dan balan — лишь до утра
Когда Гарри проснулся, на его груди покоилась чья-то рука, а собственная конечность занемела и нещадно покалывала, будто под кожей бегали сотни маленьких лепреконов. Избавиться от навалившейся тяжести никак не получалось, поэтому через несколько минут он со вздохом разлепил глаза и, повернув голову, едва не впечатался в размытое лицо Тома. Тот что-то недовольно прошипел, прижался ближе, навалился тяжелее и, закинув сверху ногу для верности, наконец, расслабился. Гарри замер, сдерживая зарождающийся в груди смех. Присутствие Тома в собственной постели быстро стерло следы сонливости, уступая место воспоминаниям о минувшей ночи. Сейчас Том безмятежно спал, зарывшись лицом ему в шею – пожалуй, следовало сделать вывод, что для сна он предпочитал именно такую позу. Впрочем, на протяжении последних месяцев, когда они не разговаривали и Том строил из себя эталон бесчувственной отмороженности (иными словами, обижался), было слишком больно вспоминать об этой его привычке, поэтому Гарри старался не думать ни о чем подобном, чтобы лишний раз не бередить открытую рану. Зато теперь, прижатый к кровати чужим телом, он чувствовал разливающуюся внутри странную легкость. Гарри не мог заснуть, когда Том – такой тяжелый и безумно теплый – почти лежал на нем сверху. Он осторожно высвободил руку и приобнял Тома за плечо, а другой погладил его по голому предплечью. Тот что-то тихо, удовлетворенно промычал и неосознанно прижался ближе. Наверное, было еще слишком рано. В спальне, залитой тусклым светом, стояла абсолютная тишина. Ленивые мысли вновь поплыли, неторопливо возвращаясь к вечеринке накануне вечером, однако теплое дыхание и довольно ощутимый вес Тома быстро вернули его в настоящее. И хотя Гарри чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим, он все равно остался лежать в постели, стараясь лишний раз не двигаться, чтобы ненароком не разбудить Тома. Вот только стоило провести некоторое время, прислушиваясь к размеренному, глубокому дыханию над ухом (Том умудрился прижаться к нему еще ближе и изредка что-то рассеянно бормотал в шею), и Гарри все-таки заснул. Когда он проснулся снова, вокруг было значительно светлее, спутанное одеяло комом валялось где-то в ногах, а его самого от падения с кровати останавливали жалкие дюймы. Том мертвой хваткой цеплялся за футболку Гарри, что, впрочем, не мешало ему беззаботно посапывать где-то сзади, заняв все свободное пространство их ложа. На этот раз Гарри без колебаний отпихнул его и забрался следом на кровать. — Хватит дергаться, — хрипло буркнул Том. Он нахмурился, одной рукой все еще сжимая футболку Гарри, а другую снова распластал между ними. — Тогда двигайся, — сердито прошипел Гарри, отбрасывая чужую конечность. У него затекла шея, а футболка задралась, и от холода спина покрылась мурашками. — Ублюдок. Проигнорировав чужие слова, Том схватил Гарри за плечи и притянул к себе – а когда тот не стал сопротивляться и послушно лег рядом, – удивленно приоткрыл глаза, словно только сейчас осознал происходящее. Казалось, они оба поняли это одновременно. — Доброе утро, — прохрипел Гарри, наблюдая, как с лица Тома стремительно сползают остатки сна. Не шевелясь, тот несколько мгновений буравил его взглядом, отчего Гарри внезапно почувствовал нелепое, совершенно несвойственное ему волнение. — Гарри, — позвал Том низким, грубым после сна голосом. Волосы у него торчали в разные стороны, глаза опухли, а на лице читалось искреннее замешательство. Он несколько раз моргнул в безуспешной попытке сбросить наваждение. — Который час? Гарри нехотя оторвался от разглядывания его помятой физиономии – застать Тома в подобном состоянии было удовольствием чрезвычайно редким, – и перевел взгляд на часы. — Почти восемь, — сообщил он и, чтобы скрыть внутреннее оцепенение, продолжил натянуто-шутливым тоном: — Пора вставать, красавчик. Новый день давно наступил. — Ага, — хрипло отозвался Том, пропуская обращение мимо ушей. Он откинулся на подушки и тут же поморщился, как от головной боли. — На меня. Гарри тихо прыснул. — Пожалуй. Том в ответ наградил его постным взглядом. Они лежали рядом, лицом друг к другу, и уже от этого незначительного контакта Гарри чувствовал, как собственное предательское сердце начинало стучать быстрее. И пусть Том выглядел так, будто по нему пронеслось стадо фестралов, он все равно – каким-то чудом, не иначе – умудрялся вгонять Гарри в краску. Подобная реакция вызывала недоумение и поднимала внутри какую-то бессильную злобу, но в то же время казалась настолько знакомой, настолько естественной, что он больше не мог ей сопротивляться. Однако стоило признать, что даже их вчерашний разговор и все, случившееся после, не слишком-то облегчили ситуацию, чтобы наутро они смогли вести себя как ни в чем не бывало, словно и не было между ними долгих месяцев разлуки. Нет, Гарри мог поклясться, что теперь их взаимодействия носили оттенок чего-то неуловимо нового и, быть может, несколько непривычного. К тому же кровь уже не кипела адреналином от победы, а разум не застилало туманом лихорадочного возбуждения. — Выглядишь так, будто волнуешься, — прервал его внутренние размышления Том. Он говорил так самодовольно, что Гарри захотелось ему врезать. — Я не волнуюсь. — Нет? — уголки его рта издевательски дрогнули. — Я тебя пугаю? Гарри нахмурился. — Ты меня не пугаешь, — в подтверждение своих слов Гарри рванул его на себя за ворот футболки и поцеловал, грубо врываясь языком в приоткрытый рот. Ему было плевать на их общее помятое состояние – в нем горело навязчивое желание прикоснуться к Тому, желание поделиться своими чувствами и вытравить разрывающие на куски сомнения. Желание напомнить, что у него слова с делом не расходятся и что Тому, вообще-то, пора бы это запомнить. Но тот будто только этого и ждал: он полностью раскрылся и с легкостью перехватил инициативу, за мгновение из вынужденной жертвы становясь жадным до ласк хищником. Гарри такого поворота явно не ожидал: он низко застонал и разжал пальцы, предоставляя Тому полную свободу действий, пока тот, не отрываясь, искал свою палочку и накладывал заглушающие чары. Постепенно прикосновение утратило звериную жестокость и стало гораздо спокойнее, мягче. Пространство под тяжелым пологом заполняли лишь тихие вздохи и влажные звуки поцелуев, пока языки лениво сражались за постоянно ускользающее первенство. Гарри расслабился, понимая, что этот поцелуй начисто стер его недавние страхи и сомнения, а все то, что раньше казалось неопределенным и размытым, вдруг приобрело непоколебимую уверенность и завершенность. Напоследок Том провел холодными пальцами по вздымающимся ребрам и шумно выдохнул ему в губы. Он медленно отстранился и, довольно усмехаясь, неторопливо спустился ниже – язык прошелся по выгнутой шее, задел острый кадык, – и хрипло пробормотал: — Твое сердце стучит очень быстро. — И с каких это пор ты стал колдомедиком? — прилетело чуть запыхавшееся в ответ. Том фыркнул. Он перекатился и устроился на Гарри сверху, толкнулся коленом между ног и, касаясь паха, плотно вжался бедрами, будто желал слиться с ним воедино. Гарри знал, что его сердце бьется с бешеной скоростью, но все равно отказывался признавать поражение. Вот только его бравада рушилась на глазах: они прижимались друг к другу так тесно, что невозможно было не почувствовать это оглушительное громыхание, которое было слышно, пожалуй, даже с противоположного конца комнаты. Когда Том изогнул губы в победной ухмылке, все стало в разы хуже. — Вчера ты был таким милым, — удрученно выдохнул Гарри. — Я должен был сразу понять, что это ненадолго. Ухмылка Тома стала еще шире, и он прижался ближе – самым