Invictus (Director's Cut)

Свет, проникающий сквозь щели в двери, был ярким и резким. Полдень. Торфинн был заперт здесь уже полтора дня. Как долго это будет продолжаться? Откуда ему знать? Он сделал глубокий вдох, перекатывая его во рту. Запахи были сильными, но его нюх был довольно остр, чтобы чувствовать запахи снаружи дома и в деревне. Он чувствовал запах Бьёрна, слабое, но твёрдое присутствие. Выцветшую смесь трёх других запахов — людей, проходивших мимо. Если напрячь слух, то он мог услышать слабый гул разговоров сквозь храп Аскеладда. Внешний мир всё ещё продолжал своё вращение. Полуприкрыв глаза, он смотрел на дверь. Между морганиями тонкие щупальца света начали медленно приближаться к нему, становясь длиннее каждый раз, когда он открывал глаза. К тому времени, как он почувствовал первые признаки беды, свечение снаружи уже угасло. Это происходило так постепенно, что сначала он этого не заметил. Стихшая дрожь. Смягчение мыслей. Тепло в животе, расслабляющее мышцы, как тёплый воск. Время пришло. Торфинн впился пальцами в руки, нажимая до боли. Нет. Он не собирался этого делать. На этот раз он не сдастся так легко. Он плотнее сжался, как будто держась за себя, словно так он мог сохранить свою решимость. Но вся решимость в мире не могла остановить физиологию. Несмотря на его угрюмость, желание пронзило его, как молния. Всё внутри взбудоражилось, тошнотворная смесь отчаянного желания, судорожной боли, странной пустоты и гнева. Член поднялся, напряжённый. Сжав ноги, он отказался прикасаться к нему. Внизу он снова был влажным. Голод внутри него терпением не отличался. У него снова возникло впечатление, что это живое существо, чей-то голос коварно шептал ему на ухо. Он даст тебе то, что нужно. На расстоянии вытянутой руки, горячий готовый партнёр, который мог бы утолить его голод. Не обращай внимания на боль. Боль была временной, а течка настоящей. Удовольствие было настоящим. Разве это не приятно? Нет. Он чувствовал, как нарастает возбуждение Аскеладда, хотя сам он продолжал храпеть. Его тело пылало в ответ, а гнев превратился в похоть. Нет! Напряжённые и дрожащие его пальцы теперь крепко сжимали его собственные предплечья, что руки начали неметь. Глубоко погружённый в свои мысли, он пропустил звук шуршащего сена. — Эй, Торфинн, что ты там делаешь? Я не хочу делать это на полу. Аскеладд проснулся. Торфинн замер. Он не мог придумать, что сказать. Он не был готов встретиться с Аскеладдом лицом к лицу, ни капельки. Когда Аскеладд пошевелился, раздался хруст. Змеиный шёпот сухой соломы, когда он соскользнул с кровати, завис над местом, где сидел Торфинн. — Тебе нехорошо? — в его голосе звучало сухое любопытство. Не беспокойство. Ни намёка на то, что он задумался о том, почему Торфинн свернулся в изножье кровати. И почему его должно это волновать? Он получал именно то, что хотел. — … так будет каждый раз? Торфинн не знал, что его дёрнуло спросить об этом. Возможно, дело было в том, что Аскеладд был единственным знакомым ему человеком у которого был опыт взаимодействия с омегами в течке. Может быть, потому что ему нечего было терять. Может быть, он сошёл с ума. В любом случае, ничто из того, что Аскеладд мог сказать, не заставило бы его чувствовать себя ещё хуже, чем он чувствовал сейчас. Аскеладд немного помолчал. — Я не знаю, — в нём не было ни намёка на сарказм или раздражение. Никакой лжи. Он говорил с Торфинном прямо, как с равным. А он даже не мог оценить этого. Его тело не позволяло. Близость Аскеладда была ужасной, соблазнительной, его запах был таким сильным, а тело было так близко, что Торфинн почти ощущал его. Он определённо мог бы представить это, как легко было бы откинуться, раскрываясь, и позволить Аскеладду скользнуть внутрь. Он впился пальцами ног в пол, надавливая, пока они не начали пульсировать. — Я ненавижу это. И вдруг Аскеладд подхватил его на руки и усадил на кровать, положив его ноги на колени. — Что… Пальцы Аскеладда запутались в его волосах, с силой склонив голову вбок и прервав испуганный вопль. Тёплая кожа скользнула по его шее. Пульсирующая боль, сначала усиливающаяся от давления, внезапно ослабла. — Ты хочешь, чтобы я пожалел тебя? Это всё? — сказал Аскеладд, наклоняя его голову в другую сторону, чтобы потереть запястьем о шею Торфинна. — Потому что мне всё равно. Когда Аскеладд убрал руку, Торфинн увидел яркий масляный блеск на его запястье. Совсем как в лесу. Он был помечен запахом? — Нет, мне не нужна твоя грёбаная жалость, старик, — прорычал он, пытаясь вырвать голову из рук Аскеладда. Почему, чёрт побери, тот всегда обращается с ним так грубо? — Тогда к чему всё это, а? — Аскеладд отпустил его голову, но затем потянулся к руке, а Торфинн вырвал её. Это Аскеладда не остановило. Торфинн продолжал вырываться, отказываться быть пойманным, пока Аскеладд не бросил на него острый взгляд. Теперь он понимал, что делал Аскеладд. Было что-то такое в его феромонах, что-то успокаивающее, действующее на тело Торфинна, он чувствовал это по тому, как уменьшалась боль в шее, как утихала дрожь. Но ему всё равно не нравилось, когда его двигали, как куклу. Он раздражённо протянул руку. — Что, я не могу злиться, что мне придётся раздвигать ноги для какого-то ублюдочного альфы каждый раз, когда моё тело становится паршивым? Аскеладд потёр их запястья друг о друга, мягкое, почти чувственное прикосновение плоти. Как бы он ни был раздражён, тело отреагировало, заставив его неловко поёрзать. — Как я уже говорил, быть омегой — это то, что ты делаешь, — пробормотал Аскеладд. И Торфинну пришлось оторвать свой блуждающий взгляд от эрекции Аскеладда. — Ты можешь либо тратить время на жалость к себе, либо принять это и двигаться дальше. Торфинн протянул ему второе запястье, чувствуя, как горечь царапает внутренности словно когтями. Те самые слова. Как мог альфа знать, через какой ад он проходит? Что он будет вынужден терпеть, пока живёт? — Пошёл к чёрту. Тебе никогда не узнать каково это, так что чёрта с два я буду тебя слушать. Рука Аскеладда на его запястье замерла, а затем сжалась, жёсткая и неумолимая, как челюсти хищника. — Ты, маленький засранец, действительно думаешь, что я хочу быть здесь? Что для меня не было бы проще отдать тебя Скарду, или Ульфу, или кому-то, кто с самого первого дня пускает слюни на твою задницу? — прошипел он, сжав губы в тонкую линию. Эти голубые глаза были острыми и холодными, жёстко сверкающими. — Вот один урок, которому твой отец никогда тебя не научит: мы все должны делать то, что не хотим. После чего он отпустил запястье Торфинна. Это было похоже на погружение в тёмное море. Ледяное оцепенение поглотило его, оставив разум пустым и расшатанным. О, каким же глупым он был. Хуже быть не может, хах. Аскеладд всегда знал, как причинить ему наибольшую боль, его слова были так же смертоносны, как и клинок, потроша Торфинна столь же аккуратно, как если бы чистил рыбу. Отец. Торфинн никогда не скучал по нему больше, чем сейчас. Аскеладд вздохнул. Он соскользнул с кровати и опустился на колени возле ног Торфинна. — Давай. Торфинн посмотрел вниз. Аскеладд выжидающе похлопал его по ногам, и вид его был настолько странным, что растерянность так и сквозила в Торфинне, переходя в замешательство. Аскеладд стоял… на коленях? Он не мог вспомнить случая, когда Аскеладд сознательно опускался перед ним на колени. Это было невероятно. Беспрецедентно. Это удивление заставило его раздвинуть ноги, позволив Аскеладду протиснуться внутрь. Тёплые руки сомкнулись на его бёдрах, нежно сжимая. — Мы все должны делать то, что не хочется, — повторил Аскеладд, но его голос стал более низким и хриплым, совсем не жёстким. — Но это не значит, что ты не можешь попытаться извлечь из этого максимальную пользу, — он подул, обдав прохладной струйкой воздуха член Торфинна, который дёрнулся от этого ощущения. — Что… что ты делаешь? — заикнулся Торфинн. Почему Аскеладд делает шаг вперёд именно сейчас? Неужели всё из-за страданий Торфинна? Острые глаза пригвоздили его к месту. — Никому об этом не рассказывай, понял? Хотя его голос был тихим, властность в нём заставила его резко выпрямиться. Это было похоже на приказ, который он отдавал снаружи, неопровержимый и устрашающий в своей силе. Он сглотнул, моргая. — О чём? — Вот об этом. Аскеладд наклонился вперёд. Его губы приоткрылись. Внезапно и необъяснимо его рот был… Его член оказался у Аскеладда во рту. Разум моментально стал блаженно пустым. В паху вспыхнули вспышки ощущения, паутинка огня пробежала по каждому нерву. Аскеладд дёрнул головой. Заглатывание вызвало вздох, и он дёрнул бёдрами вверх, не желая больше ничего, кроме как оказаться целиком в этой приветливой влажности… Аскеладд отстранился, подавив кашель. — Полегче, малыш, мне всё ещё нужно дышать, — проворчал он. Торфинн покраснел, удивлённый и смущённый. Он не собирался этого делать. — Прости… Он ожидал, что Аскеладд отстранится, обычно у него не хватало терпения, когда Торфинн лажал. Но когда тёплые руки скользнули к его бёдрам, сердце подскочило. Большие пальцы Аскеладда зацепились за его бедренные кости, крепко прижимая Торфинна к кровати, и тот снова наклонился вперёд. По нему скользнула горячая влага. Торфинн вцепился в раму кровати, дрожа, когда Аскеладд начал двигать головой. Ох чёрт… То, что началось, как покалывающие ощущения быстро переросло в волну всепоглощающего удовольствия. Его дыхание стало прерывистым. Всё в нем хотело двигаться. Толкаться. Делать что-то другое, кроме как сидеть и принимать это! Его руки двигались, как будто у них был свой собственный разум. Сначала к рукам Аскеладда, потом к его плечам, прежде чем он передумал и отстранился. Он хотел прикоснуться. Хотел почувствовать, как Аскеладд движется, и двигаться вместе с ним — но он знал, что тот этого не захочет. Аскеладд не думал, что он может контролировать себя. И если честно, кажется, он и не мог… Он поймал вспышку голубых глаз, когда Аскеладд посмотрел на него, а затем почувствовал, как пальцы обхватили его запястье. Аскеладд направил руку вниз, прижимая его ладошку к своей голове. Однажды осенью, когда ему было пять лет, отец взял его с собой в поле за их домом. — Хочешь кое-что увидеть? — спросил Торс. Торфинн, всегда радовавшийся возможности поучиться у своего отца, кивнул. Они отошли от деревни на дальний конец своих владений, где земля переходила в холм и росла пара чахлых деревьев. Он был сбит с толку, когда Торс вытащил из кармана сухой кусок буханки хлеба, и ещё больше растерялся, когда тот разломал его на несколько кусков поменьше. Он смотрел, как его отец сидел на траве, скрестив колени, образуя подставку для хлебных крошек, и повторил за ним. Торс высыпал немного крошек в свои руки, а затем в траву рядом с ними. — А теперь сиди тихо и не двигайся. Они просидели так почти десять минут, но ему показалось, что пошла целая вечность. Не раз он открывал рот, чтобы спросить отца, что они делают, но Торс лишь слегка качал головой. В третий раз, когда это произошло, Торс встряхнул головой, дёрнув подбородком в сторону деревьев. Там сидели… Три птички. Птицы здесь не были редкостью, поэтому он не удивился, увидев их. Что было удивительно, так это то, что через несколько минут они слетели с деревьев, клюя траву перед собой, где его отец рассыпал хлебные крошки. Он смотрел на них широко раскрытыми глазами. Птицы подлетели к ним! Краем глаза он заметил, как отец улыбнулся. Несмотря на все своё терпение, он чуть не испортил всё, когда они оказались на расстоянии вытянутой руки, а он дышал слишком громко от волнения. Птички испугались, но быстро вернулись, а потом… … прикосновение крошечных когтей к пальцам, чужеродная тяжесть на ноге… … он покормил птиц. Когда Аскеладд отпустил его руку, Торфинн колебался. Это было почти точно так же, как много лет назад, когда он сидел рядом с отцом в величественной тишине, дрожа в предвкушении, когда птицы покинули безопасное место на деревьях. Этот единственный момент, сотканный тонким, как паутина, шёлком, эти долгие секунды, пока они сокращали расстояние, запечатлелись в его сознании навсегда — одно неверное движение и всё разлетится вдребезги. Теперь, когда он положил руку на голову Аскеладда, он снова почувствовал это: хрупкая паутинка доверия, невидимая в воздухе. Волосы Аскеладда были тонкими и мягкими, достаточно длинными, чтобы он мог зарыться в них пальцами. Когда прикосновение не вызвало ответа, он сделал то же самое другой рукой, обхватив голову Аскеладда обеими ладонями. Аскеладд наклонился вперёд. Влажное тепло скользнуло по его эрекции, заставив Торфинна задрожать, когда удовольствие скрутилось тугой пружиной в животе. Он снова был поглощён. Затерян в этом ощущении, что не заметил, что руки Аскеладда уже не прижимают его к кровати, пока он погружался в его рот и выходил. А Аскеладд позволял ему это. На самом деле он реагировал на ритм Торфинна, качая головой в такт толчкам. Почему? Он