Пора возвращаться домой (2021)

      Над обычно мрачным Тэдбруком (1) сегодня взошло яркое и ослепительное солнце. Людям, которые жили в этой деревне, переживая ужасы войны, что поразила этот мир с ног до головы, было непривычно с такого: ещё с самого начала войны в Тэдбруке ещё ни разу не было солнечной погоды, постоянная серость неба и влажный воздух летом, которая менялась на пронзающий холод и грязный снег зимой, а что до весны и осени, то в это время тоже было мало чего хорошего.       Тэдбрук был наполовину пуст: добрая часть мужского населения ушла патриотично служить на фронт, здесь были лишь старики, что в силу своего возраста и здоровья не могли отправиться на поле битвы, сражаясь за мир в тылу, как и женщины, так же смиренно ждавшие своих мужей, братьев, сыновей, да дети, самым старшим из которых было не больше четырнадцати. Некогда действительно очень людная деревенька превратилась в «полу-обрезанный» призрак, состоящих из людей, что улыбались лишь изредка.       И вся эта мрачная атмосфера английской деревеньки завершалась вот такой мрачной погодой. Именно поэтому внезапно солнечное утро оказалось для жителей Тэдбрука самым настоящим праздником, но, разумеется, это была лишь видимость, ведь больше было тех, кому хоть радостным лучом в лицо тресни — вечный страх того, что родные не вернутся с войны, был гораздо сильнее.       Как, например, в одном доме, где жила одна женщина, на которой была ответственность за пятерых детей, старший из которых сейчас находился в своей комнате, только с окна наблюдая, как его младшая сестра вывела на прогулку одного из братиков.       Особая отличительная черта семейства Смитов, что дети Грегори и Шарлотты были приёмными, за исключением старшей дочери Анджелы, и то, та была дочерью только Шарлотты, Грегори был ей отчимом. И пополнение семьи как раз произошло именно после того, как Грег ушел всё-таки на фронт.       Просто Шарлотта очень мечтала о большой семье, хотела, чтобы в их с мужем доме никогда не утихал радостный детский смех, чтобы в доме царила радостная атмосфера. Но планам этим было не суждено сбыться вначале — после того, как Шарлотта родила Анни, с её здоровьем начались серьезные проблемы, и врачи ей запретили вновь рожать. А тут ещё и война страшная началась, даже несмотря на то, что Грегори не сразу ушел на фронт… Грег понимал желание своей жены иметь большую семью, более того, и сам разделял это, поэтому предложил Лотте самый, на его взгляд более рациональный вариант — взять из приюта. Но миссис Смит не сразу была настроена на такой подход: будучи матерю Анджелы, которую та выносила сама, она с трудом могла представить, как воспитывает ребенка, которого родила другая женщина.       И тут июнь 1940-го года. Шарлотта и её девятилетняя дочка Анджела были очень сильно удивлены, когда глава семейства, Грегори, привел в их дом какого-то мальчика, который был всего лишь на год старше самой Анни. Мистер Смит нашел мальчишку одного, гуляющего посреди степей, очень израненного и потерянного. Во всех смыслах этого слова — мальчишка не помнил ничего, не семьи, ни того, как оказался в этих лесах. Всё, что было на нем, только лишь небольшая деревянная подвеска с неаккуратно вырезанным именем «Эд».       Именно в этот момент Шарлотта растаяла. Её сердце искренне вздрогнуло, когда она увидела маленького худощавого мальчика с темными волосами и большими карими глазами, полными страха и потери. По справедливости, ребенка бы стоило отдать в полицию, это ведь наверняка был просто потерявшийся мальчишка, у которого наверняка были родители (по крайней мере одежда, которая на нем была тогда, говорила о ребенке, что он как минимум из среднего класса был)… Но что-то подсказывало, что ребенка вряд ли искали. Даже в полиции, когда мистер и миссис Смит все-таки отправили «потеряшку» туда, ничего не нашли. Так вскоре в семье случилось пополнение в лице Эдварда Смита — имя ему дала сама Шарлотта, основываясь на той подвеске, да и сам Эд не был против, чтобы его так звали.       Но самое главное, что волновало Шарлотту, так это то, что новоиспеченный член семьи практически сразу же нашел язык со своей новой сестрой. Это и успокоило мать семейства, по крайней мере, у Анни теперь был друг.       А спустя год Грегори Смит всё-таки отправился на фронт, оставив Шарлотту самой поднимать двоих детей. Вот тогда-то всё и закрутилось. Пару месяцев спустя выяснилось, что Николас О’Нил, муж Агаты, подруги Лотты, погиб на фронте. Из-за телеграммы, которая пришла Агате, та не выдержала и покончила с собой, оставив шестилетнего Сеймура без матери. За неимением других родственников, Шарлотта в память о подруге, забрала ребенка себе, стараясь если хоть не заменить мать, то быть поддержкой для Сэма, который чуть не ли в одночасье стал сиротой.       И вот уже в 1941-м году семья Смитов состояла из троих детей: одиннадцатилетнего Эдварда, десятилетней Анджелы и семилетнего Сеймура, который вскоре тоже стал носить фамилию Смит. Вскоре пришло ответное письмо от Грегори, в котором он рассказывал, что Советский Союз всё-таки вступил в военные действия против Германии, где глава семейства искренне порадовался храброму решению своей жены и то, что хотел бы поскорее познакомиться с Сэмом.       А в декабре того же года случилось ещё одно пополнение. К тому времени Шарлотта уже не так остро восприняла ситуацию. Появление в доме Смитов шестилетней Талулы было схоже с историей Сеймура, но с некоторыми оговорками — от лейкемии скончалась сестра Грегори, Дайанн, оставив свою дочь сиротой (а её муж, Реджинальд Ривз, пропал без вести незадолго до обострения болезни Дайанн). Юную Лулу перевели к Шарлотте, как к единственному родственнику.       В начале июня 1942-го года Шарлотта Смит подумала о том, что им всем пора было остановиться в плане пополнения детской части своей семьи. Когда миссис Смит отправилась со старшими детьми недалеко в лес собирать ягоды, на опушке оказалась странная корзинка, в которой лежал… младенец, совсем крохотный, на вид не больше полугода. Анни сразу же начала умолять маму помочь ребенку, хотя бы найти родителей… Но спустя небольшое время всё-таки стало ясно: скорее всего, малыша просто-напросто бросили. И от этой мысли у Шарлотты волосы дыбом встали, ведь кто знал, что могло бы произойти с ребенком, если бы его вовремя не обнаружили?       Так семья закрепилась последним её членом — Чарльзом. Имя младенец получил напрямую от своего старшего брата Эдварда, который очень настойчиво желал дать имя самостоятельно. Мать семейства сдалась под напором юноши и всё-таки согласилась, тем более что для неё это имя, Чарльз, тоже имело толику значимости — так звали её отца.       Сейчас на дворе был май 1944-го. Пока мать семейства занималась ужином, старшая дочка Анни «выгуливала» Сэма, чуть позднее к ним присоединилась и Лула. А вот самый старший из детей и самый младший, Эд и Чаки сидели в комнате. Старший сидел на подоконнике, предпочитая наблюдать за другими, а младший как раз удобно устроился на его коленях, вырисовывая пальцем невидимые узоры на окне. — Тише-тише! — весело шепнул Эдвард маленькому брату, который вдруг вместо рисования узоров принялся шлепать по книжке старшего брата, которую тот читал.       Чарльз в ответ показал язык и резко спрыгнул на пол, из-за чего его старший брат инстинктивно бросился за ним, стараясь не допустить, чтобы с двухлетним ребенком ничего такого не случилось. Чаки устроился на полу, разбирая деревянные игрушки и, кажется, уже вошел в азарт, начав с ними возиться, а Эд, успокоившись, сел на свою кровать, продолжив чтение и иногда поглядывая за ребенком.       