приятным и мучительным образом одновременно. Жар его тела обжигал даже через одежду, и в таком положении у Гарри не было ни единого шанса разозлиться, о чем Тому было прекрасно известно. — Осторожно, — игриво прошептал Том, касаясь большим пальцем его нижней губы, надавливая и оттягивая ее вниз. — Твои слова ужасно похожи на оскорбление, — он убрал руку, а затем уперся коленом в матрас и приподнялся на локтях, больше не прижимаясь к Гарри. — Я правильно понял? — Нет, — отрезал Гарри, не собираясь идти на поводу у Тома и соревноваться в очередной глупой игре на тему контроля и подчинения. Но прямо сейчас он готов был сделать все, что тот попросит. Вообще все. — Пожалуйста… — Прости, что? — Том непонимающе нахмурил брови. — Дракл тебя раздери, Том, прижми свой член обратно к моему и заткнись. В темных глазах мелькнуло удивление. — Как грубо, — со смесью раздражения и восхищения буркнул Том, но спорить ожидаемо не стал. Гарри закусил губу и глухо застонал от возобновившегося трения – сладкого и пьянящего, но при этом все равно недостаточного. — И подумать только, я собирался показать тебе, насколько милым я могу быть. Гарри замер. — Милым? — дрогнувшим голосом переспросил он. Том ухмыльнулся. — Да, — выдохнул он Гарри в ухо, а затем снова качнул бедрами, срывая с чужих губ тихое ругательство. В этот раз Гарри решил подавить упрямое желание спорить, сопротивляться. Он не пытался контролировать ситуацию, великодушно позволяя Тому делать все, что тот хотел. Пока что. — Тебе обязательно стоит попробовать, — прошептал Гарри, чувствуя, как сердце колотится уже где-то в горле, упорно пробивая себе путь наружу. Возбуждение ощущалось неприятным давлением в штанах, от которого хотелось поскорее избавиться. Впрочем, в бедро ему упиралось такое же горячее, красноречивое доказательство, что в своих желаниях он был не одинок. Том расплылся в довольной улыбке, а потом закинул руки Гарри за голову и поцеловал его с такой страстью, с такой жадностью, что от нехватки воздуха и накатившего головокружения тот низко застонал. В мыслях все мешалось, ощущения захлестывали – Гарри буквально тонул в этой похоти и взаимном вожделении. — Посмотри на себя, — выдохнул Том, отстраняясь. Его рука скользнула под футболку Гарри и легла на тяжело вздымающуюся грудь, за которой неровно, торопливо стучало сердце. — Как сильно тебя беспокоит то, что ты ничего не можешь сделать. — Это меня не беспокоит, — соврал Гарри. — Я сейчас слишком ленив. Том криво усмехнулся. Не выпуская запястья из захвата, он стянул чужое нижнее белье и, расплывшись в откровенно злобной улыбке, обхватил ладонью его член. Гарри пришлось закусить губу, чтобы не застонать от накатившего физического облегчения и полной моральной капитуляции. Он был таким твердым, что это было почти неловко. — Том, — тихо позвал он, сжимая кулаки и напрочь забывая о том, что неплохо было бы вырваться. Рождающиеся внутри ощущения мешали думать о чем-то другом, а Тому явно нравилась его покорность – покрасневшие и чуть опухшие губы демонстрировали широкую улыбку. Том выглядел таким красивым, что Гарри почувствовал острую нехватку воздуха, когда тот снова тягуче провел ладонью по его колом стоящему члену. Задернутый полог и необходимость сдерживаться делали все происходящее каким-то нереальным. Возбуждение закипало в венах, пока он наблюдал, как длинные пальцы Тома медленно и размеренно скользят по члену, вытягивая из него по капле остатки самообладания. Гарри на секунду ушел в такую нирвану, подумав, что в данных обстоятельствах лучше ладони Тома может быть, пожалуй, разве что его рот (про задницу он старался не думать – слишком велик был шанс не сдержаться). — Ты хочешь, чтобы я… — начал Гарри, шевеля обездвиженными руками. Ему не нравилось лежать бревном, к тому же, он готов был поспорить, что у Тома болит член – он хотел ощутить его в своей ладони, прочувствовать тяжесть на языке, собрать губами вкус, – но Том отрицательно покачал головой и, отпустив его запястья, плавно съехал вниз по кровати. Сердце пропустило удар. — Том, — слабо позвал Гарри, чувствуя себя так, будто не только успел лишиться воздуха, но и вовсе разучился дышать. Его голос, несмотря на наложенные заглушающие чары, звучал едва ли громче шепота. — Да? — Том взглянул вверх и медленно облизал нижнюю губу. Гарри как в трансе наблюдал за этим движением. — Ты хочешь, чтобы я тебе отсосал или нет? Гарри сглотнул. — Да, — его голос звучал унизительно умоляюще, но, Мерлин, как же ему было плевать. — Да, очень хочу. Сверкнув улыбкой, Том снова обхватил его член и принялся неторопливо надрачивать. Потом наклонился ниже и замер в каких-то жалких миллиметрах от чужой плоти: его губы практически коснулись головки, а горячее дыхание обожгло кожу. — Садист, — беззлобно фыркнул Гарри. Прозвучало гораздо нежнее, чем он планировал. — А ты так легко возбуждаешься. Я уверен, мне достаточно просто смотреть на тебя, чтобы ты кончил. — Нет, ничего подобного, — возмутился Гарри, но через секунду не выдержал и рассмеялся. — Мерлин, ты такой высокомерный. — Ты правда называешь меня высокомерным, когда я собираюсь засунуть твой член в рот? — Нет. Не высокомерный. Хороший. Славный. Замечательный, о г-господи… — Гарри подавился воздухом, потому что Том наконец перестал болтать и взял его. Он просто открыл рот и взял Гарри, забрал со всеми потрохами, а тот охотно сдался на милость его горячим рукам и губам. Судорожно вздохнув, Гарри запрокинул голову и вцепился руками в смятую простынь. Том никуда не спешил: двигался аккуратно, неторопливо, внимательно отслеживая любую реакцию, – и его темные глаза, будто видящие насквозь, доводили Гарри до исступления. Видеть его полный желания взгляд оказалось ничуть не легче, чем чувствовать на себе дразнящие прикосновения. Сквозь прикрытые ресницы Гарри наблюдал, как его рот растягивается вокруг члена, как губы Тома становятся красными, пока он плавно двигает головой и берет за щеку, а после пропускает его плоть в глотку – и, черт возьми, это зрелище определенно сводило с ума. Не кончать, не кончать, твою мать! Не кончать… Словно услышав его беззвучную мантру и стремясь достичь противоположного эффекта, Том издал низкий гортанный стон, и Гарри зажмурился до звезд перед глазами. На секунду он представил, как сильно Том будет смеяться, если все закончится, толком даже не успев начаться. — Боже мой, Том, — задушенно прохрипел Гарри. — О господи… Том выпустил его член изо рта и с ленивым любопытством принялся посасывать головку. Похоже, его не волновало, когда Гарри кончит и кончит ли он вообще. Это было настолько в его стиле, настолько жестоко, что у Гарри пальцы на ногах свело судорогой. — Я с ума схожу, когда ты мне отсасываешь, — доверительно поделился он, вслушиваясь в звуки собственного голоса, словно это были последние нити света в окружающем мраке похоти. — Думаю, ты можешь убить меня в любой момент, но это нормально. Это определенно стоило бы того… Чужая усмешка переросла в булькающий смех, и получившаяся вибрация заставила Гарри протяжно застонать. Через некоторое время Том великодушно отбросил игры в сторону и принялся сосать быстрее, глубже, отчего Гарри потерял связь с реальностью: голова шла кругом, и он слышал только до невозможности пошлое причмокивание и негромкое мычание. Гарри не мог не толкаться навстречу – внутри его рта все было идеально, – не мог подавить дрожь или сдержать стоны, когда Том ритмично двигал головой, попутно перебирая в пальцах яички и лаская мошонку. Однако Тома, похоже, его предобморочное состояние не беспокоило. Он быстро разобрался с тем, что именно нравилось Гарри, и теперь методично доводил его до полной потери