***
— Итан? Ну же, очнись. Мне вызывать скорую? Чувствую, как его рука поглаживает мою щёку, но он больше не обнимает меня. Оставаться в горизонтальном положении — это лучшее и единственное, что я сейчас могу себе позволить. Но и в горизонтальном положении боль меньше не становится. Может, если я дам ему понять, что в сознании, смогу получить что-то болеутоляющее. Он похож на тех ребят, у кого в квартире всегда найдутся обезболивающие. Или что-нибудь потяжелее. Мы ведь у него? Куда он вообще меня приволок?.. Открываю глаза. Он прямо передо мной, совсем близко, лицо всего в нескольких дюймах от моего. Сглатываю, и язык сам собой скользит по губам, смачивая их. Надеюсь, я не выгляжу настолько изголодавшимся по нему, как на деле себя чувствую. Боль, Итан, сконцентрируйтесь на боли. — Ох, блять… Он улыбается мне. — Проснись и пой. Отлично. А теперь, скажи-ка мне, если я всё же отвезу тебя в больницу, они обнаружат, что им есть за что тебя арестовать? Довольно тактично с его стороны спросить о таком, хотя и заставляет задуматься, с кем он обычно тусуется, раз у него вообще возникла необходимость задать этот вопрос. — Н-не н-надо в больницу, — по звучанию похоже на кашель или бульканье. Ну не должно же быть так сложно разговаривать! Он смотрит на меня задумчиво. — А стоило бы. У тебя может быть внутреннее кровотечение или ещё что похуже. Вероятно, сотрясение мозга. В ответ могу только помотать головой. Не думаю, что в данный момент представляю для полиции какой-то интерес, но мне бы очень хотелось остаться здесь. Здесь тепло, сухо и мягко… и он. Он тоже здесь. О господи, у меня точно сотрясение мозга. Я ж даже имени его не знаю! — Что ж, отлично, — он снова улыбается этой своей опасной ухмылочкой, и меня бросает в дрожь. — Думаю, тогда я сам за тобой присмотрю. Вот, выпей это. О, таблетки, слава тебе, господи. Придерживая меня за голову, он подносит стакан с водой к моим губам, и я глотаю таблетки. Надеюсь, это не наркота какая-нибудь… — Отдыхай. Я скоро вернусь. Нет. Нет-нет-нет. Мне же нужно узнать твоё имя, чтобы знать, о ком видеть сны. Я кашляю, и он оборачивается. — И-имя? — умудряюсь прохрипеть я. О да, Итан, ну просто очаровательно. Он тут же влюбится в тебя! Секунду он колеблется, а потом широко улыбается. — Зови любым, каким захочешь, — подмигнув, он уходит. Вот и всё. Я пропал. Я должен во что бы то ни стало его заполучить. После того, как немного посплю и оклемаюсь.***
После пробуждения ничего особо не изменилось. Я всё так же в его квартире, в его постели. Один. По крайней мере, насколько могу судить, не делая резких движений головой. Что бы он мне там ни дал, эта штука определённо действует. Боль не ушла полностью, но я чувствую, как по телу разливается приятное тепло и невероятная лёгкость, а те места, которые ещё продолжают болеть, кажется, вообще принадлежат не мне, а кому-то другому. Возможно, я даже сесть смогу. Пытаюсь, но тело не хочет слушаться. Проведя рукой по груди, понимаю, что он перебинтовал мне рёбра. А ещё, когда хмурюсь, что-то стягивает кожу на лице. Коснувшись, обнаруживаю швы. Вот так так! А этот новенький гитарист Робби неплохо меня подлатал. Где он, кстати? И, что более важно, могу ли я теперь говорить? Пробую что-то произнести, немного покашливая. До сих пор не понимаю, почему у меня так сильно болит горло. Слова, вроде, выходят довольно разборчиво. Ох. Вот и он, стоит в дверях. Должно быть, услышал меня. Интересно, что я на самом деле сказал?.. — Доброе утро, Итан. — Доброе. Уже… утро? — взгляд у меня при этом сильно замутнён, картинка расплывается, будто бы я вообще ещё не ложился. — Определённо утро. Как себя чувствуешь? — пройдя через всю комнату, он встаёт у изножья кровати… или матраса. Нет, похоже, точно матраса — моя голова оказывается примерно на уровне его голеней. — Как дерьмо, — хриплю я. — Как я выгляжу? Он смеётся и, приблизившись к моей голове, и садится на пол. — Как покойник, которому забыли сказать, что он мёртв. — Замечательно, — пауза перед очередным приступом кашля. — Почему у меня так сильно болит горло? — спрашиваю я, в первую очередь самого себя. На мгновение повисает тишина, серьёзная такая, почти гнетущая тишина, и я просто внимательно смотрю на него. — Ты кричал. Громко. Довольно долго. Возможно, это как-то связано с этим. — Ох… — чувствую, как жар приливает к лицу и отворачиваюсь, надеясь, что хотя бы не покраснею. О, ну отлично. И это вдобавок к тому, что я, оказывается, по ночам ору, как девочка, из-за какой-то мелкой потасовки. Это не было избиением! Я ведь пытался дать сдачи… я пытался. Он тычет меня пальцем в плечо, и я поворачиваюсь обратно, не особо горя желанием видеть его лицо, если он сейчас смеётся. Он серьёзен. — Я подкрался к ним сзади. У меня вряд ли был бы шанс, окажись я на твоём месте. — Спасибо, — это довольно мило, что он соврал, чтобы я почувствовал себя легче, но было б куда лучше, если б ему не пришлось этого делать. Как по мне, он смог бы уделать их из любого положения. Так. Срочно нужно сменить тему. — Ну, я же вроде как не впал в кому или типа того, так что не думаю, что у меня сотрясение. — Похоже на то. Насколько могу судить, у тебя сломано несколько рёбер, но ничего серьёзнее. Ты везунчик. Ага, везунчик. Мне чертовски повезло, что он оказался рядом. — Они и так зверски болят, не хватало ещё чего похуже. — Ну, с этим-то как раз я мог бы что-нибудь сделать. — Ты что, врач или типа того? Я заметил швы… — рука сама тянется снова до них дотронуться, но он ловит её и кладёт мне на грудь. Его ладонь ненадолго задерживается поверх моей. Интересно, чувствует ли он, как участилось моё сердцебиение? — Нет, — уголки его рта приподнимаются в лёгкой улыбке, — не врач, но типа того. — О, ты определённого именно того типа… — бормочу я и только потом понимаю, что с такого расстояния ему точно ничего не помешает это расслышать. Поморщившись, на секунду закрываю глаза, а снова открыв, замечаю, как он смотрит на меня: взгляд медленно, даже лениво скользит по моему телу сверху вниз. Оценивающе. Собственнически. Сглатываю, сам не в силах отвести от него взгляд, когда наши глаза встречаются. — Вот и не забывай об этом, — снова эта полуулыбочка. Он поднимается одним плавным движением, как будто вверх его тянет какая-то невидимая сила, а его мышцы совсем в этом не задействованы. Выглядит почти неестественно, но я снова не могу перестать пялиться. Не могу и не хочу. — Погоди-ка секунду, — он выходит из комнаты и возвращается с дымящейся чашкой и голубой свечой. Он оставляет их обе на столе прямо позади матраса и, подойдя ко мне, садится на корточки. — Ты доверяешь мне, Итан? Доверяю ли я ему? Да я даже имени его не знаю! Хотя… — Да. Конечно. — Уверен? Я бы на твоём месте не стал вот так доверять первому встречному. Ну да ладно, — от этой улыбочки у меня внутри всё тает. — Нравится мне твоя доверчивость. Одно быстрое движение, и вот он уже сидит на мне верхом, крепко сжимая мои бока коленями. Он наклоняется вперёд, чтобы дотянуться до свечи и зажечь её, а потом наваливается на меня всем телом — и всё это прежде, чем я даже успеваю подумать возразить. Не то чтобы я действительно возражаю против такого поворота событий, ну, не в данный момент, по крайней мере. В руке у него чашка. — Выпей. Что бы там в ней ни было, оно горячее. Очень горячее. Горькое и сладкое одновременно, оно обжигает рот. Я выпиваю всё и протягивающую ему чашку. Он накрывает мою руку своей, прижимая её к чашке, и слизывает свисающую с ободка каплю. Как же блядовито он при этом улыбается. Кажется, моя рука только что превратилась в желе… хорошо, что он успел забрать чашку. Он проводит тёплыми пальцами по моей щеке, по шее. Когда он так