Неоднозначно плохие

      Ночь уже началась, луны по счастливой случайности светились почти полные — одна в растущей, а другая в убывающей фазе. Их циклы отличались в длине, так что полнолуния сходились очень редко, но и такого положения достаточно. Алиса уныленько так, без лишнего шума и радости чертила вокруг валуна круг с рунами и, по правде говоря, чёрно-магическими знаками и символами — такие, к сожалению, оставляют неприятные следы на ауре, а при откате ещё и больно бьют. Похожие веянья её аура сжигала и раньше, а Венец короля драконов теперь надёжно отбивает разного рода гадость, так что о последствиях для себя переживать не стоило, разве что только о нагрузке на резерв, но для того она и заморачивалась этим традиционным, унылым ритуалом. Дик делал всё проще, ему требовалось немного: алтарь, жертва и личное участие. Вскрыть жертву он мог и собственноручно, не брезговал, слов наговорить с головы — на том и заканчивалось, а результат незначительно отличался от необходимого, иногда и вовсе превышал. Чем больше жертва — тем меньше нужно делать, а как раз с этим у неё сейчас и связывались трудности. Камень нашёлся у академии, десяток куриц купила в Аске — ещё живые сидели в клетке, привязанной к Косточке, колба с драконьей кровью — собственную в таких делах лучше не использовать, ждала своего часа. Закончив выводить все нужные знаки ритуальным ножом — заняло целый час, какой псих называл традиционные ритуалы увлекательными? — Алиса вздохнула и увенчала алтарь своим старым хрустальным шаром, расчерченным внутри мелкой сеткой трещин. Работали они и в таком состоянии, но немного неадекватно и непредсказуемо, а ещё картинку в себе портили.  — Лагмус спиритус аминутум, — затянула Алиса, вспоминая мёртвый язык, каким и диктовал свои условия Дик. — Нолите маледиктум, маледиктум, маледиктум! «Проклинаю, проклинаю, проклинаю!»  — Толле сакрум, бибендум санк`уинем… «Прими жертву, выпей крови» Алиса вытаскивает первую курицу, схватив за шею, та истошно орёт, кудахчет и вырывается, предчувствуя неприятности, не затихает, даже когда лезвие ножа вспарывает брюхо. Внутренности с мокрым, хлюпающим звуком вываливаются на камень, в ночной прохладе исходят паром, горячая кровь капает, открашивает потроха, а курица продолжает орать. Алиса недовольно цыкает и отрезает голову, кровь брызжет фонтанчиком, перья скользят, и тушка падает, стоит ей ослабить хватку. Оставшиеся птицы кричат, беснуются, перья подымаются в воздух, но это всего-навсего заставляет её ускориться, убивая следующую и проговаривая:  — Прими жертву, упейся кровь, прими жертву, упейся кровью…  — Маледиктум, маледиктум, маледиктум… Камень погребается под мёртвыми тушами, сквозь мокрые, горячие и мерзкие потроха блестит красным шар, на него медленно льётся небольшая порция драконьей крови:  — Маледиктум, маледиктум, маледиктум!  — Имплере волунтас туам! Ут эссем! Ут! Ут обей! Ут да! «Приказываю, подчинись! Приказываю, исполни!» Залитый и блестящий красным под луной шар темнеет, трескается, будто лопает стекло, кряхтит характерным звуком, но не рассыпается и не разлетается. Сама чернота сосредотачивается и собирается в нём, а Алиса закрывает глаза, распахивает руки и глубоко вдыхает, выдыхает:  — Маледиктум. Ветер срывается, но не тушит свечи — ритуал ещё не закончен, преобразование продолжается, а ветер бушует и стучит в окна башни. Она устроилась подальше от общежития, но всё ещё на территории академии, на полигоне, где в первом семестре призывали Смерть и освобождали призраков. Вряд ли в Книге Зла найдётся такой простенький ритуал, там, наверное, размах побольше, но вся подобная магия действует схожим образом. Потроха приходят в движения, кишки шевелятся, будто ожили, обратились в змей или из-под них что-то выбирается, но останки медленно поглощаются хрустальным шаром. В нём сосредотачивается чернота, подобная скверне. Скверна не относится ни к одной из стихий, но если сравнивать или искать аналоги — как самое страшное, мерзкое детище Хаоса и Тьмы, будто эти двое поженились, а их чадо впитало в себя всё самое ужасное из родителей. Даже Мраку не нравится, он будто мелко дрожит от этого неназванного феномена, заслуживающего единого определения — скверна. Её слишком часто приписывают Хаосу, отчего и мнят последнего отвратительным. Но скверна сама по себе есть дурное искажение, не связанное с ним, а существующее, скорее, как аномалия — вроде рождающихся уродов и тому подобного. Как целый набор ядовитого брака. Иррациональное, чуждое природе — вот, что она такое. Маги вообще не должны связываться со скверной. По какой-то причине та, подобно кислоте, разрушает мироздание, как самая дурная из всех аномалий. Но скверна так же и самая простая магия, дающая за малую плату огромную силу. Если бы не Венец, Алиса ни за что бы не стала пользоваться такими методами. Дик и рассказывал о скверне или так называемому «чёрному колдовству» неохотно. Ветер наконец-то тушит свечи, а сфера блестит чёрным агатом, сплошной темнотой внутри, не похожей на туман Мрака или дым Тьмы, скорее уж на липкую смолу. Она подбирает ставший хрупким шар и улыбается — проклятье простая вещь, но очень действенная, если знаешь, как использовать. Это и есть истинная чёрная магия, так ненавистная всеми, не милая сердцу некромантия, не даже магия Тьмы или Смерти — подчинённые стихиям силы имеют логику и правила, ограничения, в отличие от этого. Они природные и рациональные. Тьма, выполняя все желания, даруя и горы золота, и толпы наложниц, и любые страдания, в итоге отбирает рассудок, а скверна голодна только до чужих жизней и крови, ей нарушить законы и исказить правила в радость.  — Пора спать, — выдыхает в темноту ночи, в какой луны спрятались за скапливающимися тучами — мир жаждал поскорее смыть с себя следы использования гадости. Алиса сильно топает ногой, чем встряхивает землю вокруг, цепляет магией валун и выбрасывает за пределы академии, последний раз оглядывает исчезнувшие следы ритуала и уходит под начинающие падать капли. За обрывом прокатывается гром — похоже, гроза грядёт, это заставляет повременить со сном и потратить ещё немного времени на установку ловца — здоровый, искусственно созданный алмаз прекрасно запечатает и сохранит в себе молнии, а сама установка их притянет — вот и пригождается купленный металлический посох, надо только установить повыше. ***  — Прошу минуточку внимания, — разносится связью по всем кабинетам. — Сегодня отличная погода, правда? Гроза прошла, хоть и бесилась долго, а на смену выглянуло солнце, и день грозит стать просто прекрасным. Следовало его всем испортить ещё с самого утра. Алиса взглянула на отвечающего за объявления парня, проверяющего работу всех звуковых кристаллов, тот кивнул и показал палец вверх. Она вернулась к вещанию, удобно рассевшись в кресле:  — Итак, полагаю, многие узнали меня по голосу, но я представлюсь, сегодня с вами Алиса Драко, очень рада такой чести. Под конец слов голос выдал её излишнюю весёлость, но саму говорящую это не смутило:  — Хочу начать с простого: объясню, почему в итоге пришла к такому не самому честному решению проблемы, и, собственно, самой проблеме…  Она косится на лист с речью, недолго тянет время, отводит взгляд и говорит совсем не то, что собиралась:  — Если ваши рты могут исторгать только бред, то будет лучше вам всем просто замолчать. Парень рядом затрясся, сдерживая смех — ему обещали развлечение и безнаказанность, Алиса же продолжила, держа в другой руке насквозь чёрный хрустальный шар, и голос её звенел силой, сдерживаемой яростью и злобой:  — Маледиктум, маледиктум, маледиктум!  Кажется, вместе с проклятьем исторгается львиная доля эмоций, потому что она вдруг испытывает усталость, разочарование во всех, в том числе и себе, и обходится кратким:  — Попытайтесь избавиться от этого проклятья так же легко, как и от предыдущего, не стану сразу убивать надежду. Что касается тех, кто меня вообще не знает: сплетни это плохо, не сплетничайте. Шар вёл себя немного странно, но, скорее, странно как для магии, но не скверны — та разливалась, подобно свернувшейся, грязной, вязкой крови с комками, ставшей чёрной, что смола, и такой же липкой, блестящей. Скверна текла по руке, скатывалась и капала, не вредя колдуну, но не достигала пола — куда-то исчезала, а на деле нападала на каждого, слышавшего трансляцию, залепляла глаза, уши и рот, зажимала нос на долгие