Валет

У Маши было хорошее детство: у родителей был свой, пусть небольшой, частный бизнес, старший брат был лучшим среди сокурсников юр.фака, а она каждое лето ездила с младшим, трехлетним озорным карапузом, к бабушке и дедушке на дачу. Маша возит губкой по тарелке. Пока однажды не случилось то, что экономисты называют "Кризис". Бывает так, что все рушится медленно, а бывает - быстро. Так быстро, что люди хватают мыло и веревку, включают газ или прыгают в окно. Девочка поправляет бретельку на старом сарафане, прикрывая темную дырку от пули. Кто-то газу и короткому полету предпочитает пистолет. Групповое убийство близких с финальным прострелом собственной тупой башки. Навылет. Она хорошо запомнила запах пороха, свой собственный крик, слезы и истеричный смех держащего в руках тяжелое охотничье ружье чудища. А дальше была боль. Потом темнота. Вой сирен. И больница. Маша складывает из тарелок почти что Пизанскую башню и укладывает в шкаф. - Бабушка, хочешь чего-нибудь? - А, Наташа, ты? - улыбается седая укутанная в десяток шалей старуха. - Да, знаешь, я хотела бы соку. У нас есть? - Конечно, - девочка разворачивается, и в дверной косяк, совсем рядом с ее виском, врезается пластиковый стакан. - Ты - не Наташа, самозванка, - булькает бабушка Нина, покачиваясь, будто в припадке, - я не хочу здесь оставаться, отвези меня к дочери, жииииииииво!!! - Конечно, бабушка, мы скоро поедем на кладбище, не переживай, - внучка поднимает стакан и скрывается с глаз безумной фурии. Бабушка Нина на самом деле хорошая, правда. Главное, не давать ей в руки острые или бьющиеся предметы. Маша думает, что минут через пятнадцать можно будет принести ей снотворных капель с любимым яблочным соком. Только это время для начала надо убить. Подумав, идет в комнату к третьему жителю их старой хрущевки, самому безумному и нормальному одновременно. В комнате Владислава царит полумрак и мерный гул компьютера, а сам он, скрючившись, играет в какую-то онлайновую игрушку, отбивая пальцами чечетку. Щелк-щелк-щелк-щелк-щелк. Надрывается древняя клавиатура, и вторит ей мышка, стачивающаяся об стол куском мятого пластика. - Влад, - зовет старшего сестра, но брат не отвечает. Впору бы поджать губы, обидеться или закатить истерику, но она уже давно живет с этим человеком и знает, что это не поможет. Поэтому просто подходит к розетке и дергает за шнур. Взвизгнул бесперебойник. Брат отвлекается, смотрит в упор. - ... - ... - белая вилка в руках. - Отдай, - наконец говорит он голосом низким и хриплым, вытянув руку. - Мне скучно, - говорит Маша. Почти что кардиографический писк. - Отдай, - настойчивее. - Нет. Влад выдвигает стул, будто собирается встать, но вместо этого сворачивает и закрывает программы, пока истерика бесперебойника не стала совсем уж невыносимой. - Довольна? - отстраненно. - Не знаю. - Зачем пришла? - Бабушка там опять. - Ясно, - Влад встает, высокий, как башня, - пошли, я приготовлю вам обед. Возвратившись на кухню, Маша садится за стол, разглядывая брата. Владислав режет мясо, сжимая сочный кусок длинными бледными пальцами, виртуозно орудуя ножом. Рукава растянутой белой водолазки были предусмотрительно закатаны почти до локтя, отросшие черные волосы закрывают лицо, но готовить ему это не мешает. Младшая отстраненно думает, что даже после того, как старший брат убил их папу, он все равно оставался самым нормальным членом семьи. - Принеси капусту. Маша покорно встает со стула и открывает холодильник. - Давай я почищу картошку. - Не нужно, я сам. Сестра не против, поэтому, вытащив с полки пакет с яблочным соком, отправляется к бабушке. - Бабушка, пора пить