serotonin

внезапно я откинулся на спинку кресла и задумался почему ты приходишь и режешь меня и теперь моя кровь течет быстрее, чем бьется мое сердце       Я не хотел идти в колледж. Именно сегодня больше всего, особенно когда моя голова так сильно раскалывается из-за похмелья и мыслей о том, какие ошибки я совершаю на каждом своем шагу, будто не жизнь мне запретила чувствовать счастье, а я сам себе. Я пропускаю первую пару, потому что пытаюсь привести себя в порядок. Я оттягиваю мокрые волосы в районе челки и смотрю, как они уже доходят до места под скулой, что напоминает мне прическу ДиКаприо, но я не собираюсь стричься, мне нравилось то, какими волнами спускаются мои волосы и как иногда растрепанно они выглядят, особенно после чужих рук. И от этого воспоминания к низу моего живота постоянно приливает тепло, а изо рта вырывается выдох, чтобы избавиться от щекочущего чувства в груди. Я все еще не верю в то, что действительно вчера сделал. Я помню, как очень быстро потом свалил, буквально вышел из кухни и бросил Джерарду, что мы уходим, пробормотав что-то наподобие того, что мне нужно срочно домой. Я просто надеюсь, что во всей этой темноте Брендон не увидел мое лицо, потому что, как потом сказал Уэй, по нему не было скрыть того, как сильно меня имели. Хоть и имел, вообще-то, я.       Я сглатываю, пытаясь не вспоминать вчерашний вечер. Жар по телу это, конечно, здорово, но не когда к нему в придачу стыд. Я не знаю, как смотреть Джошу в глаза сегодня, и мысль о том, чтобы забрать документы, становится с каждым новым шагом сильнее. Меня трясет, пока я пью свои таблетки и смотрю в зеркало, пытаясь найти в темных глазах напротив хоть что-то похожее на ясный разум, но нахожу лишь чистую безнадежность. Пропал и даже не оставил записку.       Какое-то время удача была на моей стороне, ведь ни Брендона, ни Джоша я не видел. Скорее всего, это было просто благодаря тому, что я раньше всех выбегал из кабинета и раньше всех оказывался в новом, испытывая каждый раз микроинфаркт от паники и пробежки. Я постоянно хотел курить и мог наслаждаться лишь электронками, от которых меня чуть ли не выворачивало. Я не мог пойти на улицу и насладиться курением там, потому что была большая вероятность встретить Дана. И, хоть у меня и пробегала мысль о том, что Джоша возможно и нет в колледже, она окончательно исчезает, когда на следующей паре по литературе ко мне подсаживается Брендон, протягивая флягу. Меня долго ждать не приходится, и я делаю два обжигающих глотка, тут же хмурясь, но в миг ощущая расслабление, которое прокатилось от моего желудка к моему мозгу. Ему уже было все равно чем, главное закинуться и ощутить хоть какое-то опьянение.       — По какой-то причине Джош сегодня слишком нервный и желает с тобой поговорить, — говорит Ури, крутя ручкой, и при этом не отводя взгляд с мини-фильма, который поставил преподаватель для изучения новой темы. — Мне плевать, что именно там между вами произошло, но просто честно ответь, стоит ли мне об этом начать волноваться?       Мне нравится то, что Брендон не был собирателем сплетен, и его действительно никогда не интересовало, что там у других людей в штанах, пока это не касается его самого или его близких людей. Он защищает Джоша, не хочет, чтобы тот опять угодил в неприятности, и это действительно похвально. Дану можно позавидовать. — Нет, — отвечаю я, сжимая крепко челюсть, чтобы перестать ощущать ее слабую дрожь.       Брендон лишь на секунду бросает взгляд своих темных глаз на меня, а потом его отводит. Я знаю, что Ури не перестанет ко мне приглядываться. Каждый раз, когда будет ощущать напряжение Дан, будет его ощущать и Брендон, я для него как холодное оружие, которое лучше всегда держать на виду. Однако я не понимаю, почему другое холодное оружие, которое будет мощнее меня в своих планах, Ури так легко подпустил близко. — Брен, — подаю я голос через какое-то время, и, судя по тому, как он перестает клацать ручкой, он меня слушает. — Райан не такой, каким может казаться. — Паршиво, что ты думаешь, что я настолько глуп, чтобы этого не понять, — усмехается Брендон, беря флягу и делая быстрые глотки, потом передавая мне остатки. — Побеспокойся лучше о себе, Тайлер, потому что мне кажется, ваш разговор с Джошем будет не из приятных.       Он смотрит на меня, буквально указывая своими словами, чтобы я не лез в его дела, когда меня об этом не просят. И я вижу, что он знает (либо догадывается), что именно произошло вчера, но он не будет об этом говорить, если, конечно, я все-таки перестану лезть не в свое дело. Я даже слегка краснею, но потом киваю, выпивая остатки алкоголя и возвращая его Ури. Никогда нельзя его недооценивать.       