Мертвец под прицелом

Разбирая сундук и раскладывая вещи по своим местам, она порезалась бритвой. Той самой, которую нашел Бутч под обгоревшими половицами — лезвие так и валялось в сундуке ничем не замотанное. Нащупав сзади спинку стула, Ребекка медленно опустилась на него, разглядывая блестящее острие. Оно было отчищено от гари и обугленных остатков деревянной ручки, в шейке осталась болтаться лишь заклепка. Пальцы машинально, безо всякой необходимости снова и снова протирали бритву фартуком. Может, надо было дать тогда Бутчу возможность сбежать? Сделать вид, что не заметила припрятанное лезвие? Тогда сейчас все было бы проще. И не пришлось бы злиться на саму себя. Не за то, что легла с ним, нет, это ерунда. За то, что отозвалась сердцем. За то, что тянуло к последней мрази. Разве имеет она право испытывать подобное? Ей следовало бичевать себя, как делают священники, чтобы избавиться от пагубного влечения. Ее мечтам нет места в этом мире, в этом обществе. Разложив белье в новом, еще пахнущем лаком шкафу, Ребекка вышла из дому, несмело направилась к козлам, где Бутч пилил доски для будущего амбара. Он не слышал ее шагов. Длинные темные волосы, свисающие из-под шляпы, качались в такт уверенным движениям рук, а жилет как всегда оказался застегнут на все пуговицы. Кусок доски звонко брякнулся в компанию к другим деревянным обрезкам, Бутч по-змеиному облизнул губы и поднял взгляд. На тонком лице промелькнуло что-то вроде недовольства, но уже через секунду оно приобрело выражение полного равнодушия. Ребекка шагнула ближе, протянула маленький кожаный сверток, из которого торчала "пятка" бритвы. Не отрывая от ее лица взгляда, Бутч оттер о плечо щеку с прилипшей к ней посеребренной сединой прядью. В его глазах — мертвецкий холод. — Возьми, — голос звучал ровно, отстраненно. — Когда-то я подарила ее Дэну, но он ни разу ей не пользовался, брился отцовской. — А теперь ты даришь ее мне? — скрипуче хмыкнул он, но сверток забрал. Ребекка отошла к колодцу набрать воду на похлебку к обеду. Не верилось, что Бутч еще здесь, что после последней положенной черепицы он не исчез, не растворился в горячем мареве прерий, а просто, почти буднично поинтересовался за ужином, что они будут восстанавливать сначала — террасу или амбар. Ей казалось, он должен был уйти еще после той злополучной ночи, ведь времени у него было предостаточно, а руки свободны. Это было бы совершенно естественно. Да Ребекка нарочно задержалась в городе, оттягивая возвращение, одновременно желая и боясь не застать его у дома. Даже напоследок заглянула к новому рейнджеру — вернуть деньги за кофе. Встречаться с ним очень не хотелось, но она терпеть не могла быть у кого-то в долгу. Изворачиваться и притворяться любезной однако не пришлось — мистера Хиггинса не оказалось на месте. С облегчением выдохнув, она оставила монеты у его помощника. А подъезжая к ферме вдруг запаниковала: Бутч никуда не делся, сидел, привалившись к любимому дереву и, если б мог, наверняка насвистывал бы разудалый мотивчик. Щеки мгновенно залило жаром, а в животе похолодело. Нужно было срочно, сию минуту дать ему понять, что ничего не изменилось, что он все еще у нее под прицелом, хоть винтовки в ее руке нет, чтобы он ни в коем случае не понял, что происходит на самом деле. В попытке скрыть истинное свое к нему отношение, она, похоже, перегнула палку. Просто хотела вести себя разумно и оставаться рассудительной. И держать его подальше от себя. Так будет лучше для нее, да и для него... А еще — не придется краснеть перед Дэнни за сомнительные знаки внимания. Тем не менее в груди мучительно сжималось, улавливая в его движениях, в повороте плеча, в ярких полуприкрытых глазах злобу, напряженность... обиду? Ребекка отворачивалась. Нельзя позволять ему видеть, чувствовать ее тепло, ее неумолимую к нему тягу. Но воспитать в себе холодную отрешенность не получалось, а приступы самоистязания понемногу сходили на нет: не в ее власти управлять своим сердцем. Он ей нужен. Да, именно такой как есть, пахнущий зверем, дорожной пылью, знойным ветром и горечью диких трав. Со всеми своими поступками — отвратительно-грязными, противоестественными и противозаконными. Да у кого в этом богом забытом краю нет на счету чужих жизней? Все здесь как в кривом зеркале: правила искажаются, подстраиваются под новую реальность, вооружая револьверами даже монахинь. Люди здесь пытаются не показать свое истинное лицо, до