Эй, Уизли!

      Дни тянулись один за одним. Летние погожие недельки, так радовавшие всех своей теплотой, сменялись лёгкой прохладой августовских ветров и дождей. Нелли всегда обожала дожди: они привносили какую-то особенную атмосферу в одинокую жизнь в небольшом уютном домике, затерявшимся среди ему подобных. Излингтон, пожалуй, был лучшим спальным районом Лондона. И не только потому, что поблизости располагалось обиталище Сириуса Блэка (какой от него толк, если он до поры до времени бродяжничал по всему свету, скрываясь от несправедливого наказания?), но и потому, что здесь всегда было много пышных деревьев, приятных соседей и старинных уютных баров. Словом, Излингтон — второе по значимости место для Нелли.       Близился день рождения её отца. Наташа знала, что Павел не особенно любил праздновать этот день, поэтому никогда не устраивал вечеринок и даже семейных посиделок — обычно он уезжал в Россию, в Турицы, волшебный город неподалёку от Колдовстворца. С ним была связана особенная история для него, ведь ещё много лет назад, когда он там учился, пусть и не особенно долго (из-за переезда в Англию в связи с семейными делами), Павел часто заезжал отдохнуть в Турицы. Этот город чем-то напоминал Хогсмид, только был гораздо больше, и его инфраструктура походила, действительно, на самый настоящий магический город, а не на простую деревушку с развлечениями, куда иногда захаживали учителя и ученики школы.       Ездил он туда совершенно один, желая уединения. Его не было видно с пару дней — никто толком не знал, чем именно он там занимался, — но Павел всегда возвращался обратно спустя примерно неделю.       Нат и сама с удовольствием бы отправилась в Турицы, но единственное, о чём она сейчас могла думать — это учёба и дальнейшая жизнь. Жизнь в постоянном страхе из-за возвращения Тёмного Лорда. Пускай Министерство магии в это не верило, пускай многие косо смотрели на Гарри после Турнира — Наташа, как и все друзья Поттера, включая также членов Ордена Феникса, прекрасно понимала, что Волан-де-Морт вернулся.       Белотур частенько пропадал в поисках Антона. И когда Нелли оставалась совершенно одна, на неё порой накатывала жгучая тоска. Казалось, словно каждая мебель в доме годами пропитывалась отчаянием, и даже самые милые и забавные атрибуты интерьера, будь то подарки от друзей или фамильные реликвии, надевали тусклый плащ, отравленный безнадёжностью.       Фред очень часто писал подруге. Можно даже сказать, что слишком часто: порой от него приходило по десять писем в день, где он либо расписывал очередной розыгрыш над «малышом Ронни», либо рисовал разного рода каракули, не имеющие никакого смысла. Наташа лишь задумчиво улыбалась, глядя на приходившую без конца почту, и старалась ответить на каждое письмо, изрисованное неразборчивыми закорючками Уизли.       Такое общение совершенно не заменяло реального. Наташе очень хотелось вновь оказаться рядом с друзьями, в особенности с Фредом, с которым она особенно сблизилась за летние каникулы. Девушка с таким трепетом и нетерпением ждала от него весточки, что радовалась каждый раз, когда неуклюжая сова семейства Уизли с ужасным треском врезалась в окно её комнаты.       Белотур постоянно ворчал, устав исправлять трещины на стекле, и поэтому Наташа, со свойственной ей манерой делать абсолютно всё, лишь бы другим было комфортно, оставляла окно открытым, и радовалась как самый настоящий ребёнок, когда сова в очередной раз влетала на подоконник с замогильным уханьем.       Но такие расслабленные деньки не могли длиться вечно. И перед тем, как началась череда престранных событий длиной в несколько лет, Орлова поехала погостить в Логово.       Нат активно накидала в небольшой чемодан немного вещей, не планируя надолго оставаться — девушка знала, что родители собирались после недолгого визита дочери отправиться в штаб-квартиру Ордена Феникса, естественно, вместе с ней. Орлова отправила сову Фреду, который до этого в мельчайших подробностях расписал подруге, как они с Джорджем придумывали Удлинитель ушей, и что миссис Уизли окончательно съехала с катушек, вечно пререкаясь то с Наземникусом, то с Сириусом, и что в целом дела у них идут не очень. После того, как Уизли перебрались в дом по адресу Гриммо, 12, Фред писал очень редко — Грозный Глаз не разрешал отправлять кучу писем, и уж тем более навещать кого-то. Парень активно жаловался, что истосковался от мысли, что находится так близко к Нелли и не может её навестить. Он также передавал и пожелания Джорджа, и Джинни, и Гермионы, и Рона, и однажды в письме затесались даже приветствия Билла. По правде говоря, Наташа получила за этот период времени всего два письма от друзей, но каждое было насыщено какими-то подробностями, словно отправитель составлял самый настоящий дневник. Это очень трогало Орлову.       «Ежедневный пророк» Наташа читала с омерзением. Она старалась активно следить за тем, какую игру ведёт Министерство, и эта игра её удручала. Радовали лишь редкие заметки о том, что некие близнецы планируют открыть свой магазин, и пока принимают заказы почтой. Фред, конечно же, уже писал Нат об этом, и всё же она радовалась каждый раз, когда видела краткую статью об этом в «Пророке».       О беде Гарри и его приезде в штаб Наташа узнала от Белотура, которого судьба занесла в злосчастный дом Блэков. Увы, но Кикимер вполне мог знать что-то про Антона, и поэтому домовик не упустил шанса поговорить с ним. Нат хорошо помнила тот день, когда её верный друг и слуга вернулся домой вечером с самым что ни на есть отчаянным видом.       — Этот проклятый Кикимер… Госпожа, Белотур клянётся, Кикимер — худший домовой эльф из всех виданных Белотуром на свете…       Нат решила не рисковать в такое страшное время, в особенности когда получила письмо от Артура Уизли с удручающим содержанием о положении дел, и поэтому приняла решение съездить в Логово поездом. Сейчас было бы слишком опрометчиво перемещаться через камины, которые отслеживало Министерство.       Наташа обожала поезда, в особенности магловские: они словно добавляли путешествию странного шарма. Правда порой там попадались просто отвратительные пассажиры, хотя, конечно, если сравнивать редких неприятных маглов со среднестатистическими слизеринцами, то Нат предпочла бы всё-таки ехать с неприятными маглами. От них хотя бы не воняло презрением ко всему сущему. Лишь изредка.       Девушка периодически засыпала по дороге, разглядывая мелькающие за окном пейзажи Великобритании. Это и луга с овечками, и высокие холмы, на пике которых иногда располагались разрушенные замки, и леса с озёрцами, и, наконец, когда путь прошёл границу с Шотландией, появились живописные, мрачно-изумрудного цвета, лесистые горы, расщелины, продолжительные болота и деревеньки с коричневого цвета кирпичами.       До самого́ Логова Наташе пришлось ехать на попутке. Конечно, не без помощи лёгкой защитной магии. У Нелли всегда были страшные опасения при общении с незнакомцами, да и что уж от греха таить — она боялась иной раз и своих друзей; не столько даже их, сколько предательства с их стороны, ведь Сэм когда-то тоже был предан ей. По крайней мере она так думала. Только спустя месяцы Нат начала вполне чётко осознавать, что попросту не замечала тревожных звоночков с его стороны, посему первое время была крайне холодна к каждому в своём кругу общения, и проблемы доверия теперь активно её преследовали, не позволяя расслабиться, и так бывало иной раз со всеми. Со всеми, кроме Фреда и Джорджа. По правде говоря, они были единственными, кому Нелли, помимо отца и матери, истинно доверяла всем сердцем. Конечно, она очень любила и остальных друзей, и была крайне признательна им за всё, что они для неё делали, но странное тягучее чувство в душе порой сковывало её сердце, и ей становилось страшно, что кто-то из них ранит её так же сильно, как Сэм.       Наташа объявилась на пороге Логова тихим туманным вечером. Вокруг пахло елями, пихтой и неописуемой душевной свежестью. Говоря на чистоту, Нелли вполне себе могла назвать лесок возле озера Лох-Несс самым терапевтическим местом на свете: оно словно всеми силами старалось благоприятно воздействовать на душу каждого, кто там оказывался, — на душу Наташи уж точно.       Мария встретила дочь кротким и очень родным объятием, и как только девушка переступила порог дома, она моментально почувствовала самый настоящий фамильный уют. Среди дубовых стен стояла лёгкая, едва различимая дымка от маминых благовоний — это были благовония с терпким, очень насыщенным и приятным запахом ладана — а с кухни доносились едва различимые ароматы свежих фруктов и тушёных овощей, очевидно проигрывающим по силе аромату благоговейного ладана. На стенах висели плетёные гобелены с самыми разнообразными сюжетами и фигурами, будь то путешествующий с Вергилием Данте на одном из кругов Ада, или же вырвиглазный по насыщенности символ хиппи, настолько цветастый, что хотелось мигом от него отвернуться, потому что в глазах начинало рябить; и все эти громоздкие тяжёлые шторы, стройно свисающие с прогнувшихся под их весом выцветших карнизов; и целая коллекция разного рода свечей всех мыслимых оттенков и форм, различавшихся помимо всего прочего степенью своей использованности; и атласные плетёные турецкие ковры с узорчатыми тюльпанами, — словом, каждая деталь дома имела свою глубину и своеобразную нотку лёгкого творческого хаоса, создавая ощущения безграничного самоудовлетворения в изнывающей от тоски душе Нелли.       Орлова медленно прошлась через поразительную череду комодиков, на которых красовались всякие побрякушки и фотографии семьи. Пробираться сквозь расставленные по всему дому растения было в некотором смысле трудно, но лишь местами, в особенности в коридоре, больше походившим на самую что ни на есть оранжерею. Наиболее излюбленное Наташей место в Логове — это, вне всяких сомнений, просторная гостиная с панорамными раздвижными окнами, отперев которые можно было пройти на небольшую дубовую площадку с импровизированным лобным местом. Там, чаще всего, семья собиралась, чтобы поиграть в лото тёплыми летними вечерами. Гостиная была открытой, совмещённой с кухней и зоной столовой. По центру залы располагался круглый цветастый ковёр, позади него — просторный зелёный диван, перед ним — небольшой столик, где, уже по обыкновению, насчитывалось с десяток грязных кружек Павла Орлова, а на стене, напротив этого уютного просторного гнёздышка, стоял большой телевизор, окружённый громоздкими книжными шкафами, главными обитателями которых являлись разнообразные книжки магловских авторов, преимущественно русских. Иной раз, украдкою пуская взгляд по гостиной, Нат казалось, что это преобычнейший дом маглов, никак не волшебников, потому что для волшебников он выглядел подозрительно обычно.       За чашкой душистого индийского чая Наташа рассказала матери о раскладе Фреда. Мария неодобрительно качала головой, изредка прицокивая, и когда дочь закончила, женщина наконец высказалась после непродолжительного молчания:       — Это очень плохие карты, милая.       Кто бы сомневался! Иного ответа Наташа, пожалуй, и не ждала, потому что и без Марии прекрасно отдавала себе отчёт в том, что такой безрадостный состав карт отнюдь не сулит жизни в счастье и достатке.       — Папе тоже выпадали карты со смертью — и всё-таки он до сих пор жив.       — Карты трактовать можно по-разному, — отрешённо пожала плечами Орлова, отпивая чай и совершенно не глядя на дочь — её взор был устремлён на большие окна слева от продолговатого стола из светлого дерева, за которым они сидели, — именно поэтому на гадалок так усердно и учатся. — Женщина всё-таки перевела взгляд на Наташу, аккуратно взяв её руку в свою, нежно поглаживая большим пальцем мягкую, точно мраморного цвета кожу дочери. — Не переживай, милая, эти карты говорят о далёком будущем. Насколько далёком — вопрос уже иной. Но тебе стоит обязательно предупредить об этом Фреда, хотя бы косвенно, понемногу. Гадания — это лишь небольшой взгляд на возможное будущее, — небольшой и очень размытый, поскольку человек слишком уж вольная птица, на которую может повлиять даже самая незначительная мелочь. Так что не бойся и пей чаю — тебе необходимо почаще расслабляться. — Она улыбнулась самой тёплой на свете улыбкой, и на душе Наташи разлился тягучий бальзам спокойствия. — Давай я наберу тебе ванну? А ты пока посидишь с Гаечкой на лобном месте.       Наташа с облегчением согласилась.       Гаечка — доброй души питбуль, мясистая собака, которая, казалось, своё уже давно отжила, но выглядела так, словно находится в самом расцвете сил, и это поистине было так: она обожала носиться по всему дому со скоростью самой настоящей торпеды, а уж если ей разрешали оказаться на улице без поводка, Гаечка могла за минуту навернуть такой огромный круг, что, казалось, она делала это не без помощи какой-то странной собачьей магии, доселе никем неизведанной.       Молодая волшебница вышла на «лобное место». Колющий запах елей сразу же врезался в нос, пробирая всё тело до самых костей. Гаечка радостно обогнула дом раза четыре за какие-то жалкие две минуты, что удивительно, ведь Логово вполне внушительных размеров. Конечно, это далеко не Малфой Мэнор, но тем не менее дом был прилично большим. Нат услышала рядом с собой тихие короткие шаги — это был Белотур с чашкой такого же чая. Он уселся рядом с хозяйкой, задумчиво разглядывая лес, и вдруг вымолвил:       — Аист затих. Не к добру это, не к добру… колени у Белотура болят — дождь будет… и что-то ещё точно будет, Белотур это чувствует…       — Конечно будет. У Гарри слушание в Визенгамоте на этой неделе, — удручённо вздохнула девушка, отпив чай.       — Визенгамот… хм… да, это нехорошо, — утвердительно кивнул домовик. — Знаете, Наташа, Белотур соскучился по посиделкам в Логове, очень соскучился…       — Я тоже, — улыбнулась девушка, стараясь игнорировать несущуюся на всех парах Гаечку, обернувшую, наверное, уже с десяток кругов вокруг дома. — Но в этом году я уже окончу Хогвартс, и навряд ли буду появляться здесь часто.       — Наташа уже знает, кем хочет стать после Хогвартса? — воодушевлённо спросил домовик, не решаясь продолжать печальную тему.       — Магозоологом, — задумчиво произнесла Нат, будто не собиралась или стеснялась это произносить. — По правде говоря, я бы с радостью ушла в Мракоборцы, не будь я так психологически нестабильна. — Она странно хихикнула.       — У Наташи всё обязательно получится, — поддерживающее пролепетал Белотур, махая свисающими с креслица ногами, — потому что госпожа очень умная, ответственная и талантливая!       — Спасибо, но я предпочитаю говорить не талантливая, а трудолюбивая — это куда более справедливое определение.       — Точно, точно, — виновато закивал домовик. — Таланта нет — есть труд!       Когда ванна была готова, отец наконец-то вернулся. После приятных водных процедур последовали не менее приятные деньки наедине с семьёй: они болтали о разных отвлечённых вещах, о слушании Гарри, играли в лото, просматривали старые семейные кассеты на телевизоре и даже поиграли в бадминтон на улице, пока воланчик не улетел куда-то на верхушку ели.       Относительно погожие деньки, а если точнее, то просто пасмурные, прохладные и туманные, выпали на все дни пребывания Наташи в Логове. В конце концов им уже необходимо было отправиться в штаб-квартиру Ордена Феникса, чтобы помочь друзьям привести в подобающее состояние несчастное обиталище Сириуса Блэка, обговорить дела самого Ордена и решить, наконец, как им быть. И, конечно же, поддержать Гарри.       Накануне на рассвете Павел поднял ни разу не сонную дочь (спалось гриффиндорке тяжело и уныло, потому что ей совершенно не хотелось покидать родительское гнёздышко — это казалось ей переходом в настоящую взрослую жизнь, наполненную проблемами, лишними размышлениями и неразрешимыми психологическими трудностями; так что сна у неё не было ни в одном глазу, и, признаться, она вообще засыпала иной раз лишь под утро, все оставшиеся позади часы разглядывая тяжёлый в темноте ночи потолок), и та небрежно собрала волосы в хвост, насыщенный раздражающими Марию петухами, и вышла с отцом на крыльцо. Они оба очень тяготели к природе и животным, посему, видимо, и остановились на пороге на пару минут, думая каждый о своём, в полнейшей тишине, изредка разбавляемой отдалённым стуком дятлов и приглушённым звоном просыпающихся соловьёв. В окрестностях цвета словно выцвели, и огромная белая пелена утреннего тумана, окутавшего низы и середины деревьев и росистую траву, отдавала в теле могильным трепетом. Наташа заметила, что как только их беззаботные деньки в Норе кончились, её стало преследовать не только чувство тоски и одиночества, но и предчувствие смерти. Она будто бы дышала морозным дыханием в тонкую бледную шею девушки, покрывая её заупокойным инеем.       Они простояли ещё так, молча, с пару минут, и Павел, поправляя на плече удочки, неторопливо зашагал вперёд, неприятно бряцая стальным ведром. Этот странный карябающий звук казался Нелли звоном церковного колокола, и как только эта ассоциация прошла у неё в голове, в носу запестрелся настойчивый, вмиг став безобразным для неё, запах ладана. Не как в маминых благовониях, отнюдь — запах настоящего, церковного ладана.       Возле синевы глубокого озера мертвецки спокойно стояла лодка. Наташе открылся вид на огромные горные просторы. Она видела в этом какой-то особый символизм: в последнее время ей казалось, будто пространство вокруг неё расширялось, подчёркивая её тоску и одиночество, и эти перекрывающие небо хребты, поросшие зелёными одеялами лесов, казались такими громадными, давящими на сознание, что Нат пришлось буравить взглядом землю, чтобы не расплакаться.       Она всегда боялась плакать при папе. Он никогда бы не осудил её слёзы, никогда бы не нагрубил ей в такой ситуации (да и вообще в любой), но от того ей меньше всего хотелось ронять горькие безнадёжные слёзы.       Лодка вместе с пассажирами медленно прорезала туман и водную гладь, отплывая всё дальше от берега, к самому центру озера, и вскоре Наташа уже не видела почти ничего, кроме тусклой, из-за пелены утренней дымки, чернеющей с каждым уходящим вглубь метром синевы водоёма — по сторонам смотреть ей отчаянно не хотелось.       — Помнишь, как мы в детстве с тобой рыбачили здесь часами, смеясь с редко проплывающих маглов? — вдруг прервал тишину Павел, и на лице его появилась какая-то досадная полуулыбка, словно ему самому было грустно и страшно, словно он тоже чувствовал холод смерти.       — Помню, — тихо ответила Наташа. — Как-то раз мы были тут в октябре, заезжали навестить маму, когда она заболела. Кажется, года два или три назад.       Павел задумчиво, молча кивнул, протягивая дочери удочку.       — Я ещё читала тебе «Заблудившийся трамвай» Гумилёва, — тихо добавила она, будто боялась спугнуть отца, но тот лишь устало вздохнул. — В тот день тоже стоял туман, только гуще, и горы были какие-то поредевшие из-за поздней осени…       Павел вновь кивнул, натягивая леску, и Наташа решила не продолжать этот странный диалог, больше походивший на разговор в никуда. Отец не особенно любил разговаривать, уж тем более когда в его руках находилась удочка. Уж тем более об акмеистах.       Они выловили не так уж много рыбы, но, кажется, Павел Орлов был вполне доволен тем, что им удалось собрать. Это был мелкий улов, в основном непригодный ни туда, ни сюда — иное проявление любви к безделушкам в доме. Только эти могли стухнуть, поэтому они либо сразу отправлялись в духовку, либо скармливались окрестным котам в деревушке.       А в деревушке Орловы встречались нечасто. Жители, конечно, их припоминали иногда, но по большей части ни Мария, ни Павел сюда не выбирались, за редким исключением. Как, например, сейчас, когда отцу приспичило покормить котов на пристани. Лодка, само собой, осталась в зоне их магического обиталища.       Они сидели на деревянной ограде, молчаливо наблюдая, как бродяжные котики с нескрываемым остервенением жевали рыбу, и это в какой-то степени успокаивало их обоих. Павел вообще любил помолчать, и оттого ещё более странно, что в их семье родилась такая непоседа, как Нелли. Мария любила шутить, что настоящей родительницей была не она, а престарелая удалая Гаечка.       На следующее утро семья встала так же рано. Орловы не стали брать много вещей — это была словно семейная традиция: обходиться по минимуму в одежде, если дело, конечно, не касалось обустройства дома; тогда уже в ход вступали разнообразнейшие предметы интерьера, а если честнее — самое что ни на есть бесполезное барахло, которое служило лишь украшением дома и не несло, по сути своей, никакой надобности и уж тем более практичности.       Наташа в последний раз полюбовалась дубовыми стенами, турецкими коврами, кривенькими, косенькими свечами, в последний раз прочувствовала привычный запах ладана, тушёной капусты и корицы, в последний раз окинула взглядом миртового цвета лес, в последний раз молчаливо изумилась громоздкими люстрами и гобеленами, и что-то внутри неё словно надломилось окончательно, да так сильно, что это приобрело характер самой настоящей физической боли. Конечности покалывало от нарастающей тревоги, и в голове проносилась лишь одна мысль — это было прощание.

***

      Орловы появились на пороге дома на площади Гриммо, 12, так же тихо, как и всегда. Миссис Уизли тепло поприветствовала каждого, и вскоре проводила их по комнатам. Джинни с радостным вскриком бросилась в объятия отвыкшей от людей Наташи, и почти сразу на неё вылезли поглазеть и другие любопытные лица. Джордж с широкой улыбкой приобнял подругу и посоветовал искать Фреда наверху, потому что Молли, узнав, что тот напихал себе в карманы кучу парализованных докси, решила наказать его ежедневными ухаживаниями за Клювокрылом.       Ребята отправились помогать остальным в делах по дому, пока Нат со странным щемящим чувством в груди уже приближалась к заветной чумазой двери наверху. Из комнаты доносились железный запах крови (судя по всему, мышиной) и озадаченные вздохи Фреда. У Нелли задрожали колени — она, проведя столько дней в тишине и одиночестве, за исключением последних нескольких суток с семьёй, да и то было молчаливым, настолько отвыкла от чужого общества, что ей вновь стало тревожно на душе, и эта тревога, гулом отдававшая в виски, нависала над ней подобно грозовой тяжёлой туче.       Фред был так увлечён тем, чтобы Клювокрыл ненароком не откусил ему руку, что даже и не заметил, как в комнате оказалась Наташа. Она стояла в привычном ситцевом платье пастельно-голубого цвета, с распущенными пшеничными волосами и вздрагивающими от волнения коленками, зардевшимися пунцовым оттенком.       — Ну, ну, не брыкайся, — гудел Уизли, пытаясь аккуратно подобраться к Клювокрылу с дохлой мышью в руке, — я тебя не укушу, а вот ты меня — запросто!       — Не укусит, если ты не будешь таким настырным.       Фред не мог поверить, что слышит этот любимый голос. В его теле словно разлился кипяток, и сердце, бешено застучав, судорожно заклокотало где-то в горле. Он резко обернулся, и счастье окончательно накрыло его с головой. Оставшиеся две мышки упали на пол под недовольное фырканье Клювокрыла, и спустя секунду Уизли уже прижимал к себе исхудавшее мягкое тельце Наташи, от которой исходили всё те же приятные запахи мяты, еловой свежести, каких-то цитрусовых духов и клубничного блеска для губ. Нелли сначала показалось даже, что Фред плачет от радости, и это было почти так: он был настолько счастлив вновь прижать к себе Орлову, такую милую и нежную, что душу переполнял разорвавшийся взрыв самых искренних и тёплых на свете чувств.       — Мы не виделись всего месяц, — со смешком проговорила девушка, крепко прижимая к себе Фреда. Что-то внутри Наташи радостно прыгало — кажется, это было нарастающее чувство тепла.       — Целый месяц! — с ноткой отчаяния промычал Уизли. Ему пришлось отстраниться с болью в сердце, ведь он всё ещё не мог себе позволить обнимать её дольше, приятнее, не мог коснуться её мягких губ, и все чувства вмиг смешались воедино.       — Учитывая, сколько писем ты отправлял мне… — Но Нат не успела договорить всплывшую в голове шутку.       — Писем! — сердито воскликнул парень, не желая слушать продолжение фразы. — Да что такое письма, когда можно свободно поговорить, когда можно хотя бы просто прикоснуться к тебе!       Это были очередные слова, вырвавшиеся сами собой, по велению сердца, и Фреду было бы даже стыдно за этот всплеск эмоций, не будь он так взволнован приездом Нелли. Девушка удивлённо хлопала глазами, ощущая непривычную слабость в сердце. Порой фразы парня, озвученные при личной встрече или даже в письме, начинали вызывать у неё смешанные чувства приятной грусти.       — Да уж, ты прав, — с улыбкой вымолвила она.       — Как ты? Как родители? Я так рад, что ты наконец съездила в Логово! — сыпал фразами Фред, дрожа от радости. — Погоди, погоди, давай сначала на кровать сядем, а то ты устала, я же вижу, у тебя аж колени трясутся…       Но колени тряслись вовсе не от усталости, хотя и от неё в том числе, — они тряслись от непонятного, неприятного волнения, потому что Нат действительно успела отвыкнуть от активности всех своих близких, в частности от активности Фреда, который чем-то напоминал ей Гаечку. Такой же взвинченный и неусидчивый.       Она спокойно начала описывать все свои дни под увлечённые кивки юного волшебника.       — Мы даже порыбачили немного с отцом, — закончила наконец свой рассказ Наташа.       — Прекрасно! — улыбнулся парень, неловко скрещивая руки между ног. — У нас всё было не так весело: доставали малыша Ронни, пугали маму своими трансгрессиями, потом вот придумывали всякие штучки для магазина, уже почтой кучу всего наотправляли! Правда у некоторых всё ещё есть проблемы с Забастовочными завтраками, но это ничего… им ребята в больнице Святого Мунго вполне себе помогают… и славно… Когда мы с Джорджем только испытывали некоторые вещи, ему выпали конфеты, вызывающие кровь из носа… Я его еле откачал, думал, что помрёт от потери крови… Живее всех живых! Кстати, милая, лучше не попадайся на глаза Кикимеру и запирай на ключ за собой все двери… он просто уничтожит тебя, если увидит или услышит.       — Да, я знаю, Белотур уже рассказал, — рассмеялась девушка, наконец расслабившись благодаря той теплоте, с которой Фред с ней общался. — Он был в ужасе, когда узнал, что мы сюда едем.       — Я тоже в ужасе, что тебе придётся терпеть это место! — захохотал парень, но вдруг его лицо стало серьёзнее, и он очень ласково взглянул на подругу. — Но по большей части я всё-таки рад… потому что мы смогли увидеться. Я очень скучал по тебе.       Было видно, насколько тяжело и волнительно было для Уизли произносить последнюю фразу. Это показалось немного странным для Нелли, потому что такие слова были вполне привычны для друзей — нет ничего такого в том, чтобы скучать по тому, кто тебе близок. И всё-таки где-то на подкорке сознания девушка осознавала, что Фред придавал этой фразе более глубокое и чувственное значение, чем казалось на первый, поверхностный взгляд.       Они ещё немного поговорили о всякой ерунде, пока Клювокрыл не прервал их своим недовольным кряхтением.       — Я только что ж тебя покормил! Что тебе ещё нужно?       Но горделивое животное лишь самодовольно выпятило грудь, недовольно прихлопывая крыльями.       — Тебе нужно более нежно и уважительно с ним обращаться, Фред, — вздохнула девушка. — Ты же помнишь, что говорил Хагрид: Гиппогрифы очень мнительные.       Наташа с некоторой брезгливостью взяла в руки парочку мёртвых крыс, содрогнувшись от очередного призрака смерти, и с ласковым видом сначала взглянула на Клювокрыла, после чего поклонилась. Животное довольно кивнуло, и Орлова уже спокойно смогла покормить его без всяких происшествий, поглаживая мягкие плотные перья.       — Да уж, у тебя с животными ладить получается лучше меня, — восторженно хихикнул Уизли, встав с кровати.       — У тебя тоже получится, если ехидничать с ними не будешь, — укорительно подмигнула Наташа.       Вскоре парочке пришлось спуститься к остальным, на шум. Фред многозначительно вздохнул, как бы говоря: «И что этой старой тупице опять нужно?» А всё было из-за активности питбуля Орловых. Непоседливая Гаечка отчаянно жалась в угол коридора с застывшей гримасой чистого ужаса, кажется, впервые в жизни, и всё потому, что Павлу не удалось удержать её от шумной пробежки по квартире. В итоге портрет Вальбурги Блэк в очередной раз неистово кричал и сыпал ругательствами на весь дом, да так, что картины на стенах на самом верху затряслись вместе с разозлённой Нелли.       — Как смеет эта ополоумевшая старуха визжать на мою собаку?!       — Надо же! А я и не знал, что ты умеешь злиться, — рассмеялся Уизли. — Она постоянно кричит, если кто-то шумит, и обязательно воет о том, что Сириус позорит её дом.       — Я сама её опозорю к чертям собачьим, если она ещё раз начнёт орать на мою Гаечку!       Наташа с гневным топотом спустилась вниз, наблюдая за тем, как Сириус препирается с портретом матери.       — Тупая ты курица! Единственное посмешище здесь ты — что при жизни кричала, что мёртвой кричишь! Да заткнись уже наконец!       — Видела бы госпожа, во что они превратили священный дом Блэков… Ох, видела бы…       — Пошёл вон отсюда, Кикимер! Сгинь в своём сыром подвале, пока я тебя туда пинками не затолкал! — гневливо взвизгивал Сириус, всеми силами задёргивая портьерами портрет неугомонной матери. — Да закрой ты уже свой рот, карга старая!       Наташа прильнула к испуганной Гаечке и принялась ласково обнимать и гладить её, прижимая к себе.       — Если у меня собака помрёт от испуга из-за этой вашей картины…       — Не помрёт, не переживай, она у вас единорога загрызть способна, — как-то противно и совершенно недружелюбно отрезал Сириус, завесив портрет. — И лучше держите свою псину подальше от коридора, если вам так её жизнь дорога.       Отношения у Наташи с Блэком были скорее натянутые и условные, нежели приятельские. Их семьи дружили (а точнее, её семья и Сириус), но сама девушка никогда не говорила с ним по душам, да и не то что бы собиралась, потому что он казался ей малость хамоватым. Конечно, она его уважала и никакой неприязни не испытывала, но и подружиться с ним времени у неё, что логично, не было.       Девушка смерила ворчащего мужчину осуждающим холодным взглядом, никак не отпуская поскуливающую Гаечку из нежным объятий.       — Всё, затихла, — шёпотом заключил Сириус и сразу развернулся к Нелли, как-то уже расслабленнее и по-свойски улыбнувшись. — Ну, ну, не злись на меня, я и так весь на нервах сижу тут, словно опять в Азкабан усадили. Только с условиями покомфортнее. Хотя, признаться, в тюрьме хоть не орал никто. За исключением чокнутой Беллатрисы Лестрейндж, когда её только притащили.       Нат была всё ещё обижена всей ситуацией, но слова Блэка немного охладили её пыл. Действительно, злоба мужчины была не беспочвенна, и только он один ведает, какую тяжкую и отчаявшуюся жизнь ему приходится вести. Орлова устало вздохнула, встав с пола, и приветственно обняла мужчину, похлопавшего её по спине.       — Выросла прям вся в мать — такая же красивая и гордая, — загадочно улыбнулся Блэк. — Женихи ещё не бегают за тобой?       Фред тихо спустился вниз, рассматривая открывшуюся ему картину, и не смог сдержать тихой усмешки.       — Вот и примчался один, — подмигнул Сириус, и лицо Уизли сразу же приняло озадаченный вид, а Нелли застенчиво покраснела. — Ладно, дуйте давайте к Молли, пусть расскажет, чем вам сегодня предстоит заниматься в этой убогой лачуге. Клювокрыл сыт?       — Сыт, — утвердительно кивнул парень. — У Нелли талант прям животным нравиться.       — И не только животным, — тихо посмеялся Сириус, будто почувствовал то волнительное состояние влюблённости в глазах Фреда. «Вот же воистину собачья чуйка», — мысленно улыбнулся парень своей же шутке.       — Проклятое дрянное отребье маглов… осквернители… уроды… Противная белобрысая полукровка… Видела бы госпожа…       — Кикикмер, тварь ты лысая, я кому сказал — выметайся отсюда!       Сорвавшийся Сириус быстро пожалел о своей эмоциональности, вновь взвыв при крике матери. Фред заботливо обнял Наташу за плечо, смерив презрительным взглядом проклинающего всех домовика, и молча увёл девушку вместе с напуганной Гаечкой на второй этаж к матери.       День тянулся долго и мучительно. Джинни безостановочно ругалась на всю ту грязь, которую приходилось выметать чуть ли не ежедневно. Создавалось впечатление, что она появлялась здесь словно по волшебству, чему, по правде говоря, никто бы не удивился. То ли сам дом противился приходу нежданных гостей, то ли Кикимер постарался, чтобы пыль и мусор появлялись всюду, где им вздумается.       Фреда, Джорджа и Нелли миссис Уизли отправила в кладовку разгребать вещи, и эта работа троице, очевидно, очень не нравилась.       — Какой смысл прибираться в дурацкой кладовке? — возмущённо шипел Джордж, раздвигая нагромождение коробок и странных реликвий. Воздух был спёртым, очень старым и пыльным.       — Чтобы доставить побольше проблем Кикимеру, видимо, — фыркнул Фред, брезгливо взяв в руки кубок с ножкой, обвитой налепленной серебряной змеёй. — Вот же помешанные люди тут жили!       — Всё выверено в слизеринских тонах, оно и понятно, — устало выдохнула девушка, передвигая покрытые огромными слоями пыли вещи. — Просто омерзительно! И как таких людей вообще Земля носит…       Проговорила она эти слова с явной отсылкой на портер матери Сириуса. Орловы в своё время тоже были «образцовой» чистокровной семьёй, пока в их роду не появились маглы и полукровки. Саму Наташу это ничуть не смущало — она никогда не понимала идей о чистоте крови, и дрянное поведение Антона лишь подкрепляло её неприязнь к подобного рода людям.       В кладовке что-то тихо, противно потрескивало. Сначала Нелли не придавала этому звуку никакого значения, ворча на пару с Фредом и Джорджем, но вскоре все трое прислушались к этому мерзкому писку, не в силах сдерживать нарастающее раздражение. Наташе вдруг вспомнился рассказ Белотура об аисте, и к горлу моментально подступил комок. Что если Кикимер покрывал Антона? Нет, глупость — он верный слуга дома Блэков, и без воли хозяина ни за что бы не стал помогать Тёмному Лорду. А Сириус ни за что бы не примкнул к рядам этого сумасшедшего фанатика. Нат прекрасно это понимала, потому что, несмотря на её довольно прохладные отношения с мужчиной, девушка прекрасно понимала, что на него можно положиться.       Орлова внимательно осмотрелась, прислушиваясь к писку, и вскоре поняла, что шёл он далеко не от вещей, а от закипевшего на кухне чайника, потому что сверху послышались приглушённые крики Молли — она позвала всех обедать, и противный звук наконец исчез.       За столом стояла несколько напряжённая атмосфера. Сириус постоянно препирался с миссис Уизли, а остальные лишь следили за ходом разговора, порой вмешиваясь какими-то замечаниями и догадками. Наташа ещё никогда не видела Молли в таком бешенстве, у женщины, казалось, даже из глаз искры летели. Всем было не по себе находиться в такой неприветливой обстановке, потому что Орден Феникса активно скрывал от Гарри любую информацию об их деятельности, и Поттеру это очень не нравилось. В конечном счёте, после криков и уговоров, Молли сдалась, и Сириус вместе с Люпином рассказали ребятам, что к чему, предварительно прогнав несовершеннолетнюю Джинни спать. Было слышно, как её тяжёлые гневные шаги с грохотом раздавались на весь дом. Удивительно, что портрет Вальбурги никак не отреагировал на такую выходку — видимо, даже ей надоело кричать.       В штабе, признаться, кричали все, словно заколдованные на раздражительность. Нелли ещё никогда не видела таких напряжённых друзей, хотя, по правде говоря, Фред и Джордж стояли особняком — оставались такими же активными, на веселее, стараясь всех чем-нибудь да рассмешить. Но миссис Уизли это только сильнее раздражало, и они начинали докапывались до остальных.       На следующий день Гарри уже отправился в Визенгамот. Наташа не могла уснуть очень долго, а когда изредка проваливалась в сон, её преследовали тревога и необъяснимая дрожь, поэтому она спустя короткий промежуток времени просыпалась. Ей надоело это странное состояние, так что оставшееся время девушка провела у окна. Спала она в комнате Регулуса, и поначалу Сириус не хотел оставлять её там, говоря, что его брат был ужасным человеком, посему селить туда Нелли было бы кощунством. Но дом не резиновый.       Спальня, как и остальные комнаты, выглядела очень зловеще, в особенности потому, что вся была отделана в тонах Слизерина. Наташе было совершенно некомфортно здесь находиться, и вся обстановка ужасно на неё давила. Нат начинала понимать, почему все стали такими раздражительными — это неудивительно, ведь каждая мелкая вещица этого странного дома ужасно давила на психику. Атмосфера мрака, не столько даже физического, сколько идеологического, прекрасно справлялась с ролью палача для всех радостных мыслей.       Нелли наколдовала себе чашку чая и уселась на подоконник, сонно разглядывая серую улицу, которая только начинала заливаться слабым тусклым светом грядущего утра. Внезапно из-под тяжёлой тёмной двери выскочила маленькая записка. Девушка с недоверием окинула её взглядом и расслабленно выдохнула.       — Заходи, Фред. Я забыла закрыть дверь перед сном, — чуть повысив голос, ответила Нат.       — Тебе жить надоело, Орлова? — ухмыльнулся рыжеволосый парень, проскальзывая в спальню настолько тихо, насколько мог. — Или ты любишь, когда злые домовые эльфы забираются к тебе посреди ночи, чтобы покрыть тебя тонной ругательств?       — Я просто ужасно устала, — выдохнула девушка, не в силах даже пошутить в ответ на попытки Уизли развеселить её.       — Да уж, это точно проклятый дом, — с полуулыбкой выкинул парень, заперев дверь и наложив чары. — И всё же не будем рисковать. А то Кикимер точно тут шуму напустит.       — Да уж, — выдавила из себя улыбку Наташа.       — Я как знал, что ты не спишь, — вымолвил Уизли, подходя к подруге поближе, практически на цыпочках. — Чуйка от Сириуса передалась!       Орлова слабо хихикнула, приглашая Фреда сесть рядом, на что он охотно согласился. Нелли устало приникла к нему, позволяя обнять себя, и устала взглянула в окно, рассматривая темнеющие от наступающей осени листья деревьев. Напротив дома располагался небольшой, уютный парк — единственное место, которое хоть как-то радовало глаз в эти напряжённые будни.       — Я принёс для тебя кое-что, — улыбнулся парень, вытащив из кармана мешочек с бутербродами с сыром и вяленым мясом. — Та-дам!       — Скорее стащил, нежели принёс, — отшутилась девушка, благодарно кивнув Фреду. — Спасибо, я очень соскучилась по нашим фирменным сандвичам…       — Не переживай, я тебе таких кучу сделаю, когда в Хогвартс поедем, — деловито улыбнулся волшебник. — Кстати, и почему это нашей принцессе не спится?       — Этот дом буквально высасывает из меня весь позитив, как дурацкий дементор, — устало взвыла девушка под смешок друга, укладывая голову на его грудь. В нос сразу же врезался знакомый, родной запах, и Нелли стало так тепло на душе, будто она оказалась в самом лучшем на свете месте. — У меня ощущение, будто эта квартира нарочно пытается выжить всех из ума…       — Скорее уж из её стен, — хихикнул Фред, заботливо перебирая волосы на голове девушки. Ему было так хорошо сейчас, что он едва сдерживался, чтобы не прижать к себе Нелли настолько крепко, насколько вообще возможно. — Знаешь, нам с Джорджем здесь даже нравится. Всё такое противное, мерзкое, слизеринское, что аж смешно до тошноты со всего этого.       — Вам вообще грустно бывает? — риторически спросила Наташа, увлечённо проглатывая бутерброд. — Господи, как же вкусно…       — Рад, что ты ценишь мои кулинарные способности, — самодовольно улыбнулся парень, решившись наконец положить вторую руку на спину подруги, нежно её поглаживая. — Я не то что бы готовить люблю вообще.       — Знаю. И тем не менее сандвичи у тебя восхитительные.       — Я тренировался специально ради тебя, конфеточка.       Наташе было тяжело объяснить тот трепет, который пробирал её тело в моменты, когда Фред говорил нечто подобное. Сердце начинало волнительно вздрагивать, а довольная улыбка появлялась сама по себе, почти рефлекторно. Это дежурные дружеские фразы, но почему-то Нат стало так приятно их слышать из уст Уизли, что ей каждый раз хотелось услышать нечто похожее от него ещё раз.       — А ты-то почему не спишь?       У Фреда застрял комок в горле. По правде говоря, он был настолько счастлив вновь увидеть объект своего обожания, что колкое чувство нервозности не давало ему уснуть. Он буквально ворочался туда-сюда, раздражая этим шумом брата, что тот, не выдержав, спровадил его из комнаты. Конечно, парню и самому хотелось нормально поспать, но всякие мысли не переставая крутились у него в голове. Ему хотелось быть рядом с Наташей, слышать её голос, чувствовать тепло её прикосновений, видеть её милое личико и болтать от рассвета до заката, ведь с ней ему никогда не было скучно. Особенно сейчас, когда парень стал постепенно осознавать свои чувства, неустанно гложущие его душу.       Последующие дни проходили всё также безрадостно: Сириус стал ещё более угрюмым, Гарри постоянно ходил взвинченный и обиженный, будто проглотил слизней, близнецы неустанно шутили про назначения Рона старостой, тем самым раздражая его и Молли, а родители Наташи устало покачивались на стульях, разглядывая какие-то документы. Наташе, как, видимо, и всем остальным, было крайне неприятно оставаться в квартире на площади Гриммо, 12. «Словно и правда какое-то проклятое, чёрт возьми, место», — с нарастающим негодованием повторяла девушка. В последние дни ей стало особенно плохо из-за количества ругани и уборки, так сильно, что порой ночью она начинала тихо плакать от бессилия.       В перерыв Нелли зашла в ванную комнату и с ужасом обнаружила там кровожадного призрака, накинувшегося на девушку с замогильными воплями. Орлова так устала от суеты в штабе, что даже не смогла пошевелиться в тот момент. Она лишь вспоминала то удручающее чувство, чувство дышащей в шею смерти, которое она впервые почувствовала в Логове. На крики призрака моментально примчался Сириус, и неприятное приведение мигом исчезло с противным хохотом.       Бесконечные крики, шум, стресс, отдирание плесени и грязи так сильно подкосили психическое состояние Нелли, что она уже просто исступлённо смотрела в стену, через которую скрылся призрак, и на глазах у неё навернулись слёзы. Ругань, гам, темнота, дурацкие символы змей, нескончаемое недовольство, срывы Гарри и Молли — всё это так пожирало остатки былой радости с летних каникул, что сердце девушки уже не выдерживало. Она стояла, абсолютно опустошённая, с гремящим чувством усталости и перманентной дрожью в теле, не в силах издать ни звука. Нелли молчала роняла слёзы, устав от всего, в том числе и от того, что скрывала это состояние от чужих глаз. Сириус принялся активно успокаивать девушку, и на его голос прибежали Люпин и Гарри, взволнованно оглядываясь.       — Нелли, милая, что случилось? — ласково, насколько было возможно, поинтересовался Римус, стараясь не дотрагиваться до опустошённой Орловой. Видимо, он ощущал, что внутри неё была такая ужасающая, всепоглощающая пустота усталости и нервозности, что одно лишнее движение — и узел переживаний разорвётся, превращаясь в искреннюю истерику.       — Опять эта тварь тут летала! — ответил за Наташу Сириус. — Эта проклятая квартира уже всех с ума успела свести.       Люпин отломил кусок шоколада и протянул его Наташе, но она лишь молча ушла в свою спальню, ни на кого не взглянув. Гарри почему-то стало стыдно. Ему часто становилось стыдно в последнее время. В особенности из-за того, что он обижался на несправедливость Дамблдора в отношении старост. Поттер хотел быть старостой, и позорные мысли о собственном превосходстве всё же смутили его и отступили, но менее тошно ему не становилось. Сейчас ему казалось, что его раздражительность также могла сказаться и на Наташе, которая совершенно поникла в последнюю неделю, не выдерживая всеобщего напряжения.       — Может, поговоришь с ней, Гарри? — задумчиво спросил Люпин, проводив грустным взглядом еле держащуюся на ногах девушку.       — Лучше оставить это дело Фреду, — в унисон произнесли Поттер и Сириус.       Близнецы в это время отдраивали кухню. Очередной мусорный мешок полетел прямо в корзину, рыгнувшую от перенасыщения, казалось, уже в сотый раз за день. Она устало скулила, как бы прося избавить её от страданий, и гриффиндорцев это откровенно говоря забавляло.       — Как думаешь, Фордж, — улыбчиво спросил парень, — если мы сделаем какой-нибудь сувенирчик для магазина, который будет так же рыгать, если в него что-нибудь бросить, покупателям он придётся по душе?       — Ещё бы, — игриво хихикнул Фред, оттирая плесень. — Подсунем его малышу Ронни — больно похожи.       В дверном проёме показалась расстроенная голова миссис Уизли. Близнецы взглянули на неё непонимающе, и женщина тихо заговорила:       — Фред… там Нелли плачет… Она у себя в комнате…       Уизли моментально бросил грязную тряпку, сполоснул руки и выбежал в коридор, минуя скрипящую чёрную лестницу. Наверху стояли всё те же Гарри, Люпин и Сириус. Поттер грустно рассматривал насмехающиеся над Наташей портреты, изнывая от чувства стыда за все мысли и действия, которые он думал и делал в последнее время, пока Римус и Блэк толковали о делах Ордена, стараясь не вмешиваться в конфликты подростков.       Фред озабоченно взглянул на Гарри, и тот лишь отмахнулся, с угрюмым видом спускаясь обратно, чтобы помочь Джинни перенести некоторые вещи из кладовки в гостиную.       — На неё приведение выпрыгнуло из туалета, — заметив недоумевающий взгляд Уизли, которым он окинул Поттера, пояснил Сириус. — Она даже не шевельнулась от его криков — просто молча заплакала и ушла. Бледная вся стала, как поганка… А я говорил вам, что эта дрянная квартира может убить! И я тогда даже имел в виду не кучу ловушек, которые додумались соорудить мои родственнички.       — Все постоянно ссорятся, что-то скрывают и бесконечно над уборкой горбатятся… немудрено, что Нелли молча расплакалась, — задумчиво заключил Люпин. — Она всегда была такой жизнерадостной… Не понимаю, что тогда с ней случилось.       — Она всё равно никому не рассказывала, — пожал плечами Сириус. — Думаю, это было нечто очень серьёзное: не в её это духе — так переживать из-за ерунды. Сколько знаю её, пусть и по рассказам Мэри и Павла, никогда бы не подумал, что она так тихо заплачет и просто уйдёт, завидев эту мерзопакостную рожу.       Фред обеспокоенно сглотнул подступивший в горле комок. Парень осторожно поднялся наверх, к комнате Наташи, но, честно сказать, боялся туда заходить. Обычно, когда Нат плакала, она плакала от всей души, захлёбываясь и сотрясаясь в рыданиях, и, судя по всему, юная волшебница настолько устала, что не хотела сейчас никого видеть. Но Уизли всё же решился постучать в твёрдую дверь, надеясь услышать какой-то ответ из-за неё.       — Оставьте меня в покое, — донеслось из комнаты. Голос Наташи звучал так холодно и апатично, что у рыжеволосого парня пробежал холодок по спине.       — Это… это я, — с надеждой в голосе произнёс Уизли, откровенно говоря неуверенно. — Фред…       — Мне всё равно, кто там, просто оставьте меня в покое.       От этой фразы веяло безграничным отчаянием. Фред не стал настаивать — он уважал желания девушки, но видя её прежние состояния, истерики, слыша сейчас полную отрешённость, ему становилось тревожно от мыслей о том, что она сейчас переживала, насколько ей было плохо, что в её голосе уже не осталось даже грусти. А если она что-то с собой сделает? Нет, это было бы слишком сильным ударом для всех — она бы так не поступила. В ней однозначно оставались силы бороться, что бы там ни произошло в тот дурацкий вечер после Святочного бала. Фред прекрасно чувствовал, что она не способна на что-то ужасное, хоть и состояние её в то время вызывало неподдельный страх. Он не совсем понимал, что именно могло твориться у неё в голове всё это время, но ему очень хотелось быть ближе, яснее осознавать, через что она проходит, чтобы уметь правильно подобрать слова. В те погожие июльские деньки, когда они были вместе, Уизли наивно показалось, что ей стало в разы лучше, но, видимо, он ошибался, или же тот эффект просто напросто продолжался недолго.       Фред не знал, стоило ли ему ждать её у дверей комнаты, пока она отойдёт. Но осознание, сколько грязи осталось невымытой, и что Джорджу сейчас в одиночку приходится оттирать всё это безобразие, хоть и веселило его, но всё же он не мог оставить брата наедине с этой жутью. Как и не мог сейчас сдвинуться с места, поражённый холодностью Нелли. Но раз она попросила не трогать её — так тому и быть.       Какое-то время всё было спокойно, однако на душе у Фреда кошки скребли. Наташа так и не вышла из спальни, и Молли с Люпином заключили, что лучше оставить её отдохнуть. Мария грустно протирала бокалы, вызвавшись помочь близнецам на кухне, и вид у неё был такой же бледный и отчаявшийся, как и Уизли, видимо потому, что оба волновались об одном и том же. Джорджа эта пугающая атмосфера откровенно смутила, и ему даже не хотелось отпускать шутки, зарождавшиеся ежеминутно. Он прекрасно понимал, почему всем вокруг так неприятно и нервно, но обычно Фред никогда по-настоящему не расстраивался, даже в ту пору, когда Нат было хуже всего: он отчаянно придумывал всё новые и новые способы развеселить её, поддержать, специально вместе с братом караулил Наташу то тут, то там, чтобы проверить, в порядке ли она, а теперь он стоял с угрюмым видом посреди пропахшей старостью и безнадёгой кухни, уныло протирая шкафчики чуть ли не до дыр.       Нелли молча сидела на противной огромной кровати, не в силах пошевелиться. Её тело периодически начинало вздрагивать, но очень быстро расслаблялось в нарастающем, ледяном чувстве бессилия. Да, бессилие, пожалуй, лучшее слово, которым можно было бы описать её состояние. Наташу пронзала тихая боль, и каждая мышца будто застыла в немом спазме, укутавшись в ледяное колючее одеяло тоски. Девушка молча всматривалась в стену напротив, тихо роняя слёзы на холодную кожу. Её коричневый комбинезон был слишком лёгким для холода старой квартиры, но у неё не было сил даже вытереть солёные ручьи уныния, градом стекавшие с подбородка. Глаза опухли и покраснели, а аккуратный рот застыл приоткрытым, как бы выпуская душу наружу. Со стороны могло показаться, что она даже не моргала.       Ей казалось, будто тело сковало ледяными склизкими цепями, ограничивая движения. Кончики пальцев под вечер уже устало вздрагивали, запястья и колени откровенно говоря затекли, но Наташа всего этого даже не чувствовала. Казалось, будто она ни о чём не могла думать — настолько усталость и разочарование брали своё. И всё-таки спустя пару часов девушка наконец начинала оттаивать, сначала вытерев лицо платком, потом предприняв откровенно неудачную попытку встать с кровати. Тут-то она и почувствовала, как сильно свело каждую клеточку её тела, и как сильно затекло всё то, что только могло затечь.       Она отрешённо прошлась к окну, рассматривая унылый пейзаж за окном. Небо посерело подстать унылым фасадам домов, вмиг опротивившимся, и Наташе стало так тошно и безрадостно на душе, словно она увидела что-то настолько противное, что могло превзойти даже мерзкую белобрысую рожу Драко Малфоя.       Нелли устало протёрла тянущие от боли глаза руками, и всё сразу же неприятно защипало. Недосып давал о себе знать, особенно когда ты часами потом безостановочно плачешь. Орловой очень не хотелось выходить из комнаты, но чувство ответственности её настойчиво одёргивало обратно в реальность: она обязана помогать всем остальным, раз действительно хочет быть полезной для Ордена, однако заставить себя выйти в таком состоянии она не могла. Девушка глубоко вобрала в лёгкие побольше воздуха, стараясь вспомнить что-то приятное, чтобы немного успокоиться. В носу сразу же появился ворох запахов: печёная картошка с курицей, тыквенный пирог, карамель, фейерверки, костёр, мятная ванна, ладан, еловый лес… Наташа только сейчас заметила сидящую рядом с ней Гаечку, которая, оказывается, всё это время спокойно сидела рядом с хозяйкой, грустно повиливая хвостом. Питбуль уныло проскулил, слегка стукнув влажным носом ледяную ногу Наташи, и девушка непроизвольно улыбнулась, опустившись вниз к собаке, и расслабленно обняла её, поглаживая по короткой грубой шерсти.       Наташа попила немного воды, оставшейся с утра на уродливой узорчатой тумбочке, брезгливо смахнула с неё зелёную салфетку, и, слегка поёживаясь от разливающегося в теле тепла, села на кровать, махая свисающими ногами. Ей стало легче, когда она наконец смогла отвлечься на Гаечку и прохладную воду. На подоконнике сидел насупившийся Пух, сонно посапывая, и теперь всё не казалось таким уж ужасным. Завтра ребята, наконец, отправлялись в Хогвартс, и поэтому с минуты на минуту должен был заскочить Белотур с чемоданами, которые девушка заранее собрала дома в Лондоне перед отъездом в Логово.       Наташа стыдливо вышла в коридор, намереваясь умыться, извиниться перед всеми и продолжить уборку, которую, наверное, все уже давно закончили, что смущало её ещё больше, но она вдруг услышала лёгкие всхлипы, будто нарочно сдерживаемые. Девушка прошлась немного за угол и увидела задыхающуюся от испуга Молли. Она стояла напротив мёртвого тела Рона, содрогаясь от подступающих рыданий. Нат с ужасом напряглась, и сердце тяжёлым ледяным камен упало куда-то в желудок.       — Р… р-р-рид-д… риддику… ридикулус!       Боггарт лишь обернулся другим трупом — трупом Перси… И с каждым новых взмахом волшебной палочки и отчаянным всхлипом миссис Уизли боггарт принимал всё новое и новое воплощение: мёртвого Билла, Чарли, Джинни, самой Нелли, Гарри, Артура… и близнецов. Ледяной, посиневший вид кожи Фреда заставил Наташу задрожать всем телом. Но ужаснее всего было наблюдать за несчастной матерью, которая, не сдержавшись, начала рыдать. На этот звук прибежали Гарри и Люпин. Поттер застыл так же, как и Наташа, сумев выжать лишь сдавленное:       — Миссис Уизли… пожалуйста…       Люпин уверенно вытянул вперёд палочку, и боггарт сменился на полную луну.       — Ридикулус!       Мгновение, и то видение исчезло, превратившись в исчезающую пыль. Молли окончательно разразилась отчаянными слезами, чуть ли не падая с трясущихся ног. Римус быстро подхватил женщину, обнимая за плечи, и всеми силами старался её успокоить, но миссис Уизли охватил такой ледяной отчаянный ужас, что та уже не могла сдерживаться, и её стоны, как казалось Наташе, слышали все обитатели дома на площади Гриммо, 12.       — Я… я такая глупая… Они… он-ни все… Я не вынесу этого, Римус! Я н-н-не вынесу, ес-сли они все… как тогда… Римус…       — Успокойся, Молли, сейчас мы лучше подготовлены к встрече с Волан-де-Мортом. — Рыдания женщины стали ещё отчаяннее, как только она услышала это имя. Люпин однозначно почувствовал тот ужас, с которым вздрогнула миссис Уизли. — Молли! Прекрати немедленно, слышишь? Хватит бояться, мы дадим ему отпор — сейчас уже не те времена. Молли, пожалуйста, хватит — возьми себя уже в руки, наконец. Это война, на войне нет никаких стопроцентных гарантий, что кто-то обязательно выживет. Молли, в самом деле, прекрати плакать! Мы сделаем всё возможное, чтобы никто больше не пострадал так, как тогда, но ты должна быть морально готова к тому, что жертв нам не избежать.       Поттер стоял в таком же заупокойном испуге, как и Наташа. Он взглянул на неё тусклым грустным взглядом, но она, кажется, этого даже не заметила. Её вновь парализовал невыносимый страх.       Опять это чувство, опять слёзы и холодная дрожь. И опять это ощущение могильного холода, всепоглощающей тоски и отчаяния, накатившего с головой. Снова призрачное дыхание ледяной смерти. Снова противный запах церковного ладана и холодных, покрытых изморозью каменных могильных плит. Она ненавидела это чувство, но оно преследовало её даже здесь.       Перед глазами всплыла картинка мертвецки синей кожи Фреда и самой Наташи. Их пустые глаза смотрели в никуда, такие неживые и холодные, застывшие в благоговейном спокойствии смерти.       «Когда же это уже наконец кончится», — пронеслось в голове Нат и Гарри, обессилено наблюдавших за отчаянием Молли.       — Нел-л-л-ли… Г-гарри… простите меня… я такая слабая… Я вас-с точно р… раз-зочаровала… Мерлин! Прост-т-тите меня…       — Не говорите так, миссис Уизли, — с тяжестью в сердце выдавил Поттер, боясь пошевелиться. На его лице застыла гримаса тоски и отчаяния.       — Простите… — едва слышно, задыхаясь от слёз, без сил прошептала женщина, прижимаясь к груди Люпина. — Умоляю… только не говори ник-кому, Римус… в особеннос-с-с-сти… в особенности Артуру…       — Не скажу, только, пожалуйста, приди в себя, Молли…       Гарри мрачно спустился вниз, не желая беспокоить и без того рыдающую миссис Уизли, а Наташа на трясущихся ногах ушла в комнату Фреда — они с Джорджем теперь спали раздельно, как рассказал девушке сам парень пару дней назад, и всё потому, что Фред беспокойно спал (а точнее не мог уснуть вообще, переживая смесь радости и тоски — о чём он, конечно же, умолчал). Нелли в очередной раз роняла солёные слёзы, и в этот раз её откровенно говоря скрутило. Живот разрывался от пронзающей душевно боли, словно пытаясь вывертеть все органы наружу за ненадобностью. Наташа издала сдавленный стон, не чувствуя конечностей от безнадёги. Колени нещадно тряслись, и девушке было так невыносимо больно, уже и физически, и морально, что она вся сжалась, скривилась, словно грецкий орех, не в силах сдержать сдавленную от горечи грудь.       Фред вошёл спустя какое-то время и испугался, увидев рыдающую девушку у себя на кровати. Она согнулась пополам, сотрясаясь от рыданий, и парень моментально запер за собой дверь, применяя заглушающее заклинание, чтобы никто не потревожил их в этот момент. Он быстро сел рядом с Наташей и прижал её к себе, пытаясь выпрямить её скованное тело, но оно никак не поддавалось никаким махинациям. Дотронувшись до её рук, парень с ужасом заметил, что они слишком холодные для живого человека.       Он тихо покачивался вместе с ней, стараясь настолько ласково, насколько мог, шептать что-то успокаивающее, поглаживая шелковистые пшеничные волосы, но девушка лишь продолжала рыдать во весь голос, так отчаянно и так страшно, что ей срывало горло. Фред отчаянно прижимал её к себе, и невольно девушка всё же выпрямилась, что однозначно помогло ей хоть немного расслабиться, пускай пока только телом, а не душой.       Она кричала во всё горло, и Уизли был счастлив, что додумался применить заглушающие заклинания, иначе эти вопли слышал бы весь дом, и портрет миссис Блэк точно бы разразился таким звоном, что оглушил бы всех обитателей дома.       Наташа не могла произнести ни слова, но в её голове крутились все мысли, давившие на неё всё это время, к тому же к ним теперь прибавились ещё и мёртвые лица Фреда и её самой. Ей было так плохо, так больно, что моральная боль превращалась в физическую, судорогами разносясь по всему телу. Уизли было страшно. Очень страшно. В последний раз она так кричала в первый месяц после того самого вечера, и наблюдать за этим вновь было до невыносимости ужасно и больно.       Он не знал, как её успокоить. Он не знал, помогает ли он вообще хоть как-то Наташе на самом деле. Может, все те дни в Норе и в Лондоне лишь казались ему хорошими? Что если Нелли совершенно не становилось легче, и вся его поддержка была настолько плохой, что ему теперь должно быть стыдно за свои нелепые попытки помочь, за свою уверенность, что он всё делал правильно? А что если он делал только хуже? Все эти мысли ужасно давили на него, и он не знал, куда себя деть от накатившей паники. Ему казалось, что вот-вот и он сам заплачет, но понимал, что не имеет сейчас на это права — так он точно сделает только больнее Нелли, и она, возможно, никогда больше не попросит у него помощи, побоится, что стала для него проблемой, а не другом. Фреду действительно было сложно, глупо это отрицать, он ужасно уставал эмоционально от её состояния, но в нём было столько энергии и любви, что он был готов делиться ею столько, сколько Наташе потребуется без вреда себе.       «Как же глупо было всё это время думать о том, как тебе повезло, идиот, — проносилось у него в голове. — Ей всё это время было так плохо, а ты из-за бестолковой эгоистичной радости даже не замечал того, что ей плохо».       И всё же Фред был психологически устойчивее Нелли. Он помнил её слова о том, что рядом с ним ей комфортнее всего, и потому быстро пришёл в себя, откинув все мысли в сторону. Девушка не переставала рыдать, задыхаясь в слезах, и уже никакие упражнения ей сейчас не помогли бы. Наташе просто было жизненно необходимо выпустить все эмоции наружу. И Уизли понимал это.       В коридоре шумели чемоданы, и было понятно, что это Белотур тащил вещи Нелли наверх, но видимо никто, кроме Фреда, его не слышал.       Он точно не знал, сколько они ещё так просидели, но за окном уже была ночь, и все звуки в доме затихли. Наташа обессилено всхлипывала, сорвав горло, и Уизли лишь заботливо поглаживал её по голове и спине, прижимая вялую девушку к себе. Она вся дрожала после такой сильно истерики, уткнувшись раскрасневшимся лицом в ключицы парня. Фред решил не играть с судьбой и просто ждал, пока она сама посчитает нужным заговорить. Для её комфорта.       Она погладила его по лопаткам и тихо, надорвавшимся голосом, прошептала:       — Я очень устала… мне невыносимо здесь находиться…       — Тише, солнышко, завтра мы уже уедем в Хогвартс, и всё будет гораздо лучше, — утешительно произнёс парень, поцеловав девушку в макушку.       — Дома одиноко… в штабе плохо… а в Хогвартсе… — Она вдруг запнулась, переводя дыхание. — А в Хогвартсе… Сэм…       — Не бойся, милая, я всегда буду рядом, мы постараемся с ним не пересекаться, — улыбнулся парень, аккуратно поглаживая красные щёки девушки. — Пусть только попробует к тебе подойти — мы с Джорджем мигом ему жизнь в ад превратим.       Наташа с облегчением выдохнула, вновь утыкаясь в плечо Уизли, и крепче прижалась к нему, вздрагивая.       — Есть ещё кое-что… — тихо прошептала Нелли, не решаясь поднять ту тему, которая волновала её больше всего. Но она прекрасно понимала, что сделать ей это необходимо. — Помнишь… карты, на которых мы гадали в тот вечер? — Парень одобрительно кивнул, не понимая, что хочет сказать этим девушка. — Так вот… это очень нехорошие карты, Фред… Я не смогла тогда заставить себя рассказать тебе об их значении, потому что была очень испугана… Прости меня… Папе тоже выпадала смерть, и тогда половину членов Ордена убили Пожиратели… но папу… папу так и не тронули, и потом на картах смерть ему больше не выпадала… Возможно мне вообще не стоило так переживать об этом, но в последние дни перед приездом в штаб я всё чаще стала чувствовать какой-то могильный холод… будто предчувствие смерти… это ужасно пугает меня… И сегодня… сегодня… ваша мама в коридоре… она пыталась прогнать богарта… Я вышла на её всхлипы, и когда увидела… когда ув-в-видела, что там было…       Наташа снова заплакала, отчаянно вбирая в лёгкие воздух, и снова плечи тревожно затряслись в панике, но девушка нашла в себе силы продолжить трясущимся севшим голоском:       — Когда я вышла в коридор, Молли плакала… богарт превращался… в трупы… Рона, Перси, Джинни… Чарли, Артура, Билла… меня… Гарри… и в вас.       Нелли с ужасом вытирала слёзы с лица.       — Эти ледяные синюшные лица… со взглядом в пустоту… эти постоянные тревоги, возвращение Тёмного Лорда… я не хочу никаких жертв, но их попросту не избежать…       Уизли сидел с упавшим сердцем. Он не знал, как ему реагировать. Парню стало так больно на душе: за Нелли, за маму, за братьев и сестёр, за отца — за всех. Фред абсолютно не задумывался о смерти за все эти годы, эта тема была чужда его мыслям, потому что они все, в основном, были заняты какими-то розыгрышами и Забастовочными завтраками для магазина, но никак не чем-то тревожным, даже несмотря на возвращение Тёмного Лорда.       Ему впервые за долгое время стало страшно. Он прижал Наташу ближе к себе, успокаивающе поглаживая её волосы, но, по правде говоря, если бы он увидел трупы своей семьи — он плакал бы так же сильно, как часами ранее плакала Орлова.       — На войне всегда кто-то умирает, мы тут бессильны. Будем держаться вместе, так больше шансов на то, что мы выживем. Не переживай, милая, я всё ещё здесь, с тобой, и все остальные — даже этот вонючий Перси! — в полном порядке. Давай лучше не будем загадывать наперёд — от этого всем будет только хуже, а тебя и так сейчас очень мучает тревога.       — Я понимаю… но я… Фред, я не вынесу, если ты умрёшь.       Уизли нервно сглотнул. Да, на войне всегда кто-то умирает, но умереть самому… это казалось абсолютно невероятным. Даже думать об этом было ужасно, и на секунду Фред задумался, что было бы, если бы он умер. Но сразу одёрнулся, потому что по его телу пробежала неприятная дрожь, и всю кожу обдало холодным, склизким потом.       — Я не могу обещать, что обязательно выживу, но я постараюсь изо всех сил. — Уизли отчаянно попытался произнести эту фразу максимально расслабленно и непринуждённо, с долей иронии в голосе, и он был так расстроен мыслями о своей смерти, что у него действительно получилось сделать вид, будто он шутит. — Но пообещай, что подаришь мне поцелуй, если я выживу. Нелёгкое всё-таки дело будет! Мне нужно стоящее вознаграждение.       Наташа слабо посмеялась, взглянув в глаза парню. В них она видела тот испуг, который он отчаянно пытался скрыть, и девушке стало немного не по себе от того, что в любой момент из-за войны она может больше никогда не увидеть прежний огонёк в его прекрасных бирюзовых глазах.       — Хорошо. Если ты выживешь, то я обязательно тебя поцелую. Прямо как в легендах о принцессах и рыцарях, да? — искренне посмеялась она, чувствуя лёгкую дрожь в теле. Ей было несколько неловко говорить о поцелуях с человеком, который с самого детства был рядом с ней и воспринимался как брат. Однако сказать такое Джорджу она бы никогда не смогла, и сама не понимала, почему.       — Да… как о рыцарях и принцессах… — заворожено прошептал Фред, и его сердце словно обожгло кипятком, который теперь растекался по всему телу. Поцелуй Нелли действительно был бы лучшим подарком, ради которого Уизли будет всеми силами стараться выжить.       Они ещё немного посидели в неловкой тишине, разглядывая лица друг друга, и потом парень наконец смущённо спросил, в порядке ли девушка.       — Да, мне гораздо лучше, большое спасибо, что выслушал и поддержал меня, — улыбнулась она. — Мне тоже очень тебя не хватало всё это время… и даже тут, в штабе, мы толком не успели нормально поговорить — одна уборка да уборка.       — Ничего, теперь у нас будет целый год — наболтаемся, — рассмеялся Уизли. — Раз тебе лучше, мне проводить тебя до комнаты?       — Вообще-то… — немного замялась девушка, и лицо её покрылось бордовыми пятнами смущения. — Вообще-то я хотела… Если ты не против, конечно… Переночевать… у тебя… Комната Регулуса слишком давит на меня… а учитывая, что сегодня было… мне кажется, я не засну… или мне будут сниться кошмары, и тогда я опять расплачусь… Могу я… могу я остаться с тобой сегодня?       — Да! Да, конечно, если тебе так… будет спокойнее… Да, не волнуйся, я… лягу на кресле! Да, на кресле, точно, — нервно засуетился парень, душа которого сейчас одновременно и ликовала, и паниковала.       — О, не нужно! — заботливо выпалила Наташа. — Ты можешь остаться на кровати, а я…       — Нет! Даже не думай, что я уложу тебя в какое-то вонючее противное кресло! Там самое место малышу Ронни, а то больно у него рожа довольная стала из-за звания старосты.       — Но тебе там будет неудобно…       — Переживу! — отрезал парень, вставая с кровати. — Давай, давай, ложись под одеялко, милая.       — Не лягу, — обиженно скрестила руки на груди Наташа, спрыгнув с кровати. — Ты ляжешь сюда.       — Малышка, ты вздумала переспорить самого Фреда Уизли? — хитро прищурился парень. — Смело, смело, но я не позволю тебе выиграть этот спор — марш в кровать!       — И не подумаю!       «Столкнулись как два барана рогами», — устало подумал Уизли. Но он точно не простил бы себе, если бы уложил подругу спать в скрипучее неудобное кресло: один его вид словно кричал, что сожрёт любого, кто в него сядет. Фреду хотелось, чтобы его возлюбленная спала в самом уютном комфорте, на мягкой кровати под приятным тяжёлым одеялом, которое спасало от промозглой прохлады квартиры, но никак не в этом проклятом кресле со змеиными ножками! Была бы его воля, Уизли бы отыскал для Наташи самую лучшую и мягкую на свете кровать, которая и пахла бы приятно, и на ощупь была бы словно райское облако.       — Ты же знаешь, что я не прощу себя, если уложу в это противное кресло? Ты только взгляни на него — чистейшая дрянь, всё зелёное, опять с этими змеями, Мерлинова борода, да это просто ужас какой-то! Пожалуйста, Нелли, не спорь со мной и ложись спать на кровать — она тоже, конечно, не очень, но в ней хотя бы мягко и тепло… если, конечно, отбросить тот факт, что на ней жили помешанные фанатики.       — Фред, ты и так многое для меня делаешь, я не буду отнимать у тебя ещё и кровать.       — Я делаю столько, сколько нужно! И то… я считаю, что должен делать гораздо больше, чтобы тебе стало легче. Чтобы ты не плакала каждый раз, как только вспоминаешь тот вечер, и чтобы ты снова была счастлива… — Парень чувствовал, что начинает говорить лишнее, и поэтому быстро осёкся. — Пожалуйста, Нелли, давай не будем спорить, как дети, и я просто посплю в кресле сегодня?       Наташе очень хотелось возразить ему, но он так мило распылился заботливыми фразочками, которые проскользнули, очевидно, случайно, но очень искренне, что девушка не могла больше контратаковать. Она устало вздохнула и согласилась, и ей показалось, что Фред был особенно счастлив своей победе — но больше всего он был рад, конечно, что Орлова сможет поспать на удобной кровати, в тепле и комфорте.       Однако ночь выдалась неспокойной: Наташа долго ворочалась, в груди щемило, а непонятная тревожность никак не позволяла провалиться в сон. Девушка думала о том, что всех их ждёт впереди: какое будущее им сулит? Скольких людей придётся похоронить не только в земле, но и глубоко в сердце, и пытаться жить после этого, жить с окаменевшей от боли душой?       Нелли стало тревожно. Ей очень хотелось повернуть время вспять, в детство, когда все они жили беззаботно, в радости, не зная печали, толком не задумываясь о возвращении Тёмного Лорда, когда мир казался таким большим и интересным, пугающим и сказочным, когда они вместе с близнецами, Ли и Анджелиной бегали по замку от Филча в попытках отыскать новые потайные проходы, когда они впервые сели на мётла, когда они впервые сыграли за сборную Гриффиндора, когда они впервые сбежали ночью в Запретный лес и испугались простой совы, да настолько, что кентаврам пришлось помогать им выбраться обратно, и потом МакГонагалл сняла с них сотню очков… Все эти воспоминания накатили на неё с головой, и Нат суетливо повернулась на бок, к окну, из которого струился ртутный лунный свет, обличая строгие черты комнаты.       На душе стало противно.       — Фред, ты спишь? — тихо прошептала девушка.       — Нет, а ты чего не спишь? — устало спросил парень, пытаясь удобно уложиться в кресле, что получалось у него с трудом.       — Не могу уснуть из-за тревожности. Слушай, мне так тоскливо от того, что мы выросли… Помнишь, как мы с Анджелиной и Ли специально вывели Филча из себя, чтобы вы могли проскользнуть в его кабинет и стащить оттуда Карту Мародёров?       — Помню, конечно, — ностальгически усмехнулся Уизли. — Ещё помню, как ты упала с метлы на втором курсе, и я тащил тебя до мадам Помфри на руках, чтобы тебя откачали… ты тогда в бреду ещё нашёптывала что-то про свиной паштет.       — Да… тяжело такое забыть, — задумчиво улыбнулась Наташа. — Мне так не хватает той атмосферы, Фред… как будто часть меня вырвали, и я больше никогда не смогу вернуть её.       — Никто её не вырывал, Нелли. Она всё ещё часть тебя, просто осталась в прошлом. Нельзя вечно стоять на одном месте.       — Я понимаю, — грустно вздохнула девушка, укладывая руку под ледяную подушку. — Просто мне очень хочется снова жить без проблем… Так гораздо проще, согласись?       — Проще, но если они есть, их нужно решать, а не избегать, — отрезал парень. — Не волнуйся, Нелли, проблемы не будут вечно висеть над головой, как Дамоклов меч. Да и к тому же, что мешает тебе веселиться так же, как и тогда? Мы всё ещё можем бегать от Филча и кидаться навозными бомбами в его кабинет, и тот факт, что какой-то безносый тёмный волшебник хочет убить нас, не означает, что мы должны перестать испытывать счастье.       — Да… да, ты прав, — согласилась Орлова. — Просто теперь мы повзрослели, и мир уже не кажется таким неизведанным и ярким… да и ответственности стало куда больше — я не могу так просто оставить мысли о предстоящей войне.       — Никто и не просит же тебя не думать об этом, — улыбнулся парень, но эта улыбка была спрятана под покровом ночи, и всё-таки Нелли вполне ясно ощущала её на лице друга, — просто не забывай о том, что в промежутках между переживаниями нужно ещё и жить. А лучше сначала жить, и уже в промежутках волноваться!       — Это несколько сложно, не думаешь?       — Уж мне-то легко, — тихо рассмеялся Фред. — Но если тебе тяжело самой, мы с Джорджем обязательно поможем тебе напрочь забыть о каком-то там Тёмном Лорде. Затаскаем тебя так, что даже имя его забудешь!       Наташе стало очень тепло от его слов. Он всегда был таким заботливым и внимательным, но эти качества тщательно скрывались за юмором и баловством от чужих глаз, и только самые близкие для Фреда люди знали, что он может быть очень ласковым и добрым, если, конечно, считал нужным это демонстрировать. Пускай он и старался выдерживать образ жизнерадостного плохиша, Джордж и Наташа всё равно лучше всех знали, что на деле он до ужаса милый парень.       — Слушай, могу я тебя кое о чём попросить? — со стучащим от смущения сердцем тихо спросила она.       — Смотря о чём, — хитро хихикнул парень. — Если ты попросишь назвать малыша Ронни самым привлекательным человеком на свете, я не просто не соглашусь — я оскорблюсь!       — Нет, это другое, — рассмеялась девушка. — Я хотела попросить тебя… лечь со мной.       Повисла пугающая тишина, и Наташа уже корила себя за то, что спросила, но Фред вдруг спросил:       — В смысле — лечь с тобой? — Его голос казался не менее взволнованным.       — В прямом, — судорожно вздохнула девушка. — Мне одиноко и неуютно в этом доме, и я бы хотела, чтобы ты спал рядом… чтобы… ну… мне было спокойнее… Но если ты не хочешь — просто скажи! Мерлин, я прошу о такой глупости… Прости, пожалуйста, просто забудь, о чём я сейчас говорила, это было очень эгоистично с моей стороны, я…       Но Наташа не успела договорить — рядом с ней прогнулась часть кровати, и она почувствовала запах Фреда. Он тихо придвинулся ближе к девушке. У Нелли словно сердце упало куда-то очень далеко, и всё тело сковал холодный испуг. Она уже давно не спала рядом с кем-то вот так, бок о бок, особенно с парнем, и это её вдруг напугало. Но потом она вспомнила все слова, всю ту ласковость, с которой Уизли с ней обращался, и щёки её загорелись теплом смущения. Она аккуратно развернулась лицом к парню. Он лежал так близко, что они едва не стукнулись лбами.       — Извини…       — Ничего, — сладостно выдохнула Наташа.       Она с замиранием сердца подняла взгляд на лицо Фреда, и ей резко стало так хорошо и приятно на душе, словно всё тело погрузили в тёплый вязкий бальзам, такой успокаивающий и нежный, что, казалось, кровь закипала. Тусклый свет луны, озарявший комнату, казался до этого каким-то неживым и могильным, но теперь, когда его серебряные редкие лучи падали на мягкие рыжие волосы и часть лица Уизли, Наташе свет ночного проводника страждущих показался ей самым живым и радостным на свете.       — Ты очень красивый, — на одном дыхании прошептала девушка, и, сама того не осознавая, погладила вздрогнувшего парня по щеке.       У Фреда по телу разливался обжигающий кипяток чувств. Ему было неловко и страшно, но по большей части он был так радостен, что она пригласила его к себе, что ему захотелось прижать её к себе как можно ближе, почувствовать её каждой клеточкой. Он помнил, как тяжело ей давались чужие прикосновения, а теперь она подпустила его так близко к себе, она так доверяла ему, и Уизли казалось, что его душа сейчас от волнения покинет тело — настолько он был возбуждён окатившим его, словно из ведра, счастьем.       Он не смог выдавить из себя ни слова — просто с полным любовью взглядом рассматривал небрежно спутавшиеся пшеничные волосы, гладкую мраморную кожу, просвечивавшую голубыми венками, прикрытые веки, столь томно спадающие на серо-карие глаза чёрные ресницы, приоткрытые мягкие губы — он любовался каждой чертой лица Наташи, утопая в благоговейном восхищении перед этой девушкой. Он так гордился тем, что Нелли сумела преодолеть некоторые страхи, что она стала живее и радостнее, что у неё получаются все те вещи, которые с таким трудом ей давались в самом начале, когда её сердце было бесповоротно разбито… Он восхищался ею ещё и потому, что она умела делать абсолютно любое действие с такой плавностью, с такой красотой (как казалось самому парню), что он просто не мог устоять перед ней. Все её переживания, вся история её жизни, её характер, пускай теперь и надломленный, её внешность — все проявления Наташи восхищали и пленили его разум, он словно с каждым днём всё больше и больше влюблялся в неё, в её манеру общения, в её интересы, во всё, что связано с ней. И даже если бы Орлова начала заниматься каким-то абсолютно безумным делом, к которому у Фреда никогда не лежала душа, или даже если бы он ненавидел это занятие, парень всё равно бы тоже начал этим восхищаться.       — Иди ко мне, — прошептал Уизли, и его голос казался таким волшебным, таким охриплым и низким от того, что он сейчас был ужасно взволнован влюблёнными чувствами, что Наташе поначалу показалось, что он хочет не просто обнять её, а сладостно поцеловать с надеждой на какое-то продолжение.       Но Фред, конечно, ни за что бы этого не сделал без явного согласия девушки. Он часто видел во всяких романтических книгах и фильмах, как парень без спросу страстно целует возлюбленную в какой-то волнительный для обоих момент, но ему всегда казалось это грубым. Да, возможно в идеализированных мирах творчества это и выглядит романтично, потому что зритель как бы подглядывал за жизнью главных героев и знал их чувства друг к другу, но вот в реальности так не работает. В реальности целовать кого-то без спроса, не находясь в отношениях, вот так внезапно, пусть даже если ты подозреваешь, что это взаимно, — настоящая беспардонная наглость и эгоизм.       К тому же Наташа всё ещё была под влиянием тех неизвестных никому, кроме неё самой, событий, связанных с Сэмом, и этот факт тем более не позволял Фреду предпринимать какие-то действия. Пользоваться её отчаянием, чтобы умело пристроиться самому, когда она всё ещё переживает страшную боль — абсолютно мерзко и недопустимо. Уизли искренне хотел, чтобы она влюбилась в него так же искренне, как и он сам, а не просто потому, что он поддержал её в трудную минуту. Это казалось просто ужасным — оказаться простой заменой, скотчем, которым скрепили порванную бумагу. Да и что уж от греха таить, Уизли хотел сначала помочь подруге встать на ноги, чтобы она была счастлива, и только потом, будучи целиком и полностью убеждённым, что с ней всё хорошо, и его симпатия никак её не заденет, и какие-то действия не сделают больно, напоминая о прошлом, парень смог бы с чистой совестью проявлять свои чувства.       Они так и уснули в обнимку, оба в прекрасном настроении и с тягучим теплом на душе. И поэтому утро, даже под такую какофонию из непонятных звуков и невыносимого грохота вперемешку с проклятиями Вальбурги Блэк, ощущалось воистину волшебно.       Нелли проснулась сразу, как поднялся шум, но ей было так хорошо в тёплых объятиях парня, мирно посапывающего над её головой, что никуда вставать абсолютно не хотелось. Он пах всё той же карамелью, корицей и чем-то ещё, но из-за сонливости Наташа не могла уловить, чем именно. Девушка ласково погладила парня по плечу, устало укладывая голову обратно на подушку, рядом с шеей Фреда. Парень немного заворочался, притягивая девушку к себе за талию, и снова уткнулся носом в её медовые волосы.       — Давай ещё полежим немного, м? — хриплым, сонным голосом произнёс парень, и, Мерлин, Наташа могла поклясться, что никогда в жизни не слышала ничего более сексуального, чем этот низкий, севший спросони голос! Она смутилась собственным мыслям, и всё же смогла выдавить из себя тихое, протестное: «Поезд без нас уедет».       Кажется, никто из обитателей дома даже и не заметил, что эти двое ночевали сегодня в одной комнате. И славно, заключила Наташа, с опаской заглядывая за дверь ванной комнаты. Ей не хотелось вновь столкнуться с обезумевшим призраком, и тем не менее умыться было необходимо. Как оказалось, остальные тоже только начинали просыпаться, поэтому времени на сборы у Нелли было предостаточно. Она вернулась уже в свою спальню и заметила, что на чемоданах настороженно сидел Белотур. Домовик, завидев Орлову, радостно вскочил с места и подбежал к хозяйке с пожеланиями доброго утра:       — Наташа, как славно, что вы всё-таки здесь! Белотур сначала решил, что вы куда-то ушли, но потом понял… кое-что.       В его взгляде читалась понимающая смущённая ухмылка.       — Мне просто было страшно спать одной в этом ужасном месте, — неразборчиво хмыкнула девушка, чувствуя, как после первого нормального сна в штабе её сердце преисполнилось решимостью — она наконец-то возвращается в Хогвартс, и даже несмотря на наличие там Сэма, это было куда лучше, чем оставаться в холодном противном обиталище, обустроенном поехавшими фанатиками.       Наташа быстро привела себя в порядок, переоделась и уже с нетерпением и замиранием сердца ждала того часа, когда сможет уехать из этой промозглой дыры.       В нетерпении она решила проведать Фреда, ведь когда она уходила, он лениво потягивался в кровати, кажется, очень довольный собой и чем-то ещё.       Она постучала, и Уизли охотно впустил её в комнату. Девушка словно наверстала всю потерянную за это время энергию, и радостно помогла Фреду собрать его вещи.       — Нам надо почаще ночевать в обнимку, ты вся сияешь, — иронично ухмыльнулся парень.       — Я подумаю над твои предложением, — рассмеялась Наташа.       Поддержка Фреда действительно была кстати, и спокойный сон в тёплых объятиях человека, которому ты всем сердцем доверяешь, как нельзя лучше сказывался на состоянии Орловой.       В дверном проёме показалась рыжая макушка Молли.       — Ох, Нелли! Ты в порядке, милая? Прости меня за вчерашнее…       — Ничего страшного, миссис Уизли, — улыбнулась Нат. — Когда мы уезжаем?       — Грозный Глаз просил подождать этого скрягу Стерджиса, так что пока вы можете позавтракать и отдохнуть немного.       — Отдохнёшь тут под крики этой полоумной старухи… — пробубнил Фред, защёлкивая лямки чемодана.       — Вот постареешь, я посмотрю, как ты себя вести будешь, — нравоучительно бросила Молли и ушла куда-то по своим делам.       Нат на секунду стало грустно. А постареет ли? А доживёт ли вообще хоть кто-нибудь из них до старости, чтобы так же орать на всех, постепенно теряя разум на закате жизни? Но эти мысли девушка сразу же отмела, вспоминая вчерашние слова Уизли, которые заставили её задуматься. Действительно, куда проще переживать тогда, когда иначе уже нельзя, а сейчас, в такое на удивление солнечное утро, встреченное в объятиях Фреда, куда правильнее наслаждаться беззаботностью — в конце концов, это последний их год в Хогвартсе.       Они вдвоём пошли будить Джорджа. Фред бесцеремонно зашёл к брату, как ни в чём не бывало, и принялся стягивать покрывало с кровати, из-за чего Джордж с грохотом свалился на пол.       — Проснись и пой, братишка! Смотри, ради тебя даже солнце выскочило, а ты тут так неблагодарно валяешься!       — Фред! Тебя не учили стучаться, что ли?       — Это маленькая месть за то, что ты выгнал меня в другую комнату… хотя я тебя скорее должен поблагодарить за это… — самодовольно и задумчиво улыбнулся парень, подмигнув смутившейся Наташе.       На кухне беседовали Люпин и Сириус. Было на удивление тепло, и запах свежих булочек с яичницей и беконом заполнил пространство вокруг. Молли была добрее обычного, как, впрочем, и все остальные. Видимо, сегодня у всех было отличное настроение — и даже портрет устало притих.       Троица неторопливо завтракала, и со временем подтянулись все остальные. Миссис Уизли начинала немного нервничать, потому что Стерджиса так и не было видно. Совсем скоро суета заполнила дом: близнецы случайно стукнули Джинни чемоданами, когда отправили их левитировать в коридор, и Молли перекрикивала даже Вальбургу Блэк. Мария и Павел ушли разведать обстановку на районе, и заодно встретить Аластора Грюма и Нимфадору Тонкс, пока все остальные сновались то тут, то там, проверяя, не забыл ли кто-то свои вещи.       Наташе хотелось запрыгать от волнения и нетерпения, но всё, что она делала — это обсуждала с близнецами купленные у Наземникуса запрещённые ингредиенты, которые они намеревались добавить в Забастовочные завтраки, и продажу старых товаров с обновлённым составом. Джинни периодически к ним заглядывала и кружила вокруг, пытаясь выудить хоть крупицу информации о продуктах братьев, но те бесцеремонно выпроваживали её за дверь.       Вскоре все собрались на улице, и дом с номером 12 позади них исчез.       — Стерджис становится таким же ненадёжным, как и Наземникус — это второй раз за неделю, когда он пропадает непонятно где, — прорычал Грозный Глаз, угрюмо разглядывая компанию. Его взгляд остановился на Сириусе, который увязался за ними в облике собаки. — Учти, дружище, если получишь по морде от Министерства, когда они тебя поймают — пеняй на себя.       Они очень быстро добрались пешком до вокзала Кингс-Кросс, буквально минут за двадцать. Конечно, не без ворчливых бормотаний миссис Уизли, которая была ужасно рассержена на Стерджиса. Ребята дружно со всеми попрощались, выслушав наставления от Грозного Глаза, и Наташе стало волнительно на душе. Это был последний раз в её жизни, когда она приехала на платформу девять и три четверти, чтобы отправиться в Хогвартс. Последний раз, когда она вновь сядет на поезд, последний раз, когда она будет переживать из-за того, что её ждёт в новом учебном году, последний раз, когда она вот так соберётся здесь с друзьями, обсуждая какие-то безделушки и квиддич, и на душе от этого становилось так грустно и больно, что грудь будто сдавливалась под напором непонятной тоски.       — Доброе утро, Фред, Джордж! — раздался радостный голос Ли. — О, Нелли, и ты здесь! Ну конечно, куда ж они без тебя. Кстати, вы уже видели новые мётлы? Кошмар, вы двое словно ещё больше вымахали за лето! Я на вашем фоне себя гоблином чувствую.       — Ты и есть в некотором смысле гоблин, — насмешливо заметил Джордж.       — Кстати говоря, Ли, у нас для тебя просто сенсационная новость! — радостно залепетал Фред, но сразу же перешёл на шёпот, наклоняясь поближе к Джордану. — Мы раздобыли хорошую такую партию ядовитой фасоли Тентакула — наши Забастовочные завтраки станут ещё эффективнее!       — Ушам своим не верю! — восторженно воскликнул Ли. — Ребята, да вы прям созданы для предпринимательства! Ой, постойте-ка… разве они не запрещены?       — Да тише ты, дурья башка! — возмутился Фред, больно толкнув друга в бок. — Конечно запрещены, но когда это нам, близнецам Уизли, не удавалось брать то, что ото всех спрятано? Забыл уже — мы даже Карту Мародёров стащить смогли, так ещё и пользоваться ей преспокойно.       — Да уж, да уж, — довольно закивал Ли. — А у тебя как дела, Нелли? Ты мало писала за лето, но вроде тебе стало… легче, да?       — Да, мне гораздо лучше, — улыбнулась девушка, и Джордан облегчённо выдохнул. — Фред и Джордж в этом активно поучаствовали.       — Молотки, Уизли! — рассмеялся парень. — Ладно, чуть позже расскажете, что и как там у вас, времени выше крыши. А я пока пойду купе нам займу… О, и кстати, вы не видели Анджелину? Запропастилась куда-то, я её тут минут десять искал, но её нигде нет.       — Может, она уже в поезде? — задумался Джордж, оглядываясь. — Я её тут вроде не вижу.       — Ничего, не потеряется, платформа-то всего одна, и поезд тоже один. Я буду хохотать как жаба нараспев, если она опоздала. — Машинист дал предупредительный свисток. — Ну же, давайте, дуйте в вагон, хватит слоняться без дела! — засуетился Фред.       Компания вместе с Гарри, Гермионой, Роном и Джинни остановилась у окон, провожая взглядом членов Ордена Феникса, стоящих на платформе, пока чёрный лохматый пёс бежал вслед за поездом, но вскоре, на повороте, тоже пропал из виду.       — Не стоило ему нас провожать… — задумчиво произнесла Грейнджер, потирая локти.       — Да ладно тебