Чужак

      Лайли уже успела несколько раз пожалеть о том, что согласилась на крайне сомнительное предложение от короля, а после — убедиться в правильности своего поступка.       На самом деле, всё было не так ужасно, как она себе представляла: Готто светился истинным почтением к порядку и правилам и пытался своё обожание передать другим. В-частности, ей и её брату, Радиту. Именно последний оказался главным несчастьем на голову львицы. Отчего? Да потому что рядом с вездесущим папенькиным припевалой она никогда ничего не узнает о Кову!       Лайли уже смирилась с тем, что, похоже, для исполнения желаемого играть роль «послушной ученицы» придётся дольше, чем один урок. Поначалу она сильно расстроилась, но потом подумала и сочла происходящее… большой своей удачей, как ни странно. Ей представлялась редкая возможность разведать о Готто гораздо больше, чем знал кто-либо в прайде.       — Всё в этом мире взаимосвязано. Любой правитель должен об этом помнить.       Лайли старалась не отвлекаться от темы урока, но, стоило признать, Земли Прайда сегодня были просто восхитительны. Двое львов и львица плавно прогуливались вдоль водопоя, и многочисленные животные с благоговением преклоняли головы перед королём. Готто отвечал лёгкими кивками попеременно с тем, чтобы продолжать поучительный разговор.       — Это называется «Круг Жизни». Все её цепочки важны, и ни одна выпасть не может.       — Я знаю, что она в первый раз, — в разговор встрял Радит, заметно заскучавший от выслушивания однотипных тирад отца, — но Лайли наверняка знает о «связях» и о Круге Жизни. Может, не будем тратить на это время, а?       — Я рассказываю это не для Лайли, а для тебя, — сухо поправил сына король. Львица сдержала короткий смешок: больно забавно выглядели подлетевшие от удивления брови принца! — А то ты частенько забываешь о главном, юноша. Лайли пусть слушает, если хочет.       — Н-но…       — Никаких «но». Правитель должен следить за балансом жизни, поддерживать порядок на землях. У каждого существа есть своё место, и за соблюдением этого места нужно наблюдать.       В целом в речах Готто не было чего-то кровожадного и жестокого; звучала некоторая заносчивость по отношению ко всем, не относившимся к так называемому разряду «правителей», однако же отчасти с его словами можно было согласиться. Лайли не знала, насколько разумным было вступать в дискуссию, но, в конце концов, разговорив короля, она наверняка узнает о нём больше. А потом расскажет Кову, как только представится случай. Ради него она шла на эту странную авантюру, в конце концов! А ещё из собственного интереса.       — Мне бы хотелось узнать, — как только Лайли подала голос, Готто приготовился слушать. — Может ли так называемое «существо» поменять место одно на другое?       Львица знала, что вопрос задала провокационный. Делала она это намеренно, дабы испытать папеньку на гибкость взглядов. Кажется, на её наживку он клюнул весьма охотно.       Песчаный лев задумался и сдержанно усмехнулся. Тёмно-серые глаза короля бегали из стороны в сторону, и Лайли умудрялась подмечать тонкие перемены в его морде. Сначала злился, потом успокаивался и делал вывод — так по кругу, раз за разом. Одна и та же схема.       Однако Готто не дал ответить вездесущий сыночек; за болтливость братца Лайли была уже готова его ненавидеть!       — Конечно не может! Родившийся травоядным не станет хищником, и наоборот. Львицы охотятся, а львы защищают прайд. Всё предрешено.       — Не соглашусь, — внезапно возразил Готто. В его глазах сверкнул неподдельный интерес, и Лайли взадержала дыхание. — Да, травоядный не станет хищником, а хищник — травоядным. Но антилопы проходят путь от детёнышей до взрослых особей, после чего самые сильные из них становятся вожаками. Точно так же и со львами. От обычного бродяги, благодаря закону прайда, лучшие из лучших получают возможность вознестись на верхушку — занять престол, стать королями. Значит, сменить место одно на другое всё же возможно.       Львица осталась более чем удовлетворена ответом короля. Она сама думала ровно так же. В конце концов, на одном месте никто никогда не закрепляется — перемены приходят, хочется того или нет. Мудрый правитель должен это понимать…       Лайли начала входить во вкус произнесения мудрёных фразочек. К счастью, пока не вслух.       — Согласна, Готто, — львица сдержанно улыбнулась. — Хотелось бы продолжить урок.       — Прямо сейчас это сделаем.       Кажется, своего рода «успехи» Лайли выводили Радита из себя. Он хмурился и беспокойным сычом носился взад-вперёд рядом с отцом и сестрой, но выразить своё недовольство в лицо не то побаивался, не то считал лишним. Неясно, страх или разум брали верх в нём на этот раз.       Одно львице было ясно точно: ей нравилось выводить наследничка из себя. Конечно, делать это намеренно она не стала бы — вдруг весь и без того хлипкий план окажется под угрозой? — но всё равно. «Беспокоишься за свой трон, братишка? Где же твой близнец?»       — Чтобы поддерживать спокойствие и гармонию среди разношёрстных жителей земель, необходимо уметь договариваться, убеждать. Иногда внушать и даже обманывать, если это на благо. К сожалению, иногда без грязных «трюков» не обойтись. Они куда эффективнее когтей и грубой силы зачастую, так что… не грех пользоваться время от времени.       — Без обмана никак? — Лайли старалась не переступать грань дозволенного, оставаясь в рамках «темы урока». Она решила, что на сегодня это будет последний вопрос с подвохом — остальные припасёт на другой раз.       — Когтями и клыками разве что, — фыркнул Радит. — Это проще.       Лайли пробормотала в задумчивости:       — Сомневаюсь, что ты сможешь клыками убедить носорога в его неправоте.       — Зато этот метод вполне сработает с каким-нибудь мерзким чужаком. Лучший путь.       — А ты так уж уверен, что сможешь победить?       Принц раздражённо стиснул зубы, и львы остановились по велению Готто. Король наблюдал за развернувшейся перепалкой со стороны, но встревать не посчитал нужным; Лайли видела, как дёрнулись уголки его рта, а значит, Готто доставляло большое удовольствие их маленькое «представление». Радит пока не знал, что оно являлось таковым.       — Смогу, — пробасил принц, резко рванув вперёд поперёк сестры и отца, — я готовился к этому всю жизнь.       — Знаешь, твоё место вполне могут занять. Как и место любого из нас, — Лайли проронила это так легко и непринуждённо, словно говорила о каких-то обыденных вещах, а не о страшном приговоре для юного кронпринца. Радит, с трудом подавив вскипавшую ярость, процедил сквозь зубы:       — А у тебя-то какое место, сестричка? Носиться рядом со своим недалёким дружком всю жизнь?       Лайли хотела ответить холодно, без лишних эмоций, но Готто уже вдоволь насладился их склоками. Скорее уж просто устал слушать однотипную перепалку.       — Уймитесь, — с лёгким рычанием сказал он, но в голосе не было и намёка на недовольство. — Повеселили вдоволь. Лайли освоила искусство победы с помощью слов, тебе бы у неё поучиться, Радит. Выдержке, к слову, тоже. Давайте продолжим урок, и без того потеряли достаточно времени.       Львица перечить не стала. Дальнейшая прогулка прошла без происшествий, поскольку Радит предпочитал более не вставлять своих комментариев — такой же тактики, собственно, придерживалась и Лайли оставшуюся часть урока. Мало-помалу она собирала те крупицы информации, которые ей удавалось запечатлеть в ходе однотипного монолога; отец говорил много, но об одном. Словно не знал, как именно стоило дополнять уже зазубренные не только им, но и Радитом, фразы.       