слишком далеко зашёл, чтобы связно мыслить, но тогда у него возникло впечатление, слабый намёк на понимание, как солнечный свет, светящий ореолом вокруг облака. Аскеладд просил прощения. Или что-то вроде того. Торфинн никогда не слышал, чтобы слово «прости» вообще слетало с этих губ, и не думал, что когда-нибудь услышит. Аскеладд был не таким. Но он стоял на коленях перед Торфинном, явно демонстрируя покорность. Что-то, чего Торфинн совсем не требовал, и что-то о чём он никогда не задумывался до того момента, когда его член скользнул в этот порочный рот. Да. Теперь, когда он думал об этом, то мог прочитать это во всём: в том, как Аскеладд придвинулся к нему, как нежно поднёс руку Торфинна к своей голове, даже в тихой серьезности его голоса. Мы все должны делать то, что не хочется. Но это не значит, что ты не можешь попытаться извлечь из этого максимальную пользу. Он извинялся. Особенно влажное причмокивание внизу. У Торфинна перехватило дыхание, Аскеладд опустился так низко, что нос коснулся соломенного цвета волос на лобке. — Ох… ох, чёрт! — простонал он, охрипнув от удовольствия. Слишком хорошо. Это было чертовски хорошо. Вожделение Аскеладда наполнило воздух запахом, тяжёлым, как рука, поглаживающая Торфинна по спине. Он чувствовал, как сильно Аскеладд хотел его, и жар внутри него вспыхнул в ответ. Больше. Ему нужно больше… Тяжёлые пальцы помяли его яйца, приятное покалывание заставило его раздвинуть ноги шире, желая большего. Рука опустилась ниже, а палец потёр дырочку. Это прикосновение напомнило ему о том, как член Аскеладда ощущался внутри него, о той твёрдости, которая наполнила его. Он вдруг почувствовал себя ужасно пустым. Палец мягко огладил его, а затем погрузился внутрь медленным осторожным движением. Это было так нежно. Он даже не мог сказать, что именно расцветало внутри, но тёплая искра, расползающаяся внутри, распространялась, усиливая ощущение, когда Аскеладд добавил ещё один палец. С третьим было немного сложнее, он снова начал чувствовать эту полноту, но когда Аскеладд начал толкаться ими, искра превратилась в огненный шар энергии… Он взревел и вцепился в Аскеладда, как в спасательный круг, снова и снова погружаясь в этот влажный жар. Ох, чёрт, он собирается кончить. Он собирается кончить прямо в рот Аскеладду, погрузиться в это гостеприимное тепло, и тогда он простит его — просто ещё немного… Когда удовольствие начало нарастать, Аскеладд убрал пальцы и отодвинулся. — Нет, ты ублюдок! — взвыл Торфинн, член отчаянно дёргался в воздухе. Он был так близко! Аскеладд откинулся на пятки, пальцы, которые побывали у Торфинна внутри, обвились вокруг его эрекции. Он ухмыльнулся, наклоняя член Торфинна. — Хочешь ещё? Момент был упущен. Он не сможет сопротивляться Аскеладду, как бы ни боролся. Торфинн опасался секса — как он мог забыть то, что произошло всего несколько часов назад, — но от пальцев было приятно. Там, внизу, больно больше не было. На этот раз он не позволит Аскеладду повязать себя. — Ложись на кровать, — прорычал он. Как только Аскеладд сел, Торфинн набросился на него, толкнув на спину и вскарабкался сверху прежде, чем Аскеладд успел возразить. Эта ухмылка всё ещё кривила уголки его рта. Посмотрим, как долго он продержится. Торфинн направил член Аскеладда внутрь себя, дыша от наполненности, пока его задница не встретилась с бёдрами Аскеладда. Он опустился, всё было не так уж плохо. И что лучше всего, Аскеладд больше не ухмылялся, его лицо исказилось, напряжённое от удовольствия похожего на боль. Хорошо. Он начал двигаться, набирая изнуряющий темп. Внутри словно горел огонь, разгорающийся все больше с каждым толчком. — Полегче, — руки Аскеладда гладили его по спине, словно он приручал дикую лошадь. — Так ты быстро устанешь. Торфинн проигнорировал его. Он хотел этого, будь проклят Аскеладд. Но, как он ни старался, он был слишком ослаблен, чтобы поддерживать темп, как раньше, даже после того, как попил воды, через пять минут его сердце колотилось в груди так сильно, что он чувствовал его биение даже в горле. Он остановился, отчаянно втягивая воздух. — Что я тебе говорил? — руки Аскеладда слегка сжали его бёдра. Грёбаный всезнайка. Торфинн попытался зарычать, но так запыхался, что не смог. — Замолчи. — Хочешь, чтобы я взял всё на себя? Чего Торфинн хотел, так это кончить! Но, возможно, он найдёт лучший угол, если Аскеладд проделает большую часть работы. Он не хотел этого говорить, поэтому только фыркнул себе под нос. — Тч. Как хочешь. — Хорошо. Держись, — он только успел заметить, что Аскеладд снова ухмыляется, прежде чем его руки сжались на бёдрах Торфинна, с силой вонзаясь в него. Ох! Возможно всё дело в угле, возможно, он был возбуждён больше, чем когда-либо в своей жизни, что бы это ни было, этот прилив ощущений снова ворвался внутри Торфинна, настолько интенсивный, что он мог только задыхаться. И когда Аскеладд схватил его за член, всё что он мог делать — оставаться в вертикальном положении. Он впился пальцами в грудь Аскеладда, цепляясь за него изо всех сил. — Сильнее! — простонал он, и кольцо пальцев Аскеладда сжалось. — О, чёрт! Да, вот так, ах… Это было слишком. Две противоречивые волны удовольствия: знакомое возбуждение и чуждое ему ощущение, затопляющее его с каждым толчком бёдер Аскеладда. Словно искры, срывающиеся с кончика его члена, иглы удовольствия и боли. Он не мог сказать, собирается ли кончить или помочиться, но если он зальёт Аскеладда мочой, то уверен, что ничем хорошим это не кончится. А от следующего толчка всё обрушилось. Удовольствие достигло пика. Торфинн прижал ладонь ко рту, пытаясь заглушить недостойный скулёж, когда его член дёрнулся и излился весьма сильно. Это было ещё более интенсивно, чем в первый раз, распространяясь изнутри расплавленной волной, которая заставляла его дрожать от мощи этой силы. Глаза закатились от удовольствия, и он достиг оргазма, подёргиваясь в руках Аскеладда, пока тот не утих. А когда он посмотрел вниз, то увидел, что лицо Аскеладда исказилось от недовольства. — В следующий раз предупреждай, ладно? — проворчал он, и Торфинн с восторгом увидел, что кончил на живот и грудь Аскеладда, попало даже на бороду! Он подумал, что Аскеладд не побрезгует ударить его, если он засмеётся, поэтому Торфинн опустил голову, позволив волосам скрыть ухмылку, угрожающую появиться на лице. — Это произошло слишком быстро. Потянув за одеяло, Торфинн поднял его с пола и протянул Аскеладду, отводя