Ты мой кошмар

Полтора года спустя. Гермиона тихо напевала мелодию, укладывая Скорпиуса спать в кроватку. Маленькие ручки сомкнулись на волнистой прядке, и девушка аккуратно разжала крохотный кулачок, кладя ребёнка на мягкую постель. Она медленно и спиной двигалась к двери, после закрывая её. Грейнджер нахмурилась, когда петли чуть слышно стали поскрипывать, и она сделала заметку себе в голове, что нужно будет их обязательно смазать, когда проснётся Скорпиус. Этот маленький лучик солнца был просто чудом, которое так сильно ей требовалось. Он затмевал своим присутствием все переживания и плохие мысли. Все тревоги. Мальчик был на удивление очень спокойным ребёнком, учитывая, кто его родители. Он редко плакал и много улыбался. Честное слово, Гермиона мало общалась с детьми, но она никогда не видела настолько жизнерадостного малыша. Когда она только узнала, что беременна, — началась паника. Первой мыслью пронеслось — из неё получится плохая мать. Ведь Гермиона никогда не задумывалась о детях, вообще. Она понимала, что подобное, скорее всего, с ней случится, но ей это было не нужно. Грейнджер не видела себя в роли матери. Только в роли Министра или какого-нибудь главы отдела, где ей удастся изменить мир к лучшему. Но насколько же жизнь непредсказуема, настолько она и прекрасна в этом. После получения всех документов и доказательств, что она действительно является хозяйкой Малфой-Мэнора и всего состояния этой семьи, Гермиона купила небольшой дом в Америке. Она не хотела больше жить в Лондоне. Туманный Альбион напоминал ей о многих вещах, которые она хотела забыть. Малфой-Мэнор девушка не тронула, она предпочла оставить это дело за Драко или Скорпиусом, если Малфой никогда не сможет прочесть её письма. Которые она не переставала писать. Но совы, приходившие от Гарри, всегда возвращались ни с чем, и Гермиона всё больше отчаивалась получить от Драко ответ. Скорее всего, он даже не узнает, кто у него родился. Вся бумажная волокита заняла не больше недели, и на следующий день Гермиона собрала вещи и переехала, стараясь начать по-настоящему новую жизнь. Никто её не останавливал. Джинни, узнав о беременности подруги, лишь посмотрела на неё, как на чокнутую, решив, что Малфой действительно как-то околдовал её, раз она хотела оставить ребёнка. Больнее всего был взгляд Гарри, который он бросил на неё, когда Грейнджер с чемоданом наперевес покидала Гриммо. Он даже не старался скрывать своего непонимания-презрения-злости по отношению к её поступку. Гермиона тогда тоже очень сильно на него злилась, бывали моменты, когда она чувствовала, что ненавидит Гарри, но прошло время, и она осознала, что жизнь так сложилась и ничего не попишешь. Она отпустила мальчика со шрамом, который был напуган новым миром и сидел в поношенной одежде кузена, боясь того, что его ждёт. Иногда людей стоит отпускать, чтобы вы оба стали счастливы, пускай и не рядом друг с другом. Все остальные вскоре узнали о её положении и отце ребёнка. Гермиона в жизни не слышала столько ужасных слов о Малфое. И ещё более безумных предположений, которые заставляли глаза расширяться и едва не выкатываться из глазниц. Изнасилование. Принуждение. Империо. Шантаж. И это только верхушка айсберга. Драко был монстром, который испортил ей всю жизнь и теперь отсиживался в тюрьме, потому что побоялся ответственности, — это был самый популярный вариант. Когда Гермиона его услышала, у неё задёргался левый глаз. Во время беременности она не стала исключением, и зачастую страдала плаксивостью и многими перепадами настроения, и, возможно, поэтому в тот день просто не выдержала. После встречи с Драко в Азкабане на следующий день о её положении знали все. И в один и тот же чёртов день пришли к ней с наставлениями и нравоучениями. Было всего два человека, к которым она могла прислушаться в данном вопросе, — Малфой и мама. И первый, и вторая были в какой-то степени недосягаемы, поэтому она знала, как ей поступать и что делать с ребёнком. У неё даже мысли не возникло избавиться от него, но зато они были о других. И в один момент, когда Гермионе все говорили, что она загубит свою жизнь, будет жалеть об этом, состарится и никому не будет нужна с ребёнком на руках, Грейнджер вскочила и наорала на всех практически благим матом. Она держалась изо всех сил после прощания с Малфоем, и в ту секунду клапан со сдержанностью был сорван, и Гермиона ушла в отрыв. После этого — предсказуемо — с ней никто не разговаривал. Она воспринималась как сумасшедшая. С одной стороны, Грейнджер могла их понять. Подобное определённо странно: такие известия и её поведение, и непонятно кому верить. Все просто хотели позаботиться о ней и помочь. Но ключевое слово — хотели. Они. Не Гермиона. Ей не нужны были подсказки, что делать с ребёнком, как жить и так далее, она просто хотела сохранить свою тайну, чтобы самостоятельно свыкнуться с мыслью, что станет матерью. И это была ещё одна причина, почему в момент своего отъезда она так сильно