Но как бы Ури не пытался на меня воздействовать, перебороть свой страх я не смог, и после этой пары успешно сбегаю, пока сзади раздается расстроенное "Джозеф...". Может быть, мне было бы легче, если бы Брендон не говорил о том, что разговор будет трудным. Я знаю, что поступаю сейчас как ребенок, но я думаю, что мне лучше стоит сначала покурить, потом хорошенько обдумать то, что я хочу сказать, на последней паре, и уже потом поговорить с Джошем, если, конечно, мы случайно встретимся. Если не встретимся, то разговор перейдет на следующий день, или в любое другое время.       Но, естественно, я совсем забыл о том, что невезучий, и в моем случае, когда я бегу от проблем, они меня всегда догоняют. — Тайлер.       Я сталкиваюсь с чужой рукой, которая становится моим препятствием к выходу на улицу. Я тут же узнаю разноцветный рукав и крепче сжимаю кулаки в карманах моих штанов, переводя взгляд на лицо Джоша. Оно более чем расслабленное, даже не злое и не сочувствующее, ожидающее, что я прямо с ходу выложу все, что думаю. Но как бы не так, я даже сам не ожидаю того, что вырывается из моего рта в эту же секунду: — Я не хочу говорить.       Моя рука касается руки Дана снизу и толкает ее наверх. Она спокойно поддается, и я прохожу дальше, щупая в кармане пачку сигарет, чтобы хоть как-то отвлечься. Само собой, Джош идет за мной и, скорее всего, не перестанет, пока я не поговорю с ним. Это бесит, я вновь ощущаю чувство, схожее с тем, какое у меня было возле дома Росса, когда Дан пришел за мной. Я настолько нервный, что мне хочется развернуться и ударить его, только бы он перестал идти за мной. Я ударяю по двери, ведущей на улицу, но этого удара не хватает, чтобы полностью ее раскрыть, однако Дан приходит мне на помощь, и его рука оказывается над моей головой, придерживая сраную дверь. Сделав два шага я останавливаюсь, а потом делаю глубокий вдох и разворачиваюсь. — Что во фразе "я не хочу- — Конфетка!       Я замираю, продолжая смотреть Джошу в глаза. Он не понимает, почему я заткнулся и, скорее всего, даже не придал значения этому левому крику. Никто не придал, потому что кто угодно мог такое выкрикнуть. Например, парень, который нашел сладость, оставленную кем-то после обеда, или же парень, у которого спросили, что он жует, может быть парень, который сравнил свою девушку с конфетой. Никто здесь не знает, что это мое прозвище, и никто не знает, кто именно меня может так называть.       Внезапно все люди, вышедшие на перемену подышать свежим воздухом, становятся фоновым шумом, я отчетливо слышу свое сердцебиение в ушах, а мои глаза уже смотрят куда-то сквозь Джоша, когда ноги не хотят разворачивать отяжелевшее тело, чтобы убедиться в том, что мне не показалось. Я сглатываю, а мои ладони мгновенно потеют. Я понимаю, что мне нужно обернуться и увидеть, кто именно это выкрикнул, но внутри таится надежда, что, может, если я не повернусь, то он подумает, что обознался и уедет. Зря я надел бежевый свитер сегодня. Нужно было сжечь все вещи, которые он на мне видел, и перекрасить волосы. Может быть, даже сбрить налысо.       Я все-таки беру себя в руки и медленно поворачиваюсь, уже готовясь к тому, что увижу. Он мог меня окликнуть и во второй раз, если бы я продолжал стоять, но уже сказать не что-то общее, а что-то, что привлекло бы лишних людей. Такой вот он человек и, наверное, хорошо, что я не забыл его привычки и повадки.       Лео стоит на парковке, прислонившись к черной мазерати. Яркое солнце смягчает его золото в волосах (обычно волосы Лео имеют цвет грязного золота) и сейчас оно выглядит более благородно и прозрачно, а ветер развивает локоны в стороны, но солнцезащитные очки, которые были одеты как ободок, мешают им попадать на лицо. Руки Лео держал в карманах кожаной куртки, но сейчас одну вытаскивает, чтобы легонько помахать мне двумя пальцами, при этом улыбаясь так, будто безумно рад меня видеть. С тех пор, как он меня бросил, прошел год. И я знаю, что он приехал не потому, что соскучился.       Я глубоко вдыхаю и пытаюсь не давать панике меня окутать, хотя уже чувствую, как руки предательски трясутся. Я больше не такой смелый, каким был тогда, да и глаза у меня теперь смотрят шире, поэтому я все мгновенно осознаю. Я отвожу взгляд и разворачиваюсь, чтобы уйти за здание, где я обычно курю, игнорируя существование курилки. Я пытаюсь идти прямо, но ноги предательски подкашиваются, и я теряю ориентацию, то и дело сталкиваясь с кем-то. Я не извиняюсь и достаю сигарету, которая начинает неприятно липнуть к моим рукам. Пламя моей зажигалки постоянно потухает из-за дрожащей руки, и я матерюсь под нос, разжигая в себе из-за этого еще больше нервозности. Моя шея дергается в тике, отчего мышцы вспыхивают болью, и я хмурюсь, понимая, что не могу это контролировать. Внезапно перед моим лицом появляется зажигалка с огнем, который от ветра защищает ладонь. Я и не заметил, что все это время рядом был Джош. Ему дико повезло, что Лео спас его от вспышки моего гнева.       