты, направляясь в свою, но её резко остановил голос, доносящийся с кухни: — Маша, молю, скажи, что ты уже готова! — из-за угла дверного проёма показалась мама Марии, Татьяна. Она была одета официально: чёрный пиджак, чёрная юбка, чёрные каблуки и разбавляющая этот мрак белая рубашка — женщина уже готова отправляться на работу. — Маша, ну что же такое? Почему ты ещё не готова? — Доброе утро, мам! — Маша спокойно подошла к обеспокоенной матери и чмокнула её в щёку. — Ты правильно заметила, что я ещё не готова, а всё потому что твоя дочь — безответственный человек, который нагло собирался пропустить первое сентября в новой школе. — совершенно непоколебимо сказала девочка. Однако, с её уст Татьяне всё-таки удалось сорвать чуть проявившуюся, буквально на секунду, ухмылку. Ироничную, но ни в коем случае не злорадную. — Ой, дурёха ты моя… — женщина рассмеялась, прижимая к груди дочь и с нежностью поглаживая её по ещё не просохшей спине. — Мне уже пора ехать, доберёшься сама? — Конечно, не переживай. Мы же ездили с тобой туда. Я знаю, где находится эта школа, а этого вполне достаточно. — успокоила девочка маму, не желая излишних переживаний с её стороны, но не пошутить по этому поводу Маша не могла, поэтому в своей манере добавила: — Но, если вдруг мне приспичит прокатиться с каким-нибудь молодым человеком, который пригласит меня на чёрном, затонированном джипе доехать до леса, я тебе позвоню. — Ох, Машка… — тёплые губы матери коснулись родной макушки. — Я так тебя люблю. — Я знаю, мам. Я тоже тебя люблю. — девочка на пару мгновений сильнее прижалась к дорогому человеку, но отстранившись с некой грустью констатировала очевидный факт: — Мам, ты опаздываешь. Татьяна взглянула на наручные часы, затем на настенные часы, а после с застывшим ужасом в глазах взглянула на дочь. Буквально прыжком женщина оказалась в коридоре, заталкивая в сумку всё самое необходимое: ключи от машины, телефон, контейнер с обедом и, конечно, небольшое собрание сочинений одного из любимых авторов, чтобы перечитать уже, наверное, в сотый раз. Пару секунд, и Маша слышит прощальную фразу мамы, пятки которой уже мелькают и скрываются за дверным проёмом: — Будь умницей, малышка! Удачи! Мария закрыла дверь, после чего отправилась собираться, чтобы всё-таки не опоздать. Наряд, который был подобран задолго до первого сентября, совершенно не соответствовал настроению девочки, поэтому решение пойти в чём-то более комфортном не заставило себя долго ждать и пришло молниеносно, ведь блузка, которую Маша с мамой и папой выбирала в начале лета, сейчас казалась ей слишком детской, а также оказалась на 2 размера больше, чем нужно. Девочка за лето очень сильно похудела, да и вообще, очень сильно изменилась во внешности. 20 минут работы над собой, и перед зеркалом стояла умопомрачительной красоты юная девушка. С чувством вкуса подобранный лук: чёрное платье из лёгкой ткани с белым воротником, чёрные туфли на небольшом каблуке и небольшая чёрная сумка от Сhanel– подарок отца. Белокурые локоны, завитые в кудри, ненавязчиво спадали на лицо и плечи, подчёркивая аккуратные, ангельские черты лица, янтарно-зелёные глаза и чуть подрумяненные щёчки. Не желая пускать на ветер все свои старания, оставив весь свой шик в метро посреди толпы, Маша вызвала такси, чтобы доехать до своей новой школы. Схватив со стола коробку конфет для нового директора, Маша бегом вышла из квартиры, попутно закрывая её на ключ, т.к. таксист подъехал намного быстрее, чем ожидалось. По телу блондинки стройными рядами бегали мурашки из-за того, что новый коллектив, новая школа и вся эта новизна, в целом, для девочки страшнее любого ядерного оружия. Вливаться в новый, уже состоявшийся коллектив сложно, а с условием, что у тебя специфичный характер, так вообще, практически невозможно. Всю дорогу Маша разглядывала живописные картинки в окне. Мелькающие изображения, сменяя друг друга, зачаровали девочку так, что она совсем не заметила, что уже прибыла в указанное водителю место. Третьякова довольно быстро пришла в себя и, довольно быстро распрощавшись с таксистом и оплатив проезд, оставив хорошую сумму на чаевые, выпорхнула из авто. Еле перебирая ногами, девочка дошла до ворот школы, у которой оживленно бегали первоклассники, явно неосознающие, что этот день может быть, чем угодно, но точно не поводом для радости. По периметру школы, построенной буквой «о» стояли все учителя, родителя и ученики, начиная с первых, заканчивая одиннадцатыми классами. Лица одних освещала улыбка, а других излучало искреннее нежелание здесь находиться. Мария понимала, что где-то в этой толпе должен быть её новый класс. В её голову поступила мысль, что раз одно из самых нелюбимых явлений Третьяковой — оживлённая толпа, то именно там, в самом эпицентре, будет стоять её новый класс. И что бы вы думали? Она не ошиблась. Что-что, а интуиция и умение хорошо соображать у девочки были с самого детства. Преодолев барьер из вечно бегущих людей, Третьякова всё же сумела подобраться к мальчику, держащему высоко над головой табличку с надписью «10 а». Завести диалог стало необходимостью, когда высокий юноша во всю стал разглядывать Машу, ничуть не стесняясь окружающих. — Эм… Здравствуй. — тихо проговорила Маша, стараясь выдавить из себя максимально естественную улыбку. — Меня зовут Маша, и я ваша новая одноклассница, судя по всему. — Здравствуй, Мария! — неожиданно для девочки очень вежливо ответил юноша. — Прости, что так засмотрелся на тебя, забыв про твоё личное пространство, я не хотел тебя отпугнуть. Просто, ты слишком красивая… — комплимент и извинения парнишки явно спасли ситуацию, и Маша теперь была чуть более открыта к диалогу. — Итак, меня зовут Саша. Александр Мурочкин, если интересно. Я староста 10 «А» класса и твой будущий одноклассник. — парень искренне посмеялся, а Третьякова, на удивление, почувствовав себя довольно спокойно рядом с молодым человеком, позволила себе тоже выпустить небольшой смешок. — А куда нам сейчас идти? Встреча же, вроде, через 10 минут в каком-то из классов… — дабы не ошибиться, девочка, смахнув свои белокурые волосы с лица плавным жестом, посмотрела на часы и, убедившись, что во времени она всё ещё ориентируется, подняла глаза на новоиспечённого одноклассника в ожидании ответа. — Так точно! Мне Евгений Владимирович, наш директор, если что, — учтиво подметил Саша. — сказал, чтобы я провёл тебе небольшую экскурсию по школе и привёл тебя к нему. Он хочет лично посмотреть на «новенькую девочку, которой приёмная комиссия была готова аплодировать стоя» — спародировал паренёк своего директора. Около 15 минут понадобилось Саше, чтобы рассказать и показать главные места в школе: столовую, комнату отдыха, лавочку влюблённых, на которой, по рассказам Мурочкина, как минимум, 10 пар каждую перемену сидят в обнимку, кабинет директора, уборные, актовый зал, спортзал и, наконец, библиотеку. Всё время экскурсии они разговаривали о школе, о предметах, об учителях и, вообще, обо всём. Паренёк, которого Мария изначально восприняла, как очередного самовлюблённого, не блещущего интеллектом парня, оказался очень начитанным, воспитанным юношей с превосходным, стоит отметить, чувством юмора и самоиронии. — Так, а теперь тебе сюда. Смотри, это кабинет директора, а прямо напротив, вон там, наш класс, где мы будем учиться в этом году. Номер кабинета — 401, имя директора — Евгений Владимирович. Если нужна помощь, зови. — Саша, как и Маша, оказался знатным шутником, поэтому посчитал своим долгом добавить. — Хотя я не думаю, что он на тебя накинется в первый же день, он сделает это на второй день. Но, если что, то я всегда ношу с собой святую воду! Мурочкин получил лёгкий толчок локтем за такие шуточки, хоть ему и удалось рассмешить царевну-несмеяну, которая сегодня была готова к полнейшему провалу, несмотря на то что всё складывалось нереально гладко. Получив одобрительный кивок, Александр удалился в класс, где, судя по всему, уже собрались все ученики. Третьякова, набрав, как можно больше воздуха в лёгкие, размеренным шагом подошла к двери в кабинет директора, легонько постучала и, получив утвердительно-требующее «Войдите!», вошла. Кабинет оказался очень просторным и светлым. Солнце пробивалось во все окна, а белые стены усугубляли ситуацию, заставляя блондинку инстинктивно сморщиться. Мебели в кабинете было немного, по крайней мере, для такой площади. Деревянный стол в комплекте с парой такого же дизайна стульев, письменный стол, но уже из чёрного лакированного дерева, кожаное кресло и