Пять минут до рассвета

      — Soleil, lune, étoiles et vent Trouvez celui qui a été perdu.       — Что это за слова?       — Французский. Мой любимый язык из тех, что сейчас существуют. Попробуй повторить.       — Но заклинание может быть на любом языке, я могу сказать то же самое на русском… — Варя посмотрела на карту, взгляд приклеивался к ней. Пальцы теребили красный фломастер, им она два раза верно отметила местоположение человека, которого мама требовала разыскать. У нее уже получилось провести ритуал поиска безо всяких заклинаний, зачем же так много сложных слов? Взгляд мамы, похожий на ночь в мире, где погасли все звезды и фонари, буравил голову.       — На легком пути ты не научишься настоящей магии, — отрезала мама. Варю как из ведра с холодной водой облило ее разочарованием, и она вздрогнула. — Произнеси слова. Soleil, lune, étoiles et vent Trouvez celui qui a été perdu. И повтори ритуал.       Варя сдержанно вздохнула.       — Сол… — она повторила, что смогла, зажмурившись. Магия выскальзывала из пальцев, как тонкая нить. — Со словами не получается!       — То-то же. Ты отвлекаешься на заклинание, но ты не должна отвлекаться, даже когда все вокруг и в твоей голове будет шуметь тысячей бурь и землетрясений. Это, — она кивком указала на карту, — мелочи, по сравнению с тем, что тебя ждет в будущем. Не забывай об этом ни на секунду.       — Да, — сказала Варя и вдобавок кивнула. Смотрела она опять в стол, не желая встречаться с мамой глазами. Иначе та все поймет. Иначе прочтет ее мысли и разозлится. Варя ничего не хотела помнить. Ей казалось, мама хочет сбросить ее в темную пропасть, и каждое занятие такой прекрасной и любимой сердцу магией было в тягость, ведь становилось еще одним шажком к той пропасти.       — Тренируйся, завтра покажешь результат, — она подвинула к Варе бумажку с написанным на ней заклинанием. Уходя, коснулась твердой узловатой рукой волос Вари, заплетенных в тугую косу.       — Понедельник — важный день, начнется твоя человеческая жизнь, ты пойдешь в школу. Готова?       — Нет, — по голосу Варя поняла, что мама улыбается, и решила сказать правду. — Зачем мне ходить в школу с обычными людьми? Зачем притворяться такой же, как они? Мы же ведьмы… — они запнулась. — То есть…       Они больше, чем ведьмы. Варя, может, еще и могла себя так назвать, а вот мама точно никакая не ведьма, она… она…       Варя не хотела произносить даже мысленно.       Мама не стала поправлять ее. «Ведьмы» звучало куда проще, чем истина, которую знали только они — мать и дочь, живущие на окраине небольшого городка, в деревянном домике с огородом.       — Тебе придется притворяться и врать всё время. Больше, чем другим ведьмам. Это одна из жертв, которые вы приносите ради блага людей, ты знаешь. А тебе придется принести самую большую жертву.       Мама смотрела строго и серьезно — ее взгляд не менялся, даже когда она улыбалась, но никто, кроме Вари, не видел ее истинного облика, сокрытого за простецким обманом и внешностью слабой бабушки. Ее подруги точно не слышали скрипа леса, которому миллионы лет, не видели мрака бури, затмевающего небо. Они с хохотом пили с мамой чай и рассказывали непонятные Варе истории. Неужели мамин взгляд становился иным, когда она смеялась вместе с ними, сидя за столом?       «Есть далекий Лес, а в нем живут души умерших, — с самого детства рассказывала ей мама, никогда как сказку, всегда — как реальность. — Это их последнее пристанище, их дом, их утешение. И в Лесу живет Смерть. — Тут Варя всегда задерживала дыхание, по спине ледяными лапками насекомых бежали мурашки. — Но каждому отведен свой срок: букашке, собаке, птице, человеку. И даже Смерти. Наступит день, когда она уйдет. И кто же тогда будет утешать мертвых? Кто сможет им помочь?»       Варе с первой же ночи, когда она услышала сказку, показалось, что ответ должна дать она.       «Я хочу, чтобы ты помогала людям, — говорила мама и гладила ее по голове, а глаза оставались холодными, как покрытые инеем камни, — хочу, чтобы ты была сильной. Такой же сильной, как я».       Хорошо, что мама никогда не спрашивала: «Хочешь этого?» Потому что Варя не смогла бы соврать.       Она не хотела, чтобы ее глаза стали такими же, как у мамы.       — Хорошо, — ровно произнесла мама, когда Варя продемонстрировала идеальный ритуал поиска в сочетании с заклятьем на французском. — Я напишу тебе еще несколько на разных языках, продолжишь работу. А в конце недели отправишься в Лес.       Последняя фраза прозвучала приговором.       — В Лес? — голос дрогнул.       — Я же говорю на твоем любимом русском, или ты уже и его не понимаешь? — усмешка, как иголка по пальцу.       — В прошлый раз не получилось. — Вмиг стало холодно, внутри будто обвалилась земля, обнажая уродливую дыру, ведущую в неизвестность.       В прошлый раз… Варя сделала всё по правилам. Следуя специальному ритуалу, который должна уметь проводить любая ведьма. Лес даже явился ей, совсем ненадолго. Такой огромный, наверное, такими большими бывают планеты и солнца, кружащиеся в черноте космоса. Ужас сжал шею лапами-ветками. Лес готовился раздавить ее, но мама вытащила. Варя сидела на полу, сжавшись в комок, и рыдала. Мама смотрела сверху:       «Так бывает почти с каждым в первый раз. Ничего страшного», — сказала она.       «Ничего страшного», — повторяла Варя себе с десяток ночей после неудачи, когда ощущала, что ее начинает поглощать кошмар.       — Ты будешь пробовать, пока не сможешь.       Варя промолчала, смиряясь с неизбежным. То, что ей приказывала мама, всегда требовалось исполнить.