злилась на Гарри. Это он рассказал. Сначала Джинни, а дальше сарафанное радио сделало своё дело. Тогда для неё это выглядело как предательство. В принципе, как и сейчас, просто девушка стала по-другому ко всему относиться. Беременность проходила по-разному. Тяжёлых периодов у неё не было. Просто постоянные скачки настроения и чувство одиночества сильно угнетали Гермиону. Она стала в первом триместре настоящей плаксой. Грейнджер плакала из-за всего. Понравился цвет. Чересчур горький чай. Неудобное кресло. Болят ноги. Каждая мелочь выводила её из равновесия. Она даже радовалась, что Драко такой её не увидел, а потом рыдала из-за этого сутки напролёт. Наверное, данным фактом и объяснялось спокойствие Скорпиуса. Он во время беременности оторвался на ней как мог, а сейчас давал передышку. В третьем триместре было тяжело. Именно физически. Ей было трудно передвигаться и даже просто вставать по утрам, но её соседка, добродушная одинокая пожилая женщина, с радостью стала помогать ей и сейчас часто сидела со Скорпиусом, когда Гермионе требовалось в город. Миссис Салли была вдовой, и внуков у неё не было. Единственный сын погиб. Сбила машина. И поэтому для неё стало счастьем и только в радость понянчиться с ребёнком. Гермиона была довольна своей жизнью. Она работала на полставки в юридическом отделе Министерства магии. Ей даже платили пособие как матери-одиночке, хотя в деньгах она точно не нуждалась. Их хватит ещё правнукам Скорпиуса. И то, только если её сын станет невыносимым транжирой. У неё была работа, которая приносила удовольствие. Хорошие знакомые, с которыми она общалась, когда гуляла с сыном или просила посидеть с ним миссис Салли, и побыть с компанией. Жизнь складывалась, но только один фактор слишком сильно бил по сердцу, вызывая головокружительную боль. Отсутствие Малфоя рядом с ней. Гермиона писала ему каждую неделю по четвергам. Затем отправляла письмо Гарри, чтобы он переправил его Драко, но этого не происходило, как ей казалось, потому что вряд ли Малфой остался бы равнодушным, узнав, что у него родился сын. Или то, что Скорпиус сделал первые шаги. Сказал "мама" и "бять", когда Гермиона обожгла руку о сковородку, случайно не успев проконтролировать свою речь. Во втором случае Драко точно бы написал что-нибудь ехидное и саркастичное. Даже гордое. Но не было ничего, и Грейнджер тихо отчаивалась, стараясь держаться ради сына. Гермиона спустилась со второго этажа, на котором располагались спальни, и подошла к кухонному гарнитуру, готовя себя чай. Дом был до ужаса уютным. Гостиная соединялась с кухней, давая Гермионе прекрасный обзор на всё, чем занимался Скорпиус. Большой диван в середине, на котором они нередко засыпали в обнимку, и камин как напоминание, с чего всё началось. Она постаралась найти максимально похожий на тот, что был в выручай-комнате. Этим, правда, теребя воспоминания в груди. Поставив чайник на плиту, девушка оглянулась и увидела, что забыла убрать игрушки Скорпиуса в корзину. Собрав крохотных игроков в квиддич, она с тоской подумала, что, кажется, Драко был прав, когда говорил, что их ребёнок вполне может захотеть стать профессиональным игроком. Это был страшный сон Гермионы. Только представить, что её сын сидит на метле и несётся навстречу земле — нет. Вот когда ему будет минимум двадцать лет и Грейнджер наконец смирится, что он уже не ребёнок, только тогда можно будет подумать о квиддиче. На самом деле, это всё было чересчур утрированно. Она знала, что такого не сделает. Просто Скорпиус был настолько любимым и долгожданным, что ей тяжело было представить его на метле и старше пяти лет. Наверное, все родители сталкиваются с подобным, поэтому девушка сильно не переживала о своём комплексе гиперопеки. Чайник засвистел, напоминая о горячем напитке, который она обожала. Гермиона в этом плане была настоящей англичанкой. Грейнджер могла пить чай вёдрами, а если ещё добавить к нему кокосовые чипсы, то с правильным рационом можно попрощаться. Но на фигуру ей было грех жаловаться. После беременности, единственное, только стали шире бёдра и увеличилась грудь. В остальном всё вернулось на круги своя. Наверное, дело было в генетике. Когда-то Гермиона спрашивала об этом Джин и узнала, что такие же изменения были и у матери. Воспоминания, которые она отняла у них, резали тупым ножом по рёбрам до сих пор, но увидев новую, счастливую жизнь своих родителей, Гермиона решила оставить всё как есть. Она винила себя и часто сомневалась в своём решении, но понимала, что пока, возможно, не время. Но прошло уже больше трёх лет, и последствия Обливиэйта становились обширнее. Ей было просто страшно, что, сняв заклинание, девушка превратит родителей в овощи. Поэтому она просто навещала их как новая хорошая знакомая и хоть немного, но участвовала в их жизни. Гермиона убрала закипевший чайник с плиты, и достав пузатую кружку с верхней полки, налила горячий напиток в неё. Взяв в другую руку печенье, она развернулась, и всё выпало из рук.