Я, кажется, делаю слишком сильную затяжку, ведь сразу же закашливаюсь, но мне это нужно, мне необходимо отвлечь свое тело от паники, а мозг от желания прямо сейчас дать деру. В любом случае, я знаю, что Лео не пойдет сейчас сюда, скорее всего, он уже уехал. Его целью был не разговор со мной, а банальное запугивание, с чем он успешно справился. — Кто это был? — спрашивает Джош, который так же зажигает свою сигарету, и я нервно облизываю губы, ища во вкусе шоколада на них какое-то утешение. — Мой бывший.       Я отвечаю мгновенно, а потом смотрю на Джоша, который никак на это не отреагировал. Ну, ему, наверное, хватило времени обдумать тот факт, что я гей. — Видимо, плохо расстались? — Джош кивает на меня и обводит взглядом, показывая этим, что мою панику от этой встречи не заметил разве что слепой. — Типа того.       Он поставил меня перед фактом своего уезда в тот момент, когда машина сзади него уже сигнализировала о том, что пора уезжать. Я думал, что мы проведем очередной вечер за снюхиванием дорожек и сексом. Никогда я еще не чувствовал себя таким опустошенным. Но это не все, что случилось в тот день. Я не говорю Джошу об этом, но он и не просит, он молча курит со мной и молча помогает мне закурить вторую сигарету. Лучше я буду трястись от никотинового передоза, нежели от паники, скрутившей мне желудок. — Я пойму, если ты не захочешь больше быть моим спонсором, — говорю я, наблюдая за тем, как пепел падает на асфальт. Джош слегка щурится на меня из-за ветра, прикрывая свою сигарету около ноги. Мне просто нужно было хотя бы отвлечься на этот разговор. — Не в этом дело, — качает он головой, вновь смотря куда-то на деревья. Пара уже давно началась, но мы оба не торопимся возвращаться в колледж. — Мне кажется, я бы никогда и не смог стать тебе спонсором, Тайлер. Ты не видишь меня им. Ты видишь меня кем-то другим.       Эти слова отдаются эхом в мое сердце. Джош знает кем, но он об этом не говорит, дает волю мне сделать первый шаг. Я поглаживаю шею и ощущаю, как тик перестает на меня действовать, но шея болит так, будто ночью я ее отлежал, а потом в какой-то момент резко дернул. И все же это лучше. — Ты мне нравишься, — выпаливаю я прежде, чем успеваю об этом подумать. Но сейчас мои щеки не горят, лишь пустой взгляд, которым я смотрю на свои ноги. Да и, черт, после вчерашнего Джош уже наверняка об этом догадался. — Вот именно поэтому я и не могу быть твоим спонсором, — произносит он, и я чувствую его взгляд на своем лице, такой горячий и прожигающий, но все равно не смотрю в ответ, лишь сильнее затягиваясь. Легкие будто скрипят на выдохе. — Ты зависимый, Тайлер, и не хочешь от этой зависимости избавляться. Может, ты не употребляешь, когда я рядом, но что будет, когда меня не будет рядом? Я не хочу держать себя в такой опасной для себя ответственности.       У Джоша Дана есть несколько граней — золотой одуванчик и бьющая об камень, как об реальность, кувалда. Он говорит такие вещи абсолютно спокойно, хотя знает, что мне и так хуево сейчас. Но, вообще-то, именно это так привлекает. Он не жалеет, не произносит утешающие слова, он возвращает мои ноги на землю, ценит свое время и силы, показывает мне то, что хреново тут не только мне, заставляет чувствовать не панику, а желание сражаться. И, может, с другим бы человеком я бы просто кинул что-то вроде: "Ты не понимаешь", и просто убежал бы, как ребенок, но с Джошем я поднимаю взгляд и твердо смотрю в его глаза. — Тогда будь мне другом, — говорю я, потому что мне действительно важно время и важны силы Джоша, а еще мне стало важно его присутствие в моей жизни. И если ему будет легче от того, что мы просто поменяем формальности, то я готов на это идти, и даже готов сражаться, если Дану будет трудно принять решение. — Тогда перестань мне врать.       Я уже было открыл рот, чтобы сказать, что не вру, а лишь не договариваю, но тут же его закрываю, и Джош удовлетворенно кивает. Все козыри на его стороне, мне лишь остается поддаться под эту власть, чтобы получить нужное мне тепло без каких-то обязательств и наручников в виде спонсорства.       Я вздыхаю, выкидывая дотлевшую сигарету и замечая, что руки перестали трястись, в теле лишь осталась усталость, как будто при голоде. — Прежде чем я буду готов поделиться своими секретами, сможешь подвезти меня кое-куда?

