RenkazaWeek

      Варил новоявленный знакомый чай на удивление отменный, а беседу и подавно вел великолепно. За минут тридцать их светских разговоров Аказа многое узнал об этом мужчине. Во-первых, Кеджуро родился в Японии (о чем говорит его имя и фамилия), прожил там какое-то время, но потом решил переехать в Европу, ближе к Скандинавии, но после передумал. Вечные промозглые ветры и холода — не его стихия. Как сам хозяин выразился» он теплолюбивое все-таки существо», поэтому вскоре выбор пал на Чехию. Во-вторых, его семья осталась там, в Японии, а он — покорять западные страны в поисках лучшей жизни. В-третьих, Ренгоку увлеченно собирал самую разноплановую историческую литературу, коллекционировал редкие экземпляры книг и фолиантов. И даже имелась в его арсенале настоящая катана. Которую, разумеется, Ренгоку не спешил показывать, отшучиваясь (так казалось Аказе), что клинок стесняется посторонних людей и нужно какое-то время подождать, прежде чем привыкнуть к гостю. Но самым запоминающимися были не простые будничные реплики о жизни друг друга, а то, что Кеджуро употреблял архаичные выражения и словосочетания, звучащие в какой-то степени чужеродно, а то и вовсе оставались непонятыми собеседником. Аказа же все списал на то, что его знакомый, — который сказал первым делом, — лингвист и историк, посему в его речи сквозили странные слова. Это впечатляло, но исключительно в хорошем смысле.       — Особняк сам строил, — Кеджуро пригубил свой уже остывший чай, — почти. Помогали с деньгами мои родители, родственники. Вот, за лет пять смог построить целый дом!       — Это ж сколько бабла ушло на это все… Рента, материалы… — Аказа допил свой чай, отставляя чашку в сторону, украшенную позолоченными узорами цветков глицинии. — И сколько тебе лет? Как-то мы эту тему не затронули, хах.       Кеджуро крепче обхватил пальцами свою чашку, прикусывая губу.        — Мне двадцать девять лет, — поспешил ответить он, пока Аказа ничего не заподозрил. Но, увы, Сояма подметил эту неловкую паузу, словно Ренгоку обдумывал, как соврать. Стесняется своего возраста? Парень думал, что таким страдают исключительно женщины, всякий раз стараясь скрыть истинное число прожитых лет от потенциальных ухажеров.       — Не выглядишь ты на двадцать девять. Честно, дал бы максимум двадцать, а то и все девятнадцать! — Посмеялся Аказа, чем заставил Кеджуро поперхнуться чаем. — Ты там аккуратней! Не помри тут! На кого останется особняк? Хах, ты на меня его еще не переписал. — Отшучивался Сояма.       — Это не так просто сделать, — прокашлявшись, сказал сиплым голос Ренгоку. — Что, настолько понравился мой дом, что решил уже записаться в новые владельцы?       Лукавый взгляд очертил ухмыляющиеся лицо напротив, а сам Ренгоку наклонился чуть ближе к своему собеседнику. Аказа отвел свой взгляд, внезапно смущаясь и стараясь усердно разглядывать яркие языки пламени в камине. Огонь танцевал, пожирал жадно останки некогда крупного куска полена и старался словно выпрыгнуть из этого камина и наброситься на самого Аказу, сжирая и его. Стоило Ренгоку взглянуть на очаг, как пламя перестало бушевать и успокоилось через какое-то мгновение. Странно… Или же вновь показалось? За сегодня Сояма повидал много необъяснимого. Гостиная, в которой они оба распивали чай, была самым просторным местом в особняке: большой камин с экраном, возле которого покоились большие щипцы для углей, мягкий кожаный диван на котором они сейчас сидели, два кресла по бокам, низкий журнальный столик из вишни пурпурно-темного цвета с фарфоровым подсвечником. В самом дальнем углу располагался такой же книжный шкаф, как и в спальне, но более бедно заставленный книгами. Видимо, на третьем этаже находилась сама библиотека, ибо простые книжные шкафы в гостиной и спальне лишь служили украшением интерьера, хоть и были наполнены книгами. Сразу видно, что Кеджуро тот еще книжный червь.       