белизны припудривая душевное уродство и грех в угоду общественным приличиям... Бутча она повидала со всех ракурсов — у него не было желания прятаться и это Ребекке нравилось. Может быть, она просто слишком устала для обычных ухаживаний, может быть, их в ее жизни случилось слишком много и каждое закончилось ничем. Может, отношения на уровне инстинктов как раз и есть то настоящее, не замусоренное цветами, пустыми комплиментами, и прочими выдуманными ритуалами. Откровенное, низменное и при этом чистое в своей простоте. Бутч набрал ведро воды из реки и склонился над ним, широко расставив ноги. Через плечо его была перекинута чистая тряпица, а на щеках и подбородке белела мыльная пена. Вглядываясь в воду, он скреб лезвием подбородок, то так, то эдак выворачивая руку с бритвой и тихо чертыхаясь: отражение наверняка было темным и рябым от ветра. Застыв у окна, Ребекка нервно перебирала пальцами маленькие пуговки на воротнике блузы. Бутч ее взгляда не замечал, полностью сосредоточившись на том, чтобы не отделить случайно голову от собственного тела. Он уже давно перестал походить на свежевыкопанный труп, каким предстал перед ней в первый день, а после бритья почти что помолодел. Кожа на щеках и вокруг рта оказалась чуть светлее, и это вызывало улыбку, а красная нить пореза — намерение в следующий раз предложить свою помощь. Ребекка представила, как посадит его на стул и он, конечно, сразу начнет ворчать, что в ее планы определенно входит перерезать ему глотку. И все же послушно отклонит голову, повинуясь движению ее рук. Она будет брить его предельно осторожно, поведет лезвие медленно, аккуратно. Сможет близко полюбоваться острыми чертами лица. Ей ведь будет позволено касаться его безо всяких угрызений совести, и она непременно воспользуется этим, насладится сполна. Она уже сейчас ощутила внутреннюю дрожь, вообразив, как он откинет голову, упрется затылком ей в живот, открывая доступ к беззащитной шее. Ребекка тряхнула головой, отгоняя видение. О, как глупо она себя вела, отгораживаясь и закрываясь. Закусила губу. Нет, все-таки правильно — потом было бы только хуже. Строительство амбара шло полным ходом. Он выгорел полностью, но отстроить его заново было проще, чем восстановить дом — пол останется земляным, а вместо черепичной кровли можно использовать дощатую. За неделю они поставили легкий каркас стен и полностью обшили его досками. Бутч неожиданно начал проявлять недюжинную смекалку и, когда началось возведение крыши, ему не пришлось заново объяснять узлы креплений или подсказывать. Обладая умелыми и точными руками, если дело касалось оружия, ловкий и гибкий в седле, на приставленной к стене лестнице он выглядел настолько неуклюже, что у Ребекки замирало сердце — вот-вот ведь обвалится и свернет себе шею. Замирало и таяло. Она отмечала каждое движение, разболтанную походку, манеру закладывать большие пальцы за ремень и высокомерно задирать подбородок. Со жгучим стыдом замечала за собой это невольное жадное любование. Когда ей удавалось взглянуть на себя со стороны, она не могла решить, смеяться ей или хвататься за голову. Неужели нельзя было выбрать предметом нежных чувств кого-нибудь поприличнее? Не хватало еще начать оправдывать его прошлую жестокость. К собственному ужасу, подобные периоды понимания ненормальности происходящего тревожили ее все реже, тогда как желание, чтобы строительство никогда не завершалось — все чаще. И никакие попытки вразумить себя ни к чему не привели. Сердце оставалось непреклонным. Оставив Бутча практиковаться в укладке кровли из досок, Ребекка совершила еще одно паломничество в город. Строились сейчас многие — с приходом железной дороги город настолько стремительно разрастался, что рельсы не успевали остыть, подвозя строительный материал. Ей нужно было забрать доски, балки-подпоры навеса террасы, а еще заказать кое-какую дополнительную мебель. Привыкнув к уединению и тишине на ферме, даже не особо многолюдный Колби Ребекку утомлял. И после нескольких магазинов в ушах гудело, будто она сунула голову в колокол. А ведь сегодня нужно было постараться купить как можно больше всего впрок, после у нее не будет ни времени, ни сил кататься туда-сюда. Она приобрела большой отрез бязи и теплой фланели, а потом зашла в столярную мастерскую. Услыхав, что конкретно требовалось изготовить, старый мастер окинул ее бесцеремонным взглядом и поинтересовался: — Вам ведь не к спеху? Нет, с