***

Гарри проходил мимо бесконечного множества камер в Азкабане и сжимал руки в кулаки, готовясь к тому, что собирался сделать. Остановившись напротив определённой решётки, он прокашлялся, привлекая внимание. Драко удивлённо оторвал взгляд от потолка, который был давно изучен вдоль и поперёк, и сел на койке, ухмыляясь неожиданному гостю. Малфой выглядел сносно для человека, сидящего в тюрьме. Волосы и ногти отросли. Так же, как и щетина, превратившаяся в небольшую бороду. Но глаза были ясными, такими живыми и упрямыми, что казалось, он пребывал на курорте, а не нарах. Видимо, жажда жить и гордость помогали ему держаться. — Поттер, прости, не успел расстелить ковровую дорожку, надеюсь, ты простишь мне такое прегрешение, — манерное растягивание гласных подействовало на Гарри, как ушат холодной воды, но он взял себя в руки. — Малфой, я пришёл поговорить, — более-менее спокойно сказал Поттер. Драко хмыкнул, не веря ни в единое слово очкарика. Он резко встал на ноги и расслабленно подошёл к решётке, опираясь о неё. — Сомневаюсь, что нам есть о чём разговаривать, Поттер, — тихо и зло произнёс Драко, вспоминая слёзы Грейнджер, которые до сих пор не давали ему покоя. А этот хрен равнодушно смотрел на них и ничего не делал. Гарри выдохнул, закрывая глаза. Он знал, что будет непросто, но Поттер принял решение и обязан его выполнить. Иначе ненависть к себе обеспечена на всю жизнь. — Возьми, — брюнет протянул толстую пачку писем Малфою через решётку, — они твои. Гермиона пишет каждую неделю. Она умоляла передать их тебе, но я… делаю это только сейчас. Драко, абсолютно шокированный, принял стопку конвертов, чувствуя огромное волнение в груди. Он запрещал себе думать о них, но через секунду всегда нарушал данный запрет. Малфой никогда так сильно не жалел о своих поступках, как сидя в этой камере. Он думал и вспоминал, мучая себя, будто в наказание, что его нет рядом с семьёй. Семьёй, которой он по-настоящему нужен. — Я должен поздравить тебя, Малфой, — с трудом выдавил Гарри, — у тебя родился сын. Ему почти год. Гермиона назвала его Скорпиусом. Малфой сглотнул, ощущая, как в глазах собирается влага и сердце останавливается. Сын. Грейнджер родила ему сына и назвала именем, которое он в шутку придумал, когда они говорили о детях. Чёрт возьми. Драко моргнул, протирая глаза большими пальцами, чтобы убрать влагу и попытаться собраться. Он никогда не чувствовал себя таким счастливым, исключением был момент, когда Малфой узнал о беременности Гермионы. Тогда также отнялись ноги, и мозг просто перевернулся верх тормашками. — Я прочёл только одно письмо, которое она написала именно мне, — Гарри потупил взгляд, ощущая липкий стыд и желание сбежать отсюда подальше. — Как она? — он с тяжестью в горле произнёс свой вопрос, осознавая, как сильно виноват перед Гермионой. — Не знаю, мы не общаемся. Она переехала, я не знаю куда. — Ты чёртов ублюдок, ты бросил её! — прорычал Драко, кидаясь на Поттера и хватая его за шею свободной от писем рукой. — Я бы мог убить тебя, но она не простит. — Точно, — прохрипел Гарри, ухмыляясь, — особенно когда узнает, зачем я пришёл сюда. — Не умеешь ты торговаться, Поттер, — Драко брезгливо скривился, выпуская шею героя. — Кажется, всё-таки умею, раз ты меня отпустил, — Гарри размял мышцы горла, всё ещё чувствуя руку Малфоя на шее. — Говори, пока я добрый, — нагло сказал блондин, с трепетом кладя письма на койку. — Мне жаль твоего сына, Малфой, — начал Поттер, но, видя, как звереет взгляд Малфоя, поспешил продолжить, — потому что он растёт без отца. Дети не должны расти без родителей. Ты не самый плохой кандидат и нужен своему ребёнку, что бы я не чувствовал по этому поводу. Но… наверное, самое главное, ты нужен ей. Гермиона всегда была моим самым близким другом, а ты отнял её у меня. — Я? — Драко язвительно поднял брови. — Кажется, именно ты просил её за мной следить, при этом совершенно не думая, что мы можем сойтись. — Никто в здравом уме ни за что бы не предположил такого! — рявкнул Поттер. — Ты! Отнял её у меня, и ты сам знаешь это, Малфой. Она никогда бы не посмотрела на тебя, если ты бы что-то не сделал с ней. — Я не стану лезть в полемику с тобой, Поттер. У тебя своя правда, у меня своя. Но, — Драко облокотился руками о решётку, понижая голос до доходчивого шёпота, — ты сам знаешь, что она выбрала меня, а не тебя, — оттолкнувшись, он ухмыльнулся, садясь на койку лицом к врагу. Гарри кипел. Он испытывал такую чистую ненависть к Малфою, что действительно был готов на убийство. Едва контролируя себя, он ударил кулаком по стене, чтобы хоть как-то