глаза, когда Аскеладд раздражённо фыркнул, а затем вытерся. В этот раз Аскеладд не кончил, заметил он, когда Аскеладд протёр одеялом грудь и свой член, который был твёрдым и блестел от смазки Торфинна. Он задавался вопросом, заставит ли его Аскеладд что-нибудь сделать. Это было бы неудивительно. Он потребует, чтобы Торфинн лёг обратно, а потом будет трахать его до тех пор, пока не кончит, возможно снова повязав его узлом. Но Аскеладд ничего не сказал. Просто встал и прошёл в крошечную смежную комнату, где, как предположил Торфинн, находился ночной горшок, а затем вернулся. Он принёс бурдюк с водой и выпил, после чего передал его Торфинну, который взял остатки, чувствуя беспокойство. Почему Аскеладд ничего не делает? Он не мог долго ломать над этим голову. К тому времени, как последняя капля воды стекла ему в горло, член снова напрягся, а тело начало ощущаться горячим и опухшим, его мысли растворились в смутной потребности. — Уже? — он недоверчиво уставился на свой напряжённый член. В прошлый раз перерыв был намного длиннее! Да, что-то глубоко внутри него напевало, и он снова уловил этот запах похоти Аскеладда, густой, насыщенный, неудовлетворённый. Он обернулся. Аскеладд лениво лежал на кровати, совершенно расслабленный, если не считать эрекции, которая тяжело касалась его живота. Бледно-оранжевый свет, просачивающийся сквозь дверь, очерчивал стройные изгибы его мышц, выступающие гребни шрамов, такие резкие и мертвенно бледные в темноте. Его внутренности горячо запульсировали. По ноге потекла тонкая струйка. Ноздри Аскеладда раздулись, глаза под полуопущенными веками стали острыми и голодными. Торфинн подошёл к нему. Снова и снова его пожирали, разграбляли, выдаивали досуха. Если бы кто-нибудь сказал ему раньше, что Аскеладд был умелым любовником, он бы закатил глаза или поморщился. Кто вообще хотел думать о том, как этот старик трахается? Но по мере того, как он терялся в тумане течки, признаться в этом стало легче. Аскеладд был хорош. И так же хорошо сбивал с толку. В тумане похоти было трудно думать о чём-либо кроме ощущений, пронизывающих его, или потребности, которая становилась всё более отчаянной с каждым оргазмом. Тем не менее он заметил, что Аскеладд ещё ни разу не кончил. Он казался сосредоточенным на удовольствии Торфинна, не жалуясь, когда каждый раз удовлетворённым оставался только он, а сам Аскеладд был всё ещё твёрдым и изнывающим от желания. Это просто не имело смысла. Это был не тот Аскеладд, которого знал Торфинн. Это по-прежнему были извинения? Торфинн застонал, когда его член снова затвердел. Боль внутри была ужасной, на грани удовольствия, несмотря на пять оргазмов, которые он испытал за последние несколько часов, его тело не сдавалось. Аскеладд сидел на краю кровати. Торфинн забрался к нему на колени, но вместо того, чтобы направить своей член внутрь Аскеладд только удерживал его, дразняще потираясь своей эрекцией о его ягодицы. — Скажи мне, чего ты хочешь, — низкий хриплый шёпот. Что-то влажное защекотало его ухо, а затем последовал резкий щелчок зубов. Аскеладд взял его член в руку, но ничего не сделал, просто свободно держал в своей руке. — Ты грёбаный… ублюдок… — прошипел Торфинн, безуспешно пытаясь насадиться на член Аскеладда. Всё его тело казалось опустошённым. — Ты знаешь, чего я хочу! Аскеладд слегка покачал своей эрекцией. — Используй свои слова, мальчик. Ублюдок! Это был тот Аскеладд, которого он знал. В конце концов он заставил Торфинна умолять об этом! Торфинн зарычал, звук царапал горло до боли этим звуком. — Просто трахни меня! Тихий взрыв смеха. — Ну раз уж ты так любезно просишь. Аскеладд поднял его и переложил на кровать, нависая над ним тёмной тенью. Он рванулся вперёд, раздвигая ноги Торфинна, и именно в этот момент Торфинн понял, что Аскеладд планировал войти в него именно в этой позе. Он моргнул, встревоженный. Раньше они так не делали. Мысль об этом вызвала у него дрожь, что-то расплавленное растеклось в животе. Как только головка члена Аскеладда коснулась его, он запаниковал. — Подожди! Аскеладд остановился, нахмурившись. — Что? — Нам в самом деле нужно делать это вот так? В последний раз, когда Аскеладд был сверху, он повязал его, и Торфинн не смог ничего сделать, чтобы предотвратить это. Вес Аскеладда был якорем, тяжёлым и неподвижным. Торфинн не хотел снова оказаться беспомощным. — А что в этом плохого? — в голосе Аскеладда звучало раздражение. Потому что ты причинишь мне боль. Он ни за что не позволит Аскеладду думать, что он напуган. — Потому чт… — он огляделся в поисках оправдания. — Ты меня раздавишь. Глаза Аскеладда метнулись вверх, а затем обратно, словно он едва удерживался, чтобы не закатить их. Он не купится на это. — Я не настолько тяжёлый, малыш. Кроме того, я не собираюсь ложиться на тебя, вот увидишь. Грубые руки раздвинули его колени, и бёдра Аскеладда протиснулись между ногами Торфинна. Сжимаясь, тот сопротивлялся. — Но я хочу быть сверху! — настаивал он. Аскеладд снова остановился. — Просто посмотри. Он указал на ноги Торфинна, которые дрожали, как у новорождённого оленёнка. Глупое тело! Он ненавидел чувствовать себя таким слабым! — Ты устал. Просто позволь мне для разнообразия поработать. Слова звучали сладко, но Торфинн знал, что Аскеладд мог быть красноречивым ублюдком, когда ему действительно что-то нужно. Он ни в коем случае не делал это ради Торфинна. Пальцы нежно погладили внутреннюю сторону бёдер. В животе что-то странно затрепетало. Он глубоко вдохнул, надеясь, что запах откроет ему истинные мотивы Аскеладда, но ничего не произошло. Просто тёмный запах суглинистой земли, окаймлённый солью и специями. Внутри у него всё пульсировало. Торфинн заставил себя расслабиться, так или иначе, ему придётся это сделать. По крайней мере, он сможет ударить Аскеладда головой, если будет слишком больно. Аскеладд подался вперёд, головка его члена упёрлась в края ануса Торфинна, прежде чем соскользнуть. Он делал так снова и снова, потирая медленными и дразнящими кругами, которые заставляли Торфинна сжимать солому в кулаках, разрываясь между похотью и тревогой. Просто вставь, чёрт возьми! Он прикусил щёку изнутри, сдерживая всхлип. А затем Аскеладд начал погружаться. Его снова охватила паника, холодная и ужасная. Мышцы напряглись, а член Аскеладда показался таким же огромным, как рукоятка топора. Аскеладд замер. Торфинн не хотел смотреть на него. Он знал, что увидит: прищуренные глаза, поджатые в раздражении