контроля, сознания, себя в целом, – продолжая творить своим языком что-то невообразимое. — Боже, — выдохнул Гарри, чувствуя себя буквально уничтоженным этими действиями и ими же собранными заново. — Я могу прикоснуться к тебе? Пожалуйста. Том кивнул, не отрываясь от своего занятия, и Гарри протянул руку, осторожно зарываясь пальцами в шелковистые черные пряди. Тома, казалось, позабавила такая нежность – он обхватил его член губами и плавно съехал вниз, почти упираясь носом в пах. Это стало последней каплей: Гарри с силой сжал его волосы, грубо натягивая на всю длину, и кончил с беспомощным стоном. А в следующее мгновение замер каменным изваянием. Осознание того, что он сейчас сделал, обрушилось на него резко, внезапно. Он боялся открывать глаза и смотреть вниз, однако, вопреки его опасениям, Том не отстранился и ни единым жестом не выразил недовольства. Лишь дождался, когда сперма выйдет до последней капли и облизал губы. Гарри не вытерпел и потянул его на себя. — Том… — ярко-красные, опухшие губы Тома были измазаны в слюне и сперме. Гарри хватило одного взгляда, чтобы его опавший член снова дернулся. Он внимательно посмотрел на Тома, скользнул руками по лицу: очертил его высокие скулы, линию челюсти, шею, – и только потом неуверенно спросил: — Ты в порядке? — Да, — Том закатил глаза, и Гарри, ухмыляясь, втянул его в поцелуй. Они целовались долго, мокро и глубоко – до тех пор, пока у обоих не перехватило дыхание. Потом Гарри, не отводя сумасшедших глаз, широко лизнул свою ладонь и обхватил член Тома, возвращая услугу. Он дрочил жестко, быстро, почти болезненно, но до фейерверков перед глазами правильно – если судить по хриплым ругательствам и несдержанным стонам Тома, в которых плескалась ненасытная жажда пополам с пронзительным наслаждением. Через несколько минут чужие стоны стали громче – тот окончательно растерял остатки самообладания и почти заскулил, содрогаясь в оргазме. Мгновение спустя Гарри почувствовал, как ему в кулак выплеснулась сперма. Тяжело дыша, они привели себя в порядок и завалились на подушки. Гарри не смог долго лежать без движения, поэтому принялся рассеянно водить пальцами по руке Тома. С усталым любопытством он обводил солнечные блики – те были слабыми и отливали зеленым из-за полога. Сейчас он чувствовал ни с чем несравнимое, всепоглощающее удовлетворение и какое-то титаническое спокойствие. Гарри внезапно подумал, что если бы Том тоже не переставал его касаться, лениво выводя на груди невидимые узоры, то он смог бы лежать в этой разморенной тишине как минимум всю оставшуюся жизнь. Но когда Гарри все-таки поднялся с кровати, в общежитии все еще было тихо. Том, не переставая зевать, ретировался на свою кровать с безапелляционным «сейчас восемь». Его полог задернулся прежде, чем Гарри успел сообразить, что вообще произошло. Хмыкнув, он пожал плечами и направился в ванную. Без происшествий приняв душ и благополучно избежав встречи с соседями по комнате, Гарри спустился в гостиную. Над камином все еще висело изрядно потрепанное изумрудное знамя, но столы с закусками, радиоприемник и остальные атрибуты вечеринки исчезли. Гарри как раз спускался с лестницы, когда его окружила толпа младшекурсников. Эти, по большему счету, дети обступили его плотным кольцом и молча уставились во все глаза – Гарри мог поклясться, что не был так напуган, даже оказавшись ночью на кладбище в окружении Пожирателей смерти. На лбу выступил холодный пот. Обойти слизеринцев не представлялось возможным, и он уже начал искать пути отступления, когда один из мальчишек наконец открыл рот и, заикаясь, поздравил его с «блистательной» победой в матче. — Ах, это, — облегченно выдохнул Гарри. — Спасибо. Он скользнул взглядом поверх разношерстных макушек и на другом конце гостиной, возле потухшего камина, увидел Абраксаса и Белинду. Те о чем-то оживленно болтали, и Гарри поспешил к ним. — Привет, — поздоровался он, падая в кресло напротив. Белинда и Абраксас сразу замолчали и заговорщицки переглянулись. Гарри мысленно закатил глаза, уже зная, что кроется за их понимающими ухмылками. — Как ты, выспался? — небрежным тоном поинтересовалась Белинда. Гарри пожал плечами, стараясь придать лицу бесстрастное выражение. — Вполне. А ты? — Интересно, где сейчас Том? — спросил Абраксас, решив не ходить вокруг да около. Друг потянулся к «Ежедневному пророку», стараясь сдерживать смех и избегать пристального взгляда Гарри. Белинда, в отличие от него, уже негромко посмеивалась. Гарри нахмурился. — В постели, наверное. Друзья снова переглянулись – ухмылки у них были как у сытых гиен. Один в один, ей-богу. — Верю на слово, — кивнула Белинда. — Да, ты явно знаешь лучше нас. Гарри закатил глаза. — Кончайте ходить вокруг да около, — устало потребовал он. — Выкладывайте. Я вижу, что вы умираете от нетерпения. Лица обоих засветились, как новенькие галлеоны. Белинда поднесла к губам фарфоровую чашку, отказываясь начинать первой, зато Абраксаса не пришлось просить дважды: — Ты вчера весь вечер мирился с Томом? Гарри поперхнулся, в очередной раз восхищаясь его прямолинейностью, но через мгновение расплылся в вымученной улыбке. — Это настолько очевидно? — Во-первых, у тебя на шее огромный засос, — деловито вклинилась Белинда. Гарри тут же потянулся к горлу, и подруга хихикнула. — Шучу, — успокоила она. — Я видела, как вы целовались. — А потом незаметно скрылись в спальне, — добавил Абраксас. — Это было не очень незаметно. — Вы определенно занимались сексом. — Мы много чем занимались. — Возможно даже… — Я ненавижу вас обоих, — не выдержал Гарри. Щеки пылали жаром. Он неловко почесал шею и убитым голосом уточнил: — Значит… все это видели? Белинда засмеялась и уже не могла остановиться, поэтому просто кивнула. Отдуваться снова пришлось Абраксасу, который сжалился над ним и прояснил ситуацию: — Не все. Но Вальбурга точно видела – у нее огневиски чуть носом не пошел, когда она вас заметила. Это было весело. — Похоже на то, — согласился Гарри, чувствуя, как горит уже все лицо. — И вы едва не убили Конора Берка. Парень честно попытался упасть в обморок. — Значит, все это видели. Отсмеявшись, Белинда с абсолютно наплевательским видом пожала плечами, и Гарри застонал. Он уже практически слышал все сальные шутки, подколы и насмешки, которые обрушатся на него в ближайшее время. Тому, кстати, никто и слова не скажет – Гарри в этом даже не сомневался. — Так что, это было разовое мероприятие? — нетерпеливо спросил Абраксас. — Или вы теперь вместе? В груди потеплело. Несмотря на то, что Гарри рисковал провести ближайший месяц в центре всех сплетен, пересудов и насмешек, он не испытывал ни капли беспокойства по этому поводу. Наоборот, губы снова растянулись в улыбке. — Пожалуй, второе, — ответил Гарри и хохотнул, представив себе реакцию Слизнорта. — В смысле, если тебе хочется это так называть. Абраксас фыркнул. — Вы дулись друг на друга месяцами. — Я не дулся… Не слушая его, друзья весело засмеялись, и Гарри сдался. Он был уверен, что в ближайшее время ничто не сможет испортить ему настроение. Уж точно не друзья, с их дразнящими улыбками и довольным блеском в глазах. Он просто был слишком счастлив.***
