Вечность на двоих

Он легко согласился, и я несказанно обрадовался этому обстоятельству. Распорядившись отдать лекарство Марии, я пригласил доктора к завтраку. Долгая дорога вымотала нас, поэтому необходимо было пополнить силы. После недолгой трапезы, я сопроводил его в библиотеку, которая находилась особняком в моем доме и обладала запретом на проникновение для всех жителей. Я не был уверен, что моя коллекция содержала в себе что-то особенно ценное и примечательное, но нужно было чем-то занять гостя. Вопреки моим ожиданиям, стеллажи и их содержимое немало удивили доктора Ли. Блондин с интересом вглядывался в разноцветные обложки, перелистывал пожелтевшие от времени страницы, с изумлением водил по шершавой текстуре листов пальцами. — Это... Поразительно..., — произнес он, переведя на меня ошеломленный взгляд, — Я всегда думал, что книги не хранятся более двух или трех поколений людей, но Ваша коллекция... Она бесценна. Я не сдержал кроткой улыбки. Стоило ли сказать ему, какими путями мне доставались эти экспонаты? Не знаю, не могу ответить. — Думаю, это сугубо Ваше мнение, доктор Франкенштейн, — подойдя к нему, я аккуратно взял старое издание из его рук и поставил предмет на место, — Это лишь малая часть того, что удалось сохранить. Он удивленно смотрел на меня, совершенно направленно пытаясь поймать мой взгляд. — Вы хотите сказать, что их было еще больше? Господин Райзел, а не король ли Вы случаем? — Доктор Франкенштейн, будь я королем, то непременно отыскал бы такого лекаря — легенду, как Вы, навечно привязав Вас к себе., — я прошел мимо него, жестом приглашая его идти следом. Я совершенно точно чувствовал на себе его заинтересованный взгляд. Или он просто был удивлен моей самоуверенностью? Остановившись у дальних стеллажей, куда почти не проникал свет от окна в начале зала, я протянул руки к полкам и поднял с них несколько свитков на деревянных резных стержнях. Пергамент со временем потемнел, но письмена сохраняли свою четкость. Развернувшись, я аккуратно отдал их мужчине: — Это моя гордость и память, доктор Ли. Возможно, Вам это будет интересно. Он устремил взгляд на один из свертков и нерешительно развернул его. Пергамент с тихим шелестом раскрылся, открывая взору читателя алую вязь букв. Франкенштейн задумчиво смотрел на неведомые ему символы. — Но... господин Райзел, что это за язык? Я знаю лишь латынь, вскользь знаком с французским и немецким. — Это арабский. Язык моих предков. — учтиво пояснил я, прислонившись спиной к стеллажу, созерцая столь раззадоренного молодого человека. Я чувствовал его жизнь, чувствовал перепады настроения, грани темперамента. Сам того не желая, не планируя, я вот-вот получу его. С минуты на минуту, нужно лишь сохранить его интерес и любопытство. — Поразительно... — восторженно протянул блондин, продолжая следить за строчками, — Никогда не видел подобного. — Вам хотелось бы научиться? — поинтересовался я после некоторой паузы. Франкенштейн поднял голову и оживленно улыбнулся, глядя на меня: — Пожалуй, Вы сочтете это наглостью, господин, но я действительно хотел бы познать неизведанное. Интересно, он знает, насколько прекрасны его глаза? Только даже его красота невечна. Буквально через семь лет, быть может раньше, его молодость перейдет в зрелость. Время коснется его лица, испещрив уголки голубых глаз неглубокими бороздами морщин. После изуродует чистоту и какую-то почти женскую нежность. Не могу, не могу этого допустить. Я сделал шаг к нему и плавно положил ладонь на чужое плечо: — Тогда я научу Вас, доктор Ли. Блондин не противился моему движению, только улыбка из детской и непосредственной стала почти лисьей. Значило ли это, что он понял мои желания? — Это очень великодушно с Вашей стороны, господин Райзел. Если Вы вызвались преподавать мне, возможно ли звать Вас Мастером? Я не сдержал торжествующего смешка, благо, собеседник не оценил этого действа как жест неуважения. Оказывается, у моего ангела, ко всему прочему, отличное чувство юмора.