заглушить ярость в груди. Драко лишь фыркнул, радуясь, что после всего произошедшего ему всё ещё удаётся доводить Золотого мальчика до белого каления. Гарри сглотнул, поднимая бешеный взгляд на невозмутимого Малфоя, и яростно сказал: — Я пришёл вытащить тебя. Ему определённо показалось. Возможно, это сказывалось отсутствие гигиены, и его уши были просто неспособны правильно интерпретировать услышанное. Но решительный-злобный взгляд Поттера говорил об обратном. Драко растерялся. По-настоящему. Чего за ним почти никогда не водилось, и, едва не подскочив с кровати, но сдержав себя, он непонимающе уточнил: — Чего? Гарри молчал. Он не мог больше выдавить из себя и слова. Будто лишился возможности говорить. Ему приходилось думать о своём решении миллионы раз, и всегда он приходил к тому, что имел сейчас. И стоял там, где находился в эту минуту. К сожалению, Поттер больше не мог скрываться от своей совести и говорить себе, что поступил правильно. Потому что это ни хрена не так. — Ты же ненавидишь меня, Поттер, — удивлённо сказал Драко, всё ещё пребывая в шоке от заявления героя. — Именно, но её я любил гораздо больше времени, чем ненавидел тебя. Она спасала мне жизнь. Не раз. Она всегда была рядом. Не раз. Она помогала мне даже тогда, когда другие не могли. Не раз. И поэтому я не могу спокойно сидеть и знать, что Гермиона страдает и растит ребёнка… без тебя. Поверь мне, Малфой, я бы собственными руками тебя задушил, и меня бы даже совесть не мучила, но для Гермионы… это будет ударом, который она мне никогда не простит. А я не хочу быть ей врагом. Да, мы не общаемся и вряд ли когда-нибудь снова заговорим, но я хочу, чтобы она помнила обо мне только то, что я был её лучшим другом. Одним из них. — Я слышал об Уизли, — протянул Драко, находясь под впечатлением от речи Поттера. Он всегда знал, что их связь с Грейнджер огромна, но насколько, не мог себе представить. Но Малфой поймал себя на мысли, что будь он на месте Поттера, то поступил бы так же. Только ради неё. — Ты нужен ей, как бы мне ни было тошно от данного факта, — жёстко сказал Гарри, смотря в глаза своего врага. Малфой всегда был и будет его врагом, это ничто не изменит. — И? Может, ты посвятишь меня в свой гениальный план? — Драко почувствовал прилив сил, чего не было с того дня, как дверь разделила его и Грейнджер. Одна только мысль, что он в скором времени сможет увидеть её и сына… Малфой боялся даже закрыть глаза, опасаясь, что всё это сон. — Завтра я приду к тебе снова и выведу под оборотным зельем. Неделю перекантуешься в Мэноре, туда всё равно никто не может попасть, и никто даже не догадается, что ты сбежал. — Поясни. — Тебя убьют через неделю в этой камере другие заключённые, — ехидно хмыкнул Гарри. — Поттер, тебе очки мозг продавили или что? Можно нормально объяснять, — грубо протянул Драко, злясь на надежду, парившую перед глазами. Если Поттер просто пришёл над ним поиздеваться, то его точно ничто не остановит. — Я незаконно переведу сюда одного Пожирателя, который был палачом у Реддла, и именно его убьют вместо тебя. Ты пробудешь эту неделю в Мэноре и не станешь высовываться, пока я тебе не разрешу. Только когда всё разрешится, ты сможешь отправиться на их поиски. — Я правильно тебя понял, что мне нельзя будет возвращаться в Англию? — саркастично произнёс Малфой, складывая руки на груди. — Если ты когда-нибудь просто подумаешь об этом, я лично тебя убью, Малфой. Я абсолютно серьёзно. Я рискую, просто говоря с тобой, и, если кто-то узнает о моей махинации, на дно пойдём все. Включая Гермиону. Она ведь, получается, будет прятать опасного преступника. Поэтому и в твоих интересах тоже не попадаться мне на глаза. — Ясно, — Драко перевёл взгляд на стопку писем, едва сдерживая желание отправиться к семье тут же. — В таком случае я всё сказал и наконец могу тебя покинуть, — язвительно, насколько это было в его силах, Гарри откланялся. — Спасибо, Поттер, — приглушённо, наступая себе на горло. Брюнет замер с открытым ртом, думая, что ему послышалось. Но вернув взгляд Малфою, он понял, что нет. И только сейчас Гарри, спустя столько времени, осознал, что эти неправильные-искажённые-ужасные-кошмарные чувства взаимны. Он кивнул и молча удалился, находясь в шоке от благодарности Малфоя. Драко сорвался с места и развернул первый конверт, из которого выпал длинный свиток пергамента с почерком Грейнджер. Это не сон и не его больная фантазия. Сев на койку, прислоняясь спиной к стене, Малфой стал вчитываться в буквы, которые разбегались перед глазами из-за влаги, что начала скапливаться в них. Дорогой Драко, Сегодня на УЗИ мне сказали, что у нас будет мальчик. Я очень обрадовалась, потому что уже знала, как назову его. УЗИ — это ультразвуковое исследование, с помощью него можно узнать пол ребёнка и посмотреть, нет ли каких-нибудь патологий. У нас всё с этим хорошо. Врач сказал, мужской пол было определить легко, так что можешь гордиться. Я очень скучаю по тебе. Не знаю, передаст ли Гарри моё письмо, но даже если нет, то я хоть как-то рассказала тебе о происходящем. Дорогой Драко, Сегодня он в первый раз толкнулся. Я сначала жутко испугалась, даже выронила поднос, но потом весь день он не давал мне покоя. Я больше всего на свете хотела, чтобы ты это увидел и почувствовал. Очень скучаю. Дорогой Драко, Сегодня я была у врача, и мне сказали, что Скорпиус родится примерно в середине мая. Пятнадцатого. Это почти точная дата. Он всё больше толкается, особенно по ночам. Иногда даже не даёт спать. Точно ты говорил, что у нас мог получиться какой-нибудь гиперактивный игрок в квиддич. Я как только представлю, что это правда, сразу хочется есть. Я вообще много ем. Очень много. Мне кажется, что скоро не смогу приходить через двери, но с беременностью это пройдёт (я надеюсь), и я больше не буду есть за пятерых. Твой сын просто жуткий обжора. Особенно ему нравится солёная карамель. Как и тебе. Скучаю. Дорогой Драко, Я ненавижу тебя. Ты сделал это со мной и бросил. Я вешу, как гиппопотам. Ноги болят, и я ничего не могу делать, только есть. Это кошмар. Когда уже родится Скорпиус? Я не могу дождаться. Знаешь, хорошо, что тебя сейчас нет рядом, потому что иначе я бы убила тебя. Бесишь. Дорогой Драко, Прости за моё последнее письмо. Скорпиус всю ночь не давал спать, и я в три часа ночи сидела на кухне, рыдала, ела и проклинала тебя. Надеюсь, ты не станешь сильно злиться на меня за подобное поведение. Я уже на восьмом месяце и жду, когда наконец посмотрю в эти наглые глаза, обладатель которых, видимо, решил поиздеваться надо мной, пока он находится в животе и я ничего не могу ему сделать. Кажется, мы помогли побить рекорды продаж солёной карамели. Меня уже знают все продавцы. Но знаешь, что самое обидное? Меня тошнит от кокосовых чипсов. Твой сын просто ненавидит даже их запах. Был бы ты рядом, я бы прибила тебя за это. Всё ещё бесишь. Но я скучаю. Дорогой Драко, Сейчас я смотрю на нашего сына и мечтаю, чтобы ты хоть когда-нибудь смог его увидеть. У него твои глаза, и я так этому рада. Ты всегда будешь жить в нём. Если честно, я заплакала, когда мне его принесли. Мне стало так страшно, что из меня получится ужасная мать. Но потом я подумала о тебе и поняла, что не имею права облажаться. Очень хочу увидеть тебя и сказать спасибо за него. Он уже хмурится, прямо как ты. Дорогой Драко, Скорпиус оказался чрезвычайно спокойным ребёнком, как только вылез из меня. Видимо, понял, что теперь его выкрутасы ему с рук не сойдут. Если это не слизеринская живучесть, то я не знаю, что тогда это такое. Сегодня мы весь день провели на улице. Скорпиусу безумно нравится небо. Видимо, квиддич всё-таки обречён стать причиной моего сердечного приступа. Скучаем. Дорогой Драко, Сегодня Скорпиус сказал первое слово. «Мама». Думаю, ты можешь догадаться, что я разрыдалась. А потом заплакал он, и мы вместе успокаивались полчаса. Любим тебя. Дорогой Драко, Мы стали делать первые шаги. Скорпиус уже вовсю что-то говорит на своём языке. Ему нравится слово «квиддич». Он произносит его как «идич». Вчера ходили с ним купить фигурки игроков. Теперь они валяются по всему дому. Он тренировался, как далеко может их забросить, но потом без них отказывался спать. Я люблю тебя. Дорогой Драко, Вчера Скорпиус до смерти перепугал меня. Это всё твои гены! Он самостоятельно забрался на диван и пытался научиться летать, как на картинках в журналах, которые мы скупили в прошлый поход по магазинам. Везде квиддич. Видимо, это жизненная ирония. Я терпеть не могу эту игру, а тут мой сын с младенчества думает только о ней. Твои гены в нашем сыне меня доканают. Малфой сморгнул слёзы, закрывая глаза. Грейнджер, видимо, постоянно плакала, когда писала свои письма. Вся бумага была в солёных разводах. Он прочистил горло, чувствуя, что не может дышать из-за нехватки кислорода. Гермиона ругала его, ненавидела, любила, ждала, скучала и воспитывала их сына. Он даже не мог представить, чем заслужил её. Но, наверное, Драко был законченным эгоистом, раз до сих пор не смог отказаться от девушки даже ради её блага. Ему было плевать, заслужил ли он это или нет. Малфой просто хотел к своей семье, которая ждала его точно так же, как и он встречи с ними.

