Неоднозначно плохие

      — Пятьдесят шесть флаконов, — отчитался Арнад, закончив раскладывать их в специальный ящик, поделённый на отсеки, но не настолько дорогой и качественный, как под баночки из алмазов. Алиса заканчивала варить два последних на сегодня зелья и бормотала, пытаясь держать эту информацию в голове:  — Завтра Забвение, завтра на закате надо варить Забвение, а под луной в убывающих фазах Глоток мертвеца, утром надо поставить настаиваться корень свихи, и выболтать мякоть персика… Персиком она называла эльфийский фрукт, купленный на аукционе, и пока что экспериментировала с небольшими порциями, исследуя их влияние на организм, магию и совмещение с другими элементами, используя для усиливающих зелий и в заготовках под ядра. Самое забавное в этих фруктах, это длительный срок годности — благодаря большому содержанию концентрированной энергии те не гнили, что растягивало время использования. Пока что в библиотеке не нашлось ни единого рецепта с эльфийскими фруктами, что и не удивительно — в продажу такие начали выходить всего сто лет назад, когда у эльфов упала экономика. Вернее, когда они начали сильно нуждаться в деньгах. В условиях торгового договора с людьми значились регулярные поставки оговорённого количества фруктов.  — Оно посинело, — дала знать Анит, помешивающая под запись песни из кристалла кипящее в котелке зелье.  — Отлично, готово… И пока Алиса отмеряла крупинки золота в наблюдаемое лично, Арнад закрыл крышку ящика. Последнее варево постепенно желтело, с каждой упавшей частицей будто перенимало цвет и густело, отливало матовым. Посчитав, что этого хватит, она отвинтила крышку другой баночки и всыпала блестящего песка, зелье приобрело окончательное сходство с золотом, что послужило явным знаком перевернуть котелок и разлить густую, будто холодная сметана, жидкость по заранее подготовленной плёнке. И оно окончательно загустело, чем вызвало недоумение:  — Так это искусственное золото?  — Это жёлтый философский камень для алхимических реакций, так называемое золото алхимиков, — рассказала Алиса, чистя всё за собой. — Оно мне понадобится для ядер в качестве загустителя.  — То есть это не зелье, — понял Арнад, присаживаясь на стул рядом с Анит, пялящейся на несколько литров ничем не отличимого от настоящего золота.  — Нет. Ты читал историю алхимиков? Они пытались создать философский камень, чтобы привести всех к золоту — идеалу формы. Однажды у них кое-что получилось, но долгое время никто не понимал, что это не синтезированный металл, а катализатор с определёнными свойствами кристаллизации жидких и мягких элементов.  — Он делает всё твёрдым? — переспросила Анит, и та, оглянувшись, кивнула:  — Да, именно так. За сегодня мы сварили пять зелий, при том с излишком. Спасибо, если бы не вы — я бы столько не потянула. Кстати, если вам нужно будет какое-то — обращайтесь. Анит помотала головой, Арнад взглянул на часы и дождался, пока воцарится порядок, прежде чем удостовериться:  — На сегодня всё?  — Да.  — Завтра у тебя сеанс?  — Точно, но… Арнад, Анит, — окликнула, неловко потупив взгляд, но выдавила: — Вам не обязательно помогать мне каждый раз. Завтра лучше отдохните, я успеваю. Та глянула на своего вампира, он недолго посомневался, но кивнул:  — Хорошо, но не задерживайся слишком долго. Ты с ума сойдёшь без сна.  — Да, я слежу за временем отдыха, не переживай.  — Надеюсь, — вздохнул он, подавая Анит локоть, и первым вышел из лаборатории. Алиса покидала кабинет следом, последний раз окинув его взглядом и убедившись, что над всеми котелками растянуты защитные пологи. Ей пришлось купить пять котлов разной ёмкости, а ещё добрать некоторые нужные инструменты и посуду, чтобы избежать проблем. Нет, в академических лабораториях всего хватало, а сырьё она брала только в крайнем случае, то есть всего дважды, но пару раз зельевары возмущались, что всё занято: и котлы, и горелки, и мензурки. Её их крики не касались, но проще отмахиваться от них словами: «Это всё мною куплено», чем «Этим могут пользоваться все». Да и обычная зельеварская посуда ничего не стоит, если только не вылита из особенного сплава, вырезана из дорогого камня или и вовсе из драгоценного. А такие ей иногда тоже требовались. Попрощавшись с Анит, когда достигли своего этажа, она ненадолго остановилась у двери, глубоко вдохнула, прислушиваясь к негромким голосам и в очередной раз напоминая себе поставить глушащий полог от излишне острых ушей. Толкнула дверь и вошла, а Филип не успел среагировать быстро и обратился в птицу прямо перед ней. Воцарилось молчание, в каком она скрещивала руки на груди, а филин сползал по кровати ниже.  — Ты… рано, — пробормотала Аманда, сидящая на своей кровати, и это единственное, что радовало — их с Филипом разделяло большое пространство в целый стол и проход.  — Прости, — совсем тихо просипел тот, боком двигаясь к краю, но не успел ни свалиться, ни слететь, как поймал собой призванную куртку, слишком тяжёлую для маленького птичьего тела.  — Не дёргайся, — приказывает, расстёгивая рубашку, и спрашивает у Аманды: — Как ты сама перед ним переодеваешься? Та отводит взгляд и невнятно бормочет:  — Закрываю в шкафу… Филип притворился неживым, в окно постучал вернувшийся на ночь Шерон. Распахнув то магией и закрыв за ним, Алиса было собралась сходить в душ, но передумала, услышав вздох нерадостной тональности:  — И почему такая печальная? Аманда, отведя от неё взгляд, указала на стол.  — Уже всё? — ненавязчиво уточнил Филип.  — Нет, — рявкнула, как раз застёгивая вытащенную из гардероба брата рубашку, все ещё достаточно большую, чтобы прикрывать бёдра. К сожалению, из-за лишнего элемента в комнате в одной рубашке теперь спать не получалось, а за шорты обшипела Аманда, пришлось извращаться и искать достаточно мягкие и лёгкие бриджи. А переодевшись, обратила внимание на расстроившую ведьму газету, мимоходом убрав с филина куртку:  — И что это?  — Журнал моды, — со всем отчаяньем застонала та. — Ирен принесла, их выпускают только в столице. Не то чтобы Алису интересовало, откуда это зло до них добралось, но вот совершенно не понимала:  — И в чём проблема?  — Мода на это лето, — в разы громче, чем раньше, провыла ведьма, а ей пришлось сесть на кровать и схватить возобновившего попытки побега филина за хвост, тряхнуть его:  — В чём дело? Смирившись со своей судьбой, тот успокоился и расслабился:  — Видишь длину юбки на обложке? Она считает, слишком коротко.  — О, Мрак, мне дедушки с его веяньями моды хватает, — посетовала, разглядывая симпатичную девушку в платье с пышным подолом чуть выше колен. — Ну, короткая, и что? Аманда завыла ещё громче и истеричнее, они с Филипом синхронно скривились. Он обратился в человека, приобнял Алису за плечи и взялся деловито листать страницы:  — Видишь? Они все такие. Говорят, западное веянье. Она скосила взгляд на его ладонь и повела плечом, сбросила конечность и отодвинулась, не считая необходимым кивать на заливающую слезами подушку ведьму. И когда тот, закатив глаза, отодвинулся, взялась рассматривать картинки. Не то чтобы сама не понимала привычки, привитые этому парню шабашом и постоянной компанией ведьм, но Аманда до сих пор неприятно щурилась на них, когда видела слишком близко, но хоть не бросалась с обвинениями. Казалось, договор с Филипом в качестве питомца примирил её со многим в этом мире. Но не настолько многим, чтобы принять короткие платья. А те мало чем отличались от обычных бальных, просто укороченных в два с половиной раза.  — Даже мода дошла до такой длины, а на меня всё ещё ворчат за шорты, — пожаловалась на несправедливость, когда наткнулась на более простую, не пышную юбку из одного, максимум двух слоёв ткани и без каркасов под ней.  — Да потому что они как нижнее бельё! — взорвалась Аманда, когда до неё дошёл смысл высказывания. — Срамота!  — Ещё скажи, что девушки до сих пор обязаны носить панталоны, я-то видела, какое бельё ты ныкаешь в шкафу… Та зарделась, стрельнула взглядом в Филипа, тот побледнел и сделал вид, что ничего не слышал:  — Ой, гляди, какая очаровательная блузка! А эта шляпка? На ней же целая клумба, но это так… Прекрасно и свежо!  — А ничего так, — серьёзно покивала Алиса, перелистнув. — Брат говорил, в клане среди женщин пошла тенденция на кожу. Кожаные обтягивающие платья.  — А бельё под них как? — отвлеклась от своей истерики Аманда.  — Какое бельё? У вампирш? Шутишь?  — Мрак, — выдохнула она, подражая подруге. Филип промолчал, зависнув мыслями меж двух огней, где одной гранью сексуальные вампирши без ничего под платьями, а другой эти же, но распивающие кровь, в его фантазиях через трубочку прямо с шеи ещё живого блюда. Долистав так до оговариваемой темы, то есть белья, Алиса хмыкнула, разглядывая тонкие кружева и совсем уж безвкусные по её мнению «соблазнительные» комплекты:  — Терпеть не могу корсеты, а они в них ещё и сердечки вырезали… Ну что за ужас? Моим глазам больно смотреть.  — Для любимого, — воодушевлённо начала Аманда, но та её перебила, не дослушав:  — Знаешь, я тут подумала, твоему любимому бы пошло, разве что розовый цвет заменить на жёлтый или бежевый. Филип закашлялся, подавившись от испуга слюной, Аманда покраснела до кончиков ушей, подорвалась, отобрала у неё журнал и засунула себе в сумку:  — Всё! Я ложусь спать! Филип! Тот всё ещё таращил глаза в ужасе, представив себя в таком орудии пыток, отползал по полу подальше от той, кому идея пришла в голову, и взмолился, схватив хозяйку за лодыжку:  — Спаси!  — Спать, — бескомпромиссно надавила та, и ему пришлось обращаться в птицу и занимать своё место на тумбочке, где сердобольная ведьма свила гнёздышко из шарфиков. Та, меж тем, улеглась в кровать, засунула в уши беруши и натянула на глаза повязку — то единственное, что мирило с реальностью и помогало жить рядом с почти не спящей соседкой. Свет потух, засветились глаза, устраивающийся удобнее Филип вздрогнул:  — Так однажды сердце не выдержит. Моё бедное, маленькое сердечко…  — Не паясничай, — попросила Алиса, закрывая шкатулку с артефактом.  — Спокойной ночи, — настояла Аманда и отвернулась к стенке.  — Спокойной. Филип спать в такой обстановке не мог. Он бы попросил постелиться на полу или хоть под кроватью, но в таком случае мешало не только правило поменьше обращаться в человека, но и ноги просыпающейся и бегающей в туалет Аманды. Ему думалось, если заткнуть уши и закрыть глаза — всё не так страшно, но… Пока что удавалось отсыпаться днём, тем более, что и выходить не очень-то тянуло. Личина помогала неплохо, но риск становился всё больше, чем дольше он не попадался. Оставалось протянуть до каникул, а там… По договору решение полностью зависело от него, но если для отваживания Аманды от ведьмовства требовалось отправляться следом — именно так и следовало поступать. С Алисой он вопрос ещё не обговаривал, а сейчас та занималась странной ерундой — достав камень с трещащими внутри молниями, кажется, отделяла те в кристаллики поменьше. Аманда уже крепко спала, когда он раскрыл рот:  — Что с каникулами и уговором?  — Посмотришь по вашим отношениям, но не советую идти с ней, — высказала неожиданное предложение Алиса, отвлекаясь уже от «фаршировки мяса».  — Но почему?  — Дай ей хорошие установки на лето и не надоедай. Исчезни до следующего года, а там уже посмотрим, как всё повернётся.  — Но…  — Конечное решение за тобой, это предложение, как один из вариантов. Сам решай. А пока… Она повернулась к нему, по-птичьи лежащему в гнезде, положила на край стола небольшой диск, подобный тем, что висели на браслете, только с камушком:  — Переговорное устройство, если резко понадобится помощь — свяжись со мной. Я не нарушаю договора. А что касается вас, то, хоть вы и заключили сделку ведьма-фамильяр, но живёте сейчас, как супруги. Таким образом, стоит задуматься, кто из вас кому первым надоест. Филип выбрался и подцепил клювом диск, перетянул к себе в гнездо и решил прикрепить завтра, когда они пойдут на занятия, удовлетворённый объяснениями. Да, это правда, парочки и молодожёны часто расстаются, столкнувшись с бытовыми проблемами. До этого, видясь с объектом любви лишь изредка, Аманда не замечала изъянов, а теперь они друг у друга на ладони вместе со всеми дурными привычками. С этим следовало поработать, иначе всё закончится ещё до каникул. Иногда отношения нуждаются в пространстве и свободе, то же, что тянется сейчас, похоже на сожительство трёх друзей или друга и молодых супругов.  — Что ты делаешь?  — Знаешь, кто такие тигровые киты?  — Ну… киты.  — Это племя оборотней, удерживающее контроль над всеми западными и северными водами, а это — свинина, в которую я вливаю их жир.  — Это… съедобно?  — Нет. Тигровых китов нельзя отлавливать, но мне удалось достать немного их жира. Жир быстро пропитывает любое мясо, потом оно разрезается, внутрь выкладываются травы, вводится немного эльфийской крови, настаивается месяц. После измельчается, выбалтывается водой, процеживается и используется.  — Два вопроса, — шепчет он на её тихий рассказ, и думает, что их должно быть больше. — Разве за месяц мясо не испортится? И что делает эта настойка?  — Продлевает жизнь лет на десять, омолаживает. А что касается первого, то да, портится. Именно поэтому раньше это запретное и позабытое зелье настаивалось в живых, новорождённых эльфах-полукровках. У рецепта очень длинная история и несколько легенд, хочешь послушать?  — …нет.  — А, не переживай, я не собираюсь искать детей, тем более с эльфийской кровью. Катализаторы режут время, оно приготовится за пару часов, не успеет испортиться под магией.  — И… зачем оно тебе? — уточняет, не готовый слушать ни явно жуткие легенды, ни про то, где она раздобыла такую тайну.  — Продать. По моим прикидкам одни флакон уйдёт не меньше, чем за пять тысяч золотых, а то и десять. В мире до сих пор полно стареющих аристократов без дара, готовых отдать половину имущества за возможность сбросить лет тридцать и продлить свою бесполезную жизнь хотя бы на годик-другой. Старики, одной ногой в могиле, не станут долго думать, потому что магия не способна сделать нечто подобное. Филип вздрогнул и потупился, испугавшись за свою жизнь. Запрещённые составляющие, вот, почему она сидит здесь и делает это среди ночи, а не, как говорила Аманда, в лаборатории зельеварения. Но страшнее всего узнать подобную тайну. Разве секреты о запрещённых делах не скрывают изо всех сил? Разве не опасаются, что их кто-то раскроет? Её открытость значит, что невольному свидетелю не дожить до утра?  — Чего дрожишь? Замёрз? Он пересекается взглядом с её глазами и не может долго их выносить, смотрит в пол и думает, что это так же не та тайна, которую следует хоть кому-то знать. Дураку же ясно, что драконы с такими глазами не ходят. Никто не ходит. А значит, что-то в них есть.  — Нет…  — Ах, ты боишься, — понимает, вдыхая воздух, будто принюхивается. — Не волнуйся, будешь держать рот на замке, и ничего плохого не случится.  — Я так и понял, — бормочет, сжимаясь в небольшой комок перьев. — От меня никто ничего не узнает, я дорожу своей жизнью.  — Знаю. Я знаю, что ты никому и ничего не скажешь. Звучит очень зловеще, и ему хочется спрятаться.  — Говорят, княжна клана Ходячих тенями очень любит магию, — начинает та отстранённо, будто пытается его успокоить и расслабить. — И различные эксперименты. Порою мне приходит мысль, что, существуй некто, похожий на меня, с кем можно было бы вот так сидеть и обсуждать магию, испытывать её, варить зелья и прочее… Ах, тебе это, наверное, не интересно.  — То есть ты чувствуешь одиночество? — подаёт он голос, неуверенно подымая голову. Алиса протыкает мясо десятками игл и ждёт, пока то медленно наполнится различными жидкостями из нескольких шприцов. На столе лежат различные приспособления и целая банка переливающихся кристальных звёзд, уже отобранная смесь трав.  — Не знаю, зовётся ли моё положение одиночеством… Ночью я чаще всего одна, вокруг тихо, хорошо работается, но хочется поделиться с кем-то знаниями. Но и открыть их всем или кому-то не тому нельзя. Хуже всего поделиться секретами с тем, кто потом начнёт с их помощью «вершить добро».  Ведь часто всё настолько неоднозначно, что добро приводит к ещё большей беде, оборачивается худшим из несчастий, и то, что хорошо для одних, будет смертельным для других. Надо понимать причинно-следственные связи, чтобы вмешиваться в естественное развитие событий.  — Что ты имеешь в виду под «вершить добро»?  — Ну, я хочу омолодить пару стариков ради денег, чтобы потом убить кого-то с помощью этих денег. Скорее всего, ты меня не поймёшь. В тебе недостаточно жестокости. Ты, хоть и эгоист, но милосердный. Он опешил от приписанной к себе черты характера, но, на самом деле, выбирая одну из противоположностей, всё же склонялся к её варианту. А ещё нервничал из-за момента с убийством, но внушил себе, что это чужое дело и лезть в него не следует. Алиса считала, что есть те, кто принимает необходимость жестокости, но старается её избегать, а есть психи, её плодящие. Между двумя гранями «жестокость» и «милосердие» сотни, а то и тысячи комбинаций. Нет истинного зла, как и чистого добра, они несут в себе следы друг друга. Она отодвинула стул и потянулась, взглянула на напыжившегося хмурого филина, вообще-то крайне очаровательного в форме пернатого, и с мягкой улыбкой поделилась:  — Знаешь, почему вымирают эльфы, драконы и зверолюды? Потому что люди плодятся, как кролики. Как думаешь, что считается оправданной жестокостью? Невмешательство приведёт к их медленному истреблению, а спасение дастся ценой человеческих жизней. Позволить всему идти своим чередом, конечно, в некой мере верно, но тогда для чего мы все здесь? Разговор ему не нравился, все эти намёки, жестокость и убийства — почему бы не держаться подальше от сомнительного? Но последняя фраза напоминала тематику геройства из книжных романов и заставила заинтересоваться, отодвинув конфликтную тему:  — Думаешь, среди нас кто-то рождён для великой цели спасения мира? Но в ответ услышал только неуверенное:  — Кажется, мы придаём разное значение понятию «спасения», но, пожалуй, твоя правда. Всё дело в ответственности и понимании ситуации — кого убить, а кому помочь? Для многих сильных ноша по принятию глобальных решений слишком велика. Я это поняла совсем недавно. Вот у меня есть сила, а что с ней делать?  — Я тебя понял, — важно покивал гордо поднявшийся филин. — Есть куча сильных: короли, драконы, а по сравнению со мной, то и маги сильные, но они ничего не делают с голодом в отдельных регионах, нападениями тварей из Леса Забвения. Если тебе дана сила — её надо использовать во благо, а не греть зад на троне и обкрадывать честный народ.  — Такова природа, — философски фыркнула Алиса. — Всегда приходится чем-то жертвовать! Ты или убиваешь дворян, чтобы раздать их золото бедным, или стоишь и смотришь, не набираясь смелости что-то изменить. Филип не понял, зачем убивать, если достаточно обокрасть, но отчего-то не решился спорить. Наверное, потому что тема сложная, можно привести очень много доводов за и против, он тут же и сам такие придумал. Лишь спросил:  — И что будет правильно?  — Не знаю, я пока что, как заметил, бездействую и зарабатываю деньги на вкусную еду и массаж. Я ведь не какой-то там герой или вершитель судеб? Филипа вроде бы отпускает напряжение от взваленных на голову сложностей, а частью неискренняя Алиса возвращается к поглотившему всё мясу. Разрезает его, фарширует травами и теми самыми переливающимися кристаллами, втыкает их между прорезанных по всей поверхности волокон. Пока она выполняет эту не очень сложную работу, Филип прогоняет мысли, решив, что не хочет обо всём этом думать, когда слышит негромкое бормотание:  — Из-за всех неопределённостей я не могу поделиться знаниями с неспособным здраво оценивать жизнь. Чтобы он не пошёл убивать или спасать, не натворил глупостей. Мне не с кем делиться, потому что не хочу нести ответственность за чужие действия.  — Я… немного понимаю, — подаёт голос, вздрагивая только от мысли, что когда-то окажется на месте сильного. Нет, сбежит. Точно сбежит. Ну их, сложности, жизни, спасения и убийства! Тут главное о себе побеспокоиться, о хлебе завтрашнего дня, о тёплой постельке.  — Мне уже много, — ворчит, вороша перья. — Ты только говоришь, а мне уже много!  — Да, так со всеми. У всех наступает момент перегрузки моим нытьём о трудностях.  — Ничем помочь не могу. И вообще, спать собираюсь.  — Разве совы не ночные птицы?  — Я — филин, а не сова.  — Семейство совьих. Тот ворчит, издавая странные звуки гортанью, копошится, укладываясь в гнезде удобнее, и закрывает глаза с серебряно-коричневыми роговицами. Алиса желает хорошего сна и откладывает кусок свинины в сторону, берётся за следующую работу, рассчитывая время так, чтобы хватило поспать. Верно, это одиночество. Ну, не так уж и плохо, уже привычно, да и нет умов, которые только смотрят с глупыми выражениями на лицах и боятся задать вопрос, зная, что всё равно ничего не поймут. Не так уж и плохо, но если бы та княжна существовала отдельно — было бы приятно подружиться и делать это вместе.