***

      Острый нож на столе сверкал огнем в свете лампы.       Варя смотрела на пожелтевший листок со словами на французском. «Soleil, lune, étoiles et vent Trouvez celui qui a été perdu».       — Soleil, lune, étoiles et vent Trouvez celui qui a été perdu, — тихо повторила она, слова знакомо коснулись языка, как давно позабытый вкус из детства.       С тех пор прошло девятнадцать лет. Ничего не изменилось. Яд матери по-прежнему отравлял жизнь. Весь городок, все эти обычные люди думали, что она умерла, но мать ни разу по-настоящему не умирала. Сотни тысяч лет она играла в человеческую жизнь: жила среди людей, растила детей, умирала, появлялась снова. Вновь заводила сына или дочь, потому что предыдущий не справлялся.       Варя знала, что мама всё еще здесь, наблюдает за ней из Леса. Но она знала и еще кое-что.       Эта мамина жизнь — последняя.       И Варя — последняя дочь.       — Soleil, lune, étoiles et vent Trouvez celui qui a été perdu, — она едва услышала собственный шепот, рука сжимавшая листок, дрожала, вторая — впивалась в подлокотник инвалидного кресла, в котором Варя теперь передвигалась по дому. Вспышка магии обдала лицо потоком жаркого воздуха, и листок разлетелся на десятки кусочков. Варя медленно вдохнула и выдохнула. Все хорошо. Пока хорошо. У нее еще есть время, чтобы подготовиться к сражению. Варя подъехала к окну и откинулась на спинку кресла. Управление им давалось тяжело. Все давалось тяжело — вставать с постели, выходить из дома, мыться в душе. Марк настаивал, что ей нужны специальные перила, но она не соглашалась. Беспомощность временна, иначе быть не может. Она перепробовала уже все известные целебные заклинания — не помогало ничего, но это не означало, что способа нет. Она будет пробовать снова и снова, пробовать даже то, к чему нельзя прикасаться…       Варя просто не могла проиграть.       Она посмотрела на обрывки бумаги под ногами. Через неделю после того занятия мама снова заставила ее выполнить ритуал для входа в Лес. Ничего не вышло.       «Земля силы поможет тебе», — сказала мама и отвела ночью в обитель душистых елей и сосен. Деревья смыкались лабиринтом за спиной, прятали выход. Варя осталась в одиночестве на всю ночь, в окружении шепотов мертвых, не в состоянии найти дорогу обратно, будто мама, уходя, приказала деревьям не выпускать. Варя знала с детства, что родилась в этом лесу, из его земли и глины, из маминой магии. Но в ту ночь и в три последующих лес стал для нее худшим кошмаром. Лишь в двадцать лет она смогла вновь вернуться к нему. Посмотреть в темноту между деревьями и сказать: «Я не боюсь тебя».       Не деревьев стоило бояться. Ничего в мире не могло быть страшнее матери. Варя не врала себе. Страх опутывал внутренности всю жизнь, сжимал их узким корсетом. Она принадлежала матери — слепленная ее руками игрушка, в которой упорно взращивали нужные черты.       Стать такой, какой хотела мама, — самое страшное. Неважно, сколько мортасилар заложила в Варю, все сгорело, как поле сухой травы от одной спички.       Ночь поражения всплывала в мыслях снова и снова. Варя несколько месяцев составляла ритуал, используя наметки других ведьм — новые, старые, те, которым было больше двухсот лет. Искала того, кого еще никто, если верить записям, не смог найти.       Того, кто смог бы помочь одолеть мать.       Варя не верила архивам.       Кто-то наверняка находил их — магическое чудо, тех, о ком не знал никто из обычных людей, и уж точно никто из охотников.       Окульты.       Единственный способ, единственное спасение.       Идеально выверенный ритуал не подвел Варю, подвела сила. Варя была сильнее обычных ведьм раза в три, но и такой мощи не хватило. Мать бы наверняка применила заклинание, щелкнув пальцами, а Варя отдала здоровье и не смогла ничего. Она больше не сможет ходить, если не найдет способ исцелиться потому, что слишком слаба.       «Нет никого сильнее мортасилара», — повторяла она себе снова и снова, сжимая зубы, царапая ногтями плечи. Повторяла, зная, что жалкое оправдание никак ей не поможет.       «А может, не поможет вообще ничего», — мелькало иногда в голове. Варя крепко зажмурилась, будто темнота перед глазами могла спрятать ее от всевидящего взора худшего из чудовищ. Тело окаменело, а магия, текущая внутри, превратилась в пересыхающий ручеек.       