RenkazaWeek

       Восход нового дня застал Кеджуро в кабинете, уснувшего прямо на собственном столе, утомленный вчерашними поисками тех полезных крупиц текста, которые он смог насобирать из книг. Рассвет настойчиво оглаживал его щеки, зарывался в золотистые пряди и просачивался в темные углы комнаты, гоня прочь мрак и подсвечивая хаотичный танец поднявшейся от сквозняка пыли.Малиновая заря окрашивала верхи сосен, гор и еле касалась крыши особняка Ренгоку, лишь касаясь острых ее краев. Трели зябликов, скворцов и других мелких пташек заполонили лесную чащу и проникали в приоткрытое окно в кабинете. Прохлада раннего утра сковала тело, заставив зябко поежиться, разлепить заспанные веки и оглянуться вокруг. Он до глубокой темной ночи сидел и изучал, скрупулезно читая каждую строку, не упуская ничего из пыльных и ветхих томов.        Рассвет, как зачинщик нового дня, обещал и давал надежду на успех в нелегких поисках.        Кеджуро выпрямился на стуле, разминая руки, затем встал и потянулся, сделав небольшую зарядку. Ему-то, бессмертному существу, ничего не будет от всего лишь нескольких бессонных ночей, а вот тому же Аказе, который валялся в кровати с простудой, такие посиделки до поздна явно могли подкосить здоровье. Мужчина бегло оглядел свой рабочий стол, новые книги, любезно одолженные у Шинобу: вчера он совой метнулся к ней за сборниками с самыми редкими травами, которые могли вообще существовать. Ей-то, чародейке, на счету которой ни один десяток собранных самых различных трав, известно куда большем, чем Кеджуро. Сам Ренгоку только азы и знал в алхимии, ибо даже магия вампиров уступала по всем параметрам колдовству чародеев, сущность которых — чистая магия. Да, вампиры тоже магические существа, но в меньшей степени, чем те же магички да колдуны. Сварить какие-то незамысловатые лекарственные настойки, мази, эликсиры для него проще простого, а вот более сложные уже не так просто, а бывает и не по силам сделать.       Но Шинобу больше любила создавать яды, варьирующиеся по степени токсичности и времени действию. Смотреть, какие побочные эффекты вызывает та или иная отрава, и все это на простых людях. На простых, но далеко не святых в своих помыслах. Того же Тенгена, назвавшего ее поехавшей сукой, она с легкостью отправила на койку восстанавливаться целый месяц от яда. Так, небольшая перепалка между двумя ренгочьими теперь друзьями, но тогда ни Шинобу, ни Тенген не знали друг друга. С чародейкам лучше дружить или сохранять нейтралитет. Тенген это понял после того, как оправился и извинился самым блестящим способом.       А еще Кочо разводила бабочек. Ядовитых, разумеется и свободно давала летать в лесах на территории Ренгоку. Но с чародейками лучше поддерживать дружеские связи и можно закрыть глаза на насекомых, способных убить лишь одним касанием. Вампиру ничего не будет, а вот человеку не поздоровится. Кеджуро боялся за Аказу, у которого глаза блестят на все необычное, который умудрился откупорить его настойку «Зяблик», порыскать в вещах и еще бог пойми где сунуть свой нос.       Спускаясь на второй этаж, Кеджуро поймал себя на мысли, что хотел бы прямо сейчас разбудить Аказу, дать ему лекарства. Разбудить не только ради приема настойки, но и просто поговорить. Ренгоку, когда только сам проснулся, увидел на часах начало седьмого.Нет, слишком рано, вряд ли его гость просыпается в такое время. Что-то подсказывало, что Аказа не поблагодарит его за столь ранний подъем, тем более когда тот болен. Мужчине тяжко выдохнул, впервые не зная что делать с утра пораньше, когда стоило оглянуться вокруг и дело само собой возникало. Сейчас ничего полезного в голову не приходило, а все книги, предоставленные любезно Шинобу, он успел пролистать еще ночью, пару предложений выписал, что намекало хоть как-то на голубую лилию или на какой-другой цветок, способный помочь. Еще одна зацепка, но она казалось еще более фантастической, чем лилия — ледяной лотос. Где это, в каком месте прорастает — не ясно. Но однозначно, что это бы просто так не упоминали бы, тем более у Кочо исключительно проверенная литература.       