Кеджуро не соврал насчет дождя. Спустя минут двадцать после уговора остаться переночевать небеса разверзлись страшным ливнем в дуете с раскатами грома. По крыше несщадно тарабанило, но как уверил его Ренгоку, дом надежно защищен от проказ бушующей стихии.       — Дом шикарный, — присвистнул Аказа, — так что я не против, чтобы ты переписал на меня свое имущество, — проговорил парень, допивая остатки чая.       — Думаю, тебе чая мало. Поможешь ужин приготовить?       — Чего это я буду помогать? Я вообще-то вынужденный гость!       — Если не забыл, то ты проник без согласия в чужой дом, — Ренгоку скрестил руки на груди, нахмурив брови, но больше наигранно. Так, лишний раз припомнить о вторжении не помешало бы.       Аказа заметил на секунду-другую нездоровый блеск в глазах собеседника, а еще то, как Кеджуро пялился на его рану на руке, словно порывался спросить о происхождении травмы или же что-то другое таилось в этой светлой голове? Нет, вряд ли так остервенело рассматривают обычную царапину, хотя и глубокую. Сояма поранился еще с утра, когда готовил завтрак перед походом. Кровь остановить удалось, но царапина саднила, несмотря на то, что он ее хорошенько обработал антисептиком и перекисью. Лишний раз рукой Аказа махать боялся, поэтому действовал аккуратно.       — Тогда помогу отнести чашки, — Аказа встал с насиженного теплого места, беря посуду и ставя на изящный серебряный поднос. Кеджуро улыбнулся догадливости своего гостя.       Идя до кухни на первом этаже, Аказа так и не насчитал ни одного портрета хотя бы владельца этого особняка, припоминая что в таких домах обычно висит и украшает длинные коридоры что-то подобного рода. Лишь неизвестные ему натюрморты, пейзажи еще более неизвестных, но живописных мест, да какие-то бесполезные украшения интерьера. Или же Аказа мыслил стереотипно? Поворачивая за угол вслед за хозяином, Сояма не мог не подметить идеальную осанку и твердую походку мужчины, и то, с какой плавностью он передвигается. Даже шагов особо не было слышно. Сам же Ренгоку продолжал расспрашивать Аказу обо всем и дальше, какие он места успел посетить, даже с толикой детского любопытства звучали вопросы, которые сыпались как из рога изобилия.       — Ты же понимаешь, что в зоны повышенной радиации соваться равно смерти? Люди же так хрупки… — беспокоился Ренгоку, слушая рассказ о сталкерских вылазках в Припяти Аказы. — Пф, ты сам-то человек, так что тоже хрупкий. Да и вообще, лет так через двадцать там можно будет жить! Почти. Кеджуро лишь весело рассмеялся на такой ответ, посчитав мысль Аказы забавной. Сам парень недоумевал, что тут смешного. Оба люди, оба смертны и уязвимы. В чем причина для радости? Впрочем, чудаковатый хозяин особняка открыл двери на кухню, включил освещение, и впустил Аказу вперед с полным подносом.       — О периоде полураспада урана ничего не слышал?       — Слышал, но…       — Значит, не скоро. Теоретически можно пребывать там.       Кеджуро лишь весело рассмеялся на такой ответ. Сам парень недоумевал, что тут забавного. Оба люди, оба смертны и уязвимы. В чем причина для радости? Чудаковатый хозяин особняка открыл двери на кухню, включил освещение, и впустил Аказу вперед с полным подносом.       — Так, что ты любишь? Выбор, конечно, небольшой, но могу приготовить что-нибудь. С твоей помощью, разумеется, — добавил Ренгоку, не собираясь снимать ответственность со своего гостя. Аказа лишь цыкнул на такой ответ, направляясь к мойке и раскладывая посуду.       — Я и не сомневался! — Воскликнул Аказа, ставя поднос на кухонную тумбу.       