этим можно было не торопиться. Она только попросила доставить заказ на ферму, чтобы не ездить самой. Дэнни крутился под навесом вокруг круглого столба, приобняв его рукой, пока два подмастерья грузили в их телегу доски. Дальше по дороге Ребекка вдруг увидела нового рейнджера, разговаривающим с кем-то у оружейной лавки и поторопилась повернуться спиной, чтобы тот не узнал ее. С подобными маневрами она опоздала, похоже, мистер Хиггинс заметил ее раньше, потому что, распрощавшись со своим собеседником, он напрявился прямиком к ней. С тоской глянув на незаполненную до конца телегу, Ребекка мысленно витиевато выругалась, благо, теперь ее запас матерных выражений ощутимо пополнился. — Миссис Рид. Счастлив видеть вас в добром здравии. Кажется он и вправду был рад, потому что сиял ярче начищенной звезды на собственном пиджаке. Она склонила голову, постаравшись улыбнуться искренне. — Мистер Хиггинс... Ваш помощник передал от меня деньги? — Да. Впрочем, не стоило так беспокоиться: живу я один и тратиться мне все равно не на кого. Ребекка предпочла оставить эту реплику без ответа и только из вежливости продолжила разговор. — Вы здесь уже почти два месяца, как вам город? — Пока что тут тихо, — он повел плечами и окинул сонную улицу с чинно выхаживающими прохожими орлиным взглядом, готовый в любую секунду обезвредить нарушителя этого спокойствия, попадись тот ему на глаза. — Команчи ушли. Я потерял их след в низовьях реки. Кто знает, как далеко они отправились. Дикари, что с них взять... Как ваше строительство? Вы нанимали работников через агентство? Говорят, после принятия тринадцатой поправки с ними стало труднее управляться. — Благодарю, у нас все идет без проволочек. — Без мужчины здесь трудно, — туманно заметил Хиггинс, может быть желая предложить свою помощь, но его неожиданно перебил Дэнни, который перестал закручиваться вокруг столба и хмуро глядел на собеседника матери. — У нее уже есть мужчина, — заявил он, а Ребекка напряглась лицом и окаменела на месте. Почему-то она не сочла нужным предупредить сына, что присутствие на ферме Бутча необходимо скрывать. Боже, ну почему она не подумала об этом?! — Вот как? — растерянно глянул на него рейнджер, пробормотал невпопад: — Мне не было об этом известно. — Это я, — Дэнни оглянулся, вопросительно глядя на мать. — Я ведь твой самый главный мужчина, верно, мама? Ты всегда так говоришь. От облегчения потемнело в глазах. Слабо улыбнувшись, она положила ладонь ему на плечо. — Конечно. Мистер Хиггинс засмеялся, наклонился к Дэнни, уперев руки в колени. — Уверен, ты-то точно не дашь лентяям спуску. Ребекке стало неприятно. Краем глаза она заметила, что подмастерья, отряхнув руки, достали табак и поспешила извиниться. Вернувшись, она не сразу смогла найти Бутча взглядом и только по стуку молотка догадалась, куда смотреть. То ли от скуки, то ли стараясь поскорее покончить с работой, он действительно клал кровлю в их отсутствие, почти завершив один скат. Полная планов приступить к укладке с другой стороны крыши, после легкого перекуса Ребекка вспорхнула на вторую лестницу. Возможно, перекус был не таким уж и легким или лестница оказалась слишком старой: ее продольная опорная балка вдруг хрустнула. И это, когда она уже успела миновать середину! Неловко свалиться с десятифутовой высоты в ее замыслы точно не входило. Ребекка замерла, парализованная страхом. Осторожно, стараясь не дышать, перенесла вес на другую ногу, ближе к неповрежденной балке. Расщеп не пошел дальше, но выглядел зловеще. Сигануть со ступеньки на крышу казалось не менее опасной затеей, чем спуститься вниз. Мимо прошагал Бутч с охапкой досок, а она побоялась даже окликнуть его — лестница могла сложиться от любого движения. К счастью, он и сам догадался что что-то не так, остановился, задрав голову. — В чем там дело? Взгляд Ребекки метнулся к месту расщепа, указывая на причину ее паники. Оставив доски, Бутч подошел ближе. — Ну, помоги же мне, какого черта ты стоишь? — не выдержав, прошипела она. — Любуюсь видом, — фыркнул он в ответ, заходя под лестницу и упираясь в нее руками. Медленно выдохнув, Ребекка очень осторожно начала спускаться. Лестница угрожающе трещала, отзываясь на каждый шаг. У самой земли, на предпоследних ступенях, кончик заплетенных в косу волос мазнул Бутча по щеке. Тот дрогнул, но не отстранился, только посмотрел пристально, да пальцы, сжимавшие лестницу, еще больше побелели от напряжения. Она