***

      Личный кабинет Кэндис отличается от той комнаты в клинике. Здесь все выглядит более уютно, хоть интерьер и сохраняет эти обязательные и типичные атрибуты, которые должны быть в каждом кабинете психотерапевта. За исключением разве что кресел-мешков, которые я так люблю подкладывать под ноги, когда собираюсь вздремнуть под очередной бубнеж Кэндис о том, как прошел ее день. Я разговариваю с ней по настроению и чаще всего его у меня нет, так что ей просто приходится чем-то заполнять пустоту нашего сеанса. Естественно, ее бубнеж имеет много скрытых смыслов, и иногда она даже говорит какие-то вещи, которые отзываются у меня в голове, но... я все же предпочитаю под него засыпать.       Думаю, что сегодня тоже так будет, ведь я пришел сюда только из-за Джерарда. — Давненько мы не виделись, — улыбается она, поправляя свои искусственно блондинистые волосы, чьи концы забавно были подвиты наверх. — Как твои дела, Тайлер?       Да, не виделись мы с последнего сеанса в клинике. На самом деле, все это время я обязан был к ней ходить и так же отмечаться, но меня радует тот факт, что она не только не указывает мне на это, но еще и не отмечает мое отсутствие. По ее календарю я хожу к ней каждую неделю. — Очень тяжко на новых таблетках, они совсем мне не помогают, — говорю я, скрещивая ноги на мешке и откидываясь спиной на спинку дивана. — Может быть, если бы мне вдобавок выписали диазепам, то было бы еще более менее.       Передо мной на столе лежал блокнот и стояла кружка с мятным чаем. Кэндис знает, что я люблю записывать что-то, если это придет мне на ум, но чай у нее я пью изредка, хотя она и всегда мне его наливает. — Твоя мама сказала, что у тебя появились побочные эффекты от прошлых, расскажешь об этом? —Кэндис пропускает разговор про диазепам, потому что этот препарат вызывает зависимость и приводит к сильной худобе. По сути, такой же наркотик. — Она перепутала, — отмахиваюсь я. — Просто сложновато было приходить в колледж после того недоразумения.       Да, наверное странно, что я называю недоразумением свой передоз, но мне так намного легче. Это ведь действительно было недоразумением. И Кэндис будто так же прочитала мои мысли, ведь откладывает чашку и делает какую-то заметку в таком же идентичном блокноте, как у меня. — Кстати, как обстоят дела в колледже?       Сегодня Кэндис более разговорчивая, она задает очень много вопросов. Видимо, хочет разговорить меня и понять, действительно ли я бросил баловаться наркотиками. Но что-то в этом психотерапевте меня все же отталкивает, однако не настолько, чтобы я желал от нее избавиться. Наверное, эти волосы цвета пшеницы или, быть может, голубые глаза. Ага, все это дико напоминает Келли. А еще я не мог вывести Кэндис из себя, что поначалу меня дико раздражало, но потом она сказала что-то вроде: "Используй свой гнев в правильное русло и тогда ты создашь что-то чудесное, нежели черную дыру в твоей душе от попытки бросать камни в стену в надежде, что они расколются", и дала мне блокнот. Однако она все же не может мне помочь, мы оба это знаем. Она может лишь сказать, как сделать так, чтобы удары приходились мягче, но не избавить от этих ударов. Поэтому мне необязательно с ней разговаривать и выкладывать все, что происходит в моей жизни. Я не выкладываю, оставшиеся сорок минут она рассказывает мне о своих кошках, которых она решила недавно выгулять, а я неосознанно рисую их в своем блокноте. Я никогда не забираю его, мне было даже все равно, если бы Кэндис его просматривала, там нет чего-то такого, что я бы держал в секрете от нее. Так, стихотворения, рисунки, короткие сочинения по поводу новой стрижки Кэндис или ее новых духов и заметки в будущем не развивать тему хобби (это как красная тряпка для быка, только для Кэндис). — Тайлер.       Я уже вставал, чтобы уйти, но пришлось остановиться и устало взглянуть на женщину. Сегодня нужно еще идти на собрание. Ощущение, будто так много дел за сегодня, а я ни на одно не успеваю. — Я выпишу тебе эсциталопрам. Полторы таблетки в день.       Я киваю. Хоть я и выиграл этот бой, улыбаться мне не хочется, только лишь сглотнуть соленый ком и попытаться быть благодарным хотя бы за это. Но я рад, что Кэндис не нужно говорить, чтобы она и так все понимала. — Знаешь, мистер Пушистик персидский кот, он не отходит от своей мышки и из-за него мне пришлось перейти на жалюзи, хотя про персидских говорят, как про самых спокойных и ленивых котов, мистер Бант же сиамский, но это самый ласковый и дружелюбный кот из всех, которых я встречала, несмотря на то, что чаще всего они агрессивные, — говорит Кэндис, что заставляет меня снова остановиться, но на этот раз в дверях. — Если бы я поддавалась этой внушаемой мне проекции, то, возможно, и мои коты стали бы этой проекцией. Жаль, что с людьми так не работает, ведь они это отдельные индивидуумы со своими эмоциями, чувствами и переживаниями. Даже если вы пережили похожие ситуации, это еще не значит, что вы чувствуете одно и то же к этой ситуации. Проецировать чувства на другого человека — значит забыть, что эти чувства на самом деле твои. Помни об этом, Тайлер.       Я не оборачиваюсь, чтобы просто не показывать то, как дрожат мои губы, а, может быть, я просто не могу пошевелиться от этого выстрела по моему черепу. Кэндис не нужно было знать деталей, чтобы понять, что я чувствую, ей так же было не нужно, чтобы я раскрепощал перед ней все свои эмоции, будто она и так видит меня насквозь. Может, это тоже одна из причин, почему я к ней не люблю ходить. В любом случае, я ничего не говорю и закрываю за собой дверь, выходя к парковке, где Дан все еще ждет меня. Может быть, мои эмоции действительно так легко читаются? Я даже не просил его остаться, хоть и боюсь, что Лео в любой момент подхватит мое тело, проезжая мимо на мазерати.       Мне не по себе, когда я сажусь обратно в машину, и я не смотрю Джошу в глаза. Мне незнакомо то, что я чувствую, когда обо мне так заботятся, когда мне не нужно говорить, чтобы человек и сам все понял. Точнее, хотел сделать что-то для меня. Как будто бы я вышел из клиники и разблокировал доступ к новым людям, к нормальному обществу. Как жаль, что на самом деле это не игра, и прошлое даже сейчас царапает мою грудь. — На собрание?       Я киваю. Иметь собственного водителя не так плохо.

***

      Наверное, мне стоило все-таки расслабиться за три дня, а не ходить, оглядываясь по сторонам, так бы я продлил хотя бы ощущение временной свободы. Но я Тайлер Джозеф, который всегда будет паниковать вместо того, чтобы наслаждаться последними моментами. А еще за эти дни я совершенно никого не предупредил о Лео, просто я знал, что за этим последует, и знал, что так или иначе наша с ним вторая встреча неизбежна и будет лучше, если она пройдет гладко. По крайней мере, я так считал, пока в вечер четверга в мое окно не постучали.       Мои инстинкты действуют за меня, пока внутри бушует ураган из страха. Мне нужно было две секунды, чтобы успеть написать номер Джерарда Уэя на маленьком листке и спрятать его под резинку моих боксеров прежде, чем стук усилился, грозясь разбить окно. Я пытаюсь контролировать дыхание, когда раскрываю одну часть занавесок и вижу полностью безэмоциональное лицо, смотрящее на меня с той стороны окна. На лысой, татуированной голове отблескивает желтый свет от фонарей, пирсинг на губе двигается, пока Стив жует жвачку. Конечно, Лео даже не удосужился появиться за мной лично, он прислал ко мне моего бывшего дилера, который в последнюю нашу встречу направлял на меня пистолет, и я был уверен, что и сейчас он держит этот пистолет в одном из карманов своей ветровки, куда были сложены его руки. — Эй, Стиви, какими судьбами? — я улыбаюсь, когда открываю окно. Не хочу показывать свой страх, эти люди только больше этим питаются. — Давненько мы не виделись, а? Слышал, ты сделал татушку на мошонке, видимо, тебя совсем не пугает боль в этом месте, раз после прокола ты решил еще проколоть это место сотнями иглами, ух...       Стив никак не реагирует, лишь делает шаг вперед и легко пролезает в мое окно, оглядываясь, чтобы убедиться, что здесь никого нет. — Лео ждет, — говорит он, вытаскивая руки из карманов и складывая их на груди. Как я и говорил, из правого кармана торчит обойма пистолета. — Одевайся.       Стив даже не шевелится и не сводит с меня взгляда, будто сразу перечеркивает этим все мои уловки, но я все же попытаюсь. — Я немного стесняюсь... может, отвернешься хотя бы?       Я трахался со Стивом пару раз ради наркоты. Я тогда был очень отчаянным после ухода Лео, у меня не было ничего, кроме желания раствориться в таблетках. Сейчас мне стыдно вспоминать это, беспорядочные половые связи ради наркоты делали меня хуже шлюхи, но я горжусь хотя бы тем, что пользовался презервативами, либо лгал, что болен СПИДом, чтобы партнеры точно использовали презервативы или жалели меня и давали порцию за отсос.       Стив тяжело вздыхает, его правая рука тянется в карман, и я слышу характерный щелчок, после которого тут же вытягиваю руки в предостерегающем жесте. — Да окей, окей, я понял, — говорю я, ту же стягивая свою футболку и домашние штаны. — Не злись, я просто соскучился, а ты походу совсем не в настроении поболтать.       Я натягиваю первое, что попадается мне под руку — рванные джинсы и черное худи, пока Стив все еще не сводит с меня взгляд, затем берет мой телефон с комода и протягивает мне. — Напиши своей семье, чтобы они не волновались о твоей пропаже.       Я сглатываю, беря телефон и смотря в глаза Стива, пытаясь понять его дальнейшие действия. Я знаю, что если и сбегу сейчас, то подвергну свою семью опасности, да и себя тоже. Стив не блефует, ему ничего не стоит подстрелить такого, как я. Но его цель не убийство, Лео тоже не собирается убивать меня, скорее всего, он просто хочет отомстить и напомнить мне, что я принадлежу ему, даже если мы уже давно не виделись. Я никогда не любил Лео, это просто была потребность, он знал, как и чем затуманить мои мысли, чтобы я думал, что по уши влюблен.       Я пишу своей маме, что собираюсь к Джошу, и показываю это сообщение Стиву, после чего тот берет мой телефон и кладет в свой карман. Мама знает, что Джош мой спонсор, и у нее есть его номер телефона. Я думаю об этом на случай, если мне не удастся связаться с Джерардом и что-то пойдет не так, к двенадцати ночи Келли запереживает и захочет мне позвонить, если я не отвечу, она позвонит Джошу. Правда вот я понятия не имею, как Дан сможет меня найти, если даже я сам не знаю, куда мы поедем.       Я надеваю кеды и вылезаю в окно вместе со Стивом (он думает, что если я выйду через дверь, то предупрежу свою семью о том, что меня крадут, будто я действительно готов привлечь их к такой опасности).       