губы, гримасу, которая всегда предвещала катастрофу. Аскеладд должно быть, зол. Торфинн безостановочно умолял его о члене в течение последних двух часов, и теперь, казалось бы, на пустом месте, струсил? Но вместо язвительного комментария Аскеладд не сказал ему… ничего. Тёплые пальцы впились в бёдра Торфинна, разминая тугие мышцы. Это было приятно. Хорошо не как секс, это было просто мягкое прикосновение, которого он не чувствовал очень давно. И это тоже сбивало с толку. Почему Аскеладд так добр к нему? Торфинн был именно там, где нужен был Аскеладду, так почему он просто не взял то, что хотел? Это прикосновение скользнуло вниз по подколенным сухожилиям, растирая и массируя, пока он практически не замурлыкал. Почувствовал себя хорошо. Несмотря на то, что он не доверял доброте, его тело отреагировало инстинктивно, расслабляясь, пока он не почувствовал себя гибким, вялым, почти сонным. На этот раз, когда Аскеладд толкнулся, его тело легко приняло его. Всё было не так уж плохо. По крайней мере, пока Аскеладд не склонился над ним. Хотя он не давил своим весом на Торфинна, как раньше, угроза, исходящая от него, казалась почти такой же ощутимой, тень была практически осязаемой, как валун, висящий над головой. Когда он толкнулся вперёд, Торфинн закрыл глаза. Он позволил бёдрам Аскеладда качать себя, концентрируясь на ощущении соломы под ладонями и тепле, исходящем изнутри. Да. Он мог это сделать. Если только Аскеладд не решится внезапно плюхнуться на него… Движение прекратилось. — Ты тоже можешь поучаствовать. Торфинн распахнул глаза и увидел, что Аскеладд смотрит на него сверху вниз с непроницаемым выражением на лице. — Давай, хватайся. Я не кусаюсь, — его голос был тихим, ни следа гнева или веселья, казалось он действительно хотел, чтобы Торфинн… поучаствовал? Он не совсем знал, что делать, так что сделал то, что казалось самым естественным — обнял Аскеладда за широкую спину. Тепло, которое не имело ничего общего с течкой, поползло по лицу. Слишком близко. Как будто они обнимались. Это словно обрадовало Аскеладда, который снова начал двигаться. Было странно использовать только руки. Он вскинул ноги и упёрся пятками в задницу Аскеладда, сжав его бёдра, словно подгоняя лошадь рысью. Теперь, когда Аскеладд толкался, всё его тело раскачивалось в такт движению, как лодка в штормовом море. Толчки были медленными, совсем не похожими на прежние мучительные шаги. Это было удивительно. Он мог подумать, что Аскеладд захочет получить его быстрее после всего, что… — Ах! Его пронзило насквозь словно ударом молнии. Пальцы на ногах свело судорогой. Аскеладд сделал паузу, вышел, а затем с силой толкнулся обратно. Ох, чёрт! Торфинн снова вскрикнул, когда Аскеладд ударил бёдрами, каждое движение тянуло из него удовольствие, как пальцы, царапающие плоть. Аскеладд был… он делал это специально… он… Он стонал. Плакал. Так громко, что мог слышать своё эхо в комнате, почти заглушая стук кровати о стену. Он вцепился в Аскеладда, как репей, забыв о страхе. Для него места не было. В его голове не было места ни для чего, кроме чисто плотских ощущений. Низкий рокот на ухо. Аскеладд рычал, хриплый звук, отдалённо похожий на гром. Но вместо страха тело Торфинна отозвалось волной возбуждения, которая казалась почти эйфорической. Он вцепился в Аскеладда, как в спасательный круг, впившись в его зад, заставляя его войти глубже и сильнее. Больше! И Аскеладд ответил. Он энергично двигался в Торфинне, влажная кожа соприкасалась со шлепками, как весло, хлопающее по воде. Запах между ними встретился и смешался, пикантный и резкий. Ах… Он тонул. Отделяясь от собственной кожи, одновременно сворачиваясь внутри и разрываясь под ощущениями, обрушивающимися на каждый нерв. Как мог один человек чувствовать так много и при этом существовать? Это было… это было… всем. Огонь и наслаждение. Отдалённая боль в костях, как свеча, сжигающая уголки пергамента. Поток тепла и тьмы из его сердца были настолько сильным, что он задрожал. Торфинн стиснул зубы, в бешенстве царапая ногтями спину Аскеладда. Аскеладд трахал его. Аскеладду это нравилось. Он делал это целенаправленно, ранее сдерживая себя. Он был добр к нему впервые в жизни, и это было так странно, так приятно, что он хотел большего… — Хороший мальчик, — голос Аскеладда в его ухе, такой же низкий и хриплый, как и его рычание. Он наклонил голову, уткнувшись лицом в шею Торфинна. Влажный жар окутал его плоть. Торфинн выгнулся, инстинктивно обнажив горло. Да, что-то внутри замурлыкало от похвалы, от ощущения этого языка, скользящего по коже словно шёлк, раскалённого от желания. Каждое прикосновение языка Аскеладда отзывалось в нём, усиливая желание, пока оно не стало огромным, переполняя пределы его тела. Что-то должно было произойти. Он чувствовал это до самых костей, гипнотическое притяжение, как прилив, уносящий в открытое море. Язык Аскеладда скользнул по горлу, и он заскулил. Пожалуйста. Он даже не знал о чём просит, но, когда Аскеладд царапнул острыми зубами его шею, он вздрогнул. Да! Вот оно! Он хотел, чтобы эти зубы вонзились в его плоть, пометив так глубоко, что ничто уже не станет прежним. — Пожалуйста… — прохрипел он, выгибаясь ещё больше, чтобы предложить Аскеладду больше места на горле. — Пожалуйста! Он не видел выражения лица Аскеладда, но чувствовал, как тот застыл. Нет! Аскеладд не мог остановиться сейчас, он сойдёт с ума… Извиваясь, он попытался прижать их друг к другу, сильно сгибая икры, но этого было недостаточно. — Пожалуйста… — в отчаянии взмолился он. Трахни меня. Пометь меня. Сделай что-нибудь! Боль пронзила его горло. Наслаждение достигло вершины, бросая его в пучины песков. Всё тело задрожало, он запустил руку в волосы Аскеладда, крепко держа его, и собрав остатки сил, потянул бёдра Аскеладда вперёд, заставляя того войти глубоко внутрь. А затем он бросился к шее Аскеладда. Торфинн впился зубами в мышцу, и по губам и языку разлилось тепло. Блаженство. Кровь Аскеладда густая и металлическая. Грохот вибрации сквозь зубы Аскеладда в его собственное горло, дрожь, насладиться которой была всего секунда, прежде чем Аскеладд оторвался от него. Жёсткое давление его бёдер на зад Торфинна, когда Аскеладд опустился. Пульсирующее тепло накатило на него. С очередным толчком он вошёл внутрь, но на этот раз боли не было, только невероятное растяжение и пульсация, когда Аскеладд излился в него. Они находились в таком положении долгое время, балансируя между