***

Гермиона не моргая смотрела на человека перед ней и не могла поверить, что это реальность. Ей на полном серьёзе показалось, что она окончательно чокнулась или умерла. Что из перечисленных предположений было возможно, Гермиона понятия не имела. Драко стоял напротив девушки так знакомо ухмыляясь, что ноги подгибались, ладони потели, а в глазах темнело. — Ты даже не представляешь, как я скучал, Грейнджер. Этот голос. Она точно сошла с ума. Драко только медленно двинулся к ней, как Гермиона отскочила, вытягивая предупреждающе руку вперёд. — Не подходи! — со страхом сказала девушка, боясь собственного воображения. Не мог Малфой находиться на её кухне тире гостиной. Попросту не мог. Гермиона боялась поверить в подобное, потому что, если всё происходящее окажется сном, она действительно больше не будет в состоянии справляться с ежедневной болью и тоской. Она не могла оставить Скорпиуса одного. — Грейнджер, спокойно, — Драко успокаивающе поднял руки и аккуратно преодолел между ними расстояние от двери до кухонного гарнитура, возле которого стояла девушка. Малфой перешагнул разлитый чай и разбитую кружку, касаясь руки Гермионы, осторожно переплетая их пальцы. — Видишь, я настоящий, — прошептал он, видя слёзы в шоколадных глазах. Драко поклялся себе, что Грейнджер больше не будет плакать. Только если от счастья. Гермиона всхлипнула и перевела взгляд на их сплетённые руки, судорожно выдыхая. Лёгкие загорелись, когда до неё начало доходить, что всё это реально. Она вдыхала воздух и не могла остановить приступ радости-счастья-страха. Драко взял лицо девушки в ладони: так привычно, так знакомо, заглядывая в глаза. — Тихо, Грейнджер, я правда здесь, всё хорошо, — Малфой улыбнулся и поцеловал девушку в лоб, боясь, что она рассыплется в его руках, как очередное видение. Но Гермиона, осознав, что всё по-настоящему, посмотрела в серые омуты, которые видела каждый день на лице их сына, и наконец поверила в происходящее. Она кинулась ему на шею, сжимая в объятиях, не боясь задушить его. Драко прижал её к себе за талию, привычно зарываясь в волосы, которые всё так же пахли кокосом. Он пообещал себе, что их сын обязательно полюбит эти плоды. И всё, что с ними связано. — Ты правда настоящий? — прошептала Гермиона в его шею. — Клянусь, — Драко поцеловал её в висок, успокаивающе проводя рукой по хрупким лопаткам. Она немного отстранилась от него и прижалась к губам, по которым так скучала. Малфой сжал в руке её шею, наклоняя голову, глубже целуя девушку в его объятиях. Гермиона зарывалась в его волосы, оттягивая их на корнях. Так привычно. Так знакомо. И едва не умирала от счастья каждую секунду. Ей было страшно открывать глаза. Если это всё ещё проделки её мозга, она не переживёт. Но Драко пах так по-родному, яблоками, цитрусами и шоколадом, что страхи постепенно улетучивались и появлялась уверенность, что мечта стала реальностью. Малфой оттянул её нижнюю губу, прислоняясь своим лбом к её и, заглянув в глаза, прошептал: — Грейнджер, познакомь меня с сыном. Она улыбнулась, ощущая кристальную, чистую, непередаваемую, свою радость в груди. Сердце неистово скакало, но было совершенно плевать. Имели значение только лицо Драко под её ладонями и штормовые омуты напротив. Один из обладателей которых сейчас сладко спал наверху. Взяв Малфоя за руку, Гермиона поднялась по ступеням, замирая перед дверью в спальню сына. Она никогда не думала, что будет настолько волноваться в такой момент (если он, конечно, наступит), но сейчас почему-то было жутко страшно. Драко крепче сжал её руку и поцеловал в макушку, будто подбадривая, и она аккуратно толкнула дверь, приближаясь к кроватке и комочку счастья в ней. Малфой замер на пороге, боясь пошевелиться. Теперь он понял страхи Грейнджер, о которых она писала. Вдруг из него получится никудышный отец? Вдруг он станет похож на Люциуса? Драко осознал, что это огромная ответственность, и стало жутко, что он облажается. Он сам себе подобного не простит. Гермиона ласково улыбнулась, видя, как Скорпиус сжимал кулачки во сне и шевелил губами. Она оглянулась на Драко, но увидев огромную растерянность на его лице, вытянула руку, подзывая к себе. — Иди