К слову, среди всех пятерых детей именно старший, Эдвард, старался быть примером для младших. Особенно в моменты, когда мать бывала не в силах противостоять столь «мощной армии», как их всех не стеснялась называть Анджела. Конечно, порой это давалось тяжело, особенно, учитывая далеко непростые характеры Сэма и Лулы. Ведь иногда Сеймур был абсолютно неуправляемым, а Талула почему-то постоянно поддерживала именно его, а не того же Эдварда.       Именно с Сэмом Эд ссорился больше всего, чаще по простой причине того, что у мальчиков были абсолютно разные взгляды на одни и те же вещи. Может быть, на Сеймура давил авторитет «всегда правого» старшего брата, и он выражал это в своем бунтарском поведении, действуя на нервы всем, кто его окружает. Абсолютно такая история крылась и между Анджелой и Талулой, девчачий вариант разногласии Эдварда и Сеймура.       Да ещё и самый маленький член их семьи, Чарльз, нередко становился «предметом» раздора между братьями, ведь Чаки тянулся чаще к самому старшему из двух братьев, порой даже игнорируя Сэма, который тоже хотел быть старшим братом хотя бы для него. А вот в случае с Анни и Лулой все было наоборот, Чаки предпочитал общество более младшей из старших сестричек.       Несмотря на то, что Эдвард любил их всех одинаково, отношения с каждым из них было всё-таки разное: с Анджелой они больше как лучшие друзья, партнеры, нередко помогающие и выручающие друг друга, ссоры с ней самые редкие и самые… быстро разрешающиеся. Эд и Анни были словно отражения друг друга, части единого целого. С Сэмом уже гораздо сложнее, вечное противостояние двух соперников (хотя, конечно больше всего за внимание Чаки, и то, Эд чаще всего выходил победителем), смотрящих на этот мир абсолютно по разному. Что же касалось Лулы, то она была больше под «влиянием» Сэма. И это была младшая версия отношении Эдварда и Анджелы — куда Сеймур, туда и Лула, чтобы та не задумала, тот всегда первым поддержит именно её.       И только лишь с Чаки у Эда самые искренние братские отношения. Может быть, это ещё и потому, что Чарльз уж совсем малыш, и кто знал, в кого он вырастет. Но по крайней мере из всех детей Смитов именно Чарльз был самым спокойным, самым ласковым, самым дружелюбным. Именно Чаки Смит выступал «талисманом» для своих старших братьев и сестер, больше всего ласки и заботы были обращены именно к нему.       Как минимум Шарлотта среди всех своих детей выделяла именно Чаки, как самого младшего и самого, по её мнению, беззащитного. К Эду и Анни она больше относилась как к мини-помощникам и, как минимум, это устраивало саму Анджелу. Она больше всего стремилась получить расположение своей матери, стараясь походить на неё во всем, даже «копировала» некоторые черты характера. А что касалось Эдварда, вот он точно не стремился кого-либо копировать, он просто делал то, что считал нужным, благо чаще всего, это поддерживалось его мамой.       Вот уж чего Эдвард Смит никогда бы себе не позволил, так это делить своих братьев и сестер на любимчиков и не-любимчиков. Несмотря на постоянные попытки подражания матери Анджелы (чем та очень часто бесила всех), несмотря на порой уж совсем невыносимого Сеймура, несмотря на то, как Талула старалась ему подражать, иногда теряясь в нем, и несмотря на все отношение с Чарльзом, их старший брат всегда любил и будет любить их одинаково сильно. Нередко именно Эд выступал защитником того же Сэма, когда мать в нередких случаях прибегала к мокрой тряпке, чтобы наказать непослушного ребенка, прикрывал Лулу, чтобы мать и её не смела лупить. Чаще всего именно он успокаивал Анни, когда та в слезах убегала после маминых нотации, и именно он прятал Чарльза, чтобы тот не видел довольно частые ссоры в доме Смитов, чтобы не расстраивать его.       