***
— Ты можешь опознать наркотик по симптомам? — наблюдая за неторопливыми сборами Гоззо, спросила Кушель. — Что ты там снова решила устроить? — подозрительно посмотрел на неё старик. — Ничего, — качнула головой Кушель, — просто интересно. — Интересно ей, — проворчал Гоззо. — Что бы ты там не принимала, продолжай. На тебе стали раны быстрее заживать. Кушель удивлённо подняла брови. Гоззо весьма выразительно посмотрел на неё и с щелчком закрыл свой саквояж, как и тему. Хеймо встретил их, захлопнув дверь прямо перед довольной ухмылкой Гоззо. Кушель тяжело вздохнула, подумав о том, что мужчины в любом возрасте будут вести себя хуже детей. — Господин Шмидт, пожалуйста, откройте, — постучала Кушель. — У меня сегодня рабочий день. Долгую минуту стояла тишина, прерываемая лишь смешками Гоззо. Наконец, дверь открылась. Гоззо моментально протиснулся мимо здоровяка. Хеймо крепко сжал челюсти, Кушель постаралась взглядом подбодрить его. Гоззо принёс с собой чертежи, которые уже раскладывал по столу Кушель. Она достала из ящика свои заметки. Хеймо нехотя подошёл к столу. — Смотрите, господин Шмидт, — Кушель указала на одну часть чертежа, приложив маленький листочек со своими наработками, — если мы сделаем, выгнутую форму, то повысим вашу мобильность. — Может не выдержать мой вес, — задумчиво потёр подбородок Хеймо. — Так под тебя же рассчитывать будем, — ухмыльнулся Гоззо. — Какой недалёкий обалдуй. Они поругались. Кушель не вмешивалась в их разборки. До драки не дошло и хорошо. Однажды она разняла их, и оба обиделись, как дети малые. Причём обиделись на неё. Апогей несправедливости. Кушель и Гоззо предлагали разные варианты, что благодаря их коллективному разуму мало были похожи на ногу в привычном понимании этого слова. В основном что-то похожее на выгнутые лыжи, что должны были вернуть подвижность. Использовать нужно было материал более гибкий, чем древесина и металл. Возможно, объединить их. Кушель как-то не задумывалась, что некоторые её мысли опережали время. Хеймо сказал, что ему подобное не сдалось, и нарисовал обычную ногу, заменив сгибы на подвижные шарниры. С таким не побегаешь, но имитировать обычную ногу подобное приспособление бы смогло. Переспорить друг друга никому не удалось, и в итоге каждый сидел в своём угле и делал вид, что не обижается. Каждый остался при своём, а процесс создания протеза застыл в самом начале из-за проблемы, с которой сталкивался хоть раз любой представитель рода человеческого, — неспособностью договориться. — Да сделаем тебе несколько вариантов, сам и выберешь! — сплюнул Гоззо, яростно зачёркивая что-то на чертеже Хеймо, явно в отместку за потраченные нервы. — Смотри по удобству для себя, паршивец. — Делать эти несколько вариантов придётся мне, — рыкнул Хеймо. Пока старик ругался с её непосредственным начальником, Кушель самоустранилась к стене на табуретку, вырезала новую поделку для своих маленьких шпионов. В какой момент затих шум она не заметила, поэтому, когда мужчины пришли к общему мнению, и Гоззо вышел, оглушительно хлопнув дверью, Кушель вздрогнула. — Вы закончили? — Слава стенам, — проворчал Хеймо, сворачивая чертежи. Кушель переместилась за свой стол, краем глаза замечая, что мужчины ушли явно дальше от протеза Хеймо, чем рассчитывали первоначально. Вдохновение творило с ними страшные вещи. «В армии такие протезы бы пригодились», — подумалось Кушель, заметив, что Гоззо не забыл её идеи. Кто-то прошёл позади, невесомо прикоснувшись к её плечу. Она видела ненастоящую тень, знала, что там никого нет, но что-то тоскливо заныло в груди. — Ты же знаешь, мисс Кушель, — пробасил внезапно Хеймо, вырывая её из призрачной теплоты незнакомой ладони, — я тебя никогда не предам. Кушель привычно не обратила на это внимания. Голос Хеймо прогнал видение, что на миг расстроило её. Влюблённость Хеймо не приносила проблем. Главным было не давать ему надежду. Если Кушель конечно не ошибалась насчёт природы его чувств. Хеймо выдержал долгую паузу. Возможно, ждал от неё ответа, но ей было нечего ему сказать. Что вообще на это можно сказать? Спасибо? — Ты не хотела бы, — Хеймо замялся на миг, но продолжил, — поужинать? Со мной. — Извините, господин Шмидт, у меня есть планы на вечер, — несколько прохладно, но в целом дружелюбно ответила Кушель. — Планы? — у Хеймо был вид человека, что даже не слышал никогда слова «план». — Да, планы, — кивнула Кушель, откладывая точильный камень. Хеймо помялся у её стола, но не дождавшись внимания ушёл в небольшую каморку, скрытую у шкафа. Кушель незаметно выдохнула, собираясь.***
Фило оставлял послания. Обычно там иносказательно говорилось по какому следу идёт полиция. Сейчас записка была такой же, как и всегда, но Кушель что-то не понравилось в ней. Может почерк, может её помятый вид. Послания ей старались не показывать. Леви считал, что они должны самостоятельно справиться со своим собственным планом, но она успела заметить краем глаза резкий почерк Фило. Навестить Фило и Линду не составило труда. Дитя в теле девушки звонко рассмеялось при виде неё. Проблем у Линды не было, а вот Фило явно что-то беспокоило. — Поздно менять план, — говорил он, вертя в руках очки с треснувшим стеклом. — Но знаешь, Кушель… сейчас мне кажется, что план очень детский и наивный. — А раньше не казалось? — прозвучало излишне холодно, но Фило не обратил на это внимания. Кушель не отводила взгляда от мозолистых пальцев Фило. Он продолжал, будто и не слышал её вопроса. — Может мне кажется всё это, но будто все всё знают. Словно это всё игра, а я в ней пешка. — Мы близки к завершению, — медленно произнесла Кушель, пытаясь успокоить их обоих. — Страх и волнение естественны, вот и мерещится всякое. Фило чуть расслабил плечи, успокоился. Кушель пожалела, что не может сделать так же. Незримое присутствие кого-то за её спиной немного помогало, но больше пугало. Ей казалось, она сходит с ума. А может уже давно сошла. Линда была вся перепачкана дефицитными красками. Она с искрящимся в глазах восторгом показывала ей тёмно-синее ночное небо и величественные белые стены, что будто в тисках сжимали тело Кушель. Движения девушки были ломаными, почти истеричными. — Очень красиво, дорогая. Линда широко улыбнулась и странно дёрнулась. Кушель только подумала о том, чтобы помочь ей, как Фило уже осторожно усаживал девушку на стул. Он что-то тихо говорил, успокаивая. — Что с ней? Кушель знала что, но так давно не видела, что надеялась, что это исчезло. Только это никогда не исчезнет. — У неё бывает, — мягко отозвался Фило. — Конечности не слушаются, разум подводит. Они оба прекрасно знали, что Линда никогда не будет способна полноценно жить одна. Это была одна из множества причин. — Тебе нужна помощь? — Нет, — не задумываясь, ответил Фило. — Помощь нам не нужна. Спасибо. Фило тоже было за что на неё обижаться. С помощью и уходом за Линдой она в своё время не справилась. — Она до сих пор бьёт посуду? — У неё деревянная, — коротко ответил Фило, будто бы она не знала. Разговор не клеился. Фило был погружён в чувства Линды, а Кушель этого больше не могла. Она была не нужна этим двоим. Что-то заворочалось в груди, протестуя, но она понимала, что ей самой достаточно быть только тётушкой, что иногда заглядывает в гости. В ней протестовала привычка. Кто-то ткнул её почти неощутимым острым локтем под рёбра в знак поддержки. Кушель решила не смотреть кто это.***
Фран летала неуклюже, словно пингвин. — Это не полёт, а планирование, — сквозь зубы говорила она, сидя на камне и поправляя ремни на ногах. Сегодня Фран была в одежде Изабель, та любезно одолжила Кушель свои штаны, не спрашивая для кого они. Свою одежду Кушель при всём желании не могла дать, она до сих пор была ужасно худой. — Я думала, ты стараешься держаться подальше от всех армейских терминов, — насмешливо заметила Кушель, снимая немного полегчавшие блоки с газом. В расщелине было особо не разогнаться, но набрать скорость, чтобы подхватить потерявшую контроль Фран, хватало. — Ой, не придирайся, — отмахнулась Фран и внимательно посмотрела на тонкие баллоны на земле. — Они заметят, что их нет. — Фило их списал, не заметят. Фран посмотрела внезапно пронзительным орлиным взглядом. — Заметят. Ничего не исчезает без следа. Убей человека и останется труп, сожги дом — зола, стащи баллоны из полицейского участка — обнаружат у тебя в доме. Ничто не уходит в никуда. Кушель промолчала. Она знала и была согласна. Надеялась только, что обойдётся. Должно же обойтись. Леви, Изабель и Фарлан дожили же до… «До чего?..» — с холодом и страхом в груди спросила себя Кушель. — Хотела бы полетать на поверхности? — совсем неуклюже перевела тему Кушель. — Туда бы сначала попасть, а потом уже хотеть или не хотеть, — проворчала Фран. Кушель силой воли держала рвущуюся на губы улыбку. Фран теперь не одёргивала её, если речь заходила о поверхности. Они чаще проводили время друг с другом. Кушель думала, что они по-настоящему готовы стать семьёй. Ну или хотя бы начать официально встречаться. — Я думаю рассказать Леви, — почти не думая, сказала Кушель. Фран бросила на неё быстрый, почти испуганный взгляд и скрыла чувства за насмешкой: — То-то мальчишка обрадуется, что извращенка-шлюха соблазнила его мать. — Почему не наоборот? — Кушель старалась сохранять спокойствие, когда Фран говорила так. — Потому что для детей даже самые ужасные мамы будут самыми лучшими, — весомо, со знанием дела, сказала Фран, неуютно повела плечами и положила голову ей на плечо. Помолчали. Кушель сжимала тонкие, прохладные пальцы Фран и не думала ни о чём. Абрикосовое лето было совсем близко, заставляя призраков непроизошедшего отступить. — Я не хочу, чтобы твой сын знал, — призналась Фран. — Это неправильно. — Считаешь, наши чувства неправильными? — Считаю, что мужчина мог бы дать тебе больше, чем я, — не отрицала Фран. — Я с тобой не согласна, — твёрдо ответила Кушель, на что подруга пожала плечами. Осталась при своём мнении. Фран безумно боялась огласки. Кушель не совсем понимала подобного страха. Они же обе женщины. Почему-то это не вызывало никаких вопросов и недоумения. — Всё равно не говори своим, — почти приказала, почти попросила Фран. Кушель неопределённо качнула головой. Если Фран не хочет, то она не скажет. Это решение горчило на языке до тошноты, но она уважала чужой выбор. Даже если он причинял боль. — Полиция заинтересовалась тобой. — Я это и так знаю, — незаинтересованно ответила Кушель. — Ты не понимаешь, — Фран недовольно и настойчиво ущипнула её за бедро. — Он к нам приходил. Пытался узнать как часто ты у меня бываешь. Кушель нахмурилась. Опасно. — Что ты ему сказала? Фран мотнула головой, сбрасывая светлую прядь с глаз: — Бруна. — А она-то тут причём? — недовольно проворчала Кушель. Существование Бруны было чуть ли не личным оскорблением. — Она сказала ему, что ты часто приходишь, что тебе нравятся девушки и ты была по несколько раз практически у каждой, — и с явным недовольством произнесла, — что я в тебя влюблена, потому и бегаю хвостиком. Кушель затопила волна благодарности. Бруна защищала бордель, как своё собственное дитя. Работницы также были под её опекой. Фран не пострадает, пока Бруна её прикрывает. — Нам нужно быть осторожнее. Фран на это только фыркнула и ничего не сказала. — Твои синяки ужасны. Совершенно не сходят. И ты думаешь обмануть меня своими сказками о связывании и сексе со своей извращённой подружкой? Я в армии служил со времён, когда ты ещё пешком под стол ходила, — Гоззо саркастично смотрел ей в глаза, долго и тяжело. — Не понимаю, причём тут армия, — попытка защититься была откровенно слабой, но Кушель не продумала заранее, как объяснить следы от ремней. — За дурака меня не держи, — приказал Гоззо, только благодаря силе воли Кушель не вздрогнула. Старого врача опасались не просто так, умел себя поставить. — Это ты со своими щенками стащила УПМ? Кушель не собиралась отвечать на этот вопрос, но Гоззо уже знал ответ. Он тяжело прошёл пару раз по своему рабочему кабинету и грузно сел рядом с Кушель на кушетку. Она смотрела на него прямо, ничего не скрывая в серых глазах. Он