напряжением и экстазом. Торфинн не хотел отпускать его. У него было странное впечатление, что если он этого не сделает, то сможет вечно держать их на самом краю — но, разумеется, он не мог. Торфинн разжал челюсти и рухнул обратно на кровать, обмякнув от усталости. Всё было горячим и липким, пот и кровь, его сперма, остывающая на их животах — когда он успел кончить? — но удовольствие всё ещё пульсировало от единения внизу и метки на шее. Всё чувствовалось таким правильным. Аскеладд приподнялся на локтях, глядя на него сверху вниз. Торфинн ничего не мог сделать, кроме как смотреть в ответ, чувствуя, как глупая улыбка кривит его губы. Он ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал себя так хорошо. Другого объяснения не было. Глаза Аскеладда расширились. Он выглядел почти удивлённым — возможно, он не ожидал такого насилия. Сбоку его шея была розовой и припухшей, тёмный идеальный отпечаток зубов, из которого сочилась кровь, стекая на грудь. Торфинн нахмурился. Он не хотел кусать так сильно. — У тебя кровь. Иди сюда, — он потянул Аскеладда за талию, подталкивая его вниз. После минутной паузы Аскеладд расслабился рядом с ним. Как раз в тот момент, когда он собирался коснуться метки, Аскеладд заговорил. — Давай поменяемся местами, бёдра просто убивают меня. Волна мягкого веселья прокатилась по Торфинну. Он почувствовал странное желание наклониться и обнюхать его, прижимаясь носом, как кошка. — Старость такая сучка, а, плешивый? Аскеладд только хмыкнул, перекатывая их так, чтобы Торфинн оказался над ним. Его голова откинулась на подушку, а всё напряжение разом спало. Его глаза закрылись. Ещё один импульс этого странного тепла. Аскеладд измотал себя, заботясь о Торфинне, возможно, он ещё сможет отплатить ему тем же. Торфинн наклонился. Кожа Аскеладда тёплая и соленая на его языке. Он обводил красную дорожку, чувствуя во рту густой привкус. Он пробовал кровь на вкус бесчисленное количество раз за эти годы в пылу битвы, артерии, перерезанные его клинками или стекающая по его собственному языку или щекам, чаще всего оказывалась у него во рту выбиваемая кулаком или сапогом Аскеладда. Почему-то он совсем не злился при этой мысли. Воспоминания увяли, как весенние цветы. Он зализывал рану, пока кровотечение не остановилось, а затем отстранился. Усталость тяжёлая, как одеяло, накрыла его, но когда он подумал, что пора спать, то увидел покрасневший рот Аскеладда. Там засыхала кровь, а сам Аскеладд, казалось, не замечал этого, если оставить всё как есть, за ночь она потрескается. Он наклонился. Губы Аскеладда были тонкими, совсем не похожими на мягкие, изогнутые и пухлые губы девушек, на которых пускали слюни остальные мужчины. Эти губы больше подходили для злых ухмылок и резких слов, чем для доброты. Но когда он провёл языком по нижней губе Аскеладда, то почувствовал, как в груди что-то задрожало. Он отстранился. Аскеладд озадаченно уставился на него. Забавно. Сегодня был один из первых раз, когда ему удавалось дважды удивить этого человека. Наконец-то у тебя получилось, старина. — У тебя кровь на губах, — пробормотал он, опуская голову, прежде чем Аскеладд успел возразить. Он снова облизнул губы Аскеладда, которые оставались приоткрытыми. Когда они открылись шире, ему было слишком легко погрузить язык внутрь, проследив за острой линией чужих зубов. Тёплая тяжесть легла ему на затылок. Рука Аскеладда опускалась, крепко прижимая их друг к другу. А его губы прижались к губам Торфинна. Это был поцелуй. У него не было никаких воспоминаний о подобном, кроме целомудренных поцелуев, которыми обменивались его родители в дверном проёме, когда Торс приходил или уходил. Ему это было чуждо, как лук в руках. Мысли путались. Рука на шее мягко надавливала, подталкивая, а затем расслабилась, приближая и отдаляя, как Луна, вызывающая приливы и отливы. Губы Аскеладда напротив его были жидким огнём, просовывая свой язык между зубов Торфинна, чтобы направлять и снаружи, и изнутри. Он отпустил себя. Аскеладд был основательным учителем, его губы так же ловко целовали, как рычали или направляли своих людей в бой. Он окатил Торфинна тёплой волной. Тёплое и мягкое давление зубов на губах. Рука, сжимающая затылок Торфинна скользнула вниз по его спине, жадно прижимая их друг к другу. Что-то похожее на солнце разливалось внутри, и он раздвинул колени по обе стороны от бёдер Аскеладда, желая, чтобы каждый их дюйм находился всё ближе. Руки Аскеладда крепко и плотно обнимающие его. Дыхание Аскеладда врывающееся в губы Торфинна. Твёрдость ниже, запечатывающая их вместе. Он был окружён Аскеладдом, как и должно быть всегда… Ох. Каждый поединок, каждое мгновение, которое они разделили на двоих, всё, с чем он боролся, отрицая с тех пор, как это ударило в него разрядом молнии. Аскеладд хотел его. А он хотел Аскеладда, не убить, а поглотить — он нуждался в нём, чтобы снова стать целым. Вот оно: то, что он искал долгие десять лет. Влажность и жар. Язык Аскеладда, скользящий по его языку. Член Торфинна снова был твёрдым, потираясь между их животами, но это было отдалённым беспокойством, поглощённым лёгкостью, растущей в его груди. Да. Из его уст вырвалось мурлыканье, он не подавлял его. Не хотел. И Аскеладд чувствовал это, когда его язык погрузился в рот Торфинна, он остановился, отстраняясь и покусывая нижнюю губу Торфинна. — Тебе нравится, да? Дразнящий мелодичный голос сказал Торфинну, что тому весело, и Торфинн попытался найти подходящий раздражённый ответ. Он нахмурился, но не смог сделать это убедительно. Всё в нём парило. — Да, и что с того? — пробормотал он, наклоняясь для ещё одного поцелуя. Он хотел остаться в таком положении навсегда, тепло Аскеладда внутри и вокруг, но тело не слушалось. Между поцелуями он зевал, также, как и Аскеладд. Рука на его затылке стала мягче, поглаживая позвонки. Они оба устали. Торфинн провёл пальцами по багровому следу от укуса, жалея, что у него нет сил на ещё одну попытку. Но когда Аскеладд перекатил их на бок и положил под голову подушку, его веки стали такими тяжёлыми, что он едва мог держать их открытыми. — Давай немного поспим. Торфинн опередил его. — Это всё? — невнятно пробормотал он, уже практически заснув. Было похоже на то. Ни боли в животе, ни озноба, ни всепоглощающего жара — эрекция, уткнувшаяся в живот Аскеладда, не требовала удовлетворения, а была просто побочным продуктом чувственности их объятий. — Это тебе решать, но… — Аскеладд прижался носом к шее Торфинна, принюхиваясь. — Я думаю, что хватит. — Хорошо… — Торфинн снова зевнул так широко, что глаза заслезились. — Я устал. — Я тоже, малыш. Аскеладд натянул ни них меха и обнял Торфинна за талию. Постепенно его дыхание замедлилось. Торфинн наблюдал за ним прищуренными глазами, дрейфуя между сном и бодрствованием. Его давно не обнимали. С тех пор, как он был ребёнком, напуганным сильными штормами, которые иногда обрушивались на побережье. Он заползал в родительскую постель, а они прижимали его к себе, заключив в защитное тепло своих рук. И вот снова: волна света и тепла, как свеча, горящая в груди. Я дома. Тяжёлый и мягкий от чего-то, чему он не мог дать названия, он обнял Аскеладда за талию и уснул.