Когда Том спустился в гостиную, Белинда и Абраксас сразу же замолчали, а в следующее мгновение у них вдруг обнаружилась куча неотложных дел. Спохватившись, Абраксас пробормотал что-то о совятне, отце и квиддиче, а Белинда упорхнула в спальню для девочек за пергаментом. Не прошло и минуты, как Том и Гарри остались наедине. — Что это с ними? — поднял брови Том. Его волосы были влажными после душа, а в воздухе витал едва уловимый аромат мыла. Вокруг находилось достаточно учеников, поэтому Гарри пришлось подавить желание прикоснуться к нему. И хотя Том, скорее всего, согласился бы уединиться с ним в ближайшем чулане для метел, Гарри понимал, что умрет голодной смертью, если пропустит завтрак. — Ты не хочешь этого знать, — хмыкнул Гарри, когда они вместе направились в Большой зал. Изнутри помещение было не узнать – огромное, расширенное магией пространство буквально утопало в зелени и серебре, а над столом Слизерина гордо развевались большие изумрудные знамена. Вокруг царила радостная атмосфера, и Гарри впервые видел студентов своего факультета настолько воодушевленными. Даже обычно шумные гриффиндорцы, от чьих украшений за ночь не осталось и следа, сейчас вели себя тихо, бросая в их сторону хмурые, испепеляющие взгляды. Когда Гарри занял свое место, то напряжение в груди ослабло, а на лице непроизвольно появилась улыбка. Снова завтракать с Томом было легко. Тема для разговора нашлась быстро, а атмосфера вокруг была легкой и непринужденной. Гарри чувствовал себя так хорошо, что не мог сосредоточиться ни на Альфарде, который пытался обсудить с ним квиддич, ни на Абраксасе – тот пересказывал ему какую-то статью в «Пророке». Голос Тома звучал непривычно мягко, а еще они так давно нормально не разговаривали, что Гарри всерьез забеспокоился, что собственные щеки вот-вот треснут, не выдержав напора широченной улыбки. Но он не мог ничего с собой поделать – не мог перестать улыбаться. Видимо, мысленно он улетел в такие недосягаемые дали, что в какой-то момент Абраксас больно пнул его под столом, и когда Гарри вскинул голову, возмущенный до глубины души, то с удивлением обнаружил, что смотрит прямо в глаза профессору Слизнорту. — Извините, сэр, — сконфуженно выдавил он. Том, пряча ухмылку, поднес к лицу кубок с тыквенным соком. — Я вас не заметил. Но, несмотря на эти мелкие неурядицы, Гарри был счастлив – его даже не волновали безжалостные поддразнивания Абраксаса и Белинды. Единственное, чем он мог осознанно заниматься в данный момент – улыбаться как умалишенный. — На тебя смотрит Дамблдор, — сообщил вдруг Том, отодвигая свою тарелку в сторону. — И он явно чем-то обеспокоен, — в его голосе слышалось откровенное самодовольство. — Ну же, взгляни на него. Покажи, как ты темнеешь и все такое. — Я не буду смотреть на Дамблдора, — отказался Гарри, но любопытство быстро взяло свое, и он обернулся к преподавательскому столу, на мгновение встречаясь взглядом с профессором. — И он не выглядит обеспокоенным. — Он обо всем догадался. Гарри фыркнул. Беспечное настроение как рукой сняло – разговор о Дамблдоре заставил его напрячься и обернуться уже к гриффиндорскому столу. Аппетит сразу пропал, а еда тяжелым камнем упала в желудок. Морально он старался подготовиться к тому, что следовало сделать, потому что знал – не расскажи он своим друзьям правду, рано или поздно они сами обо всем догадаются. И это будет намного хуже. Том тоже с опасением смотрел на Рона и Гермиону. — Неважно, как сильно они будут злиться, — негромко сказал Гарри. — Я не собираюсь ничего менять. — Потому что ты упрямый осел, — согласно кивнул Том. Он пытался выглядеть беспечным, будто его ни капли не волновало происходящее, но от Гарри не укрылось, как он украдкой выдохнул, а его напряженные плечи опустились. Вскоре он расслабился настолько, что перестал бросать на гриффиндорцев свои фирменные мрачные взгляды. Когда завтрак подошел к концу, Гарри выдохнул, расправил плечи и на негнущихся ногах направился к друзьям. Приблизившись к гриффиндорскому столу, он мгновенно попал под перекрестный огонь недовольных взглядов, исподлобья брошенных несколькими игроками в квиддич. Спас ситуацию Рон – друг радостно просиял и вскочил со скамьи. — Отлично сыграл, дружище, — поздравил он, стараясь говорить тихо, чтобы его не услышали сидящие рядом однокурсники. — Я знал, что ты поймаешь снитч. Ты всегда их ловишь. Гермиона в это время собирала сумку, но, увидев его приближение, подняла голову и на глазах у всех гриффиндорцев громко поздравила Гарри с победой. От этого поступка в груди у него что-то сжалось. — Спасибо, — кивнул он, стараясь ни единым жестом не показать своего состояния. Опасение по-прежнему ворочалось где-то внутри, царапая по изнанке ребер, а Рон и Гермиона были такими славными, что Гарри снова почувствовал себя худшим другом в мире. И пока они вместе шагали за нестройным потоком студентов к выходу из Зала, Рон без умолку болтал о матче: «…Для нас сейчас это больная мозоль. Без обид, но твой факультет обожает задирать нос и безжалостно втаптывать проигравших в грязь». — Слизеринцы устраивали вечеринку? — поинтересовалась Гермиона, когда они миновали коридор и вышли к подножию лестницы. — Кстати, не хочешь пойти в библиотеку? Или ты плохо спал? — Нет, я согласен, библиотека – это здорово, — отозвался Гарри. — И да, была вечеринка, вполне приличная, к слову. Но… — он набрал в легкие побольше воздуха, собираясь с силами. — Я должен вам кое-что сказать. В коридоре было шумно, но Гарри слышал только свое сбивчивое сердцебиение. Он будто марафон пробежал, ей-богу. Рон и Гермиона остановились – в их глазах отражалось искреннее любопытство. Ни намека на подозрение. Гарри сглотнул тяжелый ком в горле. — В чем дело, дружище? — добродушно спросил Рон, когда пауза затянулась. Гарри скользнул взглядом по коридору, ведущему в Большой зал: по обеим сторонам стояли блестящие доспехи – все как прежде, ничего особенного. Затем взглянул на Гермиону – на ее пушистые волосы, заплетенные в косу; на Рона, который успел обгореть на солнце, и его покрасневшая кожа уже местами слезала. Почему-то в этот раз признаться друзьям было намного труднее, но все же Гарри нашел в себе смелость выпалить: — Я помирился с Томом. После этих слов, вылетевших со скоростью пулеметной очереди, повисла напряженная тишина. Рон нахмурился. — Какого х… — начал он, что в переводе на человеческий означало: «Прости, дружище, я, кажется, не расслышал. Ты сделал что?» — О боже, Гарри, — быстро перебила Гермиона, с чем-то похожим на жалость в голосе. — Почему? Ты же избавился от крестража и говорил, что тебе становится лучше. И потом, ты же знаешь, что это ни к чему хорошему не приведет… — Что ты подразумеваешь под «помирился»? — вклинился Рон. — Вы снова разговариваете? Стали дружбанами на век или теперь официально встречаетесь? В другой ситуации Гарри бы позабавила такая настойчивость, но сейчас он поморщился – вопросы друзей больше напоминали допрос. Однако он не мог их винить. — Да, — ответил он. — Мы встречаемся. Рон на секунду завис. — Ты уверен, что не пил на той вечеринке ничего подозрительного? — Уверен. И да, я знаю, это звучит дико… — Друзья продолжали непонимающе смотреть на него и, судя по их выразительным лицам, явно сомневались, что у него все в порядке с головой. — …Но мы поговорили, и он сказал, что не намерен становиться Волдемортом. Лица Рона и Гермионы ошарашенно вытянулись. — Это Реддл так сказал? — Рон вздернул светлую бровь. — Откуда ты знаешь, что он не врет? Гарри перевел дыхание. — Я ему верю, — просто сказал он. — Знаю, это звучит безумно, и вы наверняка думаете, что я идиот, но, поверьте, это не так. Я больше не могу жить как ни в чем не бывало, основываясь только на домыслах и постоянном страхе. Может быть, что-то изменится в лучшую сторону, а может, все закончится полной катастрофой, но прямо сейчас… Нет причин ставить крест на наших с ним отношениях. Я хочу попытаться исправить будущее к лучшему. Или, по крайней мере, знать, что пытался. Я должен попробовать. — Он серьезен насчет Волдеморта? — недоверчиво спросила Гермиона. — Пожирателей смерти? Крестражей? А ты собираешься закрыть глаза на все это только