потёр переносицу и повернулся к ней, видимо собираясь высказать всё, что он думает об отношениях с проститутками, полицией и преступными группировками, но почему-то так и не высказал. Просто изучал что-то в ней. Гоззо скривил лицо, словно от боли, и несколько минут боролся с собой, чтобы всё-таки сказать: — Будь осторожна. Никому не доверяй. Никому. Даже своей подружке. Это было равносильно признанию в вечной дружбе и любви. Гоззо никогда не сближался с ней больше необходимого, не признавал простого человеческого участия. Хоть Кушель и дорожила его дружбой, но знала её границы. Сейчас они немного отодвинулись. Она кивнула. — И этому остолопу! Ему ни в коем случае! Кушель закатила глаза, но всё равно кивнула. Гоззо больше ни о чём её не просил.***
— У вас уже есть ответы для меня, мисс Кушель? — сладко улыбнулся Астор Кляйн. — У меня есть вопросы, капитан Кляйн, — холодно произнесла Кушель. Астор продолжал улыбаться, помешивая чай в чашке, всем своим видом показывая, что внимательно слушает её. Кушель напиток не предложили, хоть молоденькая девушка-патрульная и покрутилась для чего-то рядом. — Почему вы решили, что имеете право врываться в мой дом и вытаскивать меня для разговора с вами, как дешёвую потаскуху? На самом деле в дом никто к ней не врывался, благопристойно постучались, назвали цель визита и сопроводили до участка. Ворвались только в личную жизнь Кушель. — Мне нужны результаты и ответы, мисс Кушель, а вы что-то не торопитесь мне их давать. — Вы не попросили вежливо, капитан. Их взгляды столкнулись с лязгом стальных мечей, никто не собирался сдаваться. В какой-то момент Астор Кляйн ухмыльнулся и взял со своего стола папку с какими-то документами. — Ознакомьтесь, мисс Кушель, — и весьма мягко добавил, — пожалуйста. Астор Кляйн даже когда уступал не выглядел проигравшим. Соперничать на этом поле с ним было тяжело. Кушель помогал только холодный темперамент. В папке были досье на самых видных представителей каждого социального слоя Подземного Города. Тут были Гоззо, Хеймо, Бруна, сама Кушель, несчастный Брэд, на которого они собирались скинуть своё преступление, немного о Леви, Фарлане и Изабель. — Зачем это? — Дайте мне результат, мисс Кушель, иначе нам с вами придётся попрощаться. Тон Астора был весьма красноречив. Попрощаются они раз и навсегда.***
План собирались привести в исполнение сегодня ночью. Изабель в возбуждённом состоянии не могла заснуть. Всё крутилась, сопела и никак не могла успокоиться, тревожа и так взволнованную Кушель. — Пошли, — не выдержала Кушель. — Куда? — захлопала большими глазами Изабель. — Чай пить. На кухне сидел нервничающий Фарлан, которого отпаивал чаем Леви. Аккерманы переглянулись, менее устойчивых членов семьи следовало успокоить. — Чёртовы Аккерманы, — пробормотал Фарлан, заметив их разговор без слов. Фарлан жил с ними достаточно долго, чтобы видеть эмоции, спрятанные под стальной бронёй глаз, но сейчас сам был слишком поглощён своими тревогами, чтобы видеть чужие. Изабель пристроилась рядом с ним, глотнула из его чашки под слабое возмущение и привалилась к его плечу, выдыхая. Леви стоял, оперевшись поясницей о тумбу, где остывал чайник. Кушель, скрестив руки на груди, облокотилась о дверной косяк их с Изабель комнаты. Она видела всё их беспокойство, как на ладони. Рядом встал чей-то призрак, лица которого она не видела, но чувствовала его тепло. — Допивайте и спать. Волноваться рано, потом будет некогда, а после уже поздно, — произнесла она, почуствовав одобрительную улыбку кого-то, кто был рядом. — Вы не сильно-то и хотите помочь, верно, мисс Кушель? — закатил глаза Фарлан. Беспокойство осыпалось с него каменной крошкой. Он стряхивал его с себя, проявляя мужество, которым Кушель гордилась, будто была ему матерью. — Звучит интересно между прочим! — нахмурила брови Изабель, отвлекаясь от своих страхов и выпрямляясь. Она словно стала луком, на котором натянули тетиву. Было рано стрелять, но она уже была готова. Кушель улыбнулась уголком губ. Эти дети справятся, а