поспешно отвела взгляд. — Давай-ка ты просто будешь подавать мне доски, — решительно заявил Бутч, сталкивая лестницу наземь. В другое время она непременно возмутилась бы, а сейчас ограничилась кивком. Глупо спорить из-за работы, которую он выполнит лучше нее. Последнюю доску положили к вечеру и Ребекка вдруг вспомнила, что сегодня суббота. Сколько уже отец Кроу не видел ее на воскресной службе? Значит, завтра у местных кумушек будет еще один повод перемолоть ей косточки, потому что в город она, конечно, не поедет. Снова надевать черное платье — она ведь в трауре по мужу, разве нет? — и задыхаться в душной маленькой церквушке, изображая скорбь, когда мысли в голове совсем о другом? Это плохо, это грех, но в город ее может погнать только острая необходимость. Воскресенье они провели в расслабленной праздности — утром Ребекка надраивала жесткой щеткой пол и раскладывала просохшее белье, а сын свежевал кролика под приглядом Бутча. С серьезным, до смешного, видом, будто проходя заключительное испытание. Пока кролик готовился, Бутч стругал и примеривал к расклепанной бритве новую ручку. Дэнни неподалеку мастерил острогу. К ужину они на костре изжарили лепешек. Говорили мало и каждый занимался своим делом, но чувство сплоченности и единства окружало ферму. Солнце неспешно катилось по небосводу, и жаль было, когда этот насквозь пронизанный теплом день закончился. Хотелось растянуть его на годы. К закату, когда решено было еще немного посидеть у костра, поднялся ветер. То затихая, то швыряя песчаным крошевом в лицо, он оказался предвестником бури. Ребекка первая увидела приближающийся вал, огромное пылевое облако, тяжело ползущее по земле. Солнце, севшее прямо в него, мгновенно превратилось в еле различимую желтую точку. Несмотря на кажущуюся массивность, облако надвигалось с удивительной скоростью. Стараясь говорить спокойно, Ребекка попросила Дэнни запереть мерина в амбаре, поднялась сама. Плохо, что в оконных проемах до сих пор отсутствуют стекла. Прикрыв колодец, она поторопилась в дом, закрыла створки ставень, забежавший следом Дэнни хлопнул дверью. У Ребекки вдруг сжалось в груди — а Бутч? В дверь ударило ветром, щели в ставнях тихо засвистели, сквозь них в дом проникли мелкие частички пыли, и тут же стало совсем темно. Дэнни полез за спичками и затеплил лампу, а она так и стояла столбом, мучительно размышляя. Ткань палатки не выдержит такого шквала. А Бутч, конечно, и не подумает сам постучаться в дом — упрямец еще ни разу не позволил себе хоть что-то у нее попросить. Сорвав свисающую со спинки стула шаль, Ребекка замотала голову по самые брови и прикрыла лицо снизу шейным платком. Сын округлил глаза и жалобно протянул: — Ма-ам?.. — Я сейчас. Не волнуйся. Дверь поддалась с трудом, в лицо, даже сквозь ткань, будто впилась сразу тысяча игл. На расстоянии в пару футов уже ничего не видно и палатку можно было отыскать только по памяти. Держа перед глазами ладонь, чтобы окончательно не ослепнуть, Ребекка побежала. Подол мешал, путался и плотно облеплял колени, развеваясь позади флагом, и на мгновение ей показалось, что ветром ее сейчас собьет с ног. Пробираясь вперед, она споткнулась о бревно. Значит, палатка левее. Пригнувшись, Ребекка сделала еще несколько шагов и чуть не уперлась в нее головой. Пробираясь вдоль полотняной стенки, она ввалилась внутрь, порвав завязки входа. В палатке было не многим лучше, чем снаружи. Ребекка почти ничего не видела от засыпавшего глаза песка, только смутный черный силуэт, похожий на нахохлившегося ворона из-за накинутого на плечи одеяла. — Какого дьявола ты здесь? — хрипло прокаркал Бутч, пытаясь перекричать завывания и свист ветра. Хорошенькая встреча. Проморгавшись, Ребекка съязвила: — Пришла просить тебя соизволить переждать непогоду под крышей понадежнее. Услышал он что-то или нет в шуме свирепствующей бури — лицо его осталось напряженно-непроницаемым. Ветер толкнул ее в спину, юбки рвануло внутрь, заполнив почти все пространство и Ребекка крикнула: — Скорее! Ее сейчас сорвет! Это могло случиться в любой момент, особенно после того, как оторвались завязки входа — полог хлопал, палатку начало надувать парусом и Ребекка застыла почти в проеме, чтобы не дать ветру свободно проникать внутрь. Она могла стоять в полный рост, Бутч же был выше, поднявшись, ссутулился, нависая над ней. Рот и нос его были замотаны тряпкой, придававшей ему самый что ни на есть бандитский