близко, нужно постоянно напоминать себе о необходимости дышать. Хотя бы через раз. Воздух вокруг кажется тяжёлым, наэлектризованным. Нервно облизываю губы, и это напоминает мне движения его языка по краю чашки. Рука неспешно опускается к груди, поверх наложенных им бинтов, и вскоре к ней присоединяется и другая. На секунду он замирает вот так, а затем в его руке буквально из ниоткуда появляется нож, и он перерезает бинты, прежде чем я даже успеваю испугаться. Он прижимает ладонь к обнажённой коже. Не отрываясь смотрю на его лицо, его глаза полуприкрыты, а пальцы рисуют узоры на моей груди. Ёрзаю под ним, чувствуя, как член начинает твердеть, но он не выглядит так, будто для него это прелюдия. Теперь уже обе его руки лежат на моей груди. Он давит. Всё сильнее и сильнее, и, блять, это пиздец, как больно. — Что за… Ах, господи боже, полегче, Джек, ладно? Больно же! — Тише, Итан. Я помогаю. Его губы беззвучно шевелятся, но давление на грудь не ослабевает. Боль лишь усиливается, и пока что единственное, что мешает мне его оттолкнуть, — это то, что любое, даже самое незначительное движение окажется в разы болезненнее. И вот тогда-то я это чувствую. Странное ощущение. Как… как тёплый ветерок, дующий из его рук прямо внутрь моего тела. Или как вода, просачивающаяся сквозь песок и камни, глубоко-глубоко, до уровня грунтовых вод. Ну, при условии, что этот самый уровень находится где-то в непосредственной близости от моих лёгких. Это ощущается, как вторжение, но не сказал бы, что неприятное. Начинаю чувствовать, как боль потихоньку отступает и как что-то смещается внутри меня. Органы. Уже порываюсь отпихнуть его и сбежать, настолько всё это жутко. На лице его застыло восхищение. Он сейчас не здесь и не со мной, нет. Где-то далеко-далеко отсюда. Его ладони обжигающе горячие на моей коже, и их жар проникает внутрь меня. Его слова наконец-то обретают форму и звучат до тех пор, пока не становятся слышны последние два. Он повторяет их несколько раз, и это не похоже ни на один язык, который я знаю. Его тело напрягается, а спина выгибается дугой, будто через него проходит электрический ток. А потом внезапно всё прекращается. Он тяжело опускается, склонившись надо мной, и на секунду кладёт лоб мне на грудь, прежде чем сесть и провести ладонью по лицу. Смотрю вниз и вижу два красных отпечатка его ладоней на груди. Они уже блекнут. Что, блять, за хуйня тут творится?.. Он тоже внимательно наблюдает за мной, глядя сверху. Похоже, он выжат, как лимон: на лице застыла гримаса крайнего истощения, а плечи поникли. — Вопросы? Комментарии? Задумываюсь об этом на секунду. — Да. Во-первых, — запинаюсь на середине предложения, потому что вдруг понимаю, что говорить больше не больно, — я хочу знать твоё имя, на этот раз без фокусов, а во-вторых… блять… Какого хуя, чувак? Он потирает ладонями бёдра. Видимо, ему удобно вот так сидеть на мне, раз уж он даже не пытается слезть. — Минуту назад ты назвал меня Джеком, — он наклоняет голову набок. — Почему «Джек»? Показываю пальцем на свои швы. — Эти твои докторские штучки. И нож прошлой ночью… — затыкаюсь и просто пожимаю плечами. Вероятно, не самое доходчивое объяснение, и на мгновение я даже думаю, он вообще не врубился, но затем он расплывается в улыбке. Дошло. — Джек-Потрошитель. Ты назвал меня так в честь Джека-Потрошителя, — и, судя по его ухмылке можно подумать, что это был самый большой комплимент, который я только мог ему сделать. Во что ж я вляпался-то?.. — Мне нравится, — подытоживает он. Ага, будто б я сам не догадался. — «Джек» подходит просто идеально. — М-да? Ну, тогда ещё остаётся второй пункт: какого хуя? — Как там твои рёбра, кстати? А вот это ещё надо выяснить. Слегка сдвигаюсь, стараясь, чтобы это не выглядело, будто я извиваюсь под ним. Набираю полную грудь воздуха и… никакой боли. То есть вообще никакой. — Ох же ж, ебать… В ответ он просто хохочет. — Видел бы выражение своего лица. Как понимаю, тебе лучше? — Эм… да. И горло тоже. Поднеся руку к лицу, проверяю — швы на месте. Ну ещё бы им там не быть. Не знаю, чем я думал… Порез, однако, всё так же болит. Как и царапина от подошвы на щеке, да и всё лицо по-прежнему в синяках. — Прости, с лицом не вышло, — он убирает мою руку и осторожно прижимает её к моей груди. — Боюсь, во мне ничего не осталось, чтобы хоть как-то его подправить. Он кладёт обе руки на стол за моей головой и наклоняется вперёд, чтобы задуть свечу, касаясь животом моего лба. В какой-то момент его футболка задирается, когда он потягивается, и моему взгляду открывается весьма соблазнительный вид: бледная кожа на фоне оливково-зелёной футболки. Рука оказывается на его талии, прежде чем я понимаю, что вообще ею пошевелил. Он дует, и до меня доносится запах потухшей свечи. Джек снова садится, улыбаясь мне, совершенно не возражая против руки. Мой большой палец упирается в его голый бок. — Что ты со мной сделал? — Подлатал. — Каким образом? Он наклоняется, так что его грудь почти касается моей, упираясь руками по обе стороны от моей головы. Кажется, он вот-вот меня поцелует, и мои губы приоткрываются сами собой, предвкушая, желая этого. Он не спешит, его рот застыл в каком-то дюйме от моего, а затем он наклоняется чуть в сторону и шепчет мне на ухо: — Магия. — М-магия? — Ага, — звучит как вздох, и я чувствую его дыхание возле своего уха. — Хочешь меня за это поблагодарить? Да, господи боже, да! Скольжу рукой с его талии под рубашку. Его лицо прижимается к моему, щетина царапает не до конца поджившие царапины. Не то чтобы больно, скорее больше раздражает. Губы касаются уголка моего рта, поддразнивая, когда я придвигаюсь ближе для более тесного контакта. Он не позволяет, уклоняется от поцелуя, и проводит языком по моей нижней губе, а затем и по крупной царапине на щеке. Его язык исследует рану, вдоль и поперёк вылизывая запёкшуюся корочку. Он, должно быть, чувствует вкус крови. Моей крови. Как он вообще может… Зачем ему?.. Чёртов псих, ебучий Джек, мать его, Потрошитель. Господи, но почему же это ощущается так хорошо? Едва могу различить слабое всхлипывание, даже не сразу понимая, что это я. Но остановиться уже не могу. Вскидываю бёдра, когда он опускается ниже, так что наши члены трутся друг о друга, и даже сквозь всю эту ткань чувствую, насколько мощный у него стояк. Нужно избавиться от джинсов, но для этого сперва придётся перестать его лапать. Его кожа такая холодная под моими прикосновениями, не представляю, как совсем недавно его руки могли быть настолько горячими. Прямо чувствую, как он дрожит, обнимаю его за плечи и прижимаю к себе. Наконец он оставляет раны в покое и переключается на мой рот. Даже губы кажутся ледяными. Я открываюсь ему, и он засовывает язык мне в рот, потираясь об меня бёдрами с таким усердием, что мне остаётся только покрепче вцепиться в него, пытаться дышать между поцелуями, и постараться не кончить раньше времени. Он прижимается ко мне, его губы касаются моих, а спина движется под моими руками, и поцелуй длится целую вечность. Приходится прервать его, голова запрокидывается сама собой, открывая шею. Зубы прикусывают подставленное горло, и всё, на что я способен в этот момент, — лишь негромкие вздохи и стоны, так и не ставшие его именем. Его руки уже на ремне, расстёгивая джинсы. На какую-то секунду мой чувствительный член трётся о его кожаные штаны, и я не могу сдержать всхлип, просто нуждаясь, так чертовски нуждаясь в большем. Он что-то шепчет мне, а я даже не знаю что. Он расстёгивает штаны, и мы движемся в унисон, пока он оставляет засосы на моей шее. — Сейчас, сейчас, сейчас, пожалуйста… — должно быть, это мой голос, но звучит совсем на меня не похоже. Я сильнее вжимаюсь в него бёдрами, пока