Матери нет рядом, но она все равно здесь. Каждую секунду жизни. Варя открыла глаза и, медленно дыша, подъехала к столику. Нож лежал на нем ядовитой змеей. Схвати — все будет кончено за несколько секунд. Возьми его — и уже не остановишься. Слова заклинания приятно давили на язык. Варя составила его для себя, а не для удобства колдовства.       Сила. Темное грозовое небо. Сердце. Свобода. Она подобрала образы, которые давали ей второе дыхание. Варя подумала о Марке.       Все ради него.       Все на свете ради того, чтобы спокойно быть вместе с ним.       Кроме ножа, на столе лежали чистый лист бумаги и ручка. Варя провела рукой над столом, задержала ее над ножом и взяла ручку. Склонилась над бумагой. Перед колдовством она должна сделать кое-то важное, то, что делала уже много лет подряд.       Она аккуратно вывела:       Здравствуй, Марк.       Небольшая стопка писем, обращенных к лучшему другу детства, почти брату, к тому, кого Варя любила всю жизнь, лежала в ящике стола. Варя писала ему с шестнадцати лет. Сначала это были письма о любви, затем она стала рассказывать в них о мире магии. Недавно она начала писать о матери и о том, что собирается сделать. Когда-нибудь, когда все будет закончено, когда она сможет дышать полной грудью в новом свободном мире, она отдаст все письма Марку.       Варя закончила писать через пятнадцать минут.       Ведьмам разрешалось использовать для магии лишь собственные силы. Давным-давно одни из первых ведьм брали для колдовства энергию жизней других. Но даже капелька крови развращала. Это были времена, когда их боялись. Когда они отнимали жизни и губили деревни, когда могли жить веками, а немногие, если верить красивым сказкам и легендам, — даже летать.       Это было время первой охоты — величайшей трагедии. Несмотря на всю ведьминскую силу, люди нашли оружие против них. Пусть первые охотники часто гибли сами, но так же часто они убивали и ведьм, в процессе охоты вешая и сжигая сотни и тысячи обычных женщин.       Мортасилары создали ведьм как дар человечеству, задело ли их то, как их первые создания распорядились своим даром? Они не отворачивались, глядя на реки крови, не плакали. Они удовлетворились, когда ведьмы и люди заключили мир, словно не было всех жертв.       Варя взяла нож. Сначала он показался тяжелым, но сразу же удобно лег в ладонь, будто становясь ее продолжением.       Она сползла на пол и подтянула к себе правую ногу.       Плоть и кровь. Сила жизни.       Боль заполонила разум, но тут же отступила. Полились слова заклинания, похожие на мягкие солнечные лучи, пробившиеся после дождя. Мысли пронзила молния, перед глазами вспыхнул свет. Сквозь мерное гудение в ушах Варя услышала хлопок — и на мгновение все погрузилось в темноту, а затем звезды за окном и фонари засияли так ярко, как не сияли никогда в жизни, и осветили комнату почти дневным светом. А может, Варино зрение в те секунды настолько обострилось?       Она не чувствовала тела, и ей казалось, если она вздохнет или ощутит биение сердца, они придавят ее к земле гигантскими камнями. Палец, который она отрезала, растворился и превратился в горячие реки. Они свились вместе, создали Варе новое тело — из бесконечных бушующих потоков.       Она выдохнула.       И открыла глаза.       Тело казалось тяжелым и неповоротливым, будто неживым. Варя лежала на полу, не в силах отдышаться, будто после долгой пробежки, из глаз текли слезы.       Получилось?       Она напряглась изо всех сил. Тело застонало. Еще немного, еще чуточку…       Варя поняла, что двигает пальцами ног, лишь когда посмотрела на них. Сердце заколотилось. Она медленно улеглась на пол и обхватила себя руками. Варя чувствовала, что не сможет встать, даже если проспит сутки, но до этого дня ее ноги не двигались совсем.       Она не чувствовала ничего из того, о чем предупреждали ведьмы в многочисленных текстах исследований. Варя не сдержала улыбки облегчения. Ей нечего было бояться, как же она сразу не подумала. Запретная сила так легко отравляла души обычных ведьм, но ведь душу Вари мать создала своими руками, искусственно. Она не такая, как другие. Сила жизни не испортила ее, не тронула тленом. Быть может, и мать пугала ее только для того, чтобы Варя не стала сильнее, не смогла вступить в схватку.       Она медленно подползла к креслу, уселась в него, не обращая внимания на боль, кровь и смертельную усталость. Устремила взгляд за окно, на виднеющийся за домами черный лес. Медленно проговорила:       — Надеюсь, ты всё видишь.