вид. Узкие зрачки впились ей в лицо, а пальцы — в руку чуть выше локтя, как если бы он хотел выставить незванную гостью за порог. Нет. Он шагнул мимо, близко, царапнув пуговицами жилетки ее корсаж, и, вытянув за собой, пинком сапога вышиб деревянную подпорку. Вторая упала сама. Палатка осела, как человек, которому внезапно стало дурно. Ветром ее тут же припечатало к земле, горбом выгибая в месте, где стоит печка. Теперь полотно, по крайней мере, не унесет. Он не выпускал ее руки. Это было к лучшему — Ребекка почти потерялась в густых клубах пыли, спотыкалась через шаг и не могла сориентироваться в какой стороне дом. Бутчу чувство направления не отказало. Нащупав ручку, он втолкнул Ребекку в дом и закрыл за собой дверь, заходясь надсадным кашлем. У нее самой в горле невыносимо першило. Сдернув со рта повязку и пытаясь отдышаться, она плеснула воды в чашки, протянула одну Бутчу. Выпив ее залпом, тот принялся отряхиваться. Даже под накинутым одеялом его одежда за короткий путь от палатки успела окраситься в грязно-бурый цвет и теперь щедро сыпала на пол песчинками от каждого движения. Впрочем, Ребекка осознавала, что сама вряд ли выглядит лучше: голова чесалась и зудела несмотря на то, что была замотана шалью. Да и вообще, хотелось забраться в лохань и хорошенько вымыться. Увы, ни воды ни условий для такой роскоши сейчас не было. Кое-как вытряхнув песок из волос, Ребекка заставила Дэнни ложиться. Тот, конечно, заверял, что спать совсем не хочет. Еще бы: такое яростное буйство стихии он видел впервые. Обстучав об колено шляпу, Бутч устроился с обратной стороны очага, сел, привалившись к камням. Ребекка повернулась спиной, быстро скинула платье и забралась в постель, укрывшись до самого подбородка. Дом был наполнен его присутствием, пусть и виднелось только плечо из-за очага. Вот он шевельнулся. Камни наверняка холодные, вечером-то не топили. Он мерзнет, ему неудобно, он человек в конце концов, а не чудовище из индейских баек. Поделиться с ним пищей и кровом, что может быть естественнее? К утру пылью выбелило все. Место костра можно было угадать только по расположению деревьев и лежащему бревну — угли и золу разметало по всей ферме, само кострище основательно припудрило. Не ощущалось ни дуновения. Наигравшийся ветер угомонился, стих совсем, воздух казался плотным, неподвижным и тяжелым. Легче стало только через пару дней, но работа все равно шла медленно, с частыми перерывами и террасу, которую можно было сколотить дня за три хорошенько потрудившись, они делали чуть ли не больше недели. Последним этапом Ребекка планировала напитать все составом от древоточцев, но проклятущая буря прибавила им забот: прежде чем взять в руки кисти, пришлось основательно помахать щетками, стряхивая песок с кровли и стен. Закончив с пропиткой террасы, Ребекка занялась стеной амбара, Бутч — крышей. Она слышала его осторожные перемещения от одного конца ската к другому, стук сбивания лишних капель обратно в банку, шершавый звук кисти, поминание дьявола сквозь зубы. Скрипнула лестница. Бутч спустился, задумчиво касаясь пальцами скулы — на той красовалась свежая царапина. Напившись у колодца, он плеснул водой себе в лицо и вернулся к лестнице. Ребекка отложила кисть, достала платок. — Постой. Размазал только. — Это всего лишь кровь, — он дернул плечом и взялся за лестницу. — А я не хочу снова видеть кровь, — отрезала Ребекка. — Больше никакой крови на моей земле. Еще не хватало, чтобы в рану попала грязь — заново пережить чистку гнойника она не готова, а лишний шрам в пол-лица очарования ему не прибавит. Сняв ногу с перекладины, Бутч медленно повернулся, склонился ниже на какой-то дюйм, чтобы Ребекке было удобнее оттирать красные мазки. Он сносил ее прикосновения с молчаливой покорностью, не шевелился, почти не дышал. И вдруг хрипло пробормотал: — Когда я только пришел сюда в крови с головы до ног, ты так не суетилась. Наверное надо было что-то ответить, но Ребекка упрямо молчала и старалась не смотреть в близкие, прозрачно-чистые глаза. Едва ощутимое касание — пальцы неуверенно дотронулись до ее локтя, обхватили и чуть заметно потянули к себе. Сердце ухнуло вниз, затрепыхалось. Она была готова поддаться, она хотела этого: шагнуть вперед, отдать себя, пусть будет, что будет. Издали послышалось лошадиное ржание и мерин, щипавший траву возле колодца, тут же отозвался, а из-за угла выбежал Дэнни, возвещая: — Телега! Бутч отступил, скрывая выражение лица под полями шляпы, не спеша, будто по делу, скрылся в амбаре. Нервно вцепившись в фартук, Ребекка пошла встречать несвоевременного гостя. Им оказался помощник столяра. Выгрузив уже остекленные окна, он осторожно прислонил рамы к стене дома, а ее небольшой заказ затащил внутрь. Поинтересовался, не повредила ли чего у них буря — в городе изрядно повыбило стекол, пороняло навесов, потом торопливо распрощался и, сплюнув вязкую от жевательного табака слюну, погнал лошадь обратно. Заказов теперь у них было невпроворот. Ребекка вернулась в дом и погладила ладонью свежевыделанное дерево. Теплое. То ли из-за того что она не выходила слишком долго, любуясь резными узорами, то ли по другой какой причине, но Бутч, обычно избегающий заходить под ее крышу, на этот раз легко переступил порог и даже успел сделать несколько шагов к ней. А потом застыл. — Это что? Он недоумевающе уставился на крошечную кроватку с высокими бортиками. Голос его осип, когда он повторил еще: — Это... зачем? Ребекка подняла голову. — Той ночью мы с тобой славно повеселились, Бутч. Она хотела сказать это небрежно, так, будто это пустяк, будто ее совершенно ничто не волнует, но голос подвел — дрогнул, а уголки губ предательски поползли вниз. Бутч нахмурился, переступил с ноги на ногу, с повышенным вниманием разглядывая южную стену. Ребекка отвернулась. Несколько мгновений в воздухе висела оглушающе-плотная, до звона в ушах, тишина, а потом раздались шаги — он вышел из дому. Ребекка мгновенно озябла, несмотря на жару. Вот и все. Еще тогда, стоило прийти осознанию, ей стало ясно, что на другое не стоит и рассчитывать. Бутч Кавендиш не тот зверь, что легко позволит себя приручить. Сначала Ребекка не придала значения тому, что ее ежемесячные неудобства вдруг прекратились. Такое ведь и от тяжелой работы бывает. Потом, не желая верить, она долго сбивалась, высчитывая в уме, и пришла в такой ужас, что пальцы ослабели и банка солений вылетела из рук. Что теперь? Как? Мысли повернули к Дэну. Понимая, что оснований к этому нет совершенно, она снова винила его. Почему с ним не получалось так легко? Ах, если бы только она была беременна до появления Бутча... Куда там, Дэн последний месяц и близко к ней не подходил. Ну, теперь у местных кумушек языки заработают, словно лопасти мельниц в ураган. Отчаяние было настолько удушающим, что на мгновение она задумалась, не вытравить ли плод. Но тут мысли сделали очередной кульбит и Ребекка резко остановила саму себя: с чего бы это о ней должны толковать? Для всех остальных Бутч Кавендиш гниет в лесу без могилы, для всех Бутч Кавендиш — мертвец. Ее ребенка будут знать Ридом. Разница между смертью Дэна и зачатием совсем мала, чтобы быть очевидной. И снова на нее обушился стыд — за эти малодушные размышления, за желание выкрутиться и сохранить репутацию, закрасить проступающие на белой шерстке грязные пятна. Но, разве это плохо? Ведь этот обман такой маленький, совсем незначительный. Она просто не хочет, чтобы ее ребенка звали ублюдком, выродком шлюхи, которая раздвинула ноги даже не дождавшись, пока остынет труп ее мужа. Про свой грех Ребекка бы и стерпела, но клеймить примутся не только ее. А ведь ребенок ни в чем не виноват. Она родит здесь. Без свидетелей, без врача или повитухи, и никто не сможет сказать, произошло все раньше или позже предполагаемого срока. Практичный разум понемногу брал верх над чувствами, перекраивал давно задуманное. Планы по распашке и посеву земли пришлось оставить — в ее положении это слишком тяжелый труд, а возлагать надежды на кого-то кроме себя глупо. На оставшиеся деньги она лучше заведет отару овец. Овцы неприхотливы, и, чтобы контролировать все стадо достаточно наловчиться управлять одним бараном. Сбывать шерсть, вялить и продавать мясо, готовить сыр — им с Дэнни хватит. То, что Бутч уйдет немедленно, неожиданностью для нее не было — его давно не удерживал прицел винтовки или какие-то обязательства, навроде данного слова. И даже строительство того, что по его вине было сожжено, полностью закончено. Осталась пропитка, но с ней справиться легче легкого, после всего-то. Только она не ожидала, что это окажется так болезненно, так обидно. Значит, все-таки надеялась? Обхватив себя руками, Ребекка постаралась успокоить мелко содрогающиеся плечи. Все пройдет. Когда-нибудь она еще посмеется, вспоминая, как Бутч удрал, испугавшись вида маленькой колыбели. В висках тяжело