потому, что хочешь с ним встречаться? — Нет, — возмутился Гарри. Неужели подруга думала о нем так низко? — Конечно нет, — уже мягче продолжил он. — Я знаю, что из себя представляет Том, и я знаю, с какой легкостью он может солгать. Но сейчас все иначе. Я… Он запустил руки в растрепанные волосы, пытаясь собрать в кучу разбегающиеся мысли. Гермиона смотрела на него с беспокойством, но Рон, скрестив на груди руки и задрав подбородок, всем своим видом демонстрировал монумент суровой непреклонности. Глубоко вдохнув, Гарри пересказал все то, о чем они с Томом говорили накануне вечером. — На этот раз все по-другому, — закончил он. — И нет, я не собираюсь игнорировать будущее. Конечно, вы не доверяете Тому, и это нормально. Но ему доверяю я. По крайней мере, в этом вопросе. Похоже, даже эти запальчивые речи не очень-то их убедили. — Я знаю, какой он, — добавил Гарри. — И если он снова начнет лгать или захочет вернуться на скользкую дорожку, я узнаю об этом первым. — Гарри, ты не должен искать оправдания своему выбору, — мягко сказала Гермиона. Они нашли уединенный коридор, где не было ни души, и опустились на деревянную скамью. Рон остался на ногах и принялся молча нарезать круги – по его беспокойным шагам было видно, что он нервничает. Гарри опустил голову и, заметив небольшое пятно на своей мантии, задумчиво поковырял его пальцем. — Я встречаюсь с Томом Реддлом. Да, он никогда не станет хорошим человеком, но разве есть альтернативы? Думаете, он будет скрывать свою личность? Подавлять свои амбиции? Я не говорю, что Волдеморт… Друзья собирались возразить, но Гарри вскинул руки: — Вы можете довериться мне на этот раз? Я никогда не буду оправдывать или поощрять убийства, и я не позволю ему обращаться с людьми, как с дерьмом. Я – это все еще я. Я не изменился. В его голосе прозвучала такая досада, что Рон и Гермиона растерянно замерли. Увидев их смущенные лица, Гарри вздохнул, подавляя неуместное сейчас желание что-то доказывать, спорить, и продолжил: — Я уже принял решение. Я знаю, что вы ненавидите Тома, я знаю, что он придурок, но вам больше никогда не придется с ним разговаривать. К слову, это все равно ничего не изменит. Какое-то время друзья молчали. Гарри поерзал на месте, терпеливо ожидая, когда они переварят услышанное и вынесут свой приговор. Ему было плевать на мнение посторонних людей – плевать на всех, кроме Рона и Гермионы. — Это твоя жизнь, — наконец проговорила Гермиона. — И пусть мы не доверяем Реддлу, это не наше дело. Ты знаешь его гораздо лучше, и нам остается лишь принять твой выбор. — Но имей в виду, если он тебя обидит, мы убьем его. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу ему вмазать. Гарри фыркнул. — Я смогу справиться с Томом, — напомнил он. — И лишить меня возможности отомстить? Ни за что. Какое-то время они сидели молча, думая каждый о своем, и наблюдали за проходящими мимо студентами. Со двора изредка доносились смех и разговоры младшекурсников, греющихся на слабом солнце. — Значит, Реддлу все равно, что ты уничтожил крестраж? — вдруг спросил Рон. Гарри поперхнулся, отрывая взгляд от невысоких зарослей, где потрепанная птица клевала остатки бутерброда, и посмотрел на друга. — Не совсем. Том злится, но… — он пожал плечами. — Дело сделано, и я ни о чем не жалею. Промычав, Рон задумчиво почесал затылок, словно полученная информация не желала укладываться у него в голове. — Ну, что ж, ладно. Пока я могу его ненавидеть, все в порядке. — Черт, а я так надеялся, что вы станете лучшими друзьями, — хмыкнул Гарри. — Знаешь, этого вполне достаточно. — Очень смешно. У Гарри будто камень с души упал. Он спросил Гермиону, хочет ли она пойти в библиотеку после таких новостей, и был приятно удивлен, когда она согласилась. Все трое, хотя и испытывая смешанные чувства, направились к лестнице. По пути Гарри с преувеличенным вниманием изучал позолоченные рамы, словно видел их впервые, а когда они остановились на четвертом этаже, смотрел куда угодно, только не на Рона. Пока Гермиона громко искала пропуск в Запретную секцию, Гарри разглядывал витражные двери библиотеки. Сквозь них было видно, что помещение внутри битком набито студентами. Когда он случайно встретился взглядом с одним парнем из шахматного клуба – тот отчаянно зевал, листая огромную книгу, – оба поспешно отвернулись. — Нашла, — торжествующе воскликнула Гермиона. Они вошли внутрь, и подруга понизила голос до шепота. — И, кстати, я рада, что ты рассказал нам о Томе. Вчера мы с тобой совсем не виделись, и тебе бы не составило труда это скрыть. — Я бы не стал так делать, — покачал головой Гарри. — В конце концов, вы бы все равно узнали. — Ага, самым ужасным образом, — буркнул Рон. — Например, заглянули бы в заброшенный класс или темную кладовую и… сюрприз, мать вашу! — Этого бы не случилось, — повторил Гарри, но когда Рон скептически хмыкнул, он решил прояснить ситуацию: — Ты забыл, что у меня есть мантия-невидимка? — У тебя… — друг осекся на полуслове и, густо покраснев, отвернулся. — Мерлин, Гарри, какого черта? Тебе обязательно было вкладывать эту мысль в мою голову? — Ты это начал. — Да, но теперь я это представляю. Гарри засмеялся. — А вот это точно не моя проблема.***
Новость о том, что он встречается с Томом, молчаливым напоминанием висела над ними до самого обеда, но Гарри не поддавался панике и старался думать позитивно. Он надеялся, что Рон и Гермиона смогут принять случившееся, в конце концов, их подозрения исчезнут, когда друзья поймут, что Гарри не подвергся манипуляциям, принуждению или не воспылал внезапной страстью к темным искусствам. Однако спустя некоторое время, когда все важные темы уже обсудили, а паузы в разговоре грозили перерасти в неловкое молчание, Гермиона снова подняла вопрос о Бузинной палочке. — Почему ты так уверен, что Реддл не попытается украсть ее? — спросила подруга, осторожно подбирая слова. У него, говоря откровенно, не было никаких гарантий на этот счет, но в одном Гарри был уверен: пока он остается Повелителем Смерти, палочка будет слушаться только его. Последние несколько недель он наблюдал за изменениями в своей магии. Теперь Бузинная палочка лежала в руке гораздо естественнее, чем палочка из остролиста – она была молниеносной, гибкой, настроенной на его мысли, – но Гарри никогда не использовал ее при посторонних. Он понимал, что более полное и подробное изучение артефакта потребует гораздо больше времени, но любые трудности лишь укрепляли его решимость. Гарри вернулся в гостиную уже в полдень. От друзей, которые сразу догадались, что он хочет увидеть Тома, он уходил со смущенным видом: быстро отставил позади широкий коридор, а по лестнице уже буквально летел, но на втором этаже его остановила профессор Вилкост. Она поздравила Гарри с победой и добавила с восхищенно-горделивой улыбкой, что уже очень давно не видела подобного матча. Гарри зарделся от комплиментов, которые приятным звоном еще долго раздавались в голове – до самого Большого зала, где он, не разбирая дороги, чуть не налетел на Дамблдора. — Гарри, — не моргнув глазом, мягко поздоровался тот. В одной руке профессор держал миниатюрную чашку, а в другой – огромную книгу. — Знаешь, я действительно очень сожалею, что ты не гриффиндорец. — Что? — упавшим голосом переспросил Гарри. В горле пересохло. Том был прав – он разочаровал Дамблдора, и тот винил его, потому что Гарри подвел всех, подвел профессора, и ему нет оправдания, ведь он распущенный, аморальный… — А, вы имеете в виду матч? — он едва не осел на пол от облегчения. — Простите. — Мы с достоинством переносим потерю Кубка, — проговорил Дамблдор. — Хотя, к сожалению, в общей гостиной твое имя звучит не в очень лестном