А мысли о том, что это место давно заброшенно и вовсе покинули парня…                                                                               ***       Одна из комнат, любезно предоставленной Ренгоку, отличалась размерами от хозяйской спальни, в которую уже успел заглянуть Сояма. Небольшая, но не нагроможденная комната отдыха для гостей обустроена была двуспальной кроватью без изысков, резным комодом белого цвета, на котором восседала очередная безделушка в виде статуэтки нэко с поднятой лапой, двумя прикроватными тумбочками со светильниками с абажуром ярким оранжевым цветом. Два больших окна прятали за шторами утихший со временем ливень, но было отчетливо слышно, как по стеклам стучал злой ветер. Снова вдали послышался раскат грома, от чего Аказа вздрогнул и выпутался из-под бежевого теплого одеял.       Как оказалось, Кеджуро еще не провел здесь интернет, посему приходилось довольствоваться видами высокого потолка с люстрой в викторианском стиле. Впрочем, как и многие вещи в этом доме носили отпечаток этого архитектурного изыска. Напротив кровати висела картина с изображением крупного ворона, чье оперение было чернее самой глубокой ночи. Птица смотрела в упор на Аказу, и с каждой секундой, парень все больше убеждался в том, что птица за ним пристально наблюдает и вот-вот зашевелится, взлетит и полетит на него.       Но ни через минуту, ни через пять и даже десять ворон не встрепенулся, хлопая широкими смоляными крыльями и не вцепился острыми когтями в лицо Соямы. Пернатый натурщик выглядел крайне недружелюбно в темной комнате, озаряемой лишь одним из канделябров (Аказа решил не использовать светильники, предаваясь атмосферности особняка, затерянного в глубинах лесной чащи). Парень сморгнул наваждение, исходящее от картины. Нет, птица не наброситься на него. Она же нарисованная, ненастоящая, не так ли?       А еще сам хозяин особняка казался Аказе странным. Красивый, спору нет, но больно уж говорящий и оперирующий не менее странными словами. Самое простое, что запомнил Аказа — «длань». Так же раньше обозначалось слово «ладонь». Один раз упомянуть, чтобы приукрасить и без того богатую речь и произвести впечатление на гостя — пойдет. Но Кеджуро словно избегал обычных, всеми принятых слов современной речи. Сояма бы с легкостью назвал такого человека выпендрежником, но из уст мужчины такие слова лились естественно, без тени притворства. Его чересчур бледное лицо, яркие янтарные глаза, которые словно тот самый огонь в камине, пожирали собеседника. Особенно слабо заживший порез на руке. Гемофобия? Или же наоборот этот мужик — конченный фетишист и игры с кровью его излюбленные? Аказа хотел дать себе затрещину за такие глупости, но лишь ограничился слабой пощечиной, дабы никакая дурь не лезла в сонную голову. Время на часах пол первого, а сна как назло не было.       Резкий женский вопль раздался за окнами. Аказа сам чуть не вскрикнул от услышанного, мигом подорвавшись с кровати и пытаясь сквозь омытые дождем окна разглядеть что-либо. Кромешная, поглощающая все тьма… Никого и ничего не было видно, но полный ужаса голос женщины хоть и на секунды заставил застыть кровь в жилах, все же не мог по щелчку пальца испариться из головы. Кто мог так кричать?       — Какого черта тут происходит? И почему я так запросто согласился остаться? Да тут идти-то до дома не так долго! Почему же…       Аказа начал соображать, переосмысливая прошедший день: мужик, который легко согласился провести его до особняка, но в глазах читалась чистая паника, потом сам особняк… Погодите-ка…       — Оно же заброшено… Как тогда дом изнутри выглядит так, будто в нем давно живут?!       Сояма взялся за лоб, чувствуя сильную пульсирующую боль, присел снова на кровать, рыская в портфеле пачку «Нурофена». Нет. сердце галопом билось о ребра, гоняя страх и тревогу по венам, заставляя ладони покрыться липким потом. Глаза парня судорожно бегали по небольшому карману, ища нужную пачку таблеток.       — Кар! Нарушители! Ка-а-а-ар!       — Блять!       