Потому Лайли была счастлива вернуться на родную Скалу Предков в объятия спокойствия. Рядом с отцом и братом приходилось осторожничать: это сильно выматывало и заводило в то же время. Львица чувствовала, что ступила на путь к чему-то большему, чем «носиться рядом со своим недалёким дружком всю жизнь». Нет, её не задели эти слова, ничуть. Просто запомнилось жалкость попытки Радита.       Кову ещё не знал об уроках Лайли и Готто. И знать ему не стоило, до поры до времени; Лайли во всех деталях представляла, как сильно друг на неё разозлится! Но это будет потом. Сейчас стоило изо всех сил уцепиться за появившуюся возможность узнать больше о Кову, о Готто, и обо всём том, что от неё скрывали.       Они с Кову договаривались вместе прогуляться в баобабовой роще после полудня. Львица подняла голову к небу: солнце как раз сдвинулось в сторону боковой части неба, и даже лёгкий налёт дождевых туч по краю горизонта на вряд ли как-либо испортил бы их вылазку. Напротив, сделал бы ещё лучше, однако…       Когда Кову вышел из пещеры следом за ним, суетливо озираясь по сторонам, шествовал Тирико. Этих двоих Лайли больно уж часто заставала в последнее время вместе. Это настораживало, поскольку… Кову не сказал ей ни слова, хотя дело определённо состояло в какой-то тайне, которую братья делили между собой.       Он только подошёл к Лайли и, чистосердечно извинившись несколько десятков раз подряд, виновато пробормотал:       — Надо… правда надо, Лайли. Ты же поймёшь, да?       — Пойму, — львица с трудом выдавила улыбку. Не высказать истинное мнение по этому поводу ей помогала разве что собственная тайна, которая предательски согревала душу во всей этой омерзительно сложившейся ситуации. — Иди, раз уж пора. Сходим как-нибудь в другой раз.       Неправильно вечно тянуться за ним одним, неправильно требовать с него того же… но Лайли ничего не могла поделать с обидой, стремительно нараставшей в её голове. А ещё со странным чувством, которое так и побуждало пуститься следом, убедиться в безопасности и просто побыть рядом. Ощутить, что Кову по-прежнему живой, что ветер треплет его гриву, и… и глаза-изумруды сияют, как раньше.       Но это всё так неважно! Бред. Бред…

***

      Кову и сам не до конца понимал, для чего они с Тирико это делали.       Сколько головной боли можно было бы избежать, не столкнись они на границе с этой странной, неясно откуда взявшейся львицей! Тем не менее, бросать её на произвол судьбы стало бы настоящим зверством, так что братьям пришлось взять на себя ответственность за её спасение.       Кову очень надеялся, что болезнь не передастся им с Тирико, потому что в таком случае зараза разнесётся на весь прайд. И на Лайли с Киарой в том числе. Больше всего лев переживал именно за них, поэтому старался по возможности ограничить общение — по крайней мере, до тех пор, пока их новая знакомая не перестанет быть разносчицей проблем. Поэтому оставалось только одно: избегать всех не причастных к лечению рыжей особы. Кову всем сердцем надеялся, что Лайли его простит…       Да, подруга не знала причины, но ведь это не повод для недоверия, верно? Верно… столько лет вместе, она наверняка понимает, как важно дело, которым занимается Кову, раз уж о нём приходится смолчать! В глубине души лев чувствовал, что пресловутого «молчания» с его стороны становилось слишком много. Но именно оно защищало Лайли от проблем, в общем… пусть злится на него, но так будет лучше. На другой путь льву не хватало храбрости.       Вот и сейчас Кову сидел в пещере и монотонно наблюдал за незнакомкой. Он уже много раз задавался вопросом, зачем и почему всё это, поскольку спасение какой-то там львицы никак не поможет ему приблизиться к свержению чужака, и всё же… совесть не позволила бы льву бросить её там, на границе. Даже если бы в тот роковой день он наткнулся на тяжело больную хищницу в одиночку.       