Возле дверей Кеджуро мялся, не решаясь войти и проведать Аказу. Воспоминания о ночных разговорах, ласковое касание, наконец-то, прелестных пушистых и густых ресниц, и поцелуй… Зачем он это сделал? Что это такое было? Ренгоку отказывался понимать сотворенное. Он, буквально, знает этого пацана один день. Всего один день! Или же совсем крыша поехала от одиночества и всепоглощающей тоски с безнадегой настолько, что обычное весело времяпрепровождение с простым человеком всколыхнули в нем волны чувств? Конечно же это любовью до гроба не назовешь, но Аказа ему симпатизировал и даже очень.       Войдя в комнату, бесшумной поступью приближаясь к кровати, словно охотящийся кот, Кеджуро склонился над крепко спящим парнем. Рука вампира коснулась лба того проверяя температуру: все хорошо, его больше не лихорадило. Настойка помогла снять частично воспаление, но не до конца. Кеджуро аккуратно, чтобы не спугнуть сон, пригладил лиловые космы, задаваясь вопросом: почему именно этот цвет? И что ж его сподвигло перекраситься. Волосы на ощупь были жестковаты из-за краски, но Ренгоку нравилось даже такие трогать.       » И какой же у него цвет волос настоящий? Смыть бы эту гадость с головы и посмотреть на него настоящего.»        Кеджуро перестал гладить по волосам Аказу, отошел от кровати, дабы не докучать, попутно закрыл плотно все шторы и вышел из комнаты.                                                                               ***        Спустя два часа Кеджуро уже сидел у Аказы, наблюдая насколько быстро с тарелки исчезают свежеприготовленные сырники. Аказа и сам не успел и глазом моргнуть, как он завтрак полностью уплел за обе щеки, и сейчас размеренно отпивал маленькими глотками из чашки кофе с молоком. Кеджуро же довольствовался только кофе, сказав, что не голоден. От части. Каким бы сильным самоконтролем он не обладал, все же жажда давала о себе знать в виде часто выпирающих клыков, а челюсти сводило от желания впиться в свежую здоровую плоть и испить нарастало все сильней. Ренгоку даже задерживал дыхание на какое-то время, чтобы не искушать себя таким замечательным запахом молодой крови рядом. Аказа же ничего не подозревал, лишь болтал энергично, радуясь хорошему самочувствию, за исключением периодического кашля. Кеджуро без понятия, что делать. Как же не вовремя подкрался «голод», когда собственные запасы были на нуле.       — Завтра утром поеду в отель и заберу вещи. Так уж и быть, остаюсь тут! — Аказа отставил фарфоровую маленькую чашку в сторону, промокнул рот салфеткой и поблагодарил за завтрак.        — Ты так быстро решил? — Проговорил неуверенно Кеджуро, опасаясь за парня. Ренгоку не животное, которое набросится в сильном приступе жажды. У него получится сдержать себя. Получится же?        — Я подумал, что в отеле доживать неделю не хочу. У тебя тут все есть! К тому же я преисполнен желанием помочь тебе найти лилию. Такой шанс выпадет раз в жизни! Кто знает, когда я еще тебя увижу? Когда еще приеду в Чехию?        Действительно. Когда? Явно не через неделю. И даже не через месяц! А другого вампира Аказа вряд ли найдет так скоро, да и как-то встречаться с другими представителями клыкастых он не намерен. Даже не зная подробностей и еще не расспросив Ренгоку о других вампирах, он понимал, что такого же добренького он не встретит. Дважды молния не бьет в одно и то же место, а если и бьет, но точно по Аказе ударит как следует. Судьбу испытывать он не хотел.        Кеджуро улыбнулся натужно, пряча свои острые зубы и сжимая пальцами чашку. Он не хотел, что бы Сояма так быстро уезжал, но в то же время еще здравый рассудок вопил об опасности в его лице. Он не хотел до смерти перепугать своего гостя, к которому начали зарождаться еще и светлые чувства и вырывать их собственным животным поведением он не желал.       —Тебе нужно эту настойку залпом выпить. Через час окончательно все пройдет. Ни кашля, ни насморка, ни озноба не будет, — протороторил Кеджуро, забирая посуду и уходя быстрым шагом прочь под непонимающий взгляд Аказы.        — Ага, не забуду… — сказал наконец-то Сояма после долгой тишины.                                                                         ***        Он не зря опасался. Он был абсолютно прав! В его запасах в кабинете не было ни капли человеческой крови, а единственный источник утоления жажды отдыхал в комнате. Безцеремонно войти и попросить из себя испить? Кеджуро тряхнул головой, отгоняя мерзкую мысль травмировать еще больше человека. Нет-нет-нет! Он не будет идти на поводу своего голода, он перетерпит его при помощи хотя бы животной крови, других настоек, сдерживающих жажду. И почему все так не вовремя?! Почему именно сейчас?! Он даже не возразил Аказе, чтобы тот оставался в отеле ради собственной безопасности.        