в Леви она никогда и не сомневалась. Единственный взгляд на сына заставил её напрячься. Леви никогда её не ревновал к Фарлану или, упаси боже, Изабель. Но что-то сейчас клубилось в стальном тумане его глаз, что-то, что он не хотел показывать, из-за чего переживал. Кушель отвела взгляд, будто увидела что-то постыдное, что не предназначалось ни для кого. Изабель одним глотком допила чай Фарлана и, звонко хохоча, убежала в комнату. Фарлан крикнул ей вслед что-то обвиняющее, но получил в ответ лишь хихиканье, приглушённое пледом. Леви и Кушель остались наедине. Он спокойно смотрел на полупрозрачный пар, вылетающий из носика чайника, она старалась смотреть куда угодно, только не на него. Взгляд то и дело возвращался к сыну. — Поговори с ним, — шепнул знакомый, полный энергии голос. — Он же твой сын. Забыла, что ли? Конечно ему тяжело это принять, не смотри на то, что он уже взрослый. Сыном твоим он будет всегда. — Отстань, Ханджи, — шепнула Кушель, подходя к Леви, что поднял на неё взгляд. — С кем ты говоришь? — негромко и устало спросил Леви. — С Ханджи, — не стала скрывать Кушель, надеясь, что постоянно исчезающее имя задержится в руках Леви. Леви лишь вздохнул, прикрыв глаза. Она видела, как имя ускользает из его рук раскалённым песком, а он даже не пытается его удержать. Кушель не винила его, понимала — тяжело. — Завтра всё будет хорошо, — пообещала она. — Разве не я должен тебе это обещать? — горько усмехнулся Леви. — Сегодня пообещаю тебе я. Он смотрел в её глаза и успокаивался. — Из-за чего волнуешься ты? — проницательно спросил он. — С чего ты взял, что я волнуюсь? — Потому что у нас сегодня вечер психотерапии, вся семья волнуется, — закатил глаза Леви. — Если не хочешь, можем просто помолчать. Кушель замялась. Леви совсем вырос. Она подалась вперёд, уткнулась лбом ему в плечо и выдохнула. Он приобнял её одной рукой, и она совсем расслабилась. — Хочу забрать Фран, — почти неслышно. — Мисс Франческу? — Только не говори, что ты её помнишь, — взмолилась Кушель, надеясь, что эпизод с посещением борделя волшебным образом исчез из памяти сына. — Помню, — она явно видела спрятавшийся в уголке его губ смех. — Она твоя подруга, помогает тебе. Придумаем что-нибудь. Фило напряжём, он и решит. — И почему ты его так не любишь, — покачала она головой. Леви помолчал, обдумывая её вопрос: — Скажем так, Изабель в семье появилась из-за него. — Но? — Но чуть не исчезли мы с Фарланом. — Урою гада, — пробормотала Кушель. — Дело былое. Ложись спать, вставать всего через несколько часов. — Не хочу, — вжалась крепче в него она. — Хочешь повторить план? — неуверенно спросил Леви. — Хочу побыть рядом, пока могу.***
Всё пошло не по плану в первые же часы. Фило не оказалось в условленном месте, Брэд, которому сегодня должны были доставить УПМ, тоже пропал. Кушель заволновалась. Она должна была вместе с Фило притащить Брэда Кляйну, чтобы завоевать его расположение. Фарлан был запыхавшимся, словно за ним гналась дикая свора. Он остановился лишь на миг, чтобы схватить Кушель за руку и потянуть за собой. Кушель не задавала вопросов, просто бежала. Фарлан постоянно оглядывался, будто их преследовали, но она не чувствовала погони. — Фарлан! — крикнула Кушель. Когда он не отреагировал, она дёрнула его за руку. — Да стой же! Фарлан остановился, чуть не упав. Он смотрел на неё полубезумными глазами, его грудь тяжело вздымалась, а ладонь крепко, почти до боли, стискивала руку Кушель. На него было страшно смотреть. — Что случилось? — требовательным, почти не дрожащим голосом спросила Кушель. Фарлан немо шевелил губами, не в силах сказать ни слова. Кушель скорее догадалась, чем услышала: «Фило… Линда… убиты». Она не слышала слов, лишь видела шевеление губ Фарлана. Не чувствовала тепло его руки, только холод своей. Не было ни боли, ни чёткого понимания, что случилось непоправимое. Она не могла поверить в то, что услышала. — Мисс Кушель! — Фарлан встряхнул её за плечи. Мир брызнул звуками и тусклыми красками прямо в мозг. Всё было так нереально