***

Следующим утром его разбудил резкий звук. Он открыл глаза и обнаружил, что кровать пуста, но меха, на которых лежал Аскеладд всё ещё были тёплыми. Перевернувшись, он увидел Аскеладда, стоящего возле двери с бурдюком в руке. Он всё ещё был полностью обнажённым. Торфинн обнаружил, что его взгляд задержался на ягодицах Аскеладда, прежде чем одурманенный сном мозг понял, что он делает. Глупо. Он сотни раз видел задницу Аскеладда во время субботних купаний, почему сейчас всё должно быть по-другому? Может быть, потому что вчера он вбивал тебя в кровать? Он всё ещё был слишком сонным, чтобы чувствовать себя должным образом смущённым этой мыслью, но заговорил прежде, чем смог бы обдумать эту мысль. — Всё закончилось? Аскеладд откинул голову назад, глотнув воды, прежде чем ответить. — Похоже на то, — он вернулся к кровати, прихватив с собой бурдюк с водой. — О, — глупый вопрос. Он уже знал, что всё закончилось. — Хорошо. Взяв предложенный бурдюк с водой, он выпил, пока Аскеладд перебирал груду одежды на полу, а затем отложил его в сторону. Теперь, когда течка прошла, они снова отправятся в путь. Это была странная мысль. Этот дом стал для него чем-то вроде убежища за последние двадцать четыре часа, отрезая от реальности, которая поджидала снаружи. Он не был уверен, что готов вернуться. А Аскеладд похоже был. Он уже был одет в штаны и вытягивал рубашку резким движением запястья. Работа главаря никогда не заканчивается. И тут он заметил его. Тёмное пятно на левой руке Аскеладда, тянущееся коричневатыми полосками вниз к запястью. — Твоя рука в крови, — растерянно сказал он. Когда Аскеладд успел пораниться? Аскеладд посмотрел вниз, поворачивая руку то в одну сторону, то в другую, чтобы осмотреть повреждение. — Так и есть, — он не выглядел удивлённым. Больше было похоже на то, что он просто забыл о ране. — Почему? Мимолётный взгляд в его сторону. — Потому что я её укусил. Что? В этом не было никакого смысла. — Зачем ты… — и тут его осенило. Его рука оказалась у шеи прежде, чем он осознал, что двинул ей, оглаживая место, куда его укусил Аскеладд. Только укуса не было, кожа там была нежной, не было ни засохшей крови, ни болячек, вообще ничего. — Подожди, ты меня не укусил? — Нет, — его ответ был настолько легкомысленным, что Торфинн мог только застыть, смотря на него. Аскеладд поднял бурдюк с водой, набрал полный рот воды и сплюнул на раненую руку. — Почему нет? — холод наполнил его грудь, смешиваясь с замешательством. Он не понимал своей реакции. Ничто не имело смысла и его это пугало, несмотря на свою неуверенность, он до мозга костей чувствовал одно: Аскеладд должен был его укусить. — С чего бы я должен? — Аскеладд принялся оттирать руку брошенным на пол одеялом, оставляя на нём розовые пятна. Торфинн открыл рот, но поначалу ничего не произнёс. Он перевёл дыхание. Это не особо помогло, слова, которые вырывались из него, были короткими и неуверенными. — Но… я думал… — Что ты думал? — сталь в голосе Аскеладда не должна была удивлять его, но удивила. Было похоже на лезвие, прижатое к горлу. Я думал, что я твой. Когда он не ответил, Аскеладд продолжил: — Ты думал, что между нами возникнет связь, да? Связь. Этого ли он ждал? Наверное. То немногое, что он знал об этом вернулось — постоянная связь между людьми. Товарищами. Он знал, что его родители были связаны узами, но они никогда не объясняли ему о них, а он никогда не задумывался о едва видимых шрамах на их шеях. — Ты не имеешь ни малейшего понятия о том, что такое связь, не так ли? Презрительная нотка в голосе Аскеладда мгновенно насторожила его. Глупый мальчишка, шептали ему воспоминания, призраки всех его неудачных поединков, эхом отдающиеся в голове. Он оскалил зубы. — Похоже, что меня кто-то учил? Гнев оживал, иссушая его растерянность. Вчерашний Аскеладд исчезал из мыслей, снова становясь самодовольным, злобным ублюдком, которого Торфинн ненавидел с шести лет. Нет, прошептал тихий голос. Я не хочу этого. — Оглянись вокруг, мальчик. Кто-нибудь из мужчин говорил о том, что у него есть товарищи? О связи? — Нет, но… — Хочешь знать почему? — он направился к Торфинну, нависая над ним, когда тот сидел на кровати. Угрожающе. Торфинн не осознавал, что отступает, пока спина не ударилась о холодное дерево. Почему он отступал? Он никогда не отступал! — Потому что мы наёмники. Мы ни с кем не связаны, и ни с кем не связываемся, — Аскеладд выплюнул эти слова ему в лицо, и Торфинн склонил голову, не желая больше ничего слышать. Глупый мальчишка. Аскеладд отодвинулся. — Кроме того, тебе стоит поблагодарить меня. Ты не смог бы сражаться со мной, если бы мы были связаны. Сквозь упавшую на глаза чёлку Торфинн смутно наблюдал, как Аскеладд поправляет воротник, скрывая ранки на шее от посторонних глаз. Его метку. Метку Торфинна. — Пошёл ты, — прошептал он. Пустота, не имеющая ничего общего с зияющей дырой в животе, поглотила его, погасив гнев так же быстро, как тот появился. Он знал, что Аскеладд был прав. Вчерашний день был чудесным заблуждением, в течение нескольких блестящих часов он обманывал себя, думая, что нашёл что-то. Теперь его реальность рушилась. Аскеладд убийца. Его любовник. Он был таким чертовски глупым. Отчаяние тянуло его вниз. Он погружался во тьму, холодную и неумолимую, как Атлантический океан. Всё вокруг замерзало. Он мог сидеть здесь минуты или часы, дни — какая разница? Всё было кончено. Безошибочно узнаваемый лязг меча, покинувшего ножны, расколол безмолвное утро. Он мгновенно вскочил на ноги, инстинктивно потянувшись за оружием, которого не было. Сражайся, кричало его тело. Казалось, какая-то его часть не готова была сдаться. Но Аскеладд не угрожал — наоборот, он держал меч за лезвие, направляя рукоять