наши члены скользят вместе. Его зубы смыкаются на моей шее. Вот и всё. Широко раскрываю рот, но не могу издать ни звука, когда кончаю. Тело непроизвольно напрягается, его пальцы зарываются в мои волосы, и я чувствую, как с последним толчком бёдер он тоже кончает. Его пальцы по-прежнему в моих волосах. Напряжение уходит, и он падает на меня без сил. Он продолжает нежно засасывать мою шею в том месте, где её укусил. — Итан, — просто моё имя. Он слегка задыхается, когда его произносит. — Ммм? — это, пожалуй, единственное, что я могу сейчас выдать. Он поднимает голову и быстро целует меня в горло, за ухом, в губы. — Что такое? — спрашиваю я через минуту или две, когда мысли становятся более связными. Он что-то бормочет мне в шею, затем отстраняется и вздыхает: — Итан… — Да, что? — нет, мне определённо нравится, как он произносит моё имя. — Да так, ничего, — он качает головой. — У тебя ведь есть где остановиться? На ответ у меня уходит минута. Не то чтобы меня раньше не выставляли за дверь после траха, но обычно это занимало больше времени. — Эм… да. Есть. Я тогда, наверное, просто пойду… — Да. — Да, ладно тогда… — вот только он до сих пор лежит на мне, не двинувшись с места, и снова опустил голову, так что его щетина покалывает мне грудь. — Джек? — тишина. Пробую ещё раз: — Джек? — снова молчит. — Если тебе не нравится «Джек», можешь сказать мне своё настоящее имя. — Любопытно, почему они так его назвали. Джек-Потрошитель. Почему именно «Джек»? — Имя «Джек» обычно использовалось в качестве универсального обращения к представителям низших слоёв общества, отбросам. Ну, а поскольку он убивал только шлюх, они, должно быть, думали, что он, ну, знаешь, как раз к этим отбросам и относится. Раз уж тусовался со шлюхами. Он поднимает голову и смотрит на меня. — Откуда ты это знаешь? — его голос звучит слегка возмущённо. — Это есть в толковом словаре. — Неправда. — Правда. Он снова опускает голову после долгой паузы. — Ты искал про Джека-Потрошителя в толковом словаре? — Мне было скучно… — Не уверен, что мне по душе, чтоб меня называли отбросом общества, — говорит он, но его голос звучит скорее весело, чем расстроено. — Имя «Джек» в любом случае тебе не подходит. Спорим, твоё настоящее имя тебе подходит куда больше? — Вообще-то, нет. Допустим, просто выберешь любое другое, раз уж «Джек» мне не подходит. Обдумываю это недолго. Он позволяет мне вот так выбрать ему имя, но гонит из квартиры. Ага… — Ничего в голову сейчас не идёт, прости. Приподнявшись, он наконец-то садится. — Ну, тебе просто нужно немного подумать, — злая улыбка, быстрый поцелуй в уголок рта, а потом он встаёт и выходит из комнаты, по пути забирая свечу. — Лучше оденься, Итан. Я тебя выгоняю. Ладно. Это хотя бы честно. Слышу, как он включает душ, и пытаюсь оттереть сперму краем простыни, прежде чем застегнуть молнию на джинсах. Вставать с постели совсем не больно, но я стараюсь об этом не думать. Может, травмы были не настолько тяжёлые, как я считал. Может, я просто не буду об этом вспоминать. Моя рубашка висит на стуле, но от неё мало что осталось — разорвана и вся в крови. Всё равно надеваю её. Это лучше, чем спросить его, могу ли я одолжить одну из его. Рубашка чёрная, поэтому кровь даже не сильно видна. Уверен, завтра это превратится в новый тренд. Убраться отсюда, пока он в душе, очень заманчиво, но ещё заманчивее остаться и немного осмотреться. Посмотрим, что я смогу найти. В спальне ничего, кроме стола и матраса, поэтому я иду попытать счастье в следующей комнате. Диван, грязный коврик и небольшая книжная полка, забитая потрёпанными книжонками в мягкой обложке. И одна книга в солидном кожаном переплёте с золотым тиснением по краям валяется почти под диваном. На обложке выведено «Сборник Бильбауэра по боли и исцелению». Наклоняюсь и заглядываю под диван. Среди теней и пыли валяется