Кову смог бы поставить подопечную на лапы и без постороннего вмешательства, но… зачем, если Тирико сам рвался помогать? Даже слишком усердно для обыкновенно безучастного к чему-либо кронпринца! Это освобождало Кову лапы и позволяло передыхать хоть иногда.        Младший брат обыкновенно приносил воду и травы. Старший по-прежнему не понимал, каким образом Тирико отличал одни от других, ни разу не видя их в глаза — тайный дар, не иначе! — так что от помощника толк однозначно был. Сам Кову смешивал все необходимые снадобья, через силу заливал их в пациентку, а после внимательно наблюдал за любыми изменениями в её состоянии.       К счастью, спустя пару дней их с братом стараний хищнице стало заметно лучше. Хриплое дыхание выровнялось, жар спал, вот только в сознание она всё никак не приходила. Это было странно, и у Кову появлялись некоторые сомнения на счёт незнакомки… она не спала, она выжидала и ловила каждое их с братом слово.       Звучало как бред сумасшедшего, так что лев спешил поскорее избавляться от подобных мыслей. Да и вообще терзаний наедине с собой становилось непозволительно много.       Лев прислушивался к монотонному звучанию капель за пределами пещеры. Постепенно темнело: Кову уже несколько раз предложил Тирико вернуться на Скалу Предков, но принц отчего-то упёрся, как баран, настаивая на окончании дождя. На этот раз возражать старший из братьев не стал: он всеми фибрами души предчувствовал что-то очень неприятное там, в обители прайда Гордости, и возвращаться туда совсем не хотелось. По крайней мере, пока что.        Тихо и спокойно в пещере было до тех пор, пока Тирико не нарушил тишину внезапным окликом:       — Я… я не знаю, как мы не заметили этого раньше, но, — песчаный усмехнулся, — у неё перья. Глупость какая, да?       — Какие ещё перья у львицы? — фыркнул Кову, но всё-таки поднялся на лапы и подошёл к хищнице, чтобы рассмотреть поближе. От удивления он едва не поперхнулся воздухом. — И впрямь перья. Как мы так… проглядели-то!        Братья принялись разглядывать спасённую незнакомку с особым вниманием. Ранее Кову уделял время одному только лечению и вообще не задумывался, как вообще оказалась на Землях Прайда эта странная хищница. Лев, считай, ученик незаменимый помощник королевского маджузи, так что ему было неважно, откуда пришла больная и с какими целями. Его задача — вылечить бедолагу, не более. Копаться в прошлом это по части королей, но… теперь обстоятельства несколько изменились в силу любопытства вперемешку с тревогой.       Перья были прикреплены к уху львицы. Всего их оказалось два, причём от разных птиц, но как бы Кову не старался, определить конкретный вид так и не смог. Он с удивлением пытался понять, как странное «украшение» удерживалось на голове, и спустя какое-то время ему это удалось. Ухо хищницы было насквозь пробуравлено сразу в четырёх местах, поэтому перья фиксировались надёжно и не слетели, когда они с братом переносили львицу в пещеру.       — Что это значит? — наконец, не выдержал Тирико и с сомнением взглянул на бурого льва. — Кого мы с тобой притащили?       — Ну, перья — это явно какой-то символ, — старался размышлять Кову. Руководствоваться логикой, по крайней мере, на данный момент, казалось ему оптимальным решением. — Принадлежность к прайду, скорее всего.       — Не припомню ни одного соседнего прайда, львы и львицы которого носили бы перья.       — И я тоже. Да и в целом, признаем, выглядит она… нетипично для саванны.       