В наших мечтах

Скарамучча недовольно рассматривал экран, прожигая взглядом дыру, и Итэру хотелось уже выхватить бедный телефон. С трещиной на экране. Так в стиле белобрысого, который разбивал все новое буквально на следующий день. Не специально конечно, просто так получалось. - Где мы деньги достанем, долбоеб?, - Итера щелкнули по ладони, а Беннета словно пристрелило. А лучше бы по-настоящему. И кто его просил обсуждать это, когда в классе находился Скарамучча. Зачем они вообще общаются с этим вечно недовольным, наглым гномом? Светловолосые мальчики тупым взглядом уставились в пол и единственный звук, жужжащий как рой мух в ушах самого сердитого на свете, - это нескончаемые междометия: "аа, нуу, мы, это, как-то не подумали...", как внезапно дверь прошибает крик рыжего хулигана. - Пацаны, мы едем на дачу! Любые протесты отставить! Затраты на мне! Скарамучча в последний раз заглядывает в чужой телефон. Надобность в деньгах, чтобы снять коттедж у реки в какой-то области с соснами, резко отпадает. Дом Чайлда гораздо лучше. Тарталья был удивительным человеком. Носил адидас и дедушкины свитера, обожал дешевую лапшу быстрого приготовления и колу без сахара. Казалось, единственная ценная деталь в нем - брендовые кеды, купленные мамой. Но кто так думал - знатно ошибался. Самым ценным было сердце с нескончаемой любовью к друзьям. Он бы забил на счет своей карточки, если бы этот самый счет не помогал ему поддерживать любимых людей. Компашка сидит на его шее? Нет. Чайлд никогда не ошибался в людях и в чистоте души, и даже Скарамучча не был таким подонком, каким выдавал себя. С завтрашнего дня учебе конец. Тяжелые, потрепанные учебники отложатся на пару месяцев, заменив себя беззаботной жизнью. Режим многих перевернется с ног на голову. Жаркие дни, летние грозы, ежедневные прогулки до утра и никаких учителей. Для кого-то, такого как Чун Юнь, выходные в три месяца уже начались, и он с чувством выполненного долга проспал все к чертям. Син Цю в общем-то тоже никто не наблюдает, после вечера и игры в бутылочку, эти двое открыли для себя новые двери. Потихоньку стирают рамки называемые "дружбой". Медленно правда, так, с опаской и со страхом, ведь родители могут узнать. Да и, в них все еще живет внутреннее смущение, нежелание принять и перейти черту. Итер вообще с грустью думает, что тот поцелуй - первый и пока что последний. Он вытаскивает из ушей наушники с орущей песней рок-группы восьмидесятых и садится за парту. "Ну хотя бы на ночевки друг к другу ходят и хорошо". - Чайлд, напишешь девчонкам и голубкам, что им пора собирать вещи? "Лето...". Итер уносится куда-то в свои мысли, совершенно не слушая вступительную часть преподавателя о нехилом объеме домашки, что предстоящий год будет сложнее, и пора бы взяться за голову. Это все так неважно, кто куда захочет поступать и куда разъедется. Какие сдавать экзамены в следующем году, и сохранится ли их банда любителей приключений. Будущее так туманно и посылается к черту.

***

На часах без пяти девять. Все с сумками и рюкзаками на платформе, ожидают подходящую электричку. - Чун Юнь, как ты мог потерять Син Цю?! Почему вы не могли встретиться и поехать вместе до вокзала?, - Сян Лин готова разрыдаться, прыгает и до жути волнуется, что брюнет не успеет, и все уедут без него, а дорогу он знает? А вдруг что-то случится?, - Чайлд, ну хоть ты позвони ему! Мольбы девушки сочетаются с эмоциональными всхлипами Беннета. А Чунь, не моргая, смотрит на выход с перрона, надеется, что он придет. "Мы договорились, но Син Цю сухо отвечал и был обеспокоен чем-то, ты думаешь мне легче?" - в мыслях отвечает и тяжело сглатывает. Три минуты. Солнце еще не разошлось на полную, но уже ослепляет глаза всех, кроме Скарамуччи, что разлегся на сумках и попивал колу из трубочки. Он поправляет солнцезащитные очки, резко хватает ледяными пальцами Итера за лодышку и злорадно хихикает. - Да придет он, бля, - кажется, Скарамуче вообще по барабану, но все-таки приятнее видеть двух дураков, а не одинокого, грустного Чунь Юня. Скарамучча злой, противный, раздражающий, но слишком привязался ко всем этим ребятам. Поэтому потеря Син Цю в поездке - словно выпавшее, важное звено в картине из пазлов. Минута. За спинами рев подъезжающего поезда. Люмин обнимает загрустившего брата и предлагает поднять главного гнома тусовки, а заодно и вещи. -Ребята! Успел!, - мальчик, которого все так ждали, запинается, падает прямо на потрясенного Чуня, хватается за его руки, и смеется, захватывая ртом воздух. Он запыхался от бега, а на щеках слабо виднелись дорожки от слез. - Да неужели, - Скарамучча убирает очки в карман и первым заходит вагон электрички. - Позже объясню, дай отдышаться. Волнение каждого с виду было гораздо сильнее, чем у Чуня. Холодный, как льдина айсберга, мальчик. Видали, вокруг аж снежинки парят. Вот только Син Цю опираясь о чужие плечи, поднимает голову и замечает легкую улыбку и слезинки в уголках глаз, а в ладонях скомканный практически до непригодности билет. Он бы не поехал без Син Цю. И от этого на душе тепло и уютно, теплее, чем от этого жаркого летнего солнца. -Отец, - брюнет запыхался, все не мог надышаться и успокоиться, закидывает рюкзак на полку и усаживается на место рядом с Чунем, - Хотел отравить в лагерь. - Исправительный? - Для одаренных. - Так ты у нас из этих...Прости, - Скарамучча с наигранной грустью в глазах берет Син Цю за руку, за что Люмин толкает в ребра под всеобщий вопль "Прекрати". - Музыкой заниматься, знания подтянуть, в общем, оставить меня без каникул. Чун Юню известна строгость его отца, тот бы ни за что не передумал и не отпустил сына, особенно узнав куда он направляется, а уж тем более с кем. - Как ты... - Сбежал, - мальчик отводит глаза, вспоминая взгляд папы. Яростный, мстительный, поджигающий все на своем пути. Син Цю не сбежал как крыса, ничего не сказав. О, нет. Он крикнул, отчетливо, что это не его жизнь, что он не хочет быть этим мерзким существом в строгом костюме с галстучком, которое выращивает его отец. Син Цю не желает быть полезным, он хочет быть собой. Это не то, о чем хотелось бы думать, и навеянный образ растворяется в лучах солнца. Это лето обязано стать лучшим.