лекарства. - Конечно, внученька, - шелковым голоском отвечает бабушка Нина. Маша по опыту знает, что сейчас будет, но подает ей пластиковый стакан. Старушка заглатывает таблетки, обозвав их бобами, запив соком, потом поворачивается, чтобы отдать стаканчик. Трость больно ударяет по пальцам, и стаканчик падает. Девочка нагибается, чтобы поднять кусок пластика пока что целой рукой. - Хе-хе-хе, ты не убьешь меня, дрянь! - у бабушки очень тяжелая рука и трость, а ударяет метко по выступающему позвоночнику или ладоням. Маша терпит покорно, потому что иначе у бабушки Нины случится припадок, а она какая-никакая, а бабушка. Очередной удар пробивает на слезу. Хотя и сумасшедшая. - КУДА ТЫ ДЕЛА НАТАШУ? ОТВЕЧАЙ, ОТВЕЧАЙ, ОТВЕЧАЙ, САМОЗВАНКА!!! - по подбородку течет желтая пена, и рука вскидывается чаще и резче, от чего внучке хочется уползти подальше, но голова, на которую обрушится гнев старой фурии, была ей дороже. - Бабушка Нина, - брат стоит в проходе, и взгляд его тяжелее крышки самого лучшего в мире гроба, - бабушка, ты расстроишь маму, если перетрудишься, а вам обеим вредно нервничать. Бабушка Нина смотрит на него, приоткрыв рот, с занесенной, словно топор, тростью. Подарком горячо любимого зятя. - Славочка... - курлыкает безумная курица, - Славочка, как твои дела в университете? - Я его бросил, бабушка. - Ой, что же делать, что же делать, - закачалась из стороны в сторону, - надо позвонить Паше, он тебя обязательно пристроит, ведь нельзя так, Славочка... - Хорошо, бабушка, - Влад нагибается, поднимает лежащую тряпочкой сестру, - мы пойдем готовить тебе кушать, не скучай. Вместо кухни они идут в ванну, где старший усаживает младшую на табуретку, выудив из-под ванны бокс аптечки. - Дура, - равнодушно бросает он, - зачем полезла к ней, когда видишь, как она гонит? - Ей нужно было пить таблетки, - у девочки лицо почти сухое: слез-то пролилось одна-две капли. - Ты могла сказать мне, - хорошо, очень хорошо сдерживаемое бешенство не поймешь, если не знаешь его достаточно долго, - сними сарафан. Некогда изумрудно-зеленый сарафан лежит на краю ванны, больше похожий на кандидата в половые тряпки, чем на нормальную одежду. Маша сидит перед братом в смешных синих трусишках с утятами и потрескавшихся китайских тапках. Старший берет в руки мазь, становится сзади, скользнув волосами по неразвернувшимся, почти совсем детским плечам. - Зачем ты позволяешь ей себя бить? - Ей это нравится, - мазь приятно холодит кожу, - она всегда такая грустная, особенно после смерти мамы... ай!.. - Извини, - слово приятно ложится на основание шеи. Влад, хоть и на коленях, а она на табуретке, был с ней одного роста. Иногда Маша мечтала купить себе табуретку повыше, а еще лучше стремянку, чтобы можно было погладить его по мягким черным волосам. - Ты скучаешь по ним? - Нет. - Жалеешь? - Нет. Девочка задумывается. Потом поворачивается, осторожно берет узкое бледное лицо в горячие ладони и прижимается губами к чужим губам. По телу старшего от затылка до копчика проходит разряд, и он шумно выдыхает, отстранившись. - Только не здесь и не сейчас... - говорит он, будто просит, - тебе завтра в школу идти. Маша кивает, проводит рукой по костлявой шее, огладив указательным пальцем выступающие лопатки. - Можно мне сегодня в твою кровать? - спрашивает, тоже просит. - Да. Да. Сейчас я закончу и отнесу тебя в комнату. На часах было четыре часа дня, но спать все равно хотелось немилосердно. Плотно задернув шторы, старший помогает сестре забраться в кровать, потершись щекой о ее щеку. - Уберусь на кухне и приду. Засыпай. - Не обижай бабушку. - Не буду, - коснулся губами кукольного запястья, - спи.