За туманом города И

Зрячие кончики пальцев рисуют в темноте сознания стройный узор лозы, переплетают её ловко и выверенно. Закрепив край, Синчэнь нащупывает на ступени крыльца рядом с собой ещё одну ветвь и принимается плести следующий ряд, последний – корзина почти готова. Пламя костра, любезно разожжённого дорогим другом, тепло касается колен сквозь лёгкий шелк идеально белого ханьфу, дотягивается до рук и лица, потрескивает, пожирая почерневшую древесину, и рвётся к ночному небу, тая и растворяясь в воздухе. Сяо Синчэнь ещё помнит, как выглядит огонь. Знать бы, как выглядит его друг... Тот сидит неподалёку, молчаливый непривычно – наблюдает. Синчэнь ощущает его взгляд на себе, как прикосновение – густой, жаркий, тёмный. Заставляющий опускать голову, чувствуя, как смущение расцветает румянцем на молочно-бледных щеках. Даочжану хотелось бы знать, какого цвета его глаза; он лишь представляет, что они острые, колючие, внимательные, точно у хищной птицы. Кончики пальцев даже покалывает от желания увидеть ими его лицо. Но вместо этого Синчэнь склоняет голову набок и осторожно интересуется: – Хочешь, я тебя научу? – Еще чего! – звучит в ответ возмущённо, но Синчэнь уверен, что губы говорящего при этом изгибаются в ухмылке. – Я и так привожу в порядок дом после ваших со Слепышкой уборок. – Друг вздыхает напускно и театрально. Даочжану хорошо известны эти интонации, и оттого он прячет смешок за рукавом. – Только грязь по углам разметаете. Ужас! А ещё я латаю это жалкое подобие крыши, хожу на рынок исправно, – ну, здесь он преувеличивает, конечно, – и стираю твою одежду, – и в довершение всего – фыркает, а Синчэню что-то подсказывает, что ещё и закатывает к небу глаза. – Нет уж, корзины – это по твоей части. А я лучше понаблюдаю. – Но я не просил тебя стирать мои вещи, – возражает даочжан сквозь улыбку. – Моё чувство прекрасного невыносимо страдает, когда я вижу отвратительные пятна на твоей одежде, – его друг смеётся, громко, с оттенком необъяснимого отчаяния. – Портят твой светлый лик и бесят до скрипа зубовного, – а потом добавляет с напускной обидой: – И ты, между прочим, пользуешься этой моей слабостью! Не стыдно, а, даочжан? Синчэнь теряется от внезапного обвинения, отрицательно качает головой; если б не повязка – было бы заметно, как шокированно распахнулись пустые глазницы. – Нет... – роняет негромко. – Ничего подобного... Он даже помыслить не мог, чтобы вот так поступать со своим дорогим другом. Это ведь очередная шутка? Или?.. Пальцы неловко соскальзывают с тонкой лозы – раз, другой, третий. Сяо Синчэнь тихо вздыхает и оставляет попытки закрепить её край, а потом слышит движение со стороны друга: шелест тяжёлой ткани и мягкую кошачью поступь по пыльной, потрескавшейся земле их небольшого дворика. Пристальный взгляд обжигает щёку и осязаемо ложится на замершие над корзиной ладони. Синчэнь вопросительно поднимает голову, инстинктивно пытаясь поймать его немой белизной повязки. – Я помогу, – звучит как-то неожиданно серьёзно от вечно улыбчивого друга. И так утвердительно, что не откажешь. Впрочем, Синчэнь и не отказался бы от его помощи. Деревянная ступень исхоженного порога коротко скрипит, движение воздуха трогает с левой стороны, ударяет по восприятию ароматом кожи и согретого солнцем леса: душистого дерева, пряного и немного дымящегося. И, совсем на грани, – металла, но не оружейного, а кровяного, от которого где-то на задворках сознания иррационально становится не по себе. Синчэнь, не поворачивая к усевшемуся рядом другу головы, делает плавный глубокий вдох и наполняет лёгкие его запахом, что давно стал привычным. Что откликается щемящей в груди нежностью, странным волнением, искрами по позвоночнику и мурашками по белому мрамору кожи. – Хорошо, – Сяо Синчэнь растерянно улыбается. – Подержи вот здесь. Он показывает на петлю, в которую никак не мог продеть короткий конец лозы, чтобы закрепить узлом, – и тут же его ладонь обнимает жар чужой ладони. От неожиданности Синчэнь вздрагивает, чёрные крылья бровей вопросительно вскидываются над повязкой, однако руку он не отнимает, даже ощутив, что хватка усиливается – уверенно, но не до боли. В пальцах друга тонко вибрирует напряжение, точно он хочет или сжать сильнее, или отстраниться, но сдерживается. Даочжан не понимает, в чём дело, лишь замирает в ожидании чего-то. Хочется повернуть кисть ладонью вверх, обнять, успокоить... – Дай сюда, – Синчэнь слышит раздражение, но голос, неожиданно бархатный, тронут мягкой хрипотцой, от которой тьма под веками вспыхивает чем-то алым, сияющим, как тлеющие угли. Он позволяет забрать из своих пальцев лозу и внимательно вслушивается в глубокое, слегка участившееся дыхание, впитывает кожей чужую близость и аромат. – Ну вот тебе, несчастье ты моё. Его руку вновь берут, прикладывают пальцы к аккуратному узлу на краю корзины. Синчэнь ощупывает его на предмет прочности, стараясь не обращать внимания на всё еще удерживающие его запястье пальцы, и потом кивает: – Спасибо. Но ответа нет. Тишина застывает, точно смола, а потом разбивается на осколки от дыхания, лёгкой вуалью коснувшегося щеки даочжана. Невесомый вдох рядом – Синчэнь слышит, чувствует, хоть и старается не подавать виду. Скрип зубов над ухом, снова вдох, и рука друга с запястья опускается к ладони, но на это раз Синчэнь обнимает её своей, переплетает пальцы. И взволнованно поворачивает голову. – Что-то случилось, друг мой?.. И вновь тишина. Лишь хищный взгляд, осязаемо блуждающий по лицу. В груди что-то сжимается сильнее прежнего, жарче, не давая толком вздохнуть. Синчэнь ловит сухими губами воздух, робко поднимает свободную руку, решаясь посмотреть, – и ему позволяют увидеть острую грань скулы, впалую щеку, линию подбородка. Осторожные пальцы изучающе ложатся на чужие губы, шершавые, мягкие, серьёзные... а те вдруг влажно обхватывают указательный палец, всего фалангу, но ощущение оказывается слишком ярким – точно слепящий свет в глаза. Сяо Синчэнь со стоном вздрагивает, отдёргиваясь, как от огня. Друг отшатывается, вскакивает на ноги, поднимая пыль, и тут же спешно удаляется, хлопнув скрипучей калиткой. Корзина, соскользнув с колен даочжана, с сухим потрескиванием укатывается куда-то по земле. Шокированный, он прощупывает восприятием пространство, где ещё секунды назад находился его друг, а потом заворожённо касается своих губ влажным от его странного поцелуя пальцем. Это ведь был поцелуй?..