Пронзительный вороний грай раздался над головой, чем действительно заставил закричать Сояму. Невесть откуда взявшийся ворон кружил под потолком, без перерыва каркая и злобно зыркая на Сояму.       — Заткнись, ебаная каркуша!       —Тут вор! Ка-а-а-р! Поймать, убить! Поймать и убить!       Аказа, мысленно покрывая матом пернатого ублюдка, пытался выбежать из комнаты, но птица стрелой метнулась к парню, преграждая путь для отступления. Ворон был крупный, опасный, а его когти уже успели серьезно расцарапать руки Сояме, задевая в том числе и утреннюю рану. Кровь тонкой струйкой потекла по ладони, затекая под майку, когда парень поднял израненную руку кверху, пытаясь наглую птицу схватить за хвост или хоть как-то остудить ее пыл. Аказа еще раз попробовал отогнать птицу от себя, кинул в нее рюкзак, но промахнулся, попадая в стекло, но благо не разбивая его. Кое-как избавившись от безумного вороны, он запер дверь, оставляя птицу бесноваться внутри.       — Чё за херня тут происходит?! — Прижимаясь спиной к двери, произнес Аказа.       — Боже правый! Что стряслось?! Что за шум?       Ренгоку, бежавший по лестнице с третьего этажа, увидел перепуганного гостя и поспешил к нему. Но что-то заставило Кеджуро сбавить темп, переходя на обычный шаг, а затем и вовсе совсем настолько медленно приближался к парню, тяжело дыша.       «Он еще не ложился спать? Костюм на нем тот же! И почему он так медленно идет ко мне? Да что с ним такое?!»       — К-кто это сделал с тобой? — Стараясь с невесть чем совладать, выдавил себя мужчина, рассматривая свежие кровоточащие раны на руке.       — Ворон! Откуда он взялся?! Почему он на меня напал? Как он там оказался?!       — Тебе лучше уйти… — натужно проговорил Кеджуро, сжимая кулаки. Воздух стал тяжелее, свет в некоторых светильниках потух. Аказа отпрянул от двери, не понимая что происходит. В ливень уйти? Серьезно?       — Не проще ли выгнать ворону или на крайний случай дать другую комнату? А еще, — Встревоженный Сояма бегло оглядел саднящие царапины, оставленные вороном и свой утренний порез, — обработать как можно скорее руку. Надеюсь, твой ворон ничем не болеет? Ренгоку?..       Кеджуро медленно поднял голову на парня. Еще одно открытие за этот день чуть не заставило Аказу споткнуться на ровном месте от увиденного: лик хозяина особняка приобрело воистину другой облик. Теперь полностью белесое лицо мужчины, острый взгляд, в котором потух теплый янтарный блеск, сменившись на бледного цвета желтый хищный жадно вцепился в раны, а приоткрытый рот оголял гостю острые клыки, а на голове виднелись небольшие заостренные уши. Мужчина разжал кулаки, демонстрируя не менее острые и длинные когти. Вздувшиеся вены на висках, тяжелое глубокое дыхание мужчины лишь заставляло Аказу отходить медленно, но верно к лестнице.       «Пиздец… Беги, Аказа, беги!»       Аказа, мчась со всех ног к лестнице первого этажа, успел лишь краем глаза заметить, что Кеджуро пока что не гнался за ним, внимательно наблюдая за ним. Решил поиграться с ним? Нет-нет-нет! Сояма не верил в абсурдность происходящего, он отрицал то, что сейчас увидел! Нет никаких упырей! Это всего лишь конченное чувство юмора владельца особняка! Это такая несмешная шутка, так ведь? Надежда умирала последней, но чуял парень, что умрет сегодня не только она.       «Ох, ебаный!»       Опять невесть откуда взявшись крылатая нечисть врезалась со всей дури в спину парню, попытавшись столкнуть с лестницы. Не получилось. Второй раз, птица, пытаясь клюнуть в голову и вцепиться в волосы Аказы, помогла тому споткнуться об ступень. Сояме оставалось четыре ступени, чтобы выбежать в холл и улизнуть из этого дурдома. Падая на спину, не удержав равновесия, Аказа стукнулся затылком, который ворон успел дважды клюнуть. Перед тем как отключиться, он увидел блеснувшие в тусклом свете клыки...