секунды, пока не проникала в глотки и не привязывалась к языку, не оседала на голосовых связках. Небольшие комочки скверны поселились в каждом, но, к счастью, они подчинялись всего одной инструкции и не могли причинить вреда без одного определённого фактора:  — Теперь я не услышу своего имени на ваших языках, к моему счастью, а к вашему — научитесь ценить тишину. К моему же несчастью, проклятье вас не покалечит и не убьёт, какая жалость…  — Перегибаешь, — едва слышно шепнул отвечающий за всю звуковую установку парень, но та ему подмигнула и одними губами проговорила:  — Шутка. В кристалл же транслировала следующее:  — Дорогие, уважаемые преподаватели, с тяжёлым сердцем обращаюсь к вам: прошу прощения, что отняла время и вынудила свидетельствовать такие бесчеловечные, грязные, аморальные и не гуманные методы воспитания и наказания за провинность. Смиренно прошу по возможности не вмешиваться. А в своё оправдание декламирую свод академически правил, а именно пункт пятый главы третьей о конфликтах: «Каждый учащийся вправе самолично решать свои проблемы и трудности, использовать любые методы, не приводящие к смертельным травмам». А ещё замечу, что на проклятья, в отличие от ментального вмешательства, прямых запретов нет. Теперь взгляните в окно — сегодня чудесный день. Она отключилась и положила кристалл на место, повернулась к наблюдающему за шаром парню и улыбнулась ему:  — Теперь избавим тебя от проблем, да? Не волнуйся, она не съест, просто подержит немного, чтобы для директора ты выглядел жертвой. Тот опустил взгляд и взвизгнул, но вырваться не успел — тень уже обматывалась вокруг, хватая за руки, закрывая рот.  — Не волнуйся, совсем скоро отпущу, он уже бежит сюда. Она не накладывала проклятье на преподавателей — это уже слишком, только на учеников, но скверна до сих пор распространялась, ломая защиты и любые противодействия.  — М-да, святая, да и светлая магия скверну не берут, с ней только порядок справляется, — пробормотала, чувствуя каждую попытку борьбы как назойливый нервный тик или, может, так ощущает себя паук, когда муха дёргает паутину?  — Уважаемый директор Ник! Тот, влетев в кабинет, выглядел совсем несчастно, у неё аж сердце кольнуло, а когда посмотрел на истекающую скверной сферу и вовсе опустил уши:  — Что же ты наделала? Знал он о скверне или нет, но Алиса не стала просвещать, вместо того объяснила:  — Они теперь просто не смогут сплетничать, вообще. Это как «Прикуси язык». А ещё моё проклятье не видно на ауре. Я приму любое наказание, но не считаю себя виноватой. Ник заметил связанного человека в кабинете и для начала попросил:  — Отпусти бедолагу. У неё не было причин противиться, как и говорить при постороннем не хотелось, а дверь за кричащим, перепуганным парнем закрылась быстро.  — А теперь сними проклятье, и мы обставим всё шуткой. Алиса нежно улыбнулась, вопреки ситуации, и соответственным тоном твёрдо выдохнула:  — Нет. Я, хочу того или нет, но княжна клана Ходячих тенями, они не имеют права оскорблять меня своими нелепостями, полоскать моё имя и род, распускать совершенно нереальные, абсурдные, дикие слухи. Это — самозащита. Ник вздохнул — с детьми бывает крайне сложно. Не то чтобы он славился глухотой, порою сам удивлялся бреду, выскакивающему изо рта незрелых разумов, при том далеко не только в отношении Алисы. Но никто не способен жить в идеальном мире.  — Это метод принуждения, ты не должна поступать подобным образом.  — А что вы предложите мне делать? Молчать и терпеть? Моё терпение совершенно не безгранично.  — Смирение — благо, к которому все должны стремиться. Такими выходками ты только настроишь всех против себя.  — Но они замолкнут. Пусть ненавидят, пока молчат, а проклятье — не самый страшный способ зашивать рты. Алиса опустила глаза, заметив его изменившийся взгляд. Да, вот такая правда. Пока ты притворяешься хорошим — всё в порядке, а стоит оскалить зубы и выпустить когти — как смотрят, будто на ничтожество:  — Я приму наказание, но ничего не исправлю. Мне всего-то хочется сходить на танцы без ожидания взрыва слухов о себе на следующий день. Ник вздыхает — к этому всё шло. Сложные дети все такие проблемные. Он оглаживает собственные волосы и прямо замечает:  — Сейчас ты напоминаешь Рейджу. Случилось что-то серьёзное?  — В столице они назвали меня шлюхой, а когда я сорвалась на парней и высказала, почему они не правы — тем же вечером господин Широ пожаловался, что до него дошли слухи, что, мол, у меня матки нет. Вы не считаете подобное пересечением всякой черты? Ник хмурится и некоторое время размышляет, в конечном итоге спрашивает:  — И почему они вообще о таком заговорили?  — Потому что, сорвавшись, я объяснила, почему не могу зваться подстилкой, почему вообще ничего не могу: моё физическое развитие. Среди вампиров вообще дела никому нет до целомудрия, но он примерно понимал, какими шоком и ударом по психике бьют подобные разговоры по Алисе, ещё, скорее всего, не то, что не целовавшейся, даже за руки с парнем не державшейся в романтической обстановке. Её психика, да и разум совсем незрелые, в них столько наивности и дыр, что ему и самому неловко. Для этого ребёнка, жадного до магии и знаний, настолько плотские, приземлённые аспекты далеки, как небо от муравья. Так ему кажется и в некой мере предположения соответствуют истине. Он немного понимает, почему она настолько обозлилась, почему пошла на мерзкую даже по одному виду магию, а ещё…  — Это ведь правда, что князь Делион запретил любые вольности в замке?  — А? Да, — подтверждает, немного удивлённая затронутой им темой. — Они с Агаром следят, чтобы все вели себя в крайней мере прилично, не зависимо от того есть я в замке или нет. Малолетняя сестра. Пусть физически она уже похожа на повзрослевшую, пусть во всём, что касается выживания и магии давно превзошла всех на десятилетия, а то и столетия, но ей и дружба даётся непросто. Это дитя неуверенно чувствует себя среди других детей, а уж о любви и речи не идёт… По крайней мере, пока речь не заходит о глубокой душевной привязанности к костяному коню. Но это скорее патология душевного уровня, не физического. Так что в итоге Ник, пусть и всё ещё не принимает её действия за верные, оправдывает их. Не то чтобы это меньшее из зол, хоть так оно и есть, но…  — Бесполезно тебя наказывать, — приходит он к выводу, отводит взгляд: — Ситуация неприятная.  — Я не Рейджа, — говорит, разглядывая носки своих туфель — сегодня, раз уж нормальных пар всё равно не будет, оделась как девушка. — Мне сложно в себе разобраться, я не замечаю остаточные рефлекторные реакции и эмоции, но я это я. Вампиры крепко носят маски, но у меня так постоянно не получается.  — Да, знаю, — подтверждает он, треплет её по красным волосам, чувствует энергию на седине: — Ты выглядишь усталой, всё из-за проклятья? Алиса жмурится под тёплой рукой и считает про себя, отвечает:  — Почти тридцать пять часов без сна, десять из них беспрерывной работы с книгами, спала я, как и всегда, всего три. Ник короткое время посомневался, дать ей сегодня выходной для отдыха или нет, но последний факт упал в копилку младшей княжны:  — Иди и выспись. Может, подобреешь и снимешь проклятье.  — Не сниму до самых каникул, — обещает, а он убирает руку. — Простите за мои действия, но другого выхода из ситуации я не вижу.  — Да, я уже это принял, — кивает он, разворачивается, мельтеша хвостом: — Но не одобряю. И буду какое-то время злиться. Постарайся больше не расстраивать меня.  — Постараюсь, — обещает, а про себя добавляет: «До тех пор, пока не простите меня за сегодняшнее» Ник выходит в дверь и идёт по коридору, печально вздыхает, а на подходе к кабинету слышит шум возмущённых голосов. С преподавателями разобраться получится без проблем, а вот с детьми… Пускай сами решают проблемы, хоть новую войну между собой затевают — до следующих выходных успокоятся, хотят того или нет. Смирятся и начнут готовиться к танцам. Преподавателям достаточно сказать, что порочить имя младшей княжны непозволительно, а разозлённый дракон и не такое выкинет… Достаточно подумать об этом, на самом деле. Но… Всё не так просто, как выглядит. Если бы все ссоры решались словами — этой ситуации бы не произошло. Дети бывают злыми, но иногда некий ребёнок даёт им по заднице, те рыдают, но скоро успокаиваются, и всё запускается по новой. А взрослым надо следить, чтобы никто никому ничего не сломал.