огромный шкаф со стеклянными дверцами, полностью забитый книгами, буквально донельзя. — Машенька! Проходи, садись. — добрый на вид мужчина, почти два метра ростом, которого Мария пропустила мимо глаз, рассматривая интерьер, встал, указывая девочке на стул, расположенный так, чтобы они смотрели друг на друга. — Здравствуйте. Спасибо. — робкость Третьяковой, на удивление, не была свойственна. Это ангельское личико таило внутри тех ещё демонят, периодически вырывавшихся наружу, но во многом Марии это помогало, ничуть не мешало, и не смущало. — Меня зовут Баев Евгений Владимирович. Я являюсь директором этой школы уже более 20 лет. Я тебя надолго не задержу, не переживай. Я хотел тебе кое-что быстро сказать, а после ты побежишь в класс. Хорошо? — директор школы явно умел общаться с детьми и очень их любил, однако у светловолосой девчонки он не вызывал и малейшей симпатии, скорее наоборот, он, почему-то, её пугал, но это лишь её дурацкие накручивания. Третьякова кивнула головой, давая понять директору, что готова слушать его дальше, а мужчина, быстро уловив мимолётное движение, продолжил: — Ты пришла к нам после 9 класса, и, по словам твоей мамы, на то были очень веские обстоятельства. Я не буду лезть в душу и спрашивать, что случилось, но просто знай, что в нашей школе ты можешь подойти ко мне с любой проблемой. С любой, слышишь? Если нужна помощь с учёбой, если нужна поддержка, если проблемы с одноклассниками или учителями, двери моего кабинета всегда открыты. Баев говорил искренне, но что-то всё же не давало Маше расслабиться. Может быть, тот факт, что она сидит перед директором, когда, по-хорошему, должна знакомиться с классом, а, может, что-то совершенно иное. — Далее. — продолжал монолог Евгений Владимирович. — Ты появилась у нас довольно ярко. На вступительных экзаменах ты проявила невероятные познания во многих областях и предметах, покорив тем самым жюри. Однако, — пронзительный взгляд серых глаз директора остановился на янтарно-зелёных глазах Маши, — твой аттестат, Машенька, говорит о том, что ты не очень хорошо учишься. Я считаю, что у тебя есть все задатки для того, чтобы стать золотой медалисткой. Я могу тебе в этом помочь. Сначала только скажи, что у тебя не ладится с учёбой? — С учёбой у меня всё ладится, а вот учителя у меня были последние сволочи. — довольно грубо высказалась Третьякова, совершенно позабыв, что разговаривает с директором. — Понятно. — совершенно никак не отреагировав, сказал Баев. — Не переживай. В нашей школе учителя — адекватные люди. Они тоже всегда могут тебе помочь. Только учительница химии, Лаура Альбертовна Лукина, может показаться тебе последней дрянью, но и к ней ты привыкнешь. Ладно, не смею тебя больше задерживать. Всё, что я хотел тебе сказать, я сказал, так что можешь идти. Немного ошеломленная подобным поведением директора Третьякова поднялась со стула и направилась к выходу. В её прошлой школе мало того, что директор никогда бы не позволил себе такие высказывания при ученике, так ещё и наорал бы за изречения в адрес учителей, а тут… Подходя к двери, Третьякова уже хотела попрощаться, но ей в след Баев кинул контрольную фразу, которая вновь поразила её: — Кстати, Маша, у тебя очень красивое платье, и, вообще, ты сегодня прекрасно выглядишь. Так держать. — До свидания. — выходя из кабинета, уже спиной бросила Маша. Радости, что ей хоть здесь повезло с директором не было предела, но ощущение, что расслабляться так рано ни в коем случае нельзя, всё равно никак не покидало девочку. Коридор Маша преодолела довольно быстро, и теперь она стояла возле двери в свой новый класс. Шум доносящихся голосов, судя по тому, что обсуждалось, свидетельствовал о том, что преподавателя в классе ещё нет. Девочка, стоя у двери, накручивая светлые волосы на палец, на секунду задумалась, что ей всё это вовсе не нужно. Это будет слишком сложно для неё. Однако, вспомнив мольбу матери о том, чтобы её дочка училась, как все нормальные дети, в школе и, хотя бы постаралась не замыкаться в себе, Маша собрала все силы в кулак и, сделав глубокий вдох, вошла в класс. Третьяков зашла в класс, в котором тишина повисла гробовая с момента, когда только начала открываться дверь. Под молчаливые взгляды, нацеленные прямо на неё, девочка прошла