Дома их встретил Блу, который взволнованно смотрел по сторонам, стоя на пороге. Стоило скелету увидеть друзей в целости и сохранности, он тут же подлетел к девушке. И то, что он сделал, удивило всех. Несильный, но болючий из-за костлявых рук щелбан пришелся брюнетке в лоб.
— Блу… — Хватаясь за больное место ладонью, протяжно проскулила девушка. В глазах же читалось удивление. Но скелет не дал и возможности даже попытаться продолжить жалобы, уперев руки в бока.
— Глупый человек! — Строгий голос звучал громче обычного. А Дрим в удивлении и недоумении смотрел на эту картину, не вмешиваясь. Да и Ника не обижалась на голубоглазого, оба понимали, что он тут в неведении, что с девушкой, волновался. — Нельзя сбегать от друзей, если тебе плохо! Мы ведь всегда рядом, чтобы поддержать тебя, к тому же, ты могла пострадать! — Блу тяжело вздохнул, чуть успокаивая свой пыл, и продолжил гораздо спокойнее. — Плечо Великого Санса всегда свободно, и ты можешь мне все высказать! Плакать при друзьях – не стыдно. — Прикладывая кулак к груди, словно говорил клятву, улыбнулся голубоглазый. Брюнетка виновато опустила голову, улыбаясь словам друга. Мысли крутились в голове от тех, что на ее лице всегда надолго оставались следы пролитых слез. К тем, что скелет даже не представляет, какую значимую фразу ей сказал. Ее знакомые, которых ни тогда, ни тем более, сейчас девушка не могла назвать друзьями, говорили, что грузить своими проблемами "друзей" – отстой. И Ника привыкла думать, что она жалуется и загружает близких "своим дерьмом", когда у них есть собственные проблемы и переживания. Но…
— Плакать при друзьях – не стыдно… – Чувствуя, как в носу щиплет, шепотом повторила фразу голубоглазого брюнетка, улыбаясь так, что у парней души защемило. Они поняли ее без слов. — Прости, Блуберри. И ты, Дрим, — Видя желание запротестовать от принца, Ника пояснила. — За побег. И спасибо вам за все. — Нежная улыбка осветила лицо девушки, а пара скелетов, отвечая ей тем же, кивнула. Смотря на них, Ника чувствует, как душу снова щемит от картинок в голове черного яблока, на дереве, с которым она себя сравнила недавно.
Троица сидела на диване, а девушка рассказывала историю о том, как они с Ластом подружились. Так уж вышло, что Дрим проболтался, что брюнетка рассказала ему, почему они хорошо общаются, и Блу стало интересно. А чтобы не рассказывать все один в один, как принцу, девушка просто пересказывала события. И по выражениям лиц, парочка защитников была сильно удивлена.
— И тогда он прибежал, перекрывая воду. Я так испугалась, что сломала что-то в чужом доме. Но он только посмеялся с моего беспокойства. — С теплой улыбкой, отпивая из чашки чай, улыбалась Ника, вспоминая такую игривую и добрую улыбку друга. — Пока мы убирали все, то еще больше промокли, потому что поскальзывались и толкали друг друга из-за того, что смеялись над этим. Тогда-то он и отдал мне свой свитер, чтобы я не замерзла. — Снова делая глоток, мягко ностальгически улыбалась девушка.
— Инк сказал, что тебя раздели. — Невинно хлопая глазами и прикладывая палец ко рту, напомнил Блу.
— Думаю, он имел ввиду то, что на мне был свитер и чулки. Все остальное было постирано. — Ответила брюнетка, посмеиваясь с хитрого взгляда голубоглазого. Невинное выражение лица и такой же голос, совсем не совпадали с блеском в глазах скелета.
Дрим и Блуберри улыбались, видя довольное и счастливое лицо подруги. Хранитель эмоций чувствовал огромную радость от девушки. Но после волны тепла шел этот шлейф, что словно холодный ветер пробирал до костей. Вина и тяжесть. Она хочет радоваться, но все еще чувствует вину за то, что может это делать, а семья нет.
Ну а Ника, задумчиво глядит в окно. Тепло кружки в руках, мягкой обивки дивана под ней, согревающей замерзшие ступни, которые она поджала под себя. И этот запах в доме принца. Мед, цветы и солнце. Такой теплый и родной запах, ставший олицетворением уюта в сознании брюнетки. Раньше это был запах мамы. Что-то сладко-горькое, как темный шоколад, без которого она… не могла жить. Не самое лучшее выражение, что могло прийти в голову. Девушка вздохнула. А на лице была грустно-виноватая улыбка. Улыбающиеся лица брата, мамы и бабушки сменились на другие. Ника вспоминала, как Блу отругал ее за побег, Ласта, которого так хочется увидеть снова. Тепло от Дрима, который так аккуратно ее обнимал, успокаивая. И Инка, который пропал и вместе с тем, из груди и жизни будто вырвали кусочек, который был таким привычным, что обычно его не замечаешь… А стоило потерять – стало пусто и холодно. Девушка криво улыбнулась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Она вспомнила свою мысль о том, что пора со всем покончить, и душу снова защемило. И стало страшно. Плохо и грустно от этой мысли. Слезы покатились по щекам, и девушка, не скрывая их от друзей, которые уже в непонимании смотрели на нее, тихо произнесла:
— Прости, мама… я… хочу жить… — Девушка прикусила нижнюю губу, стараясь сдержать всхлипы, и зажмурилась. Слезы капали с подбородка на ноги, а руки тряслись. Кружка была аккуратно забрана из ее рук. Сначала с одной стороны ее обнял Блу, поглаживая по голове. А потом Дрим, обнимая с другой, сжал ее кофту на спине, прижимая брюнетку к себе и утыкая в свое плечо. Ника, вынырнув, положила голову на него и плакала, словно ребенок, уже не скрывая всхлипов. А оба скелета были рядом, как и обещали. Они еле заметно улыбались, радуясь, что их подруга, наконец действительно стала возвращаться к жизни после потери.
А дальше были три недели. Такие странные и сумбурные. Такие наполненные эмоциями, и в то же время словно пустые. Атмосфера между троицей друзей была тоже странной. Какой-то тихо-напряженной. Они чувствовали спокойствие рядом друг с другом и в то же время понимали, как каждый переживает за их друга. Молчаливые долгие взгляды, кивки и измученные улыбки. Это стало таким привычным, словно они одно существо. Разные души которого поддерживают друг друга.
Чтобы отвлечься, Ника все свободное время занимала пустой игрой на гитаре, одной песни по кругу. Но, а в большей степени стрельбе. И оттого, что делала это беспрерывно такое время, значительно продвинулась в умении. Теперь прекрасно стреляя. Ее мог остановить лишь дождь, который время от времени стал лить в мире. Девушке иногда казалось, что он связан с Солнечным хранителем. Словно грусть в его душе, тучами застилали небо в реальности. Брюнетка, даже не зная наверняка, правда ли это, шла к другу, сидеть вместе у камина. Пить чай или кофе, читать вслух книгу, чтобы прогнать серость из принца хоть ненадолго.
Эти недели пролетели так быстро, стоит оглянуться назад, но при этом тянулись так медленно, стоит посмотреть на часы сегодня. А все из-за поисков Инка, которые продолжались каждый день. Блу не жалел себя в поисках друга и работе, которую он выполнял настолько, насколько мог, не будучи хранителем и не обладая такими же способностями как они. Ника предлагала покинуть вселенную вместе с Дримом, чтобы он помог Блуберри, но оба решили, что не будут рисковать девушкой. Ее душа медленно, но верно залечивала глубокие трещины, оставляя паутинку маленьких, не глубоких. И приобретала свечение, присущее душам. Сейчас, покинув мир, она могла обратить все вспять. Мог случиться приступ воспоминаний, травмирующих душу, как это было раньше во снах. Сейчас, сидя на стуле в столовой, поджав под себя ногу и обхватив одну из них, согнутую в колене, Ника смотрела в окно. Положив голову на колено, она, задумавшись, совсем забыла про какао, которое давно остыло. Она вспоминала слова Дрима о душе. И снах. И задумывалась о том, что пора ей попробовать спать самой. Без магии принца. Хотя бы одну ночь, чтобы узнать, что будет. Душа замерла в одном своем состоянии. Бледная, в тонких полосочках трещинок. Прогресс остановился и Нике стоило подтолкнуть его, борясь с подсознанием. С виной. И похоже, Мечта тоже думал об этом. Он даже хотел озвучить эту мысль. Начал, но решил, что не стоит. Брюнетка вздохнула. Она понимала почему. Она с каждым днем все больше тосковала. По Инку. И это казалось странным ей. Ощущалось, будто тот оторванный кусочек был где-то недалеко, но его стали уносить. И с каждым пройденным расстоянием чувство потери в душе становилось сильнее. И лишь принц понимал, почему такое происходит с подругой. Он хотел рассказать. Но не стал. Чувство справедливости вопило в скелете, но беспокойство за девушку было сильнее. Не известно, как она воспримет все это. Да и тормозила совесть. Это все-таки их личная тема с художником.
Ника перебралась в гостиную, оставляя кружку стоять на столе. Уже сидя с ногами в кресле, она задумчиво провела пальцами по ногам. Полоски на колготках, которые из-за погоды она носила, будили тоску в душе. Они точно такие, как у него. Брюнетка вспоминала руки художника, к которым ей удалось прикоснуться. И хотелось сделать это снова. Хотелось, чтобы этот странный, порой пугающий отсутствием эмоций, монстр был рядом. Девушка поджала губы. А ведь он ничего такого не может чувствовать. Он не будет так рад видеть их, как они его. Он не будет скучать по ним, как бы долго они не были разделены. От этого душу скручивало в узел.
Дверь тихо открылась, и в комнату вошел Блу. Он не так давно вернулся и был в ванной. Снова тихий хлопок двери и из кабинета вышел Дрим. Оба сели на диван, смотря кто куда – в камин или окно.
— Дождь так надое~ел. — Смотря на друга, парочка понимающе улыбнулась. Голубоглазый говорил, что во всех мирах идет дождь чаще обычного. Видимо, это на самом деле было связано с Хранителем. Только другим. Хранитель миров, пропавший и забросивший работу, которую из троицы мог выполнять лишь он. Какой же бардак происходит в мирах, которого они пока не замечают, не имея связи с альтернативами? И столько всего надо будет разгребать художнику, когда вернется. — Хочу сладкого. — Все не мог угомониться Блуберри. И Ника его понимала. В такую погоду, да и в их-то ситуации, хотелось сладкого. Серость словно сжирала всю радость, какая есть. И, казалось, лишь тепло от Солнечного принца не дает им раскиснуть окончательно. А голубоглазый еще и бегал, нагружая себя физически. Энергии явно не хватало. Тяжелый вздох и протяжное мычание заставили брюнетку задуматься, что можно приготовить, чтобы унять желание друга.
— Что насчет малиновых корзинок? — Улыбаясь голубоглазому, наклонила голову на бок, Ника. Она недавно собрала ее в том месте, которое показал ей этот скелет, когда они ходили за ягодами в последний раз. Но там были пустые кусты.
— Да! — Не думая, согласился скелет. — Я помогу. — Поднимаясь с дивана, Блу быстро пошел на кухню, заставив девушку тяжко вздохнуть, подивившись, откуда у него столько сил на все. Лениво поднимаясь с насиженного места, словила сочувствующую улыбку принца. Он понимал, что брюнетка любит готовить спокойно в такую-то погоду, но с их громким другом такого не видать.
Хоть Блу и был громким, пользы от него на кухне было много, и управлялись они куда быстрее. К тому же, он был не против взяться за какое-нибудь нудное занятие, которое подруга терпеть не могла. Например, помешивание заварного крема. И выполнял он все с тщательностью, стремясь к идеалу. Потому, в четыре руки дело было закончено достаточно быстро. Дрим не стал влезать в готовку, потому что они уже пробовали так, и это получалась слишком большая толпа на кухне. Выходила не помощь, а изматывающее брюнетку наблюдение за всем и вся.