В машине Лео не было и от этого мне становится еще беспокойнее. Было бы легче, если бы опасность сидела передо мной сразу же, а не нужно было бы к ней ехать. В моей голове сотня вариантов того, что этот парень может сделать. И из этой сотни ни одного хорошего не было. В такие моменты память дает тебе всплески, крупицы воспоминаний, которые твой мозг решил стереть из-за сильного стресса, который наркотик пытался подавить, но у него не выходило. Лео жестокий человек и у него было много фетишей, которые он иногда практиковал на мне. Он накачивал меня дурью, а затем пил мою кровь, говоря, что так наркотик срабатывает намного лучше. Он меня связывал, душил, иногда пристегивал к батарее и не давал ни пить, ни есть, ни даже наркотики, а потом с улыбкой смотрел, что я выберу первым, когда освобожусь. И это всегда были наркотики. Он называл меня конфеткой, потому что я сидел на депрессантах, которые мне выписал психотерапевт, и при этом баловался амфетамином, поэтому это прозвище сильно въелось в мою голову. Но он не бил меня. По крайней мере, я не могу вспомнить, чтобы он хоть раз меня ударил без сексуального намека. Он гладил меня и целовал, чтобы я размяк, а потом трахал так, что из меня текла кровь, а все бедра были в синяках, но наркотики заглушали боль, поэтому даже на утро мне нравилось то, как он приказывал мне обслуживать себя, манипулируя нежностью и любовью. Сейчас, вспоминая все это, мои руки трясутся, а глаза бегают в попытке запомнить дорогу, как пугливая кошка, а раньше для меня это казалось идеальным проявлением любви.       Мы останавливаемся около старого мотеля, который даже не был чем-то подсвечен, кроме нескольких окон, в которых двигались тени. Он был буквой "П", с лестницей на улице, которая вела на второй этаж, огражденный ржавыми перилами. В этом мотеле обычно собираются либо нарики, либо шлюхи, либо же те, у кого совсем мало денег для мотеля получше, но даже многие из них больше предпочитают ночевку в палатках рядом с шоссе, нежели тут. Я был здесь однажды, когда приходил за очередной дозой. И все это заставляет мои ноги подгибаться при каждом шаге. На лбу выступает пот, и моя паника доводит меня до предела, когда я останавливаюсь и поворачиваюсь к Стиву, беря его за ветровку и заглядывая в глаза. — Стив, пожалуйста, — умоляю я дрожащим голосом, совсем не похожим на тот, каким я разговаривал со Стивом ранее. И это приводит его в замешательство. — Я сделаю что угодно, не отводи меня к нему.       Стив какое-то время смотрит мне в глаза, и я уже думаю, что он все-таки сжалится, вспомнит, что однажды мы с ним смеялись, укуренные, рассказывая друг другу секреты, но черные глаза приобретают холод, а в мою грудь упирается пистолет. — Нужно отвечать за свои действия, Тайлер, — говорит он, отталкивая меня дулом, и на место паники внезапно приходит... злость. Я щурю глаза, а потом усмехаюсь. Ну, конечно. — Пошел ты на хуй, лицемерная сволочь, — шиплю я, будто совсем не боясь указывающего на меня пистолета, а потом даже делаю шаг вперед, давая дулу снова прикоснуться к моей груди. — Что бы он тебе ни пообещал, не надейся это получить, этот лживый подонок- — ...уже устал тебя ждать.       Я тут же вскидываю голову, смотря на улыбающееся лицо. Лео стоял и курил, прислонившись к периллам. Он подмигивает мне, а его волосы развивает вечерний ветер. Я замер, сглатывая, чувствуя, как страх снова мной овладевает. Бежать некуда, и его взгляд буквально кричит мне "Только посмей и ты пожалеешь". Стив толкает меня к лестнице, и на этот раз я иду послушно, сжимая свои кулаки, пытаясь отвлечься хоть на какую-то боль. Кто знает, может быть, сегодня Лео покажет, как выглядят синяки от его кулаков на моем теле.       Я иду к Лео и знаю, что мой шаг себя выдает, однако я стойко держусь. Держусь так же, как держался со Стивом, пытаюсь показать, что вовсе не боюсь, даже если они оба уже видели, какими волнами иногда этот страх меня захлестывает.       Лео протягивает ко мне руки, а потом притягивает и утыкает мое лицо в свою шею, крепко обнимая, что на какое-то время сбивает меня с толку. — Я так скучал по своей конфетке, — шепчет он мне в ухо, и я морщусь от знакомого запаха - гарь, остающаяся на ложке после героина, одеколон и шампунь с еловыми нотками. Что-то даже с годами не меняется.       Я не обнимаю его в ответ, потому что не скучал. Может быть, первое время да, но потом нет. Я лишь жалею, что за этот год не подрос и не набрал мышечную массу, может, тогда бы я смог дать ему отпор, но сейчас я слишком крошечный по сравнению с ним и Стивом. Я зажат в угол и остается только хорошо себя вести, чтобы остаться целым. — Если так скучал, то почему бросил?       В моем голосе звучит нотка обиды, и он отстраняется, чтобы взглянуть на меня своими до ужаса холодными голубыми глазами. — Ох, милый, так было нужно, — отвечает он, гладя меня по щеке, а потом за локоть ведя к двери номера, выкидывая сигарету за спину.       Каждый его милый и заботливый жест отдает напряжением в моей груди. "Кнутом и пряником", я знаю методы Лео даже лучше, чем он сам. Иногда ему даже удается сочетать и кнут, и пряник одновременно. Прирожденный манипулятор.       В номере меня тут же встречают клубы дыма, запах табака был перемешан с запахом марихуаны. Лео необязательно было выходить и курить на улице, он специально ждал меня. Помимо нас троих, в комнате сидело еще четверо. Я знаю всех. Один из них Флейк, а другой Буда. Не у каждого наркомана было свое прозвище, но вот у наркоторговцев были только прозвища, по ним сразу можно было определить, чем те торгуют (в случае с наркоманами, что они употребляют), и Лео в напарники выбрал себе важных шишек, которые продают только качественный и дорогой товар. Буда — японец с большим животиком и таким видом, будто он сам Пабло Эскобар. Именно из-за него по всей комнате шел этот травяной шлейф. Флейк же чернокожий американец, тощий с всегда расслабленным и даже посмеивающимся лицом. Он больше был похож на алкаша в майке с пятнами и изношенными ботинками. Он получал огромные суммы денег, но предпочитал упарываться в хлам, нежели купить себе нормальных шмоток. Что Буда, что Флейк одарили меня непричастным взглядом, но и мое внимание надолго на них не задержалось, потому что перед моим взглядом мелькает синяя голова, и я тут же ощущаю облегчение, когда вижу Симу и Бобби. Будто Лео не забыл на эту вечеринку и моих друзей позвать.       Бобби — это парень с стрижкой под две насадки, его рост ниже моего, а на лице рассыпается куча веснушек, он любит кислоту и по его выражению лица было понятно, что он и сейчас под ней. Он стоит в углу и тыкает пальцем в цветок, постоянно смеясь и зовя Симу, чтобы она посмотрела на "смешную форму лепестка, похожую на лопатку с дырками для переворачивания блинов". Сима же расслабленно расположилась около подоконника с закрытыми глазами, возможно, она тоже под кислотой. — Я в туалет, — говорю я Лео и устремляюсь направо в одну единственную дверь, которая дает какое-то уединение в этой тесной и душной комнате.       Я щелкаю слабым замком, понимая, как легко будет его выбить, если я задержусь надолго. Я не собираюсь сбегать, тут даже не было путей отступления, только ржавый душ и грязный толчок. Я достаю бумажку и быстро оглядываюсь, пытаясь прикинуть, куда я могу ее положить, чтобы никто не смог ее заметить. Я присаживаюсь и просовываю руку между задней стенкой туалета и трубой, которая ведет все отходы в канализацию. Я оставляю бумажку там, а потом смываю, чтобы сделать вид, что я действительно сходил по нужде. Я не хочу возвращаться и даже даю себе какое-то время осмотреть себя в грязном зеркале, но потом вздрагиваю от стука и все же отщелкиваю дверь, буквально ловя ввалившуюся девушку. — Тайлер, — Сима пьяно улыбается, держась за мои руки. — Как я рада тебя видеть. — Ты же бросила, — парирую я, сглатывая тяжелый ком в горле. Ее лицо вмиг напрягается, а потом она отводит взгляд, и он становится каким-то озабоченным, что вмиг заставляет что-то внутри меня екнуть. — Я пыталась, я...— Она замолкает, а потом вновь смотрит на меня так, будто в чем-то виновата. — Тайлер, я... прости, он... я должна была сказать, где ты.       Лео нашел меня не без помощи моих старых приятелей по наркотикам, я знаю это, но я не виню Симу. Единственное, за что я ее винил, так это за то, что из-за нее я попал в клинику, но со временем ушло даже это. Я знаю, что мы, наркоманы, можем продать кого угодно за дозу.       Я кладу руки ей на плечи, а потом обнимаю, зарываясь носом в синих волосах. Сима обнимает меня в ответ, продолжая шептать извинения. — Эй, если хочешь помочь, — шепчу я, — там, за унитазом... помоги мне.       Сима вмиг отстраняется. В ее глазах читается страх, и я понимаю почему. Если Лео узнает, то не только мне крышка. Мне остается только надеяться, что переполненный наркотиками разум Симы сделает правильный выбор, а даже если не сделает, я не собираюсь ее винить. Однажды эта девушка спасла мою жизнь, может, получится еще раз?       Я снова оказываюсь в комнате, на этот раз и Бобби меня замечает, радостно махая. — О Господи Боже, ты жив, поверить не могу!       Наверное, он забыл, как навещал меня в больнице.       Лео сидит на диване, его ноги с кожаными сапогами лежали на низком столике, на котором валялись пакетики с белым порошком, таблетки, шприцы и жгут. Было только вопросом времени, когда Лео возьмется за героин. Он жестом подзывает к себе, и я прохожу вперед, садясь на другом конце дивана от него, но его, кажется, это вовсе не задевает. Он продолжает курить и я чувствую его взгляд, который меня разглядывает. — Ты изменился, Тайлер,— произносит он, пока я разглядываю картины за Будой и Флейком (какой-то жуткий постмодернизм с куклами, играющими на флейте, и разноцветными геометрическими лицами). Все, что угодно, чтобы не смотреть на порошок передо мной. — Похорошел.       Я чувствую тяжелые шаги сзади. Стив становится позади. — Ага, спортзал и правильное питание, — усмехаюсь я, снова надевая маску безразличия, будто мне совсем не страшно, что меня окружает четверо парней, которые были больше и сильнее меня. — Мне же нужно было на что-то отвлечься, когда ты меня бросил.       Не надо думать, что я рою себе могилу. Я отвлекаю Лео, тяну время, сохраняю его для Симы. Лео должен думать, что я до сих пор обижен на него за тот случай год назад, пусть думает, что я до сих пор "его конфетка". — Да ладно тебе, Тайлер, хватит дуться, сейчас же я здесь и привез тебе подарок.       Он тушит сигарету, а потом встает, кивая Буде, и тот послушно достает из кармана пакетик с маленькими, плоскими таблетками. Я вмиг напрягаюсь, смотря на то, как Лео улыбается, убирая прядь волос со своего лба за ухо, показывая мне этот "подарок". — Помнишь ты как-то говорил, что хотел бы попробовать фентанил?       Нет.       Мои руки цепляются за диван, а глаза сильно округляются, пытаясь найти в чужих глазах напротив хоть долю смеха. Хоть бы Лео шутил, пожалуйста. — Нет, я просто размышлял, что люди под ним чувствуют, — говорю я, нервно сглатывая и собираясь дать деру в любую секунду. Или хотя бы попытаться. — Ты думаешь, что я не знаю, как выглядит желание в твоих глазах, конфетка? — с прищуром спрашивает Лео, садясь передо мной на корточки и открывая пакетик. — Чего ты так занервничал? Знаешь, чего стоила мне эта таблетка, а? — Я не.. не хочу, Лео, пожалуйста...       Фентанил это что-то вроде розового героина в мире амфетамина. Случаи передоза слишком частые, люди буквально могут умереть, только единожды попробовав. Да, может, в глубине души я желал этот наркотик, я желал хоть что-то от такого долгого воздержания. Лео прав, во мне буквально кипит желание проглотить эту таблетку и забыться, но перед моими глазами встает лицо мамы, лицо Джоша, лицо Джерарда, как сильно они разочаруются, когда узнают, или как сильно будут горевать, если я умру. Я проделал такие шаги и не могу сейчас взять и все это перерубить. Ради них, я просто не могу, хотя эта пропасть такая привлекательная. — Ха... ты что, завязал?       В глазах Лео проносится странный блеск, когда как мои наполняются слезами, и я с силой отталкиваю себя от дивана, но руки сзади сжимают мои плечи и сажают обратно с характерным скрипом пружин старого дивана. Лео же подрывается вперед и хватает меня за волосы, больно оттягивая назад и заставляя закинуть голову. Я сопротивляюсь, отталкиваю от себя Лео, постоянно повторяю "Нет", но меня никто не слушает, мои руки лишь сжимают сильнее, а щеки сдавливают, чтобы я открыл рот. — Ты же знаешь, как сложно меня разозлить, да? — шипит Лео мне в подбородок, пока я продолжаю брыкаться. — Ты единственный, кто смог это сделать, так что меньшее, что ты можешь сделать сейчас, чтобы загладить свою вину, это съесть эту чертову таблетку!       По моим щекам текут слезы, я мычу, потому что не могу кричать. Все вокруг наблюдают за этим, но никто не собирается встать и помочь. Им либо все равно на такого жалкого парня, как я, либо они просто боятся вмешиваться. Я чувствую, как постепенно горю, будто до этого я смог собрать себя с помощью друзей, но сейчас заново ломаюсь и мои ноги, руки, грудь вновь становятся пеплом, который все просеивают через пальцы. Из этого пепла даже не построить песочный замок. — Эй, Тайлер, — Голос Лео звучит где-то у меня в голове, его тело, сидящее на мне и удерживающее, вмиг расслабляется, и я вновь могу вдохнуть воздух, однако мое тело все еще напряжено, оно помнит, что за пряником идет кнут. — Ты же понимаешь, что никому не нужен, да? Моя бедная конфетка, — Он заправляет волосы мне за ухо так нежно, будто только что не сжимал их так яростно, — ты действительно надеешься, что твоя жизнь изменится? Думаешь, без наркотиков она будет такая же счастливая и радужная? — Он вмиг усмехается. — У тебя кто-то появился, м? Этот кто-то заставляет думать тебя, что ты особенный, что ты нужный и что тебе не нужны наркотики, чтобы быть счастливым, да? — Я чувствую его губы у себя на подбородке и вздрагиваю. — Ты всегда был таким наивным, Тайлер, глупый ребенок с щенячьими глазами, которому всегда вешают на уши лапшу. Посмотри на себя, куда это тебя привело? Я бросил тебя, потому что ты был слабым, но ты готов был бежать за мной, как преданный пес, делать все, что я скажу. И вот сейчас у тебя просто другой хозяин, Тайлер. Но что тогда, что сейчас ничего не поменялось, ты все такой же жалкий выродок, который никому не нужен, которого можно лишь использовать, а как только надоест, бросить. — Его нежные, поглаживающие движения совсем не вяжутся с его словами, которые так сильно отдаются отголоском в моем сердце, что мне хочется выть. — Какая ирония, он же наверняка возненавидит тебя, если узнает, что ты снова подсел... Так и смысл тогда тебе притворяться особенным, если тебе суждено быть обузой? Так или иначе ты всегда будешь брошенным псом, грязной шлюхой. Ты сам прекрасно знаешь, что можешь получить счастье лишь в веществах, так и зачем отказываться, когда мир дает тебе хотя бы такой шанс?       Я смотрю на потолок, на котором были паутинки из трещин. Будто если достаточно сильно ударить, то вся побелка покрошится и потолок слоями упадет вниз, создавая вокруг себя белую пыль. Я могу вдохнуть ее и больше не чувствовать боль. Разве у всех наркоманов болезненная смерть? Я ведь даже не помню боли от передоза, не помню боли от комы, помню боль, когда очнулся. Но если бы я не очнулся, то я бы так и не понял, что умер, верно? Так и почему смерть такая страшная, если мы ее не чувствуем? Это как прыжок с парашютом — страшнее прыжок, нежели сам полет. Мы все живем в постоянном страхе этого прыжка, и лишь немногие из нас его не боятся. Старики не боятся, больные последней стадией рака не боятся, так почему тогда я, обреченный и абсолютно никчемный парень, должен бояться? Я умру, умру в одиночестве или в ненависти, мне никогда не стать тем, кем люди хотят меня видеть. Лео прав. Лучше умереть от кайфа, чем умереть с ощущением одиночества и ненужности.       Я открываю рот и чувствую горькую таблетку. — Глотай.       Я глотаю.