в сторону Торфинна. — Вот. Торфинн уставился на него. Теперь, когда паника исчезла, замешательство онемения вернулось. Что, чёрт возьми, всё это значит? Он думал, что наконец-то понял, но потом старику пришлось подойти и сделать кое-что совершенно непредсказуемое. Рукоять с силой ударила его в плечо. — Давай же. Бери. Он взял меч. Тот оказался тяжелее, чем он ожидал, или, возможно, он всё ещё был слаб от течки, кончик меча почти уткнулся в пол, прежде чем он перераспределил вес, удерживая его. Аскеладд улыбнулся, слегка сжав зубы. — Хорошо. А теперь подойди. — Что? — Ты слышал меня. Нападай! Что, чёрт побери, это значит? Какой-то тест? Очередная глупая игра Аскеладда? Или он просто снова пытался разозлить Торфинна? Что ж, это сработало. Почему, чёрт возьми, Аскеладд не мог просто оставить его в покое? Он уже доказал свою точку зрения, Торфинна использовали, его достоинство было раздавлено. Он не хотел, чтобы его честь тоже была запятнана. Он смутно осознал, что тоже меняется, снова впадая в праведный гнев и ненависть. Это было знакомо. Намного приятнее, чем пустота и стыд. Ни за что на свете он не нападёт на безоружного. Он собирался сражаться с Аскеладдом так же, как и его отец, и на этот раз у того не будет лучников, которые могли бы его спасти. Торфинн скривил губы. — Я не собираюсь сражаться с тобой, если это не поединок, плешивый, — и бросил меч Аскеладда на землю. Следующее, что он помнил — это, как его голова ударилась о стену, а жёсткие пальцы впились в шею. Лицо Аскеладда, искажённое яростью, заполнило всё поле его зрения. Громоподобное рычание обрушилось на уши, грохоча где-то глубоко в груди. Тело Торфинна обмякло. Что? Его голова склонилась, обнажая повреждённую сторону горла. Он делал это непроизвольно, сам того не желая. — Не будешь драться со мной, а? — прошипел Аскеладд. Его глаза были похожи на осколки льда, Торфинн не видел в них ни жалости, ни капли вчерашней нежности. — Тогда как насчёт этого? Просто попытайся сбежать. Его пальцы жёстко сжались. Торфинн хотел сражаться, действительно хотел, но что-то парализовало его. Он податливо повис в руках Аскеладда, не в силах ничего сделать, кроме как слабо вздохнуть. Кровь стучала в голове. Ты не смог бы сражаться со мной, если бы мы были связаны. Аскеладд это имел в виду? Что ж, он чертовски ошибался. Торфинн вообще не мог драться. А если он не мог драться… Он не сможет отомстить за своего отца. Опустив глаза, он заскулил тихим и прерывистым звуком. Аскеладд отпустил его. Его ноги были на земле, но он чувствовал, что всё ещё болтается в воздухе, он покачивался на месте, пытаясь сосредоточиться. Всё разваливалось. Издалека до него донёсся голос Аскеладда. — Тебе нужно одеться. Мы двинемся в путь, как только полностью рассветёт. Теперь он держался совершенно отчуждённо, защёлкивая нагрудник, как будто только что не душил Торфинна. В мире Аскеладда всё было правильно. Он только что провёл последний день, наслаждаясь жизнью, а теперь, когда Торфинн выполнил свою задачу, всё вернётся на круги своя. Полностью одетый Аскеладд повернулся и подошёл к нему. Торфинн наклонился к куче одежды, пытаясь найти своё оружие, но всё что сделал Аскеладд — поднял с пола меч и сдул с него пыль, прежде чем вложить обратно в ножны. Эти холодные голубые глаза оглядели его. Торфинн отвернулся и начал двигаться так быстро, как только мог. Сейчас быть перед Аскеладдом обнажённым было ужасно. — Чтобы образовалась связь нужны взаимные метки. То, что ты чувствуешь сейчас должно исчезнуть, как только всё заживёт, — начал Аскеладд читать свою лекцию в спину Торфинна. — То, что произошло здесь не касается никого, кроме нас. Я помог тебе пережить течку, вот и всё. С кем ты теперь будешь её проводить не моё дело, а с кем сплю я — не твоё. Ничего не изменилось. Фырканье вырвалось из него прежде чем он смог остановиться. Ничего не изменилось? Ничего не изменилось? Да это же грёбаная шутка. Всё изменилось. Чья-то рука, нежно обхватывающая его затылок. Мягкое, голодное прикосновение губ. Пальцы Аскеладда, поглаживающие его по спине. Он не мог перестать представлять это. Не мог перестать чувствовать. Аскеладд из его мыслей и Аскеладд перед ним не могут быть одним человеком. Аскеладд… он заботился о нём, по крайней мере, на мгновение. Это было по-настоящему. Не может же этот мужчина так безупречно притворяться, верно? Его охватило сомнение. Нет. Это не имело смысла. А что имело, так это то, что теперь Аскеладд лгал. Вчера он потерял бдительность, а сейчас лгал сквозь зубы, надеясь, что Торфинн поверит в его чушь. Верно? — Если тебе будет нужна помощь во время следующей течки, я не буду обвинять тебя в том, что случилось сегодня. Но этого больше никогда не должно повториться. Ты понимаешь? Он просто знал, что Аскеладд смотрит на него, ожидая ответа. А у него не было ни одного. Натянув пояс, он поправил его, пока кинжал и ножны не оказались ровно посередине, туда, где находились последние десять лет. Туда, где были всегда. Мягкое шарканье обутых ног. Он поднял глаза и увидел, что Аскеладд тянется к ручке двери. Голубые глаза насмешливые и жестокие, сверкнули на него через плечо. — Кроме того, тебе же не нужна связь с человеком, который убил твоего отц… Как только Аскеладд начал говорить, Торфинн принял решение. Он бросился через комнату, просунул пальцы в проёмы на нагруднике Аскеладда и яростно прижался своими губами к его. Кровь хлынула в рот, когда он впился зубами в плоть, но губы безошибочно встретились с губами Аскеладда. Он не стал задерживаться. Раздвинув их, он бросил взгляд на ошеломлённое лицо Аскеладда, прежде чем отвернуться. — Просто заткнись, плешивый. Я понял. Аскеладд лгал. Всё изменилось. Торфинн не смог бы сделать этого два дня назад. Хотел Аскеладд признавать или нет, но теперь между ними было что-то что нельзя было стереть. И он не был готов отпустить это. Распахнув дверь, он выскочил на яркий утренний свет, напугав дремлющего Бьёрна. Я докажу ему. Он не был уверен, что это означало, тот факт, что он не мог просто проглотить свою гордость и принять это как ещё один суровый урок. Возможно, это была слабость. Возможно, это делало его дважды проклятым идиотом, но, возможно, это означало что-то другое. Если Аскеладд хотел забыть об этом, значит ему следовало помнить. Деревня расплылась перед глазами, когда он побежал, направляясь к лесу. В убежище. Неважно сколько времени это займёт, он докажет, что Аскеладд ошибался.