контексте. — Ничего страшного, — вымученно улыбнулся Гарри. — Матч был тяжелым. — Ты скромничаешь, мой мальчик. Боюсь, профессор Слизнорт будет хвастаться еще долгие годы. Гарри никогда особо не понимал, как следует реагировать на комплименты, поэтому просто поблагодарил профессора. Мысленно он не мог не задаться вопросом, спросит ли Дамблдор о Томе, чье присутствие между ними ощущалось даже сейчас. Профессор злился? Или был расстроен? Пока он медленно, но неумолимо погружался в свои невеселые мысли, со двора, через распахнутые входные двери до них доносились чьи-то звонкие голоса. Гарри скользнул взглядом по лужайкам, стенам замка, старинным полотнам в рамах – в солнечном свете все казалось золотым, ярким и неподвижным. Ожидающим. — Ты выглядишь намного лучше, Гарри. Я рад это видеть, — только и сказал Дамблдор. Гарри удивленно моргнул. — Спасибо, сэр. Я… э-э… — Думаю, это все благодаря солнечному свету, — продолжил профессор. — Я всегда был неравнодушен к весне. — Да, наверное, — признался Гарри, и Дамблдор все понял без слов. — Что ж, мальчик мой, не буду тебя задерживать, — он спрятал улыбку в густые усы. — У меня назначена встреча с профессором Флитвиком. Знаешь, мы устраиваем дружественные дуэли по воскресеньям, чтобы поддерживать себя в форме. Уверен, Филиус все утро «тренировался». Гарри в ответ благодарно улыбнулся: — Спасибо, сэр. Возвращаясь в подземелья, он отметил, что дела неожиданным образом идут намного лучше, чем можно было себе представить. Правда, через пару минут, едва ступив на порог гостиной, он понял, что накаркал. На него смотрела взволнованная Лукреция: в ее широко распахнутых глазах светилась неприкрытая надежда – она затмевала собой даже блеск крупных серег, которые выглядывали между ее разметавшихся волос. Гарри растерянно замер. — Ты не видел Игнатиуса? — горячим шепотом спросила она, умудрившись за секунду вскочить с места и загнать его в ближайшую нишу. Впрочем, ждать ответа девушка не стала и вместо этого пустилась в сбивчивые объяснения: — Он злится, потому что я… м-м, пошутила… над проигрышем гриффиндорцев. Согласись, он ведет себя как ребенок, правда? — Правда, — послушно повторил Гарри, с трудом сдерживая смех. — Подожди, я не понял, вы теперь встречаетесь? Щеки Лукреции залились румянцем, и она счастливо хихикнула. — Он хочет, но, Гарри, прошу тебя, ничего не говори Вальбурге. — Даже не собирался, — успокоил Гарри. Не дожидаясь ответа на свой вопрос, девушка еще раз хихикнула и упорхнула прочь из гостиной. Гарри, немного сбитый с толку этим разговором, рассеянно огляделся по сторонам, и его взгляд, словно намагниченный, упал прямо на Тома. Тот сидел у окна и о чем-то разговаривал с Альфардом. Когда Гарри подошел, они оба подняли глаза. — Отличный матч, да, Гарри? — поприветствовал его довольный Альфард. Гарри видел, как парня буквально распирает гордость за свою команду. — Кстати, как твое плечо? — Порядок, — отмахнулся Гарри. Утром, принимая душ, он осмотрел руку и на месте ушиба обнаружил обычный лиловый синяк, который, несмотря на титанические размеры, не представлял никакой угрозы здоровью. — Уверен? Если честно, я боялся, что ты свалишься с метлы. Кажется, я даже слышал хруст. Удар получился резким, хотя и прошел по касательной, но, учитывая траекторию, скорость мяча и то, как близко ты к нему летел… — Для квиддича это нормально, — быстро сказал Гарри, прерывая поток бесконечных размышлений. Альфард мог говорить о квиддиче часами. Блэк с глубокомысленным видом кивнул, и Гарри, не удержавшись, посмотрел на Тома. Альфард проследил за его взглядом. — Что ж, я как раз собирался к профессору Слизнорту, чтобы уточнить кое-какие детали по своей курсовой, — сказал он, сразу поднимаясь на ноги. — Тебе не обязательно уходить, — попытался остановить его Гарри, но Альфард лишь махнул рукой. — Все в порядке, поговорим позже. Э-эм… пока, Том. Том в ответ растянул губы в вежливой улыбке, но, когда Гарри сел на освободившееся место, на его лицо снова вернулось бесстрастное выражение. — Привет, — медленно проговорил Том, не спуская с него внимательного взгляда. — Как прошел разговор с Уизли и Грейнджер? Несмотря на ровный голос и спокойный блеск в глазах, в его беспечности было что-то натянутое. Гарри поморщился. — Все прошло не так плохо, как ты думаешь. — Что, они согласились отстрочить мой поцелуй с дементором в обмен на пожизненное в Азкабане? Гарри приложил все силы, чтобы не усмехнуться. — Почти. Но это их проблема. Я не хочу, чтобы тебя упекли в Азкабан. По крайней мере, пока. — Ты всегда говоришь такие приятные вещи, дорогой. И, Гарри, — его тон утратил веселые нотки и снова стал низким, серьезным. — Они мне не нравятся, и это не изменится. Никогда. Как бы ты ни пытался, этого не произойдет. Мне плевать на них. Мне абсолютно плевать на них. — Ты так хорошо себя преподносишь, — сухо отозвался Гарри. — И да, я знаю. Но пока вы не причиняете вреда друг другу, мне все равно. Том несколько мгновений молча смотрел на него, а потом кивнул, что-то для себя решив. — Но я могу хотя бы изредка действовать им на нервы? — Уже одно твое существование действует им на нервы. — Мою бесценную жизнь нельзя назвать просто существованием, — нахмурился Том. Гарри хохотнул, увидев искреннее недоумение на его лице. — Разумеется, — согласился он. — Ты по-прежнему считаешь, что лучше остальных? — Не понимаю, почему ты продолжаешь спрашивать. Ты прекрасно знаешь, что я отвечу «да». Гарри засмеялся. Он действительно скучал по нему.***
Впервые за последние несколько месяцев мысль о сдвоенных Зельях не вызвала у Гарри приступ тошноты. Наоборот, проснувшись в понедельник утром, он даже улыбнулся, потому что спать с Томом и при этом делить тепло на двоих или пинать его во все неугодные места было намного лучше, чем спать одному. Когда сознательная часть Тома засыпала, просыпалась бессознательная, и вот тут начиналось веселье: он постоянно цеплялся за Гарри или закидывал на него сверху свои длинные конечности, придавливая к матрасу. Обычно он занимал две трети кровати и не мог заснуть часами. Иногда Гарри намеренно просыпался на рассвете и долго лежал, вслушиваясь в размеренное дыхание Тома. Он рисковал: если бы Том узнал об этом, то наверняка принялся бы безжалостно дразнить его, но Гарри ничего не мог с собой поделать. Его успокаивало не только ровное сердцебиение Тома, но и его привычка разговаривать во сне: было неожиданно приятно слышать неразборчивые слоги парселтанга или случайные обрывки заклинаний. На занятии по Зельеварению они болтали, не затыкаясь. У Гарри спина чесалась от пристальных взглядов Рона и Гермионы, но через какое-то время кабинет заволокло клубами дыма, и, обернувшись, Гарри увидел, что друзья сосредоточены на своей работе. Когда его собственное зелье было готово наполовину, Слизнорт выплыл из-за преподавательского стола, чтобы снова поговорить о матче. В последнее время это происходило все чаще, но профессор не успокаивался, будто до сих пор не мог поверить в победу. — Началось, — выдохнул Том. Профессор Слизнорт перевел очаровательно округлившиеся глаза с одного на другого и моргнул. До Гарри слишком поздно дошло, что они с Томом сидели очень близко – прижимаясь плечами, локтями, коленями – и при этом улыбались как чокнутые. Лицо профессора Слизнорта озарилось широкой, почти глуповатой улыбкой. — Уже помирились, мальчики? — спросил он, выразительно поднимая густые брови. — Что-то вроде, — кивнул Гарри, сдерживая неуместный смешок. — Это же замечательно! Просто великолепно, — завел привычную песню профессор. — Меня расстраивало видеть ваши ссоры. Или, если уж на то пошло, любые ссоры между слизеринцами. Но