сюда, — шёпотом. — Я… так и должно быть страшно? — он сглотнул, чувствуя, что ноги готовы подогнуться от ужаса перед неизведанным. Девушка хмыкнула: — Мне хотелось сбежать, но как только я взяла его на руки… все страхи исчезли. Это нормально — бояться. Это большая ответственность и знание, что он зависим от тебя, — пугают. Но во много раз хуже, если бы тебе было всё равно. Малфой кивнул и решил, что если Грейнджер смогла в одиночку со всем этим справиться, то и ему под силу. Он сделал робкий шаг навстречу девушке и задохнулся от увиденного. Перед ним была его копия, только в уменьшеном виде. Драко никогда такого не испытывал. За секунду он взлетел ввысь и тут же с грохотом упал на землю. Он умер и воскрес. Он перестал дышать, и лёгкие снова заработали, сердце снова стало биться. Каждая клетка ребёнка было от него и Грейнджер, и у Малфоя даже не возникло мысли, как правильно его любить. Это просто и молниеносно ударило по голове, и он всё понял. Стало так смешно от собственных страхов, что Малфой почти фыркнул, но вспомнив о спящем ребёнке, сдержался. Лишь улыбнулся, ощущая непреодолимую тягу прикоснуться к сыну. — Он такой… маленький, — поражённо прошептал Драко, кладя руки на бортики кроватки. Гермиона усмехнулась, касаясь его пальцев своими и переплетая их. — Поверь мне, он был ещё меньше. Сейчас мы уже большие. Ему не нравится, когда его называют малышом. Вредность у него точно от тебя. — Я бы поспорил, — Малфой улыбнулся, моментально теряя счастливый вид. — Я всё пропустил… — Драко, посмотри на меня, — она коснулась его подбородка кончиками пальцев свободной руки. — Не вини себя, хорошо? Ты рядом сейчас — это самое главное. У меня есть все важные моменты на видеоплёнке, ты просмотришь их, и тебе покажется, что ты всегда был с нами. Малфой кивнул, зная и прекрасно понимая, что его вина всё равно никуда не ушла. Но он решил, что этот эфемерный-чистый-родной момент не стоит омрачать печальными мыслями. Ему нужно будет стараться, чтобы по-настоящему простить себя за то, что он пропустил почти весь первый год их с Грейнджер сына. Скорпиус завертелся на светлой простыне и недовольно закряхтел. Гермиона выпустила руку Драко и зашептала нежности, начиная ворковать с ребёнком, от чего он почти моментально успокоился. Малфой едва не впал в абстракцию от такой картины. В груди защемило, и он почувствовал такую мощную волну любви и света, что она едва не сбила его с ног. Пришлось крепче ухватиться за бортики, потому что был огромный риск свалиться от передозировки счастья. Грейнджер, держа сына на руках, взглянула на Драко, и он почти грохнулся в обморок от обожания в её глазах, направленных на него. — Хочешь подержать его? — она снова перевела взгляд на ребёнка, понимая, что он теперь не заснёт. Скорпиус не очень жаловал обеденный сон и часто просыпался раньше, чем требовалось. Мальчик заинтересованно смотрел на неё, начиная тянуться к волосам, которые всегда его завораживали. Скорпиус постоянно спутывал её невозможные пряди, прямо как его отец. Иногда её пугала такая схожесть между ними. Драко встал за спиной девушки, смотря в идентичные его глазам серые омуты, и боялся сделать глубокий вздох, чтобы не потерять того чувства, словно тебя затягивает в портал. — Держи, — Гермиона подала Скорпиуса в руки Малфою, помогая тому аккуратно взять сына. Подняв глаза на лицо мужчины, она ощутила знакомое желание разреветься — теперь только от счастья. Боже, она так надеялась, что это просто гормоны творят с ней необъяснимое, потому что быть такой плаксой уже раздражало. — Я… он такой… чёрт, — Драко не знал, как описать всё происходящее в его организме. Как назло, кроме слова «счастье», ничего другого в голову не приходило. — Чёт, — повторил Скорпиус и улыбнулся, показывая несколько молочных зубов. Они засмеялись, переглядываясь между собой. — Плохие слова он схватывает на лету, — пожаловалась Гермиона, целуя крохотный кулачок. — Это всё твои гены, Грейнджер, — хмыкнул Малфой. — Я не буду с тобой спорить. Сейчас, — пробурчала девушка, прижимаясь к его плечу. Молчание было пропитано радостью и светом. Они наслаждались этими мгновениями, которые были отняты людьми и временем, становясь семьёй.