***
Бескрайнее пространство. Бледное, холодно-голубое небо резко контрастировало с персиковой водой, что словно отражала закатное солнце. Которого тут не было. Небольшой, почти круглый, островок среди бесконечной воды, которая не вызывала доверия. Ни своим видом, ни возможными свойствами, ни тем, что в ней могло быть. Серо-коричневый, словно выжженный, камень острова, ставший проклятым пристанищем. Его края были острыми и рваными, словно в любой момент кусок отколется, уменьшая площадь. Заставляя пару скелетов уживаться на еще меньшем пространстве, чем до этого. Им и без того было тяжело дышать рядом, это уже ощущалось словно физически. И каким спасительным, в этом мертвом месте, было присутствие еще одного монстра, таким же ненавистным оно ощущалось. Только если одного из них действительно уже просто бесил второй, то другого мучила иная проблема за отсутствием души. И он этой проблемой мучал своего невольного сожителя. Да, именно сожитель. Сколько они уже тут? Оба сбились в первый же день... Или часы? Здесь нет времени. Ничего не меняется, словно в белой или черной анти-пустоте.
Способности тут работали... Но словно сошли с ума быстрее своих хозяев. Порталы каждого из скелетов пропадали сразу, стоило их создать. Или делали интереснее – схлопывались и открывались высоко в небе, над островом, или на его уровне, далеко впереди. И все равно пропадали сразу после своего появления в другой точке. Синие нити стали обычными. Ни тебе возможности управлять ими, ни привычной стойкости. Словно взятые из простого клубка пряжи. А рисунки второго максимум, что делали – собирались в объемную версию себя, тут же тая, едва успев подняться. И расплывались цветной лужицей по островку. И то, через пару дней, может меньше, может больше, они перестали двигаться совсем, оставаясь лишь рисунками на камне. Красивыми, цветными, но бесполезными. И бесящими соседа, испачкавшего в них одежду и кости, которые он вытер о шарф виновника.
И все бы ничего, они бы ругались, смотрели в никуда и иногда болтали, но было одно "но". И оно было неизвестным Разрушителю. Это ужасно бесило, вкупе с тем, что просто сводило его с ума. Точнее, именно из-за того, что сводило с ума. Художник, чем дольше тут находился, тем громче, чаще и истошнее орал.
В первое время, он лишь морщась, хвастался за одежду на груди. Позже это переросло в припадки с падением на колени и трясучкой. И Глитчу было бы все равно и на это, но художник стал сначала стонать словно от боли, а потом это сменилось криком. Враг триколора словно сходил с ума от боли, рыча и срывая голос. И он сводил с ума и его самого. Его крики звоном расходились в ушах, душу трясло, словно стекла при землетрясении. А глюки с шипением бегали по костям, сменяя это неприятное ощущение на болезненные уколы.
И этот чертов Радужный мудак не говорил, с какого хера он так себя ведет. Этот почти бездушный мешок костей, который не должен иметь возможности чувствовать. С какого перепугу он хватался за шмотки в том месте, где должен быть его жалкий, бесполезный осколок души, было неизвестно. И раздражение, и злость, переходящая в ярость, еще больше помогали сводить Разрушителя с ума.
Они уже что только не перепробовали... Это даже не кончилось ничем хорошим для, безмозглого, по мнению триколора, скелета. Глитч уже был готов собственными руками взять кусок души радужного и сломать ее. Избавив его от страданий. Хотя, кого мы обманываем? Себя. Головная боль уже не уходила, даже когда художник молчал. Она шипением и протяжным, ноющим чувством сидела в затылке. Как и боль в груди Защитника. Все пульсировало и жгло так, что казалось это уже просто сломаны ребра, а не ноет душа. Осколок, блять, души. Художник не мог понять, что это могло даже предположительно быть за место, где ему, было больно от связи Истинных. В какой части глобальной вселенной они находились? И насколько же далеко, и насколько другой, в сравнении с их альтернативами, она была, что происходило такое? Была мысль, что это рвалась связь, потому что не имеет возможности существовать в этом пространстве. Только... Что же тогда происходит с Никой, которая имеет полную душу? Художник не боялся за нее – не мог. Но надеялся, что раз она в том мире, то не чувствует такого. Иначе, она уже мертва.