особенно, — он с нежностью посмотрел на Тома, — между вами двумя. Тебе понравился матч, Том? — Я всегда радуюсь победам Слизерина, сэр. — А Гарри замечательно летал? — Полагаю, сэр. — Полагаю, — передразнил Гарри, когда Слизнорт уже отошел от их парты на приличное расстояние, чтобы проверить успехи остальных учеников. — Он достает меня уже несколько дней. Из-за тебя. Думаю, он скоро уйдет в монастырь с горя. — Ты жестокий, — усмехнулся Гарри. Впрочем, вернувшийся за свой стол Слизнорт лучезарно им улыбнулся и наградил Тома десятью баллами за «очень точное измельчение ингредиентов». Оставшуюся половину занятия Гарри беззастенчиво пялился на Тома. Они так долго не разговаривали, а только украдкой переглядывались, что теперь Гарри планировал сполна наверстать упущенное. Он наслаждался спокойствием, которое сейчас царило между ними. Том листал учебник, и кончики его пальцев были запачканы чем-то оранжевым. Он заметил взгляд Гарри и улыбнулся. Гарри вернул ему улыбку, и все мысли о зелье тут же вылетели из головы. В груди потеплело, когда он подумал о времени до матча и попытался разгадать, в какой момент Том принял решение. Это произошло на прошлой неделе? Или раньше? Размышляя, он продолжал следить за его неторопливыми движениями – нарушать эту идиллию совсем не хотелось. — Мои друзья не верят, что ты откажешься от своей одержимости властью, — все-таки произнес Гарри с тяжелым вздохом. Том замер, его пальцы на секунду зависли над котлом. Потом он осторожно бросил в кипящее зелье ингредиенты, перемешал дважды и обернулся. — Так ты поссорился с ними или нет? — Нет. Но мы все равно должны поговорить об этом. В смысле о Волдеморте и… Короче, обо всем. — Ну, что ж. Я понял, что это не главное. Лишь один путь из тысячи возможных, — он криво улыбнулся. — И я все еще хочу власти, но для этого мне не нужно захватывать Британию, вербовать Пожирателей смерти или становиться Темным Лордом. Я никогда не был хорошим человеком, — Том снова повернулся к своему котлу, — но в тот момент, когда ты показал мне свои воспоминания, я возненавидел то, что увидел. Услышав это, Гарри расслабился. Он не собирался говорить об этом вслух, но его безумно пугала мысль, что Том откажется от своих амбиций только ради него. Конечно, изначально было безумием так думать, но если предположить, что это могло оказаться правдой, становилось совсем не до смеха. Для него подобное было огромным давлением и колоссальной ответственностью. Гарри не хотел тащить эту тяжесть в одиночку – не хотел быть единственным, что мешало Тому получить желаемое. В конце концов, когда-нибудь удача могла оказаться не на его стороне. Том снова мог заскучать, расстроиться или просто выйти из себя. Нельзя было исключать ни один из этих вариантов. — Хорошо, — согласился Гарри, шумно выдыхая. — Знаешь, в каком-то смысле ты тоже оказался прав. Я не хочу жить обычной жизнью – она кажется слишком скучной, пресной, неинтересной. Я хочу другого. А еще… я… Гарри замялся. На языке вертелось признание, которое он не хотел делать, только не в самый разгар Зельеварения. Ради всего святого, они только начали разговаривать после долгой ссоры, поэтому, набрав в грудь побольше воздуха, Гарри закончил нейтральным, но решительным: — Я уверен, что мы со всем справимся. Я этого очень хочу. Том понимающе усмехнулся. Он посмотрел на Гарри как на идиота, но в его взгляде светилась нежность. — Значит, мы пришли к соглашению, — подвел итог Том. Когда он немного подвинулся, его рука почти невзначай коснулась руки Гарри. — Ага, — согласился тот. Он пихнул Тома ногой под столом и впервые за последние полчаса огляделся по сторонам. Проверяющий эссе профессор Слизнорт поднял голову и, поймав его взгляд, неожиданно показал большой палец вверх. Гарри засмеялся.***
Когда Том столкнулся с Уизли и Грейнджер, он как раз направлялся в библиотеку – планировал взять книгу по древним рунам. По словам библиотекаря, ее целый месяц держал у себя какой-то пятикурсник, заканчивающий свой исследовательский проект. Том без происшествий поднялся по лестнице – уже предвкушая ощутить шероховатость пожелтевших страниц и насыщенный запах пергамента, – когда увидел поблизости группу младшекурсников. Выработанный годами рефлекс заставил губы растянуться в улыбке. Мысли непроизвольно вернулись к необходимости по-прежнему общаться с Пожирателями смерти и организовывать встречи. Возможно, он сумеет продержаться в таком режиме до конца года, а потом незаметно исчезнет со всех радаров. В конце концов, неважно, как сильно изменились его планы, было глупо отрицать полезность подобных связей. Он как раз поворачивал за угол, когда столкнулся с двумя надоедливыми гриффиндорцами, к слову, плохо представляя, чем все может закончиться. Том и Грейнджер увидели друг друга одновременно – лицо девушки ожесточилось, и она крепко сжала ремешок сумки. Рядом замер долговязый Уизли. Том прошел было мимо, однако прилипшая дежурная улыбка стала шире и сковала лицо судорогой, превратившись в нездоровый оскал. — Реддл, — грубо окликнул его Уизли. Он говорил так, будто избавлялся от флоббер-червей во рту. Пройдя пару шагов, Том остановился. — Ты что-то хотел, Уизли? — повернувшись, невозмутимо спросил он. На лице Уизли заходили желваки, однако увидев абсолютно спокойное лицо Тома, парень, казалось, растерялся и на секунду даже забыл, что хотел сказать. — Ты можешь прекратить свой дешевый спектакль, — немного растерянно выплюнул он в итоге. — И если Гарри нравится тешить себя мыслью, что ты начал жизнь с чистого листа, то мы точно не купимся на это дерьмо. Том моргнул. — Но я начал жизнь с чистого листа, — он удивленно поднял брови. — Разве ты не слышал? Уизли перекосило так, будто он съел что-то мерзкое. — Прекрати, — зарычал он. — Ты точно знаешь, что я хочу сказать. Ты убийца! — И я буду сожалеть об этом до конца своих дней. — Какого хре… — он побагровел. — Ублюдок, думаешь, это смешно? — Я бы не сказал, что убийство – это смешно, Рон. Полагаю, это большая трагедия. И еще, я не хочу долго обсуждать подобные вещи, потому что мне… — голос Тома сорвался. Горечь в его голосе можно было черпать ложками. — Трудно даже думать об этом. Грейнджер схватила Уизли за плечо, когда тот рванулся вперед. Они оба выглядели взбешенными: у Уизли чуть пар из ушей не пошел, а Грейнджер стиснула в руках книги до побелевших костяшек. — Ты можешь прекратить лицемерить? — отрывисто спросила она. Ярости в ней было больше, чем в этом рыжем недоразумении. Но самым забавным было то, что их, казалось, совершенно не заботило, что они стояли посреди коридора на виду у всех. «Гриффиндорцы, — мысленно закатил глаза Том, — действуют исключительно с медвежьей грацией». — Вам не нравится моя новая личность? — невинно спросил он. — Гарри, например, она очень нравится. Глаза Грейнджер потемнели. — Для тебя это игра? Зачем ты постоянно манипулируешь людьми и их чувствами только для того, чтобы потешить свое самолюбие? Зачем ты проникаешь в их мысли, притворяешься… — Это похоже на прежнего Тома, — перебил он. — Новый я о таком даже не думал. Он со своего места услышал, как Грейнджер скрипнула зубами. Она отпустила руку Уизли и шагнула вперед, гневно раздувая ноздри. Том ждал, его лицо все еще оставалось пустым. Но Грейнджер, что удивительно, не стала кричать, брызгать слюной или рвать на себе волосы. Она глубоко вдохнула и негромко, чеканя каждое слово, произнесла: — Я знаю, что ты лжец. И я понятия не имею, что Гарри в тебе нашел, но, клянусь богом, Реддл, если ты продолжишь играть с его чувствами, если ты хоть что-нибудь ему сделаешь – даже если ты просто расстроишь его – я тебя уничтожу. Я упеку тебя в Азкабан на пожизненное, где ты будешь гнить целую вечность за то, что совершил. Я уничтожу все твои чертовы крестражи, и меня не волнует, сколько времени это займет. Будь уверен, я это сделаю. Том задумчиво смотрел на нее, делая вид, что подобные угрозы его не беспокоят. Однако закостенелый страх зашевелился внутри, панически нашептывая: «Беги, прячься. Сотри их воспоминания, уничтожь все улики». Чтобы заглушить навязчивый голос, он усилием воли направил свои мысли в другое русло и вспомнил сегодняшнее утро. Вспомнил Гарри, который растянулся на кровати: его крепкое тело, которое было таким горячим, что им спокойно можно было греться в морозы; его вечно растрепанные волосы, в которые так приятно было зарываться пальцами; его хриплый, сонный голос и ленивую улыбку. Вспомнил тени от его неуклюжих, до смешного густых ресниц, острую линию подбородка и хаотичную россыпь веснушек. — Значит, вы хотите, чтобы я порвал с Гарри? — встряхнувшись, уточнил он. Уизли и Грейнджер замерли, а потом переглянулись между собой с такими растерянными, мучительными выражениями, что даже Том проникся бы состраданием. Если бы умел. — Да, — напряженно ответил Уизли. Том улыбнулся. Осознание чужой ненависти, а в особенности того, что они никогда не получат желаемое, было поистине прекрасно. Это согревало. — Отлично, а что насчет Гарри? Вы спросили его, чего он хочет? — поинтересовался Том. — Или лучшие друзья, — он понизил голос, — лучше знают, что ему нужно. Верно? — Не передергивай. Конечно, мы хотим для него лучшего, — огрызнулась Гермиона. — И это точно не ты. Гарри может ошибочно думать, что ему нужен ты, но это не так. Ты никогда не будешь достаточно хорош для него, Реддл. Как бы ты ни притворялся, что изменился. — Нет. Наверное, нет. Но разве не забавно, что вы ничего не можете с этим поделать? — Ты отвратителен, — хмуро сказал Уизли. — Почему ты не можешь оставить Гарри в покое? Передумал быть Волдемортом? Ты? — он горько усмехнулся. — Ты наврал с три короба, и скоро, будь уверен, вся твоя ложь всплывет наружу, как кусок вонючего го… — Да-да, ты меня поймал, — сокрушенно покачал головой Том. — Жаль, что Гарри этого не знает, не так ли? Их вытянувшиеся лица выглядели бесценно. — Ты… — Уизли пошел красными пятнами. — Ты… — Ты когда-нибудь перестанешь лгать? — взорвалась Грейнджер. — Это не смешно, Реддл, и если для тебя это очередная шутка, то почему ты просто не оставишь его в покое? Том тяжело вздохнул. — А почему вы никак не поймете, что Гарри мне действительно нравится? Вы настолько плохого мнения обо мне? — он ухмыльнулся, когда понял, что сморозил. — Можете не отвечать. — Слушай, Реддл, без обид, но твои слова ничего не значат, — Уизли недовольно скрестил на груди руки. — Почему ты передумал? — Потому что я понял, насколько жестоки и разрушительны мои планы? — Нет. — Потому что… — Том поморщился. Они буквально вынудили его сказать это. — Потому что незачем становиться Волдемортом, если я не могу быть вместе с вашим тупоголовым другом. Такая формулировка вас устроит? — Не называй Гарри тупоголовым, — нахмурился Уизли. — Может, вы перестанете сомневаться в каждом моем слове? В конце концов, Гарри мне нравится больше, чем идея убить вас обоих. Что довольно много, учитывая, насколько серьезным является этот разговор. Он не собирался им ничего объяснять. Это было слишком личное: жар, который он чувствовал рядом с Гарри, и стремительное, всепоглощающее желание, которое преобладало над всем остальным. Или разливающееся в груди тепло и тот необъяснимый трепет, от которых перехватывало дыхание, когда он пытался найти этому хоть какое-то рациональное объяснение. Осознание своих чувств больше не казалось настолько парализующим – напротив, оно успокоилось, такое тихое и задумчивое. Гарри принадлежал ему, и Тому, положа руку на сердце, было абсолютно плевать, что думали его друзья. — Он тебе нравится, — обвиняющим тоном выпалила Грейнджер. Ее глаза изумленно распахнулись, а рот приоткрылся – она смотрела на Тома так, будто у него только что выросла вторая голова. — Удовлетворены теперь? — Вообще нет, — отрезал Уизли. — Я тебе все еще не доверяю и никогда не буду. И я все еще считаю, что ты конченый ублюдок. Том вымученно улыбнулся. — Уверяю вас, это взаимно. Могу еще чем-то помочь? Нет? — он поправил сумку. — Тогда увидимся позже. Я должен встретиться с Гарри, иначе он начнет волноваться. Уизли скрипнул зубами и сжал кулаки, а Грейнджер по-прежнему молча пялилась на него со смесью удивления и неприязни во взгляде. Том развернулся и широким шагом направился в противоположном направлении, что-то бормоча себе под нос. Это определенно стоило того.***
Гарри безуспешно пытался пригладить торчащие в разные стороны волосы, когда они выходили из Выручай-комнаты. Что-то очень светлое и теплое обосновалось у него под ребрами, а погода, будто транслируя его настроение в окружающий мир, стояла просто восхитительная. Коридоры пустовали – большинство студентов веселились на улице, и спустя некоторое время даже Том любезно согласился прогуляться снаружи (вообще-то, Гарри сказал, что тот просто-напросто испугался солнечного света и боится получить солнечный удар, поэтому Тому, разумеется, пришлось доказывать обратное). Гарри вспомнил, чем они занимались недавно – вспомнил поцелуи, пьянящие и неторопливые, и губы вновь против воли растянулись в улыбке. Том остановился рядом – в глубине его глаз, прямо за отливающей красным радужкой, плясали смешинки. Подмигнув ему, Гарри отвернулся и рассеянно провел ладонью по гнезду на голове, но, задев пальцами шрам, остановился. К своему безмерному удивлению, он понял, что почти забыл о нем. Конечно, всколыхнувшиеся на задворках воспоминания заставили Гарри поморщиться и задумчиво провести по рубцу пальцем, но этот бледный, затянувшийся след беспокоил его не многим больше, чем длинный, неровный шрам на руке или белесый отпечаток букв, тянущийся поперек ладони. Исходящее от него тепло соответствовало общей температуре тела, а биение собственного сердца, которое размеренными ударами чувствовалось в шраме, с каждым ударом будто говорило – все плохое осталось позади. Выбросив мысли о крестраже из головы, Гарри снова предпринял попытку придать своим волосам некое подобие порядка, но в итоге плюнул и оставил как есть. Они направились дальше по коридору: вокруг было тихо, если не считать портретов, которые занимались тем, что у них получалось лучше всего – филигранно вели разговоры о высоком. Короче говоря, сплетничали по-черному. Парни спустились по лестнице, миновали длинный коридор со сверкающими доспехами напротив Большого зала и наконец вышли к центральному входу. — Что-то не так? — спросил Том, уловив изменения в лице Гарри. Гарри остановился перед распахнутыми настежь высокими дверями и огляделся: солнце неторопливо катилось к горизонту, оставляя на поверхности озера яркие блики и окрашивая небо в теплые тона. Траву шевелили легкие порывы ветра. Группа студентов под раскидистой ивой о чем-то весело болтала, а чуть поодаль несколько гриффиндорцев перебрасывали квоффл – их громкий смех разносился на всю округу. — Нет, — отозвался Гарри, и, посмотрев на Тома, снова расплылся в улыбке. — Все хорошо. Стая птиц сорвалась с дерева и устремилась к горизонту, шумно хлопая крыльями. Улыбнувшись в ответ, Том подошел ближе, и они вместе шагнули вперед, навстречу долгожданной прохладе вечера.КОНЕЦ
***
Послесловие от Emeralds and Lilies: И… это конец. Честно, даже не верится, что этот фанфик (наконец-то) закончен! Когда я начинала писать его, то даже предположить не могла, что мы окажемся там, где находимся сейчас. А еще я совсем не ожидала, что написание займет так много времени,