Неприкосновенный

      Человек на экране ноутбука не выглядит счастливым. Это видео, вытащенное из самых дальних уголков памяти из скрытой папки должно возбуждать, служить приятным напоминанием, пробуждать что-то тёплое внутри, что расползётся по всему телу приятной негой и жаром, но Альбедо чувствует только отвращение – он отворачивается, точно так же, как и его точная копия на мониторе, когда любовник пытается поцеловать в губы. Смазанное прикосновение проходится по щеке до уха, он недовольно рычит и наказывает любовника грубым толчком, из-за чего учитель вскрикивает и пытается отдалиться.       Итэру противно на это смотреть, но он продолжает. Альбедо хотел, чтобы он это увидел, но короткого взгляда на возлюбленного достаточно, чтобы понять насколько ему мерзко. Мальчишка берёт его за руку, уже привычно спрятанную под перчаткой, сжимает крепко тонкие пальцы в своих и закрывает ноутбук резко.       Такие видео снимают те, кто действительно любят друг друга, хотят иметь всегда при себе напоминание об этом, но из белокурой головы не выходит ужас, с которым Альбедо смотрел на второго человека. Тот, кого он называл Дайном, был глух к любым мольбам, просьбам и попыткам сопротивляться, не слушал, как учитель требует у него остановиться и перестать касаться голой кожи, и за каждую такую реплику получал болезненный укус. Отметины как алые цветы на коже, но в них нет ничего красивого. Его клеймили как скот, чтобы показать, что Альбедо уже кому-то принадлежит.       Любовь так не выглядит, это одержимость. И человек с хоум видео проявлял её в полной мере, когда вжимал любовника лицом в подушку и брал сзади без очевидного на то согласия, не обращал внимания на дорожки слёз, которые бегут по щекам. Не заметить такое невозможно – даже в паршивом разрешении Итэр смог рассмотреть их, когда учитель повернул голову на другой бок, а тот, кто делил с ним постель, точно бы увидел. Но он этого просто не хотел.       Альбедо на экране трясёт от неприязни. Альбедо в его руках дрожит и прижимается тесно, прячет лицо в складках обычной школьной рубашки своего партнёра, боясь поднять взгляд. Стыд и отвращение смешались вместе, показывая самую беззащитную его сторону – человека, который не хотел, чтобы о его прошлом узнали, но поддался на уговоры и мягкий голос, который обещал: «Я ни за что не изменю своё мнение о тебе».       Поднять взгляд равносильно встретиться с правдой. А вдруг это была ложь? Вдруг Итэр обманул его и после увиденного не захочет слушать объяснения или оправдания? Вдруг тот человек, которого химик надеялся похоронить в прошлом, забыть эту жалкую пародию на самого себя, навсегда отвернёт ученика от настоящего, живого, мелко дрожащего человека в его руках?       Но Итэр не был бы Итэром, если бы не проявил свойственную лишь ему одному чуткость: он невесомо целует в макушку, гладит только там, где спина и плечи скрыты плотной вязкой свитера, находит слова, после которых камень с души падает:       - Я всё ещё люблю вас, - и просит ласково, - Посмотрите на меня.       Альбедо доверяет. Точно так же, как доверил ему увидеть это спустя день томительного ожидания. Видел же своими глазами, как мальчишка изводит себя, мечется из угла в угол, теряясь в догадках что же такое ему предстоит посмотреть и о чём судить, готовился ко многому, но всё равно был шокирован. Вовремя высказанные объяснения должны расставить всё на свои места, Итэр не отпускает учителя до тех пор, пока не чувствует, что дрожь в плечах утихла, позволяет ему отодвинуться назад, ловит то, с каким напряжением он поджимает ноги под себя и набирает полные лёгкие воздуха, но отважно заставляет себя говорить:       - Нет никакой жалостливой истории, мне никогда не нравились прикосновения и ощущение тепла человеческой кожи, это то, какой я есть самого детства. И я избегал отношений, потому что подумать не мог, что кто-то сможет понять и принять подобное, однако он… - указывает на ноутбук кивком, - Он был очень настойчив, почти как ты, - губы как будто трогает улыбка, но она быстро и бесследно исчезает с напряжённого лица. - Дайслейф и я… Мы были вместе почти два года, - Итэр не может игнорировать, с каким трудом даётся каждое слово, а после длинных реплик любимый делает глубокий вдох как перед прыжком в воду, - И всё это время он думал, что сможет исправить меня. Что я просто набиваю себе цену и требую внимания. Верил, что если продолжит касаться меня снова и снова, то однажды я это приму, привыкну.       