Неоднозначно плохие

Парни грустили, некоторые плакали — совершенно не праздничная атмосфера, никакого веселья. Выпускники пускали скупую мужскую слезу, но пускали слишком часто, не веря, что больше сюда не вернутся, первокурсники пили, пытаясь отрешиться от чужой депрессии. Алиса не пила — немного выпивала, сидя между скулящими в платки Ники с Марком и обнимающим её за плечи Инриком, изливающим одну ностальгическую историю за другой, чем приводил окружающих в ещё большую истерику. Обстановка начинала раздражать. В отличие от праздника цветов, горели не деревянные колонны, а чучела — за каждого выпускника поджигали чучело, состоящее из соломы, веток, ветоши, брёвен и пропитавшей всё это долго горящей воды, чтобы те не прогорали слишком быстро. Огненная вода поджигалась легко, но долго не потухала. Алиса не напрягалась выбором одежды. Решив, что с такого праздника хватит и туники, больше похожей на подпоясанное восточное платье, она не вызвала сильной реакции, потому что даже разряженные бытовички с большими и сложными причёсками рыдали, не видя перед собой ничего, кроме очередных поводов для слёз. Отовсюду раздавались вопли, стоны, писки и вытьё, неровные от заикания речи, а ещё все пили. Пили, что называется, без тормозов. По-чёрному. Упивались.  — И вот стоим мы, — воодушевлённым, но отдающим печалью голосом рассказывает Инрик, то и дело дёргая рукой, обнимающей её за плечи, а другой активно жестикулирует, забыв об удерживаемой бутылке и тем самым расплёскивая содержимое, — а вокруг — двадцать разбойников. Двадцать. Выходит Захир вперёд, играет героя, требует отпустить пленников… Алиса уже потеряла нить повествования, да и сам Инрик вечно перескакивал, не закончив, как и сейчас:  — Полсотни гончих, представляешь?! И все бросились на одну собаку! Ники пытался её спасти, мы все пытались! Мы спасли дворнягу… Алиса вздыхала и молчала — никто здесь не нуждался в поддержке беседы, они попросту не слышали ничего постороннего.  — Пиши мне! — заорала неизвестная ей девчонка, после чего громыхнул коллективный девичий истеричный плач, наполнивший воем всё пространство и перекрывший остальной шум.  — Никогда не ходи в Лес Забвения ночью! Никогда, слышишь? Слышишь?! — тряс её уже двумя руками Инрик, а очнувшийся Ники схватил за бока сзади и тоже присоединился:  — Там ночью страхи такие, что сердце замирает! Вот билось и бах! Стало! От ужаса! Сердце стало!  — Алиса, не ходи в Лес Забвения, — попросил Инрик, блестя влажными глазами, а Ники полез обниматься, бормоча об остановившемся от страха сердце и жутких лицах, звуках и червях.  — Кончишь, как Роби!  — Не кончай, как Роби!  — За Роби!  — Бедный Роби!  — Несчастный Роби!  — Он пожертвовал собой, чтобы вытащить меня! Роби, подожди немного, я скоро приду к тебе!  — Мы все придём к тебе, Роби!  — Ты так громко лаял, Роби! Ты всегда лаял на нас!  — Мы не заслужили твоей жертвы, Роби! Потерявшаяся в их скорби Алиса дрогнула, почувствовав постучавшую по плечу ладонь, и подняла взгляд на пригнувшегося Широ, уже заведшего конечность ей под руку, чтобы потянуть за собой. Она медленно поднялась, выпутываясь из плетей потерявшего самоконтроль и упившегося почти до состояния мёртвого кальмара Ники, ещё что-то булькающего про Роби, и пока Инрик уделил внимание бутылке, поддерживая коллективный тост за погибшего, убралась. Отойдя чуть подальше, Алиса выдохнула облегчённо, чувствуя слегка ударивший в голову хмель, но оставаясь при здравом мышлении.  — Роби — это пёс, а не человек, — объяснил ей Широ, разглядывающий попойку, освещённую только рядами горящих чучел.  — О, вот как, — отозвалась, но без удивления. Да, спьяну парни могли убиваться не только по собаке, но и по улитке, раздавленной утром во время пробежки.  — Вот и всё, — выдохнул Широ, по-прежнему смотря на ребят. — Ещё один выводок отправляется в большой мир.  — Переживаете?  — Я? Ничуть! Сам же их учил. Кто баран — тот и останется бараном, но сильный баран проломит парочку стен, не думаешь?  — Наверное. Я хотела вам кое-что подарить, — созналась, но он перебил:  — Давай-ка без прощальных подарков, скоро увидимся. Она помолчала, подняв голову к небу. В день цветов били барабаны, отбивая ритм, а сейчас отовсюду звучали только «струны сердец и душ». До комичности грустные мелодии.  — Я всё равно отдам вам её, потому что сделала специально для вас. Господин Широ, это моя последняя картина, скорее всего, летом не найду время. Теперь настал его черёд молчать. Её картины, независимо от того, писались ли «идеально», передавали эмоции. Чаще всего сложные и редко приятные. Но отказаться хотя бы взглянуть на неё он не мог. На полотне простиралась пустыня — именно такая, какой и является, золотая под почти белым небом и ярким солнцем. Жёлто-оранжевый песок расчерчивали борозды, а впереди чётко выделялась шеренга рабов, тащащих камни. На одном из них сидел мужчина в тени зонта с хлыстом в руке. Ужасно-смешной вид, вырезанный из воспоминаний.  — Не жалко?  — Я новую нарисую, — пожала плечами, не видя проблемы, и постучала по виску указательным пальцем: — Пока помню — могу повторить.  — И когда ты успела? Разве масло не сохнет неделю?  — А разве практика длилась меньше? Я всё равно плохо сплю. Уставшие парни валились с ног и не вставали, пока их ногами не валяли по песку. Маршрут всегда повторялся — от пещеры к пещере, за день они делали один полукруг, пересекая половину пути, и ночевали поочерёдно в двух пещерах, не заметённых песком. Ночами опускался ужасный холод.  — Сумасшедшая, — восхитился Широ, поняв её, и забрал полотно в белой раме с приметной подписью в углу, выведенной фигурными символами «А» и чуть ниже «Д», будто Ад.  — Хотелось так и назвать «Рабы на пути в будущее», но решила, вы сами придумаете и подпишете.  — Путь в будущее? Ну ты и сумасшедшая.  — Благодарю за комплимент, — отвесила она шутовской поклон и снова повернулась к пьянке. Улыбка сползла с губ:  — Напиться, что ли?  — Вот и я думал, — сознался, удерживая картину одной рукой за раму.  — Почему не стали?  — А смысл? Приглушить чувства? Я что, сентиментальный школьник?  — Ну да… Не на плаху же провожаете.  — Вот именно. Алиса видела, как другие преподаватели и кураторы, магистры башен напиваются, тоже чуть ли не ревут, а некоторые и не сдерживаются. Директор составлял им компанию, но не пил.  — Вас летом ждёт много дел, да?  — Похоже на то, что отброс пришёл в себя и готов искупить вину за прошлые деяния, — проговорил, не скрывая досады, скривившей лицо. — Ты ведь тоже не усидишь на месте?  — Да-да, куда уж мне сидеть без дела, когда дел выше крыши? Приключения ждут, все сокровища мира ожидают — пойди и возьми. И я хочу их все.  — Увидимся, — хлопнул он её по спине и двинулся в сторону придерживающего одного из напившихся преподавателей Ника.  — Обязательно увидимся. Передайте директору, что я не хочу с ним прощаться.  — Как хочешь, — согласился, махнув рукой, но не оглянулся. Алиса же вздохнула и перевела взгляд с удаляющегося Широ на пьющего Инрика, но решила не откладывать то, что собиралась сделать, назавтра, когда у него будет жуткое похмелье. Но не успела к нему раньше, чем нарисовался Дрон. Увидев его кривое приближение, она уже догадывалась, куда именно лежит дорога оборотня, но никак не могла повлиять на результат, разве что убежать в противоположную от него сторону. Дрон буквально волочился, выпив точно не меньше десятка бутылок гномьего.  — Али-иса-а, — вырвалось из него. Ей не нравилась предстоящая ситуация.  — Арнад! — окликнула, пытаясь обнаружить его голову среди кучи других, и тот махнул рукой. Но Дрон, казалось, не смирился, потому что продолжил переть на неё, двинувшуюся в другую сторону, вынудив Арнада вмешаться тогда, когда она уже закончила очищающее заклинание, используемое для быстрого, но болезненного отрезвления. Всё произошло одновременно — вампир мгновенно оказался рядом и дёрнул её за себя, Дрон поймал заклинание и вырвал себе под ноги, но мало кто обратил внимание на происходящее в общем шуме.  — Отвратительно, — выдавил Арнад, задом отходя от него подальше и тем самым утягивая за собой и Алису. — Поблагодаришь и извинишься письменно, адрес знаешь. Он считал, что стошнить вот так лучше, чем пуститься во все тяжкие и навешать на уши пьяной чуши. Но что за первое, что за второе любой дворянин бы умер со стыда на следующий день.  — Погоди, — попросила Алиса, глядя на блюющего Дрона, и повернулась в сторону Инрика: — Надо доделать, мы ведь возвращаемся утром? У меня не будет времени попрощаться.  — Напиши записку, — предположил, да та и без подсказок доставала блокнот с ручкой. — Идём, сядешь возле нас с Анит, я помогу повесить почтовое заклинание. Вестник — магия, ложащаяся на письма, чтобы уберечь от чужих рук и гарантировать прочтение, в ином случае те гадко нападают на адресата и читают себя сами. Ей хватило осмотреться, чтобы заметить живого, но уже явно не в себе Инрика, меланхолично, будто тоже напился, пялящегося невидящим взглядом вдаль Кириса, уснувшую на плече трезвого Филипа Аманду, гогочащих близнецов, да и всех остальных, пребывающих в не подходящем для принятия информации состояние. И она села, поздоровавшись с Анит, и взялась строчить каждому, кому хотела ещё что-то сказать, записку, а Инрику ещё и оставила презент, расписав, для чего использовать артефакт. На плетёном из кожи браслете болтались на кончиках завязок уже знакомые диски: один в качестве щита на экстренный случай, один для связи, другой маячок, а последний для экстренной связи с автоматически включающимся маячком. Вот так вот, рассчитывая на связь с ним, пока будет длиться исследование аномалии в джунглях, Алиса позаботилась о своём друге и попрощалась.  — Нас встретит Его Сиятельство Агар, — объяснил Арнад, складывая письмо журавликом таким образом, чтобы браслет не потерялся. — Ты заберёшь нежить с собой?  — А ты бы оставил своих детей в одиночестве?  — Ясно, — хмыкнул, не вызывая конфликт. — Просто спросил. Но, в отличие от коня и птицы, мумия выглядит умной.  — Холдун.  — Странное имя.  — Он сам выбрал.  — Больше ни с кем не попрощаешься? — уточнил, заворачивая готовое и последнее письмо Вистару, должное дождаться его возвращения с практики.  — Да, — подтвердила, глядя, как журавлик взлетает с его ладони. — Это все.  — Преподаватели?  — Кому хотела, тому высказалась раньше.  — Тогда пойдём собираться. Здесь уже все в стельку.  — Да… Но она не двинулась, засмотревшись на горящие чучела. Анит тронула её голое плечо, заставив обернуться, и предложила:  — С моего окна их будет хорошо видно. Поможешь с вещами?  — Да… конечно. *** Белый мрамор с золотыми росчерками… Открыв глаза, Алиса испытала замешательство — что здесь делает белый мраморный потолок с золотом в трещинах? А здесь это… где? Последним она помнила, как засыпала рядом с Анит — её соседка не вернулась, а идти к себе не нашлось желания. Но во снах обычно приходит или комната Агара, или собственный внутренний мир с древом. Так почему наверху белый мраморный потолок с золотыми трещинами? Из окна проникали красноватые лучи золотого солнца с багряного неба Тартара. Такие же белые стены, с такими же росчерками… Мягкое кресло, вылитое из чёрного агата и обтянутое бархатом. Вздохнув и приняв реальность перед глазами, Алиса отстранилась от мягкой спинки, выпрямилась и опустила голову, встретилась с ним взглядом и криво улыбнулась:  — Хаос.