фальшиво, что хотелось сорвать маску с Фарлана, который давным-давно должен быть мёртв. Но она не сделала этого, лишь выдохнула, не слыша себя: — Как? — Нас предали. В Кушель взыграла ярость. Линда. Светлая, невинная Линда мертва. Трусоватый, но свой Фило мёртв. Оба мертвы, и она знала из-за кого. Она не успела даже подумать, когда, оттолкнув Фарлана, бросилась к дому Линды и Фило. Ей нужно убедиться. Она не могла верить словам о смерти своих близких от мертвеца, она должна была точно знать это. У дома Фило были выломана дверь и выбиты окна. Слепой окровавленный дом беззубо раскрыл перед ней своё нутро. Словно падальщики, внутри сновали полицейские. Смеялись, шутили, будто здесь не случилась трагедия. Кушель не подходила близко, следила издалека. Видела, как кто-то опьянённый болью этого дома пнул летнюю картину Линды прямо на Линду, валяющуюся сломанной куклой в коридоре. Она зажала себе рот ладонью, чтобы не закричать, но обоняния коснулся тошнотворный запах свежей крови. Ладонь была прогрызена до мяса. Она развернулась, шатаясь как одурманенная. Всё внутри клокотало, требуя выхода. Она не хотела объяснений, она хотела обезопасить свою семью. Кушель своими собственными руками поддерживала в Линде жизнь одиннадцать лет назад. Она вместе с ней спасалась из огненного марева, в которое превратился город. Она сама согласилась оставить её с Фило, ведь так было лучше. А Фило! Ненадёжный, трусливый, но преданный её силе, человек-парадокс, человек, которого не было. Чего стоит её сила сейчас? В бордель Кушель ворвалась, не слыша и не видя ничего перед собой. Она готова была выдрать правду из ловких рук. Она была готова… попытаться услышать, сквозь вой своей израненной души. Её не успели остановить. Никто и не смог бы. Возможно, только Бруна, что своим ледяным спокойствием могла посоперничать с гранитной плитой, но Бруны не было, а Кушель и не вспомнила о её существовании. Трепетание ночных бабочек не вызвало никаких чувств. Их тонкие конечности терялись в тяжёлых шалях за испуганными масками. Кушель отметила их краем сознания, стремясь всем своим существом вперёд. Она ворвалась в знакомую комнату, и рык застыл в горле. Алый цветок раскинулся на всю комнату. Он брал начало из того места, что раньше было солнечным сплетением Фран. Лепестки ползли уродливыми тёмно-фиолетовыми пятнами по обнажённым рукам и ногам, прибитыми к полу. Кушель затошнило. Ароматы смерти, крови и столь любимого абрикоса клубились вокруг безжизненного распахнутого тела, что когда-то принадлежало Фран. Грудная клетка раскрыта, открывая перемолотое в кашу сердце. Мир покачнулся, но она стояла на ногах и не могла пошевелиться. Позади кто-то ахнул и попытался вывести Кушель из комнаты, но она не позволила себе сдвинуться ни на миллиметр. Казалось, что стоит ей уйти, как страшная картина начнёт своё движение и поглотит весь её мир. — Олимпия, пожалуйста, — молила куда-то ей в волосы Бруна, её обычно горячие руки были такими холодными. Кушель поддалась, когда громадная полупрозрачная тень положила руки ей на плечи. Легче не стало, боль не исчезла, но она почувствовала своё тело сквозь онемевшие чувства. Бруна торопливо повела её в другую комнату. Кушель не запомнила дороги, но как бы далеко её не увели, запах абрикосовой смерти поселился в ней. Бруна что-то сказала ей и торопливо вышла. Кушель не запомнила ничего, только нарастающий гнев. — Олимпия! — с ужасом воскликнула Бруна, роняя из рук кувшин с водой, что беззвучно разлетелся на сотни маленьких черепков, разбрызгивая свою прозрачную кровь. Кушель не отреагировала, лишь смотрела в пол, который почему-то оказался так близко. Ей мерещилась кровь на стенах и полу, на своих руках и рубашке. А ещё абрикосовый аромат, который сводил её с ума. Ей было не больно. Совсем нет. Всё ушло. Было просто никак. — Олимпия, Олимпия, прошу успокойся, — шептала и плакала Бруна, падая рядом и покрывая её израненные руки поцелуями. Кушель была готова откликнуться. Она была готова быть кем угодно. Только бы не собой.