стучало, медленно, как удары молота и Ребекка даже не сразу поняла, что это бухает не ее сердце, это слышна его поступь. Он старался не глядеть на нее, так и не сдвинувшуюся с места, но спросил как ни в чем не бывало: — Я что, должен работать один? С онемевших губ помимо воли сорвалось: — Я думала ты... Она сложила руки на груди и склонила голову, чтобы не были заметны ее бледность, сдерживаемые изо всех сил слезы, горечь, готовая вот-вот прорваться наружу. Бутч пригляделся внимательнее и двинулся навстречу. Каждый его шаг заново согревал ее, с каждым шагом внутри становилось теплее, жарче, почти горячо. Он схватил ее лицо в ладони, грубо поднял к себе. Глаза злые, нет, прикрытые напускной злобой, словно ширмой. Что там за ней прячется? Его слова прозвучали отрывисто, рублено: — Женщина, ей-богу, ты глупее китайца. Сухие горячие ладони соскользнули ниже, обхватили плечи, и Ребекка поспешила ответить на эти неловкие объятья. Вжалась беспомощно, дрожа, ощущая под ладонями резко опустившуюся от выдоха спину. Теперь-то можно. Теперь это позволено вот так, открыто. Пусть даже однажды, почуяв что-то в воздухе, его сорвет с места, поманив чем-то более интересным, чем ферма Ребекки Рид. Уж кому как не ей знать насколько утомителен бывает быт. О, она не станет цепляться и умолять. Такого не удержать. Краткая летопись их истории тогда оборвется и останется только перебирать иногда ее странички. Ребекка осторожно сжала пальцами потрепанную черную ткань жилетки на его спине и зажмурилась, отгоняя непрошенные мысли. Она просто будет наслаждаться сейчас, это то, что она сохранит навсегда.

***

Двое мужчин двигались совершенно бесшумно. Если бы не овцы, ферма казалась бы совершенно необитаемой. К дому приятели подбирались с подветренной стороны, опасаясь собак — патронов осталось совсем мало и потратить их нужно было с толком, наверняка. Из распахнутого окна донесся звон посуды, женский окрик и через минуту с террасы спустился мужчина. Сделал несколько шагов и замер спиной к ним. Приятели переглянулись. Значит, на ферме только двое. Сдерживая дыхание, мужчины снова двинулись вперед. Стоило подобраться поближе, чтобы не промазать, взять наскоком, нахрапом, ошарашить и напугать фермеров, чтобы вели себя покладисто и смирно. Вышедший из дома мужчина так и стоял на месте. Была в его облике какая-то настораживающая непохожесть на других земледельцев и скотоводов, какая-то неправильность. А еще что-то пугающе-знакомое, тревожное. Приятели интуитивно замедлились, один из них пораженно охнул, а другой тут же пихнул его локтем. — Тише... — Неужели это он? — Он... Глазам своим не верю... — Идем. Мужчина, будто почуяв что-то спиной, повернулся в профиль, подозрительно всматриваясь в расстилающуюся пустыню с редким кустарником и последние сомнения тут же отпали. Смысла скрываться больше не было, оба поднялись на ноги и пошли к ферме. Все еще опасливо, все еще не до конца доверяя самим себе. — Бутч! Мы думали, перед нами призрак... Их бывший патрон обернулся — брови нахмурены, в руках ворох чего-то сливочно-белого, воздушного, кружевного. Ребенок. На сгибе локтя Бутча сидела маленькая девочка. Темные, чуть вьющиеся волосы и небесной голубизны глаза. — Лэрри?.. Дик?.. Какого черта? Кажется, он был не столько удивлен, сколько недоволен. — Мы ждали пока все уляжется, Бутч. Прятались у мексикашек, — Лэрри стянул с головы шляпу и тряхнул слипшимися от пота волосами. — С шахты только теперь сняли сторожевых. Мы надеялись, там что-то еще есть, хоть в обломках. Но стервятники внутри камня на камне не оставили. Дик закивал, подтверждая каждое слово, а Бутч досадливо поморщился, оглядывая бывших подельников. — Что ты несешь, остолоп? Сколько вас еще осталось? — Только мы, Бутч. Пытаемся разжиться деньгами, чтобы уехать, — Лэрри растерянно оглядел ферму, казавшуюся поначалу такой легкой и желанной добычей. Малышка, которой надоело слушать бессмысленный треп, властно потянула бывшего висельника за волосы, привлекая внимание, а когда тот не отреагировал — стукнула крошечным кулачком прямо в глаз. Дик вздрогнул: ему вовсе не хотелось видеть, чем ответит на это Бутч. Но, к удивлению, тот повернулся в сторону кружевного чепчика и заворковал что-то глубоким хриплым голосом. А им бросил: — Убирайтесь. Ступайте откуда пришли. — Но, Бутч... Они поистрепались и отощали, перебиваясь мелким воровством на окраинах штата да случайными пустяковыми