Решено! Он не будет выходить из кабинета! На кухне, если Аказа вздумает перекусить, он найдет нужное и приготовит себе обед. Кеджуро не против. Он только будет рад, если Аказа займет чем-нибудь себя, а его беспокоить перестанет. Ренгоку чувствовал себя мерзко, вплоть до самого вечера он не выходил из кабинета, а на вопросы парня отвечал через дверь, мол, дело есть важное и лучше его не отвлекать. Можно было бы выйти, рассказать правду и напугать паренька да так, что тот тут же соберет все свои вещи и сбежит, сверкая пятками. Но Кеджуро нутром чувствовал, что выйди он к Аказе в таком виде — человеку не сдобровать. Пока он не контактировал, пока Сояма находился в не поле зрения, жажда заметно притуплялась, лишь неприятно обжигая горло, но стоило подойти Аказе к двери и еще раз проведать его, как начинало болеть горло, словно в него залили раскаленный свинец, разум затуманивался, а в груди несчадно жгло от боли и голода.       Книги его отвлекали на какое-то время, настойки держали рассудок в чистоте и порядке, гоня прочь темные помыслы из головы. Помогало, но не надолго. Не нужно было себя так жестко ограничивать этот месяц (причины на то были), зная, во что может это выльется. Но никто не мог предугадать, что в его дом проникнет человек, да еще и столь интересный, что истосковавшаяся душа по житейским беседам будет ныть и требовать оставить Сояму здесь, надолго.        Кеджуро медленно сходил с ума, так и не осмеливаясь высунуться из кабинета до наступления полуночи.                                                                               ***        Аказа откровенно скучал, бродя по особняку в поисках чем бы занять свою бедовую голову. Он подозревал в чем дело и почему Ренгоку весь день не выходил из кабинета. Три версии, объясняющие поведение мужчины, которые возникли в течении дня: Кеджуро получил письмо, в котором говорилось о крайне плохом состоянии матери; Кеджуро что-то вспомнил про цветок и пошел искать в книгах; Кеджуро одолевал голод. Почему-то Сояма склонялся к третьему варианту из возможных. Он мог лишь припомнить то, что клыки Кеджуро выпирали намного чаще, а когти на руках царапали чашку, нервно постукивали по донышку. Вены на висках просвечивались голубыми тонкими линиями, словно Кеджуро усиленно над чем-то думал или пытался…        — Вот блять… — Аказа остановился в метре от двери, придя не только к кабинету своими размышлениями, но и к верному ответу. Кеджуро одолевала сильная жажда.        — Кар! Пойди прочь, чужак! Господину Кеджуро нездоровится! — Юки подлетел столь внезапно, как и заговорил с Аказой, слабо тюкнув в макушку и присел на дверную ручку, перекрывая проход.       — Да отвали! Я понял, в чем дело! Могу я как-то помочь? Сколько ему нужно? — Аказа пытался отогнать наглую птицу и дать открыть дверь, но ворон метко попадал по пальцам, больно обклевывая костяшки. — Ух, тварь, ощипаю!        — Кар! Помереть вздумал?! Идиот! Кар, не зря я хотел обгадить рюкзак! Стой-стой!        Аказа попытался отмахнуться от ворона, успел повыдирать перья из хвоста, но Юки стойко выдерживал напасти человека и не пускал ближе к двери чем на два метра. Ворон даже ни расцарапал до крови Аказу, понимая, чем может привести даже малейшая царапинка.        За дверью послышался грохот, следом тяжелый скрипучий стон, наполненный болью и тяжестью. Шаркающие медленные шажки приближались все ближе и ближе. Аказа с Юки перестали шуметь, переглянулись, с ужасом прислушиваясь к звукам и отступая назад. Аказа понимал, что так дело не пойдет, если он останется в стороне и не поможет Ренгоку. Если он выживет…       —Кеджуро, дай войду к тебе! Я хочу помочь! Ты же меня вылечил… — опасливо подходя к двери вплотную, Аказа положил дрожащую руку на ручку, повернул и, о чудо, она поддалась.        Комната, залитая серебряными лучами полнощекой луны выделяла силуэт Кеджуро ярко, сидевшего на стуле спиной к вошедшему.