Младшие Смиты были тем, за что держался Эдвард больше всего на свете, ведь они были так… похожи. Только вот на кого именно, старший из детей сказать не мог. Анджела, Сеймур и Талула с Чарльзом были словно отголоском из прошлого, которое было так безжалостно отнято у Эдварда, ведь он за те четыре года так и не вспомнил ничего, что могло быть дать подсказку к прошлому. Единственное, что связывало его с этим всем — тот самый деревянный кусочек с его именем.       Эд постоянно носил его с собой, нередко бывает запираясь наедине с самим собой, чтобы просто сидеть и смотреть на этот самодельный кулон, надеясь таким образом вспомнить хоть что-то. Хотя на самом деле Эдвард не то, чтобы стремился вспомнить прошлое, особенно в те моменты, когда его мама давила этим, призывая отпустить это всё, ведь теперь именно Смиты его семья. И какая бы раньше у Эдварда не была бы эта самая семья в прошлом, если бы они хотели его найти, давно бы это уже сделали. И ведь не стоило исключать тот факт, что её просто напросто могло и не быть уже… Война же сейчас, мало ли что могло случиться.       Сам по себе Эдвард Смит не был конфликтным парнем, стараясь не меньше, чем Анджела, угодить маме, ведь он понимал, что ей одной тяжело справляться с «мощной армией». Но именно проблемы с памятью и постоянное желание понять себя становились точкой разногласии между Шарлоттой и её старшим сыном. Потому что миссис Смит всеми силами старалась унять тот «голод» по прошлому, хотела, чтобы мальчик думал именно о настоящем и будущем. Но как бы Эдвард был бы спокоен за будущее, если он толком не знал, кем был в прошлом? Конечно, он был благодарен Грегори, что тот его нашел, когда Эдвард был совсем один и напуган, что тот привел его в свой дом, назвав своим сыном. Он был благодарен Шарлотте, что в целом не оставила парня одного, что проявила к нему понимание и заботу… Но ведь что-то случилось? Что-то ведь привело к тому, что Эдвард оказался среди обломков разрушенного поезда? Почему он не помнил о том, что было до? Что его напугало и заставило сбежать от катастрофы, оказавшись совсем один и не способный представить, что его ждало дальше?       За последнее время мать Смитов как-то странно изменилась. Хотя, это можно было просто списать за постоянную усталость из-за ответственности за детей, но… Порой её распределение детей на более любимых и менее становится всё чаще заметным. Особенно это заметно в отношении девочек: там, где например, Талула получает море похвалы за какой-либо хороший поступок, Анджела же обходится сухой улыбкой и не менее сухим «молодец». Там, где Анджела сильно провинилась, не обходилось без мокрой тряпки и спины старшей из сестер, которую приходилось лечить от ссадин. А там, где оступалась Талула, все заканчивалось лишь простым «не делай так больше, хорошо?».       И это при всем том, что если смотреть на это всё с кровной точки зрения, Анни была намного ближе, чем Лула, которая по справедливости была кровно связанна именно с Грегори, а не с Шарлоттой, это же его племянница.       Вообще, единственным в этом доме, кто не проходил «воспитательную терапию мокрой тряпкой», был Чарльз, и то, только потому что он был самым маленьким, Шарлотта в случае его провинности в чем-либо просто так сильно кричала на него, что малыш заливался в слезах.       И ещё один «камень в огород Шарлотты»: если Чарльз чего-то боялся, то он в первую очередь бежал именно к Эдварду. Чаще всего по ночам, когда тому кошмары снились, нередко Эд и сам прибегал, проснувшись посреди ночи от криков маленького братика.       Всё это, то, какими были младшие братья и сестры Эдварда Смита, действительно каким-то образом заставляло думать о том, что это было так похоже на то, что могло быть в прошлом. Возможно, что в том потерянном и забытом прошлом, у Эда так же была большая семья с братьями и сестрами.       Он искренне хотел вспомнить хотя бы малейший кусочек из той прошлой жизни.