***

Драко поцеловал Грейнджер в оголённое плечо, страшась заснуть. Девушка оплела его конечностями, как всегда делал он, и сопела в шею, иногда вздрагивая. Она до последнего боролась со сном, чтобы не упустить каждую секунду с ним. Но сон сморил её после безумной ночи, полной тоски и жажды, заставляя провалиться в царство Морфея. Уже встало солнце, окрашивая светлую комнату в золотистые оттенки. Малфой натянул одеяло до подбородка Грейнджер и тихо выскользнул из спальни, прикрывая за собой дверь. Он не смог удержаться, и войдя в детскую, подвинул кресло-качалку к кроватке и стал смотреть на сына, впитывая и запоминая его черты. Разрез глаз был от Гермионы. Они были такими же большими, как и у неё. Нос был от Драко, как и губы. Кожа бледная, свойственная всем представителям его семейства. А вот волосы… платиновые, но кудрявые. Малфой улыбнулся такому феномену. Грейнджер точно недовольна этой лотереей генов. Она вечно возмущалась своими кудрями, до сих пор с трудом приручая их, а тут такая насмешка судьбы. Но уже сейчас было ясно, что отбоя от девчонок у Скорпиуса точно не будет. Драко даже знал, что скажет сыну в будущем, если какая-то особа будет до бесконечности его раздражать. Иногда ненависть к девчонке может закончиться совершенно неожиданным образом. Малфой и ребёнок в кроватке тому прямое подтверждение. Сколько он так просидел — было неясно, просто в один момент в его волосы зарылись знакомые пальцы, и родное тело прижалось к спине. — Ты совсем не спал? — Гермиона поцеловала его за ухом, обнимая за шею. — Привык к менее комфортабельным условиям, да и потом… я боялся, что снова проснусь в Азкабане, — никому, кроме Грейнджер, Драко никогда бы не признался в подобном. Но она стала настолько частью его, что не делиться с ней чем-то было преступлением. — Ты с нами, всё хорошо, — она уткнулась носом в белоснежные волосы, закрывая глаза. Гермиона медленно убрала руки с шеи Малфоя и подошла к стеклянной двери, ведущей на балкон. Распахнув её, она сладко потянулась и ощутила прикосновение солнца сначала к волосам, а потом и ко всему телу. Драко встал с кресла и притянул к себе девушку, обнимая со спины, целуя в шею. Выпускать её из своих рук было кощунством. Он не мог надышаться ощущением, что она снова рядом с ним. Малфой превратился в маразматика, но страх стал слишком сильно влиять на него, и он боялся упустить каждую мелочь. Как Грейнджер шлёпает босыми ногами по полу. Как она напевает колыбельные их сыну. Как она плавится под его руками. Как она отвечает на его поцелуи. Как она поджимает пальцы на ногах, когда тела сплетены между собой. Все эти мелочи были настолько важны для него, что Драко не контролировал своего желания всё уберечь. Умиротворённую тишину разрезало недовольное сопение Скорпиуса, перерастающее в плач. Гермиона дёрнулась к нему, но Драко остановил её. — Позволь мне. Он вошёл в комнату, начиная тихо разговаривать с сыном. Грейнджер прислонилась к косяку двери, наблюдая за его взаимодействием с ребёнком. В груди сладко щемило, и каждый вздох наполнял организм не только воздухом, но и спокойствием, и верой, что завтрашний день начнётся и закончится так же замечательно, как и этот. — Кажется, он хочет есть, — Драко приблизился к ней с небольшой паникой в глазах, потому что Скорпиус не хотел успокаиваться. Гермиона усмехнулась типичному мужскому страху перед неизведанными детскими «хотелками» и, взяв сына на руки, отодвинула ночнушку, начиная кормить ребёнка, целуя его в макушку. — Почему ты дала ему второе имя?.. — Драко выглядел заворожëнным, он ни на миг не отрывал своего взгляда от неё. — Северус? Потому что я знаю, сколько он значил для тебя. И то, что он стал для тебя настоящим отцом. Мне показалось, что Скорпиус Северус Малфой неплохо звучит, а тебе? — она улыбнулась, видя бурю в его глазах. Драко не знал, как выразить все свои чувства к этой девушке. На подобное не был способен ни один язык мира. Малфой лишь поцеловал её в лоб, стараясь показать всё то, что не умещалось в словах. — Я люблю вас. — Мы знаем, — прошептала Гермиона. Скорпиус, словно в подтверждение слов матери, икнул и улыбнулся, когда прозвучал смех родителей.

***

Гарри перебирал почту и раздражённо откидывал совершенный бред, который ему присылали. Быть начальником Аврората — так себе удовольствие. Хоть он и любил свою работу, перебирать и копаться в бесчисленном количестве макулатуры не было его хобби. Он развернул, наверное, тысячный конверт, и оттуда выпал крохотный листок с одним единственным словом. Спасибо. Почерк Гермионы Гарри всегда определял безошибочно. Он столько лет списывал её домашние задания, что казалось, выколи ему глаза, Поттер всё равно узнает эти знакомые завитушки. Значит, он нашёл их. Небольшая тоска завладела им, и он не стал ей противиться, лишь позволил ей в данную минуту подумать о девушке, которая была одним из самых близких его людей несмотря ни на что. Гарри не простил её, не понял, был не способен это сделать, но знал, что, если ему будет нужна помощь, она придёт. Так же, как и он сделает всё, что потребуется. Даже забывая про свою ненависть к Малфою, он всё ещё любил её, как сестру. Наверное, со временем Гарри сможет осознать всю силу того чувства, которое изменило Гермиону. Но пока его возраст, гордость, характер слишком сильно преобладали над пониманием, и это было нормальным. Иногда стоит отпустить человека, чтобы он был счастлив. Пока Гарри не знал, что однажды их семьи смогут пересечься на Чемпионате мира по квиддичу. Пока Гарри не знал, что в противоборствующей команде будет играть Скорпиус Малфой. Пока Гарри не знал, что их дети будут соперниками в небе и неплохими друзьями на земле. Пока Гарри не знал, что однажды, когда он будет оглядывать трибуны, наткнётся на Гермиону, и впервые за двадцать лет посмотрит ей в глаза. А она с тоской и радостью улыбнётся и кивнёт ему, как старому знакомому. Джинни выдернет его из задумчивости, и он заметит белую вспышку волос рядом с подругой, испытает почти ностальгическое чувство неприязни к хорьку. А на поле выйдут их дети и пожмут друг другу руки, начиная матч.