Он тут же вскочил с места, норовясь двинуться к Сояме и напасть, не сдерживая свое звериное нутро и впиться в манящую глотку перед глазами. Аказа ужаснулся, чуть не запнулся о кипу сваленных старых книг и бог знает какого хлама, и уселся на старое знакомое канапе. Сердце глухим стуком отдавалось в ушах, звенело от предстоящего и страха, что будет не просто больно, адски не выносимо терпеть укус. Он понимал, что Кеджуро его не убьет, иначе зачем он столько рассказал о своей семье да и с такой охотой? Он не единожды твердил, что никогда в жизни не убивал и не убьет человека!        На всякий случай в кармане припрятан нож-бабочка. На всякий, если что пойдет не так. Аказа достал его заранее, спрятал за спиной в разложенном виде, приосанился и ждал…       Он не узнал в искаженных голодом чертах лица Ренгоку: ничего не осталось от теплого янтаря его глаз, а заместо него расплылось бледное золото, охваченное голодом; рот, искривленный в непонятной улыбке, оголял длинные клыки; белесое лицо исказилось в гримасе очередного приступа боли и когтистая рука потянулась к горлу, словно пытаясь унять ее. Перед ним стоял, капая слюной, настоящий мертвец.       Аказа схватился за нож, дрожа как осиновый лист на холодном ветру, но вперился в лицо напротив решительным взглядом, не давая себя запугать.Но тело предательски тряслось от нахлынувшей его тяжелой ауры. Кеджуро не сводил взгляда с парня. Хищник, готовый наброситься на жертву.       — Медленно сюда подошел, — приказной тон озадачил вампира и даже ворона. Голос, словно Аказа не находился в одной комнате с монстром. Сояма поднес острие ножа к большому пальцу, внимательно следя за перемещением Кеджуро. — Живо сел, — сталь в голосе резануло по слуху Ренгоку, но тот повиновался и сел.       —Какого хера ты творишь?! Сам кичился своей хваленой выдержкой и что людей не трогаешь! Посмотри на себя! Терпеть слабаков не могу, аж блевать тянет, — продолжая властным тоном говорить Сояма, следя за реакцией мужчины. — Мне казалось, что столь благородный человек из знатного рода не опуститься до животных инстинктов и будет терпеть до победного. До помощи, разумеется. Аж смотреть больно, нестерпимо, во что ты себя превращаешь.       — Кар! Что ты несешь, чудак! — Ворон плюхнулся на свою пернатую жопу, разинул клюв, не веря в услышанное. Что этот смертный позволяет? Так разговаривать с господином Ренгоку! — Прекращай! Прекращай! Доведешь его!       Аказа видел в таком холодном и унизительном обращении к Кеджуро единственный выход. Оно работало. Вампир, не прекращая капать слюной на обшивку диванчика, слушал и шокировался. Он не понимал, какого черта творит этот человек. Кеджуро не бросался на Аказу.       «Единственное, что его остановит — не поведение жертвы с моей стороны. Продолжи я боятся его и дальше, показывая слабость, то он бы не сдержался, натворил бы бед… Я бы остался жив, но вряд ли это моей шее понравилось. »       В воздухе запахло кровью. Долгожданной человеческой кровью! Аказа порезал большой палец, разглядывая темно-красную струю, и поднося ближе к лицу Кеджуро. Ренгоку вцепился в руку, слизывая долгожданную кровь с запястья, ловля теплую, невероятную и свежую жидкость юрким языком, не давая стечь дальше. Он прильнул губами к пальцу, собрал живительную влагу с него, глухо застонав от нахлынувшего облегчения.       — Немного пришел в себя? — Кеджуро мотнул головой, присосавшись к несчастному пальцу с такой силой, что кожа на нем побелела. Аказа шипел от боли, от острых клыков, царапающих его кожу на ладони и когтей. Кеджуро отпустил аккуратно руку, посмотрел на парня взглядом побитой собаки, а затем на открытую шею. Ему было катастрофически мало, но рассудок вернулся к нему, не распуская ему руки и клыки.       — Подождешь. Рубашку отстирывать от кровищи не собираюсь. Ты явно кусал людей в шею, раз без человеческой крови не можешь обойтись. Так что будь добр — аккуратнее и поласковее. Да побыстрее, пока не передумал.       Кеджуро отказывался понимать такой наглый настрой, словно Аказа здесь главный и он хозяин его дома. Он позволяет себе вести с ним как с самым настоящим животным, приказывает что делать! Даже жажда ушла на второй план! Это как понимать?!        — Ты… Да ты что творишь?! — Возмутился Кеджуро, хватаясь за голые плечи парня. О, Ренгоку не мог проигнорировать перед собой прекрасное накаченное тело, которое скрывалось за куском клетчатой тряпки.        — Не отвлекайся, — Аказа несильную дал пощечину, отрезвляя вампира и прикладывая его голову к шее.       — Я знаю, что делать, — огрызнулся Кеджуро. Он коснулся кончиком шеи, черпая им запах чистой кожи. Запах здорового человека, свежей крови и сладкого какого-то лосьона вскружило голову, заставило совсем несолидно простонать. Кеджуро не спешил, наслаждался мягкостью кожных покровов, оглаживал плечи настойчиво, но не сильно. Губы прошлись по натянутой косьме мышц, крепко поцеловали место укуса и сменились длинными, острыми клыками, пронзая безопасное место, где не проходили артерии.        Первое, что он почувствовал: жжение. Больно, но терпимо. Аказа ощущал, как Кеджуро притягивает его к себе, совсем любовно обнимает и поглаживает по лохматым космам. Отзывалось огнем по телу касание горячих губ на своей шее, пульсация от места укуса и как течет кровь по его груди, задевая твердый сосок и стекая вниз. Здесь было холодно, но жар от заполонивших его спектра чувств лишь заставлял сердце биться. Кеджуро слышал, как оно стучит, так беззащитно и хрупко. Он мог погасить жизнь в теле Аказы, пробив его грудь и вытащив сердце. О, он бы с удовольствием сожрал на глазах парня его же сердце и навсегда в своем теле запечатал любовь. Свою любовь.       Ему становилось до странного приятно, до легкого головокружения, а когда язык скользнул вниз, вылизывая его грудь и спуская ниже к штанам, Аказа и вовсе не сдержал сладкого стона. О нет, его губы, рот, язык… Это он так «ест»? Кеджуро всегда пытается трахнуть людей после того, как напьется?!        К великому разочарованию, но Ренгоку вернулся к шее, прильнул снова и продолжил жадно выпивать сладость, текущую по венам. Сояма уткнулся носом в макушку мужчины, зарываясь им в пшеничные локоны. Какие же мягкие волосы…       Тисками сковав парня, Кеджуро не мог оторваться от своего пиршества, довольствуясь во всю предоставленным любезно телом, кровью. Наконец-то его душа пела от переполняющей силы, бодрости, а тягостная усталость рухнула до следующей жажды. Нехотя отрываясь и зализывая укус, Кеджуро взял в свои теплые ладони потерявшее краски лицо, внимательно вглядываясь в синеву глаз.        — Ты меня спас. Спас! Ох, Аказа…       — Я в сознании… Все х-хорошо… Просто дай еще одну настойку… махом избавит от анемии, — с каждым произнесенным словом голос Аказы слабел и бледнел, а голова парня коснулась заботливо подставленного плеча.       — Держись. Сейчас все будет. Все пройдет, главное подожди, не отключайся… Аказа! Аказа!        Но Аказа слышал встревоженный голос все хуже и хуже, словно он находился под толщей воды и рассеивался, теряя четкость речи. Аказа не дождался помощи, теряя сознание…                                                                   ***        Дорогая атласная ткань простыни нежно касалась спины, словно Аказа лежал не в обычной кровати, а на облаках. Мягких, шелковых, воздушных… Это не его кровать, однозначно. И не его комната, так как перед глазами появился балдахин темно-синего цвета, а под головой большая подушка, вокруг разбросаны поменьше. Он в спальне Ренгоку.       — Ты очнулся! Выпей воды, скорей!       Беспокойство Кеджуро не могло не тронуть, заставляя Аказу расплыться в благодарной улыбке и осушить залпом стакан воды. Затем еще один, и еще пара стаканов. Тягучая боль в шее расползлась вплоть до предплечья, не давая повернуть голову в сторону Кеджуро. Почему так больно именно после укуса, а не во время, когда он послужил донором для Ренгоку.        — Знаешь, почему я таким повелительным тоном с тобой разговаривал? Чтобы ты не видел во мне жертву. Типичную жертву и не накинулся. Надо было как-то сбить с тебя эту спесь кровожадную, угомонить голод хоть немного. У меня получилось. Не зря я подался в волонтеры и работа в приюте для собак, — тихо рассмеялся Аказа, наблюдая за великолепной сменой эмоций Кеджуро: от откровенного недопонимания до настроя стереть эту гадкую ухмылку с наглого лица.        — Аказа, Аказа, — цыкая, покачал головой вампир. — Не стыдно? Хотя, должен признаться, это сработало! Прости меня, умоляю…       — Да расслабься, я живой! Опять валяюсь в койке больной, но живой! Ты-то наелся? Ты как себя чувствуешь?        — Ты самое вкусное, что я пил…Спасибо тебе.        Пряди мужчины коснулись лица Аказы, щекоча щеки, а следом его губы накрыли трепетным поцелуем.        Аказа принял решение: он задержится здесь подольше, чем на неделю и поможет начать поиски голубой паучьей лилии.