Invictus (Director's Cut)

Из всех вещей, за которые Торфинну было стыдно — не смог защитить своего отца, не убил Аскеладда в первую же ночь, не выиграл поединок один на один — этому поступку не было оправдания. Возможно, он был слишком молод, чтобы спасти своего отца, и слишком мягкосердечен, чтобы убить Аскеладда, но остальным его неудачам оправдания не было. Вот только проигрыш в поединке никогда не заставлял его чувствовать себя таким неописуемо грязным. Больше всего на свете он надеялся, что Торс слишком занят подготовкой к Рагнарёку, чтобы посмотреть вниз и увидеть, что стало с его сыном. Торфинн попытался заснуть, но сон был прерывистым и беспокойным. От правды больше не было спасения. Он был омегой. Чувство вины возросло в нём, холодное ощущение, как будто яйцо разбилось о затылок. Это вызывало отвращение. Разрываясь между сном и собственными мучительными мыслями, он потерял всякое чувство времени. Он не знал, как долго пробыл без сознания, прежде чем проснулся, и когда знакомые судороги начались снова. Нет! Он этого не хочет! К сожалению, его телу было плевать на то, что он хотел. Он пытался сопротивляться так долго, как только мог, свернувшись калачиком и стиснув зубы от боли, но теперь, когда он знал лекарство, казалось, что сила воли утекала сквозь пальцы, как песок. Чёртов слабак. Его рука снова поползла вниз, где начинала сочиться вязкая влага. Он должен быть в состоянии противостоять этому! Его разум, казалось, был не таким, как тело. Снова и снова волны желания поднимались и поглощали его. Независимо от того, сколько раз он удовлетворял себя, оно всегда возвращалось, извращённо оно росло с каждым часом, в то время, как сам становился слабее. Его запястье начало болеть, слишком долгое время согнутое под неестественным углом. Даже член начинал болеть. Он пил, только когда эта мысль приходила в его голову. Аскеладд кидал бурдюк с водой, когда Бьёрн наполнял его, и откусил кусок хлеба, который ему швырнули, но еда не вызывала аппетита. Оно сидело у него в животе комом. И в следующий раз, когда Аскеладд попытался надавить на него, он оттолкнул его. В конце концов, пить хотелось не только ему. Грань между сном и бодрствованием начала стираться. Опустошённый и измученный, он лежал в полуобморочном состоянии на мехах, едва осознавая, что всё ещё прикасается к себе. Его мысли витали где-то далеко. Затерявшись в тумане, он даже не понял, что перед ним стоит Аскеладд, пока он не толкнул его ногой. — Эй, малыш. Ты уже готов сдаться? Торфинн смущённо моргнул. Аскеладд стоял над ним, скрестив руки на груди, и выглядел ужасно скучающим. — Пошёл к чёрту, — он уже проходил через это. Ему не нужна помощь Аскеладда. Но тот не собирался оставлять его в покое. — Послушай. Как бы ни было весело смотреть, как ты умираешь, у меня есть отряд наёмников, за которым нужен контроль. Так что, либо сдавайся, либо я оставлю тебя здесь. Понял? Это привлекло внимание. Гнев охватил всё естество, рассеивая туман усталости. — Ты сказал… что не тронешь меня… без разрешения, — выдохнул он. Страх и ярость боролись в нём, душа своей яростью. Аскеладд ведь обещал! Нет. Нет, он не должен удивляться этому предательству. Аскеладд был лжецом и мошенником, он знал это. И уже решил, что тот мешок с дерьмом. Но Торфинн не мог понять, почему ему потребовалось так много времени, чтобы воплотить эту угрозу. — А я и не трогаю! — Аскеладд вскинул обе руки и пожал плечами, словно смущённый реакцией Торфинна. — Я просто говорю тебе, что не собираюсь ждать неделю, пока какой-то сопляк, который хочет меня убить, примет решение. А вообще… — его тон изменился, словно посветлев от осознания. — Почему я вообще жду? Проблема решится сама собой. Да, почему он ждал? Аскеладд оставлял его позади больше раз, чем