за парту к единственному человеку, с которым была, пусть и недолго, но знакома. Саша любезно согласился быть её соседом по парте. Место рядом с ним всегда пустовало, ведь таких же как он, самоубийц, что готовы сидеть прямо перед лицом учителя, на первой парте, в особенности на химии, не было. Только стоило Маше сесть на стул, как всех людей вокруг, будто сняли с паузы, и все накинулись на новенькую одноклассницу. Третьякова оценила такой порыв со стороны класса, однако она всё равно не могла сказать, что такое излишние внимание пришлось ей по душе. Немного времени она поболтала с новыми одноклассниками, рассказала о себе, ответила на вопросы и даже узнала пару новых имён, а после вернулась к единственному за всё это время заинтересовавшему её собеседнику, к Саше. — У вас… Ой, т.е. у нас такой директор… Я и не знала… — Ох, вижу тебя заинтересовал Евгений Владимирович. — с неподдельной заинтересованностью начал Мурочкин. — Он так-то классный мужик. Во всём нам помогает, все проблемы решает. Просто сказка! Но почему-то он у всех подозрения вызывает. Ну, не может он быть полностью чист на руку… — Я думала, что я одна такая чокнутая напридумывала себе тут. Ладно, главное, чтобы не привязывался, а дальше по барабану. Гул в классе нарастал и нарастал. Классного руководителя не было, хотя от должного классного часа прошло уже 30 минут. Все занимались своими делами. Кто-то залипал в телефоне, играя в игрушки или же отвечая на очередное сообщение в мессенджере, кто-кто безустанно болтал обо всём на свете, кто-то на задних партах устроил турнир по игре в дурака, где проигравший должен был получить по пять пинков под зад от каждого из участников, а кто-то, в лице Марии Третьяковой, сидел, покачиваясь на стуле и просто наблюдая за всем происходящим вокруг. — Кстати, — невероятно не вовремя вдруг решила спросить Третьякова, всё также покачиваясь на стуле и обращаясь к Саше Мурочкину- кто такая… — класс резко затих, и Маша договаривала уже в полнейшей тишине, — Лаура Альбертовна Лукина… — до белокурой девчонки дошло, что она сказала это в полнейшей тишине, несмотря на то что гул, вообще, не утихал до этого. — Не качайся на стуле. — с холодом и безразличием, но достаточно резко сказала женщина, появившаяся в дверном проёме столь неожиданно. Третьякова поняла, что адресовано замечание именно ей, но делать этого не прекратила, а лишь повернула голову, чтобы посмотреть, кто же ей указывает. В дверях стояла женщина, которая точно была выше Маши. Она была одета очень просто, но со вкусом: чёрный костюм, белая рубашка и туфли с небольшим каблуком, в руках гора книжек, бумажек и учебников, а строгие черты лица подчёркивают очки в чёрной и тонкой оправе. — Ты слышишь, что я говорю или нет? Сядь нормально. Женщина не кричала, но от её взгляда у Маши пошли мурашки, хотя раньше такого никогда не было. С недовольством, пересилив себя, девочка опустила все ножки стула на пол и села нормально. То, что сразу бросилось в глаза Третьяковой после совершённого ею действия — это еле заметная ухмылка женщины в дверях. Видимо, она была уверена, что подчинила маленькую девчонку, хотя совершенно не понимала с кем связалась. — Раз уж тебе так интересно, Третьякова, — сказала женщина, проходя от дверей к учительскому столу. Подойдя к назначенному месту и вальяжно бросив книги, женщина присела на стол, скрестив руки на груди, а ноги закинув одну на другую, — Лаура Альбертовна Лукина — это я. — спокойно и невозмутимо, без всяких эмоций сказала Лукина. — И твоё знакомство со мной явно не задалось. — отметила всё также непоколебимо учительница. Женщина села за стол и уткнулась в бумажку, пытаясь найти там, исходя из её бурчания, какую-то важную и необходимую пометку. Видимо, все знали, что это надолго, т.к. многие разворачивались и почти беззвучно переговаривались. Саша Мурочкин бесстрашно наклонился к своей новой соседке по парте и произнёс для неё последний приговор. — Лаура Альбертовна Лукина — наша классная руководительница. — Ну, точно… Я же знала, что не может быть всё так гладко… — не сдержавшись сказала вслух Третьякова, о чём пожалела через мгновение, поймав на себе убийственно холодный и пустой взгляд преподавательницы, которая сидела прямо перед ними и явно всё слышала.