505

Где-то в переулке, между ночными клубами и двадцатичетырехчасовыми маркетами кто-то в черной куртке с высоким воротом прячется за стену от проезжающих мимо машин. Несясь на бешеной скорости, водители не замечают сливающегося с тенью парня. Он смахивает со лба пот и запыхавшись пытается отдышаться, оперевшись руками на колени. Кажется, начинает верить в Бога, потому что упоминает его, радуясь тому, что пронесло. — Ну и как оно? Парень испуганно четерыхается от неожиданности, плечом ударяется о стену и чуть не падает. — Тенко! — Томура. — отрезает стоящий у тупика переулка беловолосый. На нем хорошо выглаженная белая рубашка, черный расстегнутый пиджак, идеально подобранный под размер, и черная перчатка, закрывающая два пальца. Выглядит внушительно. Солидно. Он не двигается с места, выжидающе глядя на собеседника, но затем повторяет вопрос. — Как оно, Даби? Даби не глупый. Он умеет сложить два плюс два. — Ты натравил на меня Заветы?! Шигараки усмехается. В его красных глазах кроется упоение собственной ненавистью. — А ты сообразительный. — Вот черт. Заветы — это очень опасно, но Томура выглядит не менее угрожающе. Или даже более. — Ты хоть знаешь, как запарно бегать от них день и ночь? Блять, да меня на кусочки покромсают, если найдут. Я конечно хочу умереть, но не так мучительно. В планах стать ходячим крематорием, а не фаршем. Мудак. Оторвал Чисаки-как-там-его-Каю руки, так еще и на меня направил! — Останови свои причитания. Он не самая большая твоя проблема. Даби замер, не закончив речь. Блять. Вот блять. Что ни день, то пиздец. — Ты убьешь меня? Шигараки закатил глаза. Можно взять слова про сообразительность обратно. — Заманчиво, но нет. Только поставлю ультиматум. Даби непонимающе хмурится. Он бы себя убил. Томура делает несколько шагов вперед. Теперь видно — вторая рука у него без перчатки, только перебинтована; двух пальцев недостает. На ноге закреплено что-то вроде наколенника. Потрепала же жизнь. Кроссовки уже другие, но цвет все тот же, ярко-оранжевый. Даби не отступает назад. Такой же избирательно-равнодушный, как и был. — У тебя два варианта: вернуться в Лигу или остаться здесь. Не бойся, при любом исходе я тебя не прикончу. Мне на хуй не сдался твой труп. — Не пойдешь ко мне под крыло — псы Чисаки тебя накроют. Рано или поздно. Или пламя сожжет. Подохнешь в канаве то ли от клинка в глотку, то ли от собственной причуды. На самом деле, второе было куда вероятней. Тело барахлило все чаще. Было ужасно жарко даже в холодную погоду. Но несмотря на неизбежность, Даби выбрал бы первый вариант из предложенных. Если бы мог. — Я не смогу вернуться. Не после того, что сделал. Шигараки раздраженно вздохнул. Ну что за препирательства. Нет, он однозначно берет свои слова обратно. — Ты больше не тянешь на разумного человека. Убегать от проблем не очень по-взрослому. — Дело в моральном выборе… — У тебя его нет. Мы оба знаем, что ты аморальный ублюдок и понятие морали тебе не близко. Так перестань выебываться. Одна показуха, честное слово. Даби сжимает челюсть. Ничего не осталось, только сухая неприязнь; никаких чувств, отвлекающих от трактования истины. — Почему ты не хочешь уничтожить меня? После того, что я сделал. Это было бы вполне логично. Мимо вновь проносятся машины, может уже другие, а может и те же самые, в любом случае Даби уже не обращает на них внимания. Он смотрит прямо на Шигарки, пытаясь отыскать что-то с потрохами выдающее натуру, но ничего не выходит. Он не задиристый ребенок. Циничный, злой, плохой человек. — Потому что я тоже аморален. Общество сделало меня таким. И если мне нужен кто-то, кого можно использовать для самоутверждения или поддержания жизни, я его получу. Как честно. Ему незачем врать. Пусть мир знает его злодеем, зато таким, как есть. И он бы предпочел Это лицемерному вранью про-героев. От него тошнит. — Значит, на этом все? И больше никаких причин? — А на что ты надеялся? Прибегу к тебе и стану плакаться в твою жилетку? Даби выдыхает. Черт. — Прости меня. — Ты это уже говорил. — Я скажу это еще тысячу раз. — Это ничего не изменит. Даби замолкает. Да. Ничего не изменит. Шигараки не нужны извинения. Они нужны были Тенко Шимуре, заброшено лежавшему в туалете гей-клуба. А Шигараки Томуре требуется лишь возмездие. Полное краха для других и ненормальной радости для него самого. — Ты снишься мне каждую ночь, — тихо говорит Даби, — если бы я только мог… — Исправить все? Но ты не можешь. Ты жалок, отвратителен. Не способен даже на это. — …больше не просыпаться.