Когда у художника почти кончились краски, они заметили перемены в их просторной клетке.
Там, где была их неудачная совместная попытка выбраться, плыло голубоватое марево. И от него исходило знакомое ощущение. Его могли чувствовать оба. И какая ирония, что Разрушитель миров мог это. Ощущение, что Защитник прозвал течением жизни альтернатив. Оно было лишь в его мире. Когда он попал в мир подруги – его не было. Это атмосфера их мира, и только их. И никто, даже Дрим, не ощущал этого.
Тогда, словно голоса в голове подсказали парочке, как им выбраться. Рукопожатие было заключением их договора. И тогда их резким рывком кинуло в знакомую анти-пустоту.
— Ты должен пойти со мной, иначе они мне не поверят. — Теперь, находясь тут, оба почувствовали сколько времени прошло. Но это ненадолго. Сейчас они привыкнут к ауре их мира, и анти-пустота снова будет способна сводить с ума, как и то непонятное, мертвое пространство.
***
Для Ники и парочки скелетов прошлый вечер прошел так тепло и уютно. Он был наполнен таким спокойствием, что можно было бы подумать, будто они все сдались найти своего друга. Но нет. В тот вечер в каждом из них вспыхнула уверенность, непонятная, не объяснимая. Уверенность в том, что Инк жив. И она открывала второе дыхание. Каждый из троицы понимал, что они будут искать его, и будут в порядке, пока другие два друга рядом. И они и подумать не могли, что так скоро увидят пропавшего.
Сейчас было раннее утро. Несмотря на то, что вчера все легли достаточно поздно, скелеты зачем-то подняли подругу. Она и не была против, потому что к собственному удивлению уже выспалась.
— Зачем? — Непонимающе смотря на парочку друзей в гостиной, спросила брюнетка. Она стояла перед ними в подаренном парочкой платье. Выше колена платье-солнце с длинными, словно у принцессы из сказки, шифоновыми рукавами. Платье было желтого цвета, ровно такого же, как и плащ Дрима.
— Ну, мы просто хотели что-то подарить тебе. — Неловко улыбаясь, ответил Дрим.
— Да! Это потому, что ты пошла на поправку! — Поддакнул голубоглазый, объясняя порыв парней.
— Почему платье? — Недоумевающе разглядывая длинные рукава, что были ниже колен девушки, снова задала она вопрос.
— Братик сказал, что девчонки любят наряжаться. Поэтому, я сходил в магазин, и мне посоветовали его. А Дрим согласился, что оно пойдет тебе. — Ника хохотнула, представляя, как их рассудительный принц, пользуется порталом, чтобы посмотреть на платье. Не проходя портал, разглядывает его и соглашается.
— «Вот глупые, не стоило так заморачиваться.» — Улыбаясь друзьям, брюнетка мысленно согласилась носить его. Пусть это и не совсем удобный вариант, она тут не особо чем-то занята. Да и смотрится сказочно. Наверное, почти любая девушка в глубине души, хотела бы хоть раз примерить что-то подобное. — Спасибо.
— Тебе действительно идет, но теперь вы смотритесь как брат и сестра. — Смотря то на Мечту, то на подругу, подметил Блу. Дрим посмотрел на подругу и подумал, что это действительно так. Он вспомнил ее слова о том, что он ведет себя как старший брат, и в душе снова зародилась грусть. Он не хотел думать о таком. Родственные связи принесли девушке не мало боли, да и у него тоже не все гладко.
— «Из меня вышел никудышный брат.» — Смотря на Нику, болтающую с голубоглазым, думал Хранитель. Но эта же мысль, что девушка стала ему как родная сестра, а теперь они еще и выглядят так, грела душу монстра.
— СлЛезЗь! — Странный голос и последующие крики, что раздались на улице, заставили всю троицу вздрогнуть. А скелетов активировать силу. Глаз Блуберри загорелся голубым огнем, а в руках Дрима появился уже знакомый лук. Все побежали на улицу, но девушка, чтобы не мешаться, собиралась остаться в холле. Но то, что она увидела, не дало ей это сделать. Недалеко от дома стоял Инк...