заработками, и уходить им совсем не хотелось. Бутч хитер и изворотлив, а судя по виду, с удобством устроен, было бы неплохо снова оказаться под его крылом. В шайке они были далеко не самыми расторопными, но нужды никогда не испытывали — дело находилось для каждого. То были славные для них времена и Дик мялся, топчась на одном месте, в попытке выдумать повод остаться. Бутч терпением не отличался. — Кому из вас охота первому получить дыру промеж глаз? — он выхватил из кобуры револьвер, и направил ствол прямо на Лэрри. Рявкнул: — Катитесь отсюда! И если хоть кто-то из вас, ублюдки, проболтается, что видел меня... Скормлю вам собственные потроха со всем накопленным дерьмом. Малышка на его руках залилась звонким смехом, потянулась ручками к оружию. — Бутч?.. Из дому выглянула та женщина, вдова рейнджера. Та самая вдова, что они хотели убить в Долине Слез. Дик и Лэрри застыли кто где был и взбешенный их непонятливостью, Бутч шагнул вперед, взводя курок. Путаясь в собственных ногах, те попятились, развернулись и рванули обратно, поджав хвосты. Туда, к ближней балке, где была привязана лошадь. Одна на двоих. Ребекка соступила с террасы, поспешив навстречу. — Нет, это уже становится невыносимо и опасно к тому же, — хмуро пробормотала она, забирая у Бутча ребенка. — А если бы это были не твои приятели? Пора продавать эту ферму и уезжать подальше отсюда. — Только вот куда? На его усмешку Ребекка дернула плечом. — Ты же хотел поглядеть на прииски Витал-Крик. Не иссякло там еще золото? Он недоверчиво сощурился. — Проехать через всю страну и разработать прииск? Уверена, что готова к такому? — Бутч, я каждый раз вздрагиваю, заслышав чужую лошадь. А этот кусачий волчонок, — Ребекка отстранила от себя дочь, настойчиво пытающуюся почесать режущиеся зубки о ее плечо, — уже достаточно окреп для долгих поездок. Если переезжать все равно придется, почему бы не попытать счастья? Бутч поцыкал зубом, размышляя. — Пойти, что ли, догнать придурков. Пара лишних рук на прииске всегда пригодится. И за мелкими будет кому присмотреть, если придется. — Хочешь сделать нянек из этого отребья?! — Конечно. Зная, что я откручу им головы, они с них глаз не спустят. Фыркнув, Ребекка понесла ребенка в дом, поглядывая как он изловил пасущуюся молодую кобылу, легко взлетел на нее охлябь и пустил в галоп. Овцы прятались в тени сарая и вторжение чужих будто и не заметили. Тонко взблеивали ягнята, им коротко вторили матери, котные самки распластались беременными животами в песке. Вместе со всей отарой за ферму они смогут выручить приличную сумму — уж больно место хорошее, охотники на такой лакомый кусочек найдутся очень скоро. Снаружи послышался лай, быстрые шаги и через минуту Дэнни положил на стол перед ней двух кроликов, связанных за задние лапы. Ребекка шикнула на забежавшего в дом пса. — Иди овец стереги, охранничек... Стадо из-под мокрого носа у тебя чуть не увели. Довольный собой Дэнни потрепал собаку по загривку. Вот кто, услышав о предстоящем большом путешествии, воспринял новости с восторгом, не думая ни о трудностях, ни об опасностях такого рискованного предприятия. Глаза сына мгновенно загорелись азартом, Ребекка видела, как перед его мысленным взором одно за другим уже проносятся сцены будущих приключений. А маленькая рука дочери, только что обнимающая ее за шею, потянулась к кроличьей шкурке, цепко ухватила полный кулачок меха. Разбойница. Пес снова залаял, на этот раз угрожающе — увидал чужаков. Оборванные и грязные, одетые в полуистлевшие кители армии северян с отодранными рукавами, они семенили за Бутчем, ведя в поводу заморенную клячу, годящуюся в бабушки их старому мерину. Однажды Ребекка спросила его, что бы он делал, если они оба оказались бы более сдержанными к концу строительных работ. Спросила так, в шутку, из неуемного женского любопытства. Ухмыляясь, Бутч ответил почти не задумываясь, будто этот план был им давно обдуман. — Далеко бы не ушел. Приглядывал бы скрытно. Ну, а если бы начал возле тебя вертеться какой-нибудь пастух — переломал бы ему ноги. В тот момент она ощутила полную уверенность. В нем, в себе, в них. Внутренние сомнения отступили, сменились ровной, спокойной убежденностью: все будет хорошо. Это чувство непоколебимой уверенности посетило ее и сейчас. Столько еще предстоит сделать, столько всего подготовить, купить, продать, запасти... но Ребекка знала точно: у них все получится, все сложится так, как надо.