груда старых книг, выглядящих так, будто они должны стоять в библиотеке, отделанной ореховыми панелями, в каком-нибудь богатеньком поместье. А не спиздил ли он их часом? Плевать, меня больше волнует остальное, что он держит под диваном. За книгами спрятана коробка. Вытаскиваю её, предварительно проверив, всё ли ещё он в душе. Открываю коробку, и она едва не падает у меня из рук. Внутри кости. Кости животных, не человеческие, но на то, чтобы это понять, требуется минута, и я как-то не совсем уверен, что кости животных вызывают у меня меньшее беспокойство. Вместе с костями внутри серый шёлковый мешочек на шнурке, несколько пузырьков с порошком разного цвета, несколько свечей, включая ту, синюю. А ещё нераспечатанное письмо, но без штампа. Адресовано Руперту Джайлзу на Оксфордский адрес. Вдруг замечаю, что вода перестала литься. Возвращаю всё обратно, причём быстро, и когда он входит в комнату с полотенцем на бёдрах, я уже с невинным выражением лица делаю вид, что изучаю его коллекцию пластинок. Я поднимаюсь с каким-то из альбомов Крим*** в руках, у меня слегка отвисла челюсть от одного только взгляда на него. Он подходит и забирает у меня пластинку. — Собираешься смыться, прихватив мою любимую? — он наклоняется, чтобы поставить её на место, а я не упускаю возможности поглядеть на его задницу. Он поворачивается и ухмыляется, ловя меня на этом, но, похоже, всё ещё ждёт от меня ответа. — Погоди, вот найду значение слова «смыться», и скажу тебе точно. — Ну, вперёд. Ты же у нас любишь рыться в словарях, — всё ещё ухмыляясь, он прислоняется к стене. Бёдра чуть выдвинуты, руки скрещены на груди. — Думал, ты меня выгоняешь, — глупо говорить это сейчас, и я мысленно отвешиваю себе затрещину, как только слова вылетают у меня изо рта. Меньше всего мне хочется напоминать ему об этом. Намного лучше, если он позволит мне остаться и пригласит обратно в постель. Он подходит ближе, кончиками пальцев пробегая по ткани испорченной рубашки. — И о чём я только думал, оставив тебя здесь одного? Его губы всего в нескольких дюймов от моих, и я наклоняюсь вперёд, сокращая расстояние. Он не собирается открывать рот, поэтому я облизываю и прикусываю его нижнюю губу. Он тихонько посмеивается в поцелуй. Его рука оказывается в моих волосах, откидывая мою голову назад и удерживая неподвижно, когда он с силой прижимает свои губы к моим. Открываю рот, чтобы хоть что-то сказать, но он засасывает мой язык, осторожно прикусывая, пока я не начинаю дрожать от предвкушения. Он сразу же прерывает поцелуй и прижимается губами к ране на моей щеке, а потом просто отстраняется. — Дверь вон там, Итан, — улыбается он уголком рта. Я едва могу дышать, у меня стоит, и я не в силах произнести ни слова, а он снова меня вышвыривает? Сейчас? Открываю было рот, чтобы возразить, но он качает головой. — Выметайся, — это звучит не резко, но довольно настойчиво. — Ну да, ну да, конечно, — говорю я минуту спустя, наконец-то перестав изумлённо на него пялиться. — Увидимся. Только оказавшись на улице, понимаю, насколько мне всё ещё больно, и меня начинает трясти. Я так устал и так чертовски сильно его хочу. О, мы с ним ещё увидимся. Так легко он от меня не отделается. Чем больше я думаю об этом, тем сильнее убеждаюсь, что что-то тут нечисто. Непохоже, чтобы он меня отшил, нет. Вовсе нет. Просто хотел, чтобы я ушёл именно в тот момент. Я обманываю себя? Неужели я действительно настолько одержим этим парнем после одной ночи? И, что куда важнее, могут ли моего спасителя в чёрной кожанке с окровавленным ножом звать Руперт?.. Так много вопросов, так мало ответов. С другой стороны, жизнь теперь явно станет веселее. Усмехаюсь про себя и возвращаюсь в свою квартиру. По пятницам группа Робби играет в Четвёртой Башне. Это хотя бы даст мне возможность поглазеть на него. Ох, блять. Я настолько им одержим…