Код 25

Гонконг, Стэнли, Сюэбао-холл _______ Три часа назад. Не застаю дома ни брата, ни отца. Телефоны, по которым можно найти обоих, не отвечают. Это означает одно из двух. Их нет в живых. Но о таком исходе предпочитаю не думать – беду можно накликать одной мимолетной мыслью. Либо чрезвычайно заняты. Чем? Где? Когда вернутся? Мне хочется знать, но я не располагаю полномочиями. Пока еще нет. Два часа назад я принимаю решение немного поспать. Третьи бессонные сутки напролет выматывают меня. Размазывают по постели. Как муху по лобовому стеклу. Перед тем как провалиться в сон, настоятельно прошу Чоя разбудить меня, если ситуация изменится. Он кланяется. Окидывает скользким взглядом. Оставляет в спальне. Полуобнаженным. Измотанным. Готов поспорить, сейчас ему хочется секса. Но я слишком устал. Слишком загружен. В другой раз. Чой достаточно проницателен, чтобы не настаивать. Он идет караулить входы и выходы Сюэбао-холла. Дежурить на телефоне. На него можно положиться. Как всегда. А мне снится Пекин. Я вижу его отпечатком на старой фотографии. Глянцевой иллюстрацией в туристическом путеводителе. Фрагменты улиц и улочек. Точные росчерки. Архитектурные изваяния. Теплый свет из окон многоквартирных домов. Мерцающий блеск ресторанных вывесок. Ярких. Зазывающих. Из распахнутых дверей чайной клубятся пряные запахи специй. Живительные ароматы свежего чая, имбиря и женьшеня. Духов. Дешевых и дорогих. Изысканных и отвратительных. Как вода. Как спирт. Как предрассветная капля росы. Капля крови. Вижу женщин в пестрых чонсамах. Блестящие волосы аккуратно уложены в замысловатые прически. Слышу их голоса. Мелодичный смех. Улыбаюсь, одурманенный иллюзией уюта. До тех пор, пока вонь разврата не шибает в нос. Заглядываю в маленькие комнатки. Красные фонари покачиваются на сквозняке. Множество поз окутывает опиумный туман. Незнакомые тела перетекают из одного положения в другое. Плавно. Монотонно. Неспешно. Будто впереди у них целая вечность наслаждений. Или адских мук. Я вижу Най. Ее лицо искажено болью. Обожженные руки тянутся ко мне. Расталкивая безымянных людей. Мужчин. Женщин. Опрокидывая на землю. Бездыханных. Омерзительных. Мертвых. - Шао! – душа скручивается в струну агонии. Голос Най, словно смычок, извлекает из нее резкие ноты неподдельного ужаса. Обугленные пальцы впиваются в плечи. - Шао! Имя шипит на губах Най водой, выплеснутой на раскаленные угли. Зловеще. Словно древнее проклятие. Ледяная волна окатывает с головы до пят. Ощущаю слезы, тягуче струящиеся по щекам. В последний раз я плакал, когда мне было девять. На похоронах матери. - Шао… Первое, что вижу, внезапно проснувшись – взволнованное лицо Чоя. Это его руки вдавливают меня в постель. - В чем дело, Чой? – раздраженно. Нервно. Странно дребезжащим голосом. Дурное предчувствие. Воздух кажется плотнее. Тени – гуще. Я почти задыхаюсь влажными утренними сумерками. Хитрый Чой. Чой-Тяжелый-Кулак. Чой-Меткая-Пуля. Чой-Ледяные-Глаза. Мой помощник. Мой любовник. Имеющий множество прозвищ. Но отзывающийся только на одно единственное. Чой-цзяпэн. Чой-Верный-Друг. - Звонок из Пекина, Шао… - он избегает смотреть в глаза. Не понимаю, почему. Не хочу понимать. Шестое чувство давно бьет тревогу. Шестое чувство редко ошибается. - От кого? – смахиваю со щек остатки постыдных мальчишеских эмоций. - Из полиции, - отчетливо слышу, как вязкая тишина глушит слова. Чой боится дальнейших расспросов. Я боюсь неизбежных подробностей. По сути, нас пугает одно и то же. Незамедлительные последствия. Он не дожидается, когда я наберусь смелости поинтересоваться «что ИМ нужно от НАС?». - …Най обнаружили в комнате матери. С распахнутым ртом, набитым воробьиными головами... Кажется, ее пытали. Я жду, когда горло отпустит спазм онемения. Поднимаю глаза на своего любовника. Пытаюсь понять, шутит тот или нет. Цепляюсь за собственные сомнения как за спасительную соломинку, которой не существует. Пальцы судорожно царапают воздух. Мимо. Тщетно. - Тело не могут направить в Гонконг без предварительного следствия… Ты слышишь, Шао? Странное известие. Смешное. Нелепое. Как любая новость, в которую не находишь моральных сил верить. - Я слышу, Чой. Боль способна преобразить загнанную овцу в мстительного хищника. Боль. Мгновенная. Оглушающая. Сжигающая дотла. Ее аскетическое совершенство. Равнодушная лаконичность графических очертаний. Будто резкие мазки кистью, выполненные в едином порыве тоски, одиночества и бессильного гнева. Нечего отнять. Нечего добавить. Безупречность. Я прошу Чоя забронировать билеты на ближайший рейс до Пекина. И номер в отеле. С трудом узнаю собственный голос. Монотонный. Лишенный эмоций. Изнасилованный. Выпотрошенный. Опустошенный. - Прежде