Ком, который застревает в горле, не получается проглотить сразу. Итэр не торопит, как раз наоборот – он терпеливо ждёт продолжения, но не давит, если Альбедо не будет готов говорить дальше, только украдкой касается его предплечья, чтобы обозначит своё присутствие рядом, памятка, ведь забыть о том, что есть тот, на кого можно положиться, очень легко, когда горечь прошлого накатывает разрушительной волной. Несколько минут они просто сидят молча, мальчишка начинает думать, что было бы лучше сходить на кухню и принести ему стакан воды, как неожиданно учитель цепляется пальцами за его рукав и снова говорит:       - То, что ты видел – вот что из этого вышло. Он терпел, ждал меня, думал, что я стану другим, а я не мог ему дать то, что он хочет. Дайн сорвался и взял меня силой, - юноша замечает, как он сжимает пальцы в кулаки и мнёт выглаженную ткань брюк, - Конечно потом он раскаялся, просил прощения, пытался показать мне видео и убедить, что на самом деле мне это нравится. Я был глуп и почти поверил, - усмехается горько, словно не может проглотить эту правду, - Старался найти выход для нас как пары. Начал пробовать другие способы доставлять возлюбленному удовольствие, без прямого контакта, познакомился с дом-саб отношениями, но ему этого было мало.       Итэру нестерпимо хочется его обнять снова, но один неверный жест может разрушить то хрупкое доверие, что сейчас витало в воздухе. На каждом слове он заставляет себя сидеть ровно, старается не дёргаться от желания врезать неблагодарному ублюдку по его довольной роже, тушит злость, что кипит внутри словно вулкан.       - Я ушёл, - наконец, подытоживает, заглядывая в лицо мальчишки. От этого затравленного несчастного взгляда по телу бегут мурашки, - Я осознал, что не смогу быть счастлив, если буду постоянно обманывать себя, притворяться, что пытаюсь побороть себя. Мне это просто не нравится, неужели так сложно понять?! – тембр и громкость голоса нарастают, вот-вот он сорвётся на крик, и для Итэра это всё равно что зелёный свет – он тянет его руку на себя, переплетает пальцы, чувствует скольжение латексной перчатки по коже и как будто случайно обтягивает её вниз, пряча ещё и запястье.       - Не меняйтесь, - не говорит, а просит юноша, слишком серьёзно для того, кто хочет, чтобы на сэндвиче ему рисовали майонезом улыбки, - Я никогда не попрошу вас меняться. Не дам повода усомниться в себе или думать, что с вами или с нашими отношениями что-то не так.       Ничем не подкреплённое обещание всё равно звучит убедительно. Альбедо хочет ему верить и верит, не может контролировать как глаза начитает щипать от слёз, пытается сморгнуть влагу, но всё равно задушенный вздох:       - Спасибо, - переходит в всхлип.       Ему ещё столько хочется рассказать – про все ошибки, которые были допущены, про неверно расставленные приоритеты, про то, как не стоило забывать о себе ради другого человека, но учителю становится очень спокойно, когда пробегает в голове мысль, что на это всё у них теперь есть много времени. День, вечер, утро или ночь, когда угодно, потому что ладонь, которая сжимает его руку в перчатке, держит крепко. Мальчишка не сказал этого вслух, но спокойной улыбкой поклялся, что не повторит ошибок Дайнслефа, а с новыми они справятся вместе.       Своё нелепое пари добиться его во что бы то ни стало Итэр выполнил.