Кову решил ещё раз окинуть львицу пристальным взором. Короткие лапы, нетипично густая шерсть очень яркого рыжего цвета, будто хищница в прямом смысле сгорала в пламени. В собственном пламени. Кову невольно вспоминалась шубка Лайли, но её оттенок скорее напоминал разгар нежного рассвета или заката, а этот рыжий пылал настолько ярко, словно намеревался выжечь глаза всем нежелательным наблюдателям.        Передние лапы незнакомки были усыпаны мелкими тёмными вкраплениями, а левое плечо пересекал давний, но по-прежнему огромный шрам. Причём оставлен он был явно не хищником: ни одни когти подобной раны причинить не смогли бы.       — Я вспоминаю наших горных, — рассуждал Тирико, приподнявшись на лапы и взглянув на пространство за пределами пещеры: дождь убавил в силе. — Она на них похожа, не находишь?       Кову нехотя кивнул:       — Сходства есть. Длинная шерсть защищает от ветра, короткие лапы… но, всё равно, этого слишком мало, чтобы что-то объяснить.       — Вдруг она не одна пришла?       — Если бы она пришла с кем-то, не лежала бы брошенной на Землях Прайда в таком состоянии, согласись.       — Это верно.       Кажется, их размышления окончательно зашли в тупик. Кову судорожно разглядывал перья львицы в попытке отличить, каким птицам они принадлежали прежде, в то время как Тирико суетливо расхаживал из угла в угол пещеры. Ненароком песчаный лев задел лапой огромную чашу, в которой они хранили воду для снадобий; сосуд опрокинулся и почти вся жидкость попала на хвост рыжей львицы. Незнакомку передёрнуло и она в последний момент сдержалась, чтобы не отскочить от внезапного раздражителя.       — Я так и знал, она в сознании! — выпалил Кову не то с торжеством, не то с возмущением, и возвысился над подопечной несколько строго. Тирико виновато прижал уши к голове, но, поняв, что его оплошность привела к долгожданному успеху, вынырнул из-за плеча брата в надежде застать «чудесное» пробуждение незнакомки.       — Хватит притворяться, пожалуйста, — мягко добавил песчаный лев. — Мы тебе не враги.       — В конце концов, тем, кто тебя лечит уже трое суток, следует сказать хотя бы «спасибо».       Сначала львица не отвечала, дыхание её будто намеренно стало длительным и глубоким. Можно было подумать, что незнакомка крепко спит, но львы застали достаточно доказательств, чтобы убедиться в обратном. Они демонстративно молчали, дожидаясь её ответа.       Наконец хищница нехотя подняла голову и раскрыла глаза. Два рыжих, как и её шерсть, янтаря вспыхнули в полумраке пещеры. По морде львицы скользнула лёгкая усмешка.       — Ладно-ладно, сдаюсь. Я проиграла. Обманщица из меня так себе, в конце концов, да и… — хищница внезапно закашлялась, раздирая воспалённое горло, и Кову поспешил подтолкнуть остатки воды к их пациентке. Когда львица привела дыхание в порядок, она благодарно кивнула братьям: — Спасибо. Я предпочту не говорить какое-то время. Наслушаетесь мой голос потом, уж поверьте.       Кову и Тирико переглянулись между собой, совершенно не понимая, что следовало делать дальше. Конечно, стоило ожидать, что рано или поздно она придёт в сознание, но так внезапно… совершенно немыслимо! Что же творилось в голове этой странной чужеземки?       — Можешь не говорить, — Кову решил попытать удачу и вытянуть из львицы хотя бы крупицу какой-нибудь информации, — только назови своё имя для начала.       На морде хищницы растянулась довольная улыбка.       — Какой же любопытный. Что ж, на ваших землях меня бы звали Венгели.        «Пылающий факел, — пронеслось в голове бурого льва. — Какое меткое имя. подстать этому ходячему пожару».       И как бы братья не пытались её разговорить, в тот дождливый день Венгели больше не произнесла ни слова. Неясно, назло им, или же намеренно желала поберечься и восстановиться до конца.       Только всё разглядывала их исподлобья, прожигала насквозь своими горящими глазами-огоньками.