ты ОБЯЗАН явиться на Совет к Большому Брату. Ты не можешь пренебречь его расположением. Официальный тон отрезвляет не хуже хлесткой пощечины. Но я не опьянен страданиями. Не время подсаживаться на муку. Если созерцать холодную безупречность слишком долго, то даже самое нежное сердце неизменно очерствеет. - Я приду. Разве может случиться иначе? Верный друг всегда напомнит о долге. О клятвах. О тысячах неозвученных но само собой разумеющихся данностей. Мне хочется знать, известно ли полиции что-нибудь об убийце. Но Чой отрицательно качает головой. Ни следователи, ни наши люди в Пекине не располагают никакой информацией. Существует лишь голая теория. Кто-то копает под Вошинво. Кто-то стремится изменить существующие порядки. На прошлой неделе были убиты все члены семьи брата Чуна из Танхуанши. Три дня назад - найдено тело любовницы брата Лама из Цаньпоу. Спустя еще двадцать четыре часа расчлененные трупы обоих обнаружены в сточных канавах Коулуна. По куску на каждый квадратный метр. Рты забиты воробьиными головами. Это пытка. И, вероятно, каждый из братьев еще дышал. Сколько желторотых птенцов им пришлось заглотить, чтобы освободить дополнительное пространство между языком и нёбом? Сколько - чтобы отсрочить мучения? Воробей. Символ разврата и непристойности. Ничтожности и незначительности. «Воробьями» в Гонконге называют карманников. Мелких жуликов. Кто-то с презрением плюет НАМ в лицо. И это не объявление войны. С призраками не меряются силой. Это истребление. Чистка. Планомерная. Продуманная. До очередных выборов на пост председателя Черного братства остается менее двух месяцев. Резонно предположить, что компания по ликвидации - часть предвыборной гонки. Под подозрением окажется любой из Шести драконов Вошинво. В том числе, достопочтимый Чэнь-тайло. Мог ли отец дать санкцию на убийство моей жены, чтобы отвести от себя возможные претензии со стороны других братьев? Слишком очевидный ход. Я отказываюсь верить в подобную возможность. - Чой, тебе удалось связаться с кем-нибудь? - выбираюсь из постели. Ничуть не отдохнувшим. Совершенно разбитым. Пара часов на сон - ничтожно мало. Мне всего двадцать один, но я ощущаю себя стариком. В отличие от обычных детей, дети триад появляются на свет уже взрослыми. - Только с Шэньмином, - Чоя передергивает всякий раз, когда приходится называть это имя. Шэнь. Мой идеальный старший брат. Горд будто император. Амбициозен словно гений. И безжалостен как осиный рой. Хуже чумы. Страшнее любого стихийного бедствия. - Он и Чэнь-тайло скоро будут. Молча киваю. Неспешно одеваюсь. Вновь ловлю на себе недвусмысленные взгляды Чоя. Что ж, время есть. Еще есть. Нам достаточно двадцати минут, чтобы удовлетворить похоть. Упрочить дружескую связь. Выразить признательность. Уважение. Наверное, что-то меняется в выражении моего лица. И воспринимается как сигнал к действию. Золотой чонсам падает на пол, как осенний лист. Требовательная ладонь накрывает обнаженный пах. И мгновение спустя я погружаюсь во влажное тепло чужого рта. Спина окунается в шёлк простыней. Разметавшиеся волосы щекочут кожу. Вдох. Выдох. Вдох. Стон. Пальцы. Сжимаются в кулак на затылке Чоя. Выдох. Вдох. Прогибаюсь в пояснице. Закрываю глаза. Выдох. Вдох. Стон. Выдох. Резче. Глубже. Быстрее... Вдох. Выдох... Сейчас я не думаю о Най. То, что нужно. Чтобы прийти в норму. Хотя бы на полчаса. И встретить отца с привычно радушной невозмутимостью. Не вспоминаю о Шэне. О Вае. Обо всех «воробьиных» убийствах, которые НАМ еще неизвестны. Вдох... Выдох... Все мое существо сконцентрировано на подступающей волне оргазма. Я открыт для нее. Развожу руки в стороны. Не сопротивляюсь. Позволяю мощной цунами растерзать тело на молекулы... Вдох... - Чой... - имя слетает с губ против воли. Выдох... Простой отсос. Он делает это на протяжении пяти с половиной лет. Делает лучше других. С пылкостью влюбленного идиота. До сих пор. Минута покоя истекает. Вязкой суспензией. В рот лучшего друга. Друга со школьной скамьи. Сквозь обволакивающую пелену эйфории слышу, как к Сюэбао-холлу подъезжают машины. Одна. Две. Три. Они вернулись. Чой расстегивает пояс брюк. Обнажается до колен. Нависает надо мной. Хватает за плечи и грубо переворачивает на живот. Наваливается сверху. Его твердый как камень член упирается между моих ягодиц. Когда ситуация располагает к тому, чтобы вставить, Чой становится непреклонным. - Сяньшэн, я все сделаю быстро... - он знает. Прежде чем выйти навстречу отцу, я захочу принять душ. Запах секса безошибочно распознается теми, кто трахался хотя бы раз в жизни. И подобная откровенность с моей стороны окажется моветоном. - У тебя ровно две минуты, - криво ухмыляюсь, воображая себя последней шлюхой.