он мог бы сосчитать. И то, что происходило сейчас было неожиданно. Аскеладд начал отворачиваться. — Что ж, Торфинн, это были интересные десять лет, но я… — Подожди! — его предательская рука протянулась вперёд, прежде чем он успел остановить её, и схватила Аскеладда за штанину. Он тяжело дышал, разрываясь между яростью и отчаянием. Как бы ни было весело смотреть, как ты умираешь… Это был поворотный момент. И как бы ему ни было отвратительно это признание, он знал, что Аскеладд был прав. Он умирал. — Что? — Аскеладд презрительно смотрел на него сверху вниз. Эта течка была чем-то, с чем он не мог бороться в одиночку. Он пытался в течение нескольких часов, и ничего не менялось. В конце концов, если он умрёт здесь, то не получит ни удовлетворения от победы над Аскеладдом, ни награды в виде встречи с отцом в Вальгалле. Это единственный выход. — Я… я сделаю это. На одно мгновение Аскеладд замолчал. Он смотрел на Торфинна сверху вниз, словно принимая какое-то собственное решение, а затем опустился на колени. — Ладно. Руки обвились вокруг спины Торфинна и под коленями. Аскеладд снова пытается его поднять. Он оттолкнул чужие руки. — Нет. Я могу идти! — сама ситуация, в которой его поимеет этот мужчина была достаточно плоха, и он не собирался подвергаться жестокому обращению с его стороны в течение всего процесса! На этот раз Аскеладд не стал спорить. Он отступил назад и сел на кровать. Когда Торфинн с трудом поднялся на четвереньки, то с новым приступом стыда понял, что всё ещё не может идти — но будь он проклят, если примет чью-либо помощь. — Ну? — раздражённо рявкнул Аскеладд. — Давай быстрее! Он сдержал рычание, сгорая от ненависти. Гнев придал ему достаточно сил, чтобы доползти до кровати, но стоило ему приблизиться, как Аскеладд снова оказался рядом. — Вот так, позволь мне помочь. Он подхватил Торфинна подмышки, как ребёнка, и тот ощетинился, оскалив зубы. Аскеладд мгновенно убрал руки, но не раньше, чем усадил Торфинна на край кровати. — Я сказал… — начал он, но Аскеладд оборвал его начинающуюся тираду. — Да, да, я знаю, ты сказал, что тебе не нужна помощь, а мне нужна! — Аскеладд выскользнул из нижнего белья, кидая на кучу одежды. — Прошло уже несколько дней, и я чувствую напряжение. Он повернулся к Торфинну, обнажённый, если не считать носков. И Торфинн… … не смог отвести взгляд. Реальность того, что он собирался сделать, теперь нельзя было игнорировать. Член Аскеладда покачивался на уровне его глаз, толстый, красный и неоспоримый. Он притягивал его, как гравитация, сначала взгляд, а потом запах — он вдохнул его, прокатывая на языке мускусную, дикую пряность возбуждения Аскеладда. Тот устроился на кровати, раздвинув ноги и откинувшись на спинку кровати. — Ну, как только будешь готов. Это вывело его из оцепенения. Он ожидал, что всё пойдёт по другому сценарию, что Аскеладд в конце концов, перевернёт его и возьмёт. К этому он был готов. Но, похоже, садистские наклонности Аскеладда распространялись и на спальню, он собирался заставить Торфинна сделать всю грязную работу. Ублюдок. Что ж, если он собирается делать это, Аскеладду придётся играть по его правилам. — Ложись полностью, — приказал он. Торфинн был совершенно удивлён тем, как охотно Аскеладд последовал его приказу. Он опустился на кровать, широко расставив ноги, чтобы было удобнее. Ладно. Если он будет сверху, у него будет больше контроля. — И закрой свои глаза. И Аскеладд снова послушался. Торфинн помахал рукой перед его закрытыми веками — никакой реакции. Он в самом деле сделал это. Как ни удивительно, Торфинн был рад, почему-то он чувствовал себя лучше, зная, что Аскеладд не будет наблюдать за ним во время следующих действий. Первое прикосновение руки к обнажённой коже Аскеладда было поразительным. Словно он никогда в жизни ни к кому не прикасался, все его нервные окончания были на пределе. Мягкость и тепло, перекрывающие упругие выпуклые мышцы. Легчайшее щекотание волосков, когда их икры тёрлись друг о друга. Острые выступы костей под его ладонями, когда он скользнул на бёдра Аскеладда. Твёрдый жар эрекции прижимался к его ягодицам. Он потянутся назад. Он пульсировал в его ладони. Член Аскеладда. Он прикасался к члену Аскеладда. Прикусив нижнюю губу, он старался не думать о том, каким большим он кажется. Как будет ощущаться, когда растянет его. Он определённо был больше, чем все его три пальца вместе… Перестань думать об этом! Он приподнял бёдра, чуть отклонившись назад, и опустился вниз, пока кончик не упёрся прямо в колечко мышц. Он почувствовал, как у Аскеладда под ним перехватило дыхание, а ноги напряглись. — Не двигайся. Он осторожно сел. Головка погрузилась внутрь без сопротивления, плавно скользя, что было не хуже пальцев. Остальная часть шла тяжелее, будучи слишком толстой. Он не мог справиться с этим сразу, но, возможно, если он будет действовать очень осторожно… Торфинн начал покачивать бёдрами. Небольшие движения, напрягаясь, а затем расслабляясь. Казалось, это сработало, с каждым разом он опускался всё ниже и ниже. Тем не менее он остро осознавал это — толщину, давление, жар, который пульсировал в животе в течение долгих секунд, когда он делал перерыв. Сердцебиение Аскеладда. Он чувствовал пульс Аскеладда через его член. Похоже, он был не единственным, у кого возникли проблемы. Лицо Аскеладда было напряжено, дыхание выровнялось с низким шипением, когда Торфинн опускался ниже. Он выглядел огорчённым. К тому времени, как его зад коснулся паха Аскеладда, Торфинн тоже загнанно дышал, а сердце бешено колотилось. Такая наполненность. Ему казалось, что он взорвётся, если вдохнёт слишком глубоко. По крайней мере, больно не было… — Ты собираешься двигаться? То, что Аскеладд говорил практически так же задыхаясь, как и сам Торфинн, было небольшим утешением, но его настойчивость чертовски раздражала. У него-то не было чего-то огромного в заднице! Вонзив ногти в грудь Аскеладда, он наблюдал, как под его пальцами побелела чужая кожа. — Заткнись, — он будет ждать столько, сколько ему, чёрт возьми, захочется! Наклонившись вперёд, он частично приподнялся, дыша через раз, а затем снова сел. Чёрт! Разум затуманился. О, это было лучше, чем его собственные пальцы. Удовольствие было острее. Глубже. Волны хлынули из самого центра, покачиваясь, пока мышцы не стали похожи на желе. Ах… Он покачивался взад-вперёд, утопая в ощущениях. Потрясённый ими. И всё становилось более интенсивным — он понял, что его подбрасывает вверх и вниз, больше не от раскачиваний, а от толчков Аскеладда. Он же сказал, что ничего не будет делать… Но Торфинну было все равно. Или не совсем. Но места для беспокойства не было, не тогда, когда он чувствовал себя так… — Могу я прикоснуться к тебе? — А? — разве Аскеладд уже не прикасался к нему? — Я сказал: «могу я прикоснуться к тебе»? Мне нужно немного больше усилий, чем это, — Аскеладд вскинул бёдра вверх. Влажный шлепок по заднице Торфинна был ничем по сравнению со взрывом ощущений, которые эхом отозвались в его теле. Руки подогнулись. Он упал, ударившись грудью об Аскеладда, который, казалось, воспринял его молчание, как разрешение. Жадные пальцы обхватили его бёдра, впиваясь в плоть ягодиц, когда Аскеладд начал безжалостно трахать его. Ох, чёрт, чёрт, чёрт… Задыхаясь, он уткнулся лицом в плечо Аскеладда, приглушая стоны о чужую кожу. Его собственный член оказался зажат между ними, потираясь о тело Аскеладда с каждым толчком, и ощущения были слишком сильными, о чёрт, он собирался кончить… Звук, вырвавшийся из его горла, был высоким и пронзительным, задушенным, когда воздух застрял в грудной клетке. Его тело сжало Аскеладда, когда он кончил и, задрожав, почувствовал, как тот качнул бёдрами раза три, прежде чем тоже замер. Член Аскеладда дёргался внутри него, пока сам он мычал ему в ухо. Его руки напряглись, насаживая Торфинна на свой член. Что-то огромное и горячее прижалось к нему, угрожая разорвать, и Торфинн отпрянул, дёрнувшись прочь. Постепенно всё прекратилось. Руки Аскеладда расслабились, и Торфинн обмяк у него на груди. Он был полностью истощён. Дрейфуя в тумане изнеможения, ему потребовалось мгновение, чтобы понять, как мало он чувствовал. Он сделал это. У него был секс с Аскеладдом. Странно. Он ожидал, что эта мысль встревожит его, но ничего подобного не произошло. Ни капли стыда. Даже ощущение того, как Аскеладд выскальзывает из его тела вызывало у него больше отвращения, чем то, что он только что сделал. Было только облегчение. Может, именно это, и значило быть на дне. — Эй, Торфинн. Двигайся, мне нужно встать. Аскеладд подтолкнул его, но Торфинну никогда в жизни настолько не хотелось двигаться. Даже осознания того, что он растянулся на своём заклятом враге, было недостаточно, чтобы вывести его из оцепенения. Огонь горевший в нём, потух. Перекатившись, Аскеладд сдвинул его, прислонив к стене. Он смотрел, как Аскеладд подошёл к двери, схватив бурдюк с водой, и сделал большой глоток. Кожа в паху Аскеладда блестела. Это моя? Он не мог себе представить, как это было возможно, пока он чувствовал себя таким измученным. Это было отвратительно. Аскеладд вернулся к нему, протягивая бурдюк с водой. Он чуть не выскользнул у него из пальцев, когда он взял его, всё ещё наполовину полный, он был тяжелее, чем Торфинн ожидал. Он сел, чтобы попить, и в этот момент откуда-то снизу хлынуло что-то тёплое. Но прямо сейчас ему было всё равно — вода была важнее. К тому времени, как он закончил, сильнейшая затяжная головная боль стала отступать, а в животе забулькало. Когда он передавал бурдюк обратно Аскеладду, то поморщился, когда ещё одна капля жидкости — сперма Аскеладда внутри тебя — потекла наружу. Он схватил с пола одеяло, чтобы вытереть худшее из этого беспорядка. — Тебе обязательно было делать это в меня? — пожаловался он. Это была ещё одна вещь, которой он никак не ожидал, как на самом деле отвратительно это ощущалось. Вытекание собственной смазки уже было достаточно мерзким. Аскеладд тяжело опустился возле него. — Ну, парень, в этом-то всё и дело. Торфинн нахмурился. Какое дело? Аскеладд использовал его как сосуд для спермы? И снова этот взгляд. Глаза Аскеладда сузились, одна бровь слегка иронично вскинулась, что означало, что он считает Торфинна идиотом. — Твоё тело нужно одурачить, заставив думать, что ты забеременел, это единственный способ положить конец твоей течке. Его мозг услышал слово «беременность» и на мгновение ухватился за него. Ни за что. Забеременеть? Это, как женщины, рожающие детей? Почему никто ему об этом не говорил? — Что? Я не могу… нет, я не хочу беременеть! — закричал Торфинн, схватившись за живот, как будто ожидал, что тот сейчас раздуется. Нет. Он скорее вырвет себе сердце, чем родит ребёнка от Аскеладда! О, чёрт, ему придётся переносить поединок… — Да нет же, идиот! Ты не можешь забеременеть! — Аскеладд повысил голос, перекрывая нарастающую волну паники Торфинна. — Ни один мужчина омега не может. — …ох. Облегчение затопило его, но оно было недолгим. В его голове возник вопрос и не собирался отпускать. Он нахмурился. — Тогда какой в этом смысл? — Хах? — Я спрашиваю, какой в этом смысл? Зачем вообще нужны самцы-омеги, если мы ни на что не годны? Эта мысль впилась в него острыми зубами, безжалостно сжимая. Почему, чёрт возьми, существуют самцы-омеги? Людям нужны были омеги, потому что они хороши для рождения детей и потому что они любят секс — и если он не мог иметь детей, то почему сейчас он страдает напрасно? Аскеладд пожал плечами, не обращая внимания на его гнев. — Тебе придётся обсудить это с Одином. Он плюхнулся на кровать рядом с Торфинном так близко, что их бока оказались на одном уровне, а ноги опустились на ноги Торфинна. — Отвали от меня! — Торфинн оттолкнул ногу Аскеладда, пихнув того в плечо. Но Аскеладд с места не сдвинулся. Голубой глаз лениво уставился на него. — Не моя вина, что ты занимаешь столько места. Может, тебе стоит перевернуться? Какого чёрта? Он не собирается спать с ним в одной постели! — Отвали, я не хочу делить с тобой постель! — Это моя постель. — Можешь идти спать туда! — Торфинн указал на кровать, на которую его отправлял Аскеладд ранее. Аскеладд же, ублюдок, заложил руки за голову, занимая ещё больше места. — Нет, я хочу спать в этой. Если тебе что-то не нравится, можешь сам туда идти, — и решительно закрыл глаза. Торфинн пихнул Аскеладда локтём по рёбрам, но тот проигнорировал его, притворяясь спящим. Ублюдок. Он знает, что Торфинн слишком ослаб, чтобы вытолкать его. Мысль о том, чтобы перебраться на другую кровать, была не самой привлекательной, и гордость удерживала на месте. Он не собирался двигаться. Но и не собирался прижиматься к Аскеладду, как собачонка. В конце концов, он отполз, пока не прижался к стене, почти уткнувшись носом в выцветшие деревянные доски. Он отказывался лежать близко к Аскеладду. Или признавать, что солома царапает кожу — меха не покрывали всю кровать — или снова начинающуюся дрожь. Он так устал, что даже не заметил, как заснул. Серые сумерки поглотили его так же внезапно и основательно, как океанская волна. Он плыл по ней. Поначалу слабо, но постепенно нарастающий, он почувствовал окутывающий жар. Он поселился в его животе, как тлеющий уголёк, поначалу тёплый, а затем горячий, разрастающийся, будто раздуваемый ветром. А потом он вспыхнул. Особенно яркое пламя лизнуло внутренности, и Торфинн проснулся со стоном боли. Он горел в огне. Раньше, когда он дрожал на дереве, он задавался вопросом, почему это называется течкой. Но теперь он знал. Желание сидело в нём, как демон, бесконечно голодный и уничтожающий всё, к чему прикасался. Он снова потёк. Аскеладд всё ещё спал, лёжа на спине. Его толстый член лежал на животе, пульсируя в такт сердцебиению. Торфинн вскарабкался на него, тяжело дыша. Он сел спиной к Аскеладду, не желая видеть его лицо, когда тот проснётся и обнаружит Торфинна, сидящим на нём верхом. С трясущимися ногами он медленно опустился на член Аскеладда, и ощущение наполненности вырвало у него дрожащий вздох. На этот раз всё прошло легче. Покачиваясь на пятках, он начал двигаться. Всё было не так. Торфинн был слишком слаб, чтобы толкаться сильно и быстро, как ему хотелось, но он слишком пошатывался, чтобы удерживать своё тело под правильным углом, глубоко насаживаясь на Аскеладда. Скуля от разочарования, он откинулся на ладони, надеясь, что дополнительная устойчивость поможет — но ничего. Под ним Аскеладд начал беспокойно шевелиться. Его бёдра вскинулись, и Торфинн попытался опуститься, чтобы предоставлялось возможным уловить ритм. Он уже собирался разбудить Аскеладда, как вдруг чьи-то руки схватили его за талию и потянули назад. Аскеладд вскинулся, вонзаясь до основания. Да. Он ждал, что тот готов взять всё в свои руки — но на этом всё. Аскеладд только вцепился в него, крепко прижимая их друг к другу. — Ублюдок, двигайся! — застонал он, извиваясь и дёргая Аскеладда за руки. Влажное дыхание обдало его шею низким хриплым ворчанием замешательства. Бородка Аскеладда раздражающе щекотала его, а член наполовину выскользнул из Торфинна со скользким хлюпаньем. — Давай, давай, давай, — призывал Торфинн, выгибая бёдра назад, чтобы заставить Аскеладда снова войти внутрь. Чёрт возьми, сколько нужно этому человеку времени, чтобы проснуться? А затем Аскеладд перекатил их набок, перекинул ногу через его и двинул бёдрами вперёд. Да! Он обхватил себя одной рукой, а другой удерживал себя на месте, наслаждаясь удовольствием, которое разлилось под кожей огненной бурей. О, вот сейчас, сейчас… Аскеладд дёрнулся, а после остановился. Как будто ему нравилось мешать Торфинну. — Почему ты остановился?! — взвыл он, пытаясь податься бёдрами назад. Аскеладд не ответил. Он полностью вышел, и Торфинн заскулил, а после его наполовину стащили с кровати. Бёдра задели её край. Солома уколола его чувствительный член, но Аскеладд тут же подтащил ворох мехов, перекидывая через край кровати. Аскеладд хотел трахнуть его вот так? Отлично, плевать! До тех пор, пока он получает то, что ему нужно. Подавшись вперёд на локтях, Торфинн зарылся пальцами ног в грязь, расставив ноги. Грубый довольный рокот был единственным предупреждением, которое он получил, прежде чем Аскеладд вошёл обратно. Кровать с грохотом ударилась о стену с такой силой, что дом заходил ходуном. Торфинн едва мог расслышать его из-за рёва в собственной голове, какофония его стонов усугубляла бедственное положение мыслей. Ему действительно должно быть стыдно, что он кричит, как кролик, попавший в силки. В его голове мелькнула короткая мысль о Бьёрне, об огромной безмятежной фигуре, твёрдо стоящей по другую сторону двери. Он должен был слышать всё. Чёрт возьми, к этому моменту о них, должно быть, знала вся деревня. Торфинну было плевать. Его член был заключён в кокон из мехов, каждый толчок разжигал огонь, который угрожал поглотить его целиком. Он хотел этого. Нуждался в этом. Пусть всё сгорит дотла, он уже был на самой последней ступени ада. Он приближался к взрывному оргазму, когда Аскеладд внезапно упал на него сверху, придавив Торфинна к кровати, выбивая воздух из лёгких. Движения стали неистовыми — быстрые неглубокие толчки, прерываемые гортанными хриплыми стонами. Ублюдок. Аскеладд собирался кончить снова, и это было несправедливо, не тогда, как сам Торфинн был не удовлетворён. Вот почему Аскеладд выбрал эту позу! Слишком тяжело дыша, чтобы протестовать, он мог только лежать, когда Аскеладд напрягся внутри него. И он думал, что на этом всё. В тот момент, когда Аскеладд замер, он смирился с тем, что заканчивать придётся своей рукой, и стал ждать, когда Аскеладд скатится с него. Но вместо этого Аскеладд толкнулся навстречу. Его бёдра скользнули вперёд, Аскеладд давил так сильно, что бёдра Торфинна больно впились в каркас кровати, что чувствовалось даже сквозь слой мехов. Что-то огромное и горячее давило на его вход. В ошеломлённом мозгу мелькнула мысль — узел, это узел — воспоминание о припухлости, которую он видел у основания члена Ульрика. То, чем обладали только альфы. Он казался невероятно большим, как будто кто-то пытался протолкнуть в него весь кулак. Бёдра Аскеладда напрягались и дрожали, как будто он думал, что сможет силой заставить его войти, если достаточно постарается. Неужели он не мог понять, что это ни хрена не сработает? Торфинн открыл рот, чтобы именно это и сказать, когда Аскеладд яростно зарычал и протолкнул его. !!! Разум застыл. Узел вошёл, ужасающе и шокирующе растягивая, что выбило из него воздух с пронзительным воем. Слишком много, слишком заполнено, этого было слишком… Он никуда не делся. Тяжёлый вес придавил его. Волны острой агонии, когда Аскеладд содрогнулся внутри него, напрягая измученные края. И снова низкие стоны удовольствия в ухо. Это казалось бесконечным. Солома просачивалась сквозь пальцы, когда он впился руками в постель, цепляясь за то, что осталось от его достоинства. Он не собирался издавать больше ни звука. Он не мог. Даже если он не мог сопротивляться, он не собирался этого признавать. А потом всё было кончено. Дыхание Аскеладда обожгло щёку, рёбра вздымались, ударяясь о спину Торфинна, раздуваясь, как кузнечные мехи. Он был потным и неподвижным, словно его к кровати придавил валун. Торфинну не хватало воздуха, чтобы заговорить. Мир начал сереть по краям, когда Аскеладд сместился. Давление ослабло. Он жадно втягивал воздух, морщась, когда движения усиливали растяжение внизу. Чужая рука взяла его член и начала гладить. Он всё ещё был твёрдым? Удовольствие вспыхнуло, гротескно противоречащее дискомфорту в заднице, но оно казалось странно приглушённым. Отдалённым. Как будто он парил в нескольких футах от своего тела, привязанный лишь этой призрачной связью. Когда он кончил, это стало почти неожиданностью, и неприятное давление дырочки вокруг огромного узла отбросило его обратно в тело с силой удара молотом. Полностью опустошённая реальность вернулась. Теперь он слишком хорошо осознавал вес Аскеладда, пот, склеивающий их вместе, даже глухой стук чужого сердца. Он не двигался с места. Это было похоже на то, как если бы он отключился после того, как они оба кончили, и вполне был доволен тем, что использовал Торфинна в качестве матраса. — Отвали, плешивый, ты меня раздавишь! — он отпрянул назад, слишком слабый, чтобы сбросить Аскеладда. Аскеладд с ворчанием поднялся на руки, и у Торфинна было лишь мгновение, чтобы почувствовать облегчение, прежде чем Аскеладд двинул бёдра назад. Узел резко дёрнул его за края дырочки. Чёртова паника обрушилась на него в мгновение ока. Торфинн заскулил жалобным мяукающим звуком, на который он не считал себя способным. Он ничего не мог с собой поделать. Ужас был живым существом, лизнувшим его внутренности с ядовитой силой. Аскеладд собирался вытащить его! Если входило достаточно плохо, он знал, что это было бы ещё хуже — это порвало бы его, сломало бы… А затем бёдра Аскеладда крепко прижались к его ягодицам, а руки притянули Торфинна к себе. — Я больше не буду так делать, — сказал он. Его голос звучал странно. Торфинн свирепо посмотрел на него, но не смог встретиться взглядом. — Так будет лучше, — всё его тело горело от стыда. Что, чёрт возьми, это было? Он заскулил. На самом деле заскулил, как побитый щенок! Оглядевшись, чтобы отвлечься, он увидел у двери бурдюк с водой. — Я чертовски хочу пить. Аскеладд перевёл взгляд с него на дверь, а потом обратно. — Держись крепче. Совершенно унизительным движением его, как ребёнка прижали к груди и понесли к двери. Аскеладд присел на корточки, и это движение заставило Торфинна поморщиться, когда узел снова натянулся, но они были достаточно близко, чтобы схватить бурдюк с водой. Он напился, пока Аскеладд поправлял кровать, а затем сунул остатки воды в его руки. Устраиваться на кровати было неудобно, неудобно до такой степени, что он находил это почти невыносимым. Они были так близко. Лицом к лицу, ноги переплелись, и он смог выгнуться так, что позвоночник отозвался болью. Как надолго они застыли? Он не хотел говорить с Аскеладдом, но ему нужен был ответ. Собравшись с духом, он пробормотал: — Как долго? — Хмм? Чёрт. Он надеялся, что Аскеладд достаточно умён, чтобы понять его вопрос, не вдаваясь в подробности. Он не хотел произносить это вслух. «Как долго твой член будет находиться во мне»? — было грубовато. Он попробовал ещё раз. — Как долго это продлится? Долгая задумчивая пауза. Он думал, что ему действительно придётся произнести это вслух, когда Аскеладд, наконец, ответил: — Это зависит от обстоятельств. Раньше я был повязан около получаса. Полчаса. Он десять лет ждал момента, чтобы отомстить, и, кончено, сможет подождать полчаса. Торфинн закрыл глаза и скрестил руки на груди. — Как скажешь. Я ложусь спать. Как бы он ни старался, он не мог уснуть, стыд взвивался в нём угрём, гнилостным и липким. Сердце колотилось, каждая мышца вибрировала от желания двигаться. Труднее всего на свете было успокоить его, заставить дыхание замедлиться и углубиться. Он чуть не испортил всё, подпрыгнув, когда почувствовал, как рука Аскеладда опустилась на него тяжёлая и тёплая. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным. Именно это чувствует добыча? Повязанный снизу, пригвождённый сверху, всё было таким же эффективным, как гаррота, обёрнутая вокруг его горла. Застыв, он мог думать только о кроликах. То, как они дёргались и взбрыкивали на конце силка, когда он наматывал его. Их чёрные блестящие глаза. Эта мысль накатила тёмной волной, угрожая повергнуть его в панику. Он прикусил щёку. Тёплое дыхание Аскеладда на затылке становилось всё медленнее и медленнее. Небольшие судороги движений пронзили его, как толчки землетрясений. Рука Торфинна упала. Аскеладд снова уснул. Вскоре после этого в его заднице появилось странное ощущение — давление внезапно ослабло, когда узел спал. Он был свободен. Облегчение от этого ощущения было недолгим. Он всё ещё был прижат чужой рукой, и вес ноги Аскеладда на его собственных казался таким же неподвижным, как якорь. Освободиться от его руки было проще всего, он перенёс свой вес вперёд, отодвигаясь от Аскеладда долгим медленным скольжением, будто сдирал шкуру с оленя. Как только он освободился от руки, удача повернулась к нему лицом. Аскеладд перекатился на спину и отодвинул ногу. Торфинн прокрался к краю кровати и соскользнул на пол. Свернувшись калачиком, он устроился между кроватью и стеной, уставившись в никуда. Что ж, наконец-то это случилось. То, чего он убеждал себя ожидать с тех пор, как Аскеладд привёл его сюда. То, во что он почему-то не до конца верил, произошло, судя по всему. Он был глупцом. Из него сочилось тепло, густое и тошнотворное. Сперма Аскеладда. Человека, сделавшего то, что хотел, прижав Торфинна к земле и войдя в него, преодолевая боль и подталкивая его к чему-то худшему: к отчаянию. Несмотря на то, что по его рукам побежали мурашки, всё его лицо горело. Жжение вокруг глаз, будто кто-то засунул свечу внутрь его черепа. Комната стала туманной. Он моргнул, сглатывая палящий в горле жар. Нет. Он не собирался плакать. Это было обещание, которое он дал себе — никому больше не позволять видеть его слабость. Постепенно жжение исчезло, но это жалкое тяжёлое чувство осталось. Кого он обманывает? То жалкое существование, которое ему удалось влачить среди наёмников, исчезнет, как только он покинет эту комнату. Он был омегой. Вещью, которую можно использовать и отбросить в сторону. Всё его существование — шутка уровня вселенной. Сколько у него было времени? Часы? Минуты? Как бы долго это ни продолжалось, результат будет тем же: вспыхнул жар, уничтожая всё, кроме безумной потребности в освобождении. Торфинн обхватил колени руками и до боли вонзил пальцы ног в пол. Он не хотел забывать — нет, ему нужно было помнить, что он чувствовал сейчас в этот момент. Низко и грязно. Как беспомощно. Это он мог припрятать на потом, чтобы вспомнить, когда он снова будет стоять напротив Аскеладда с обнажёнными клинками. Ему нужно было убить его. Торфинн медленно прерывисто вздохнул. Да. Отомстить за отца, и тогда, быть может, он позволит следующей течке убить себя. Он ни за что не собирался провести остаток своей жизни, занимаясь этим, страдая и падая ниц перед следующим алчным альфой. Всё глубже погружаясь в себя, Торфинн прислонился подбородком к коленям. Он устал. Всегда был уставшим. Но он боялся заснуть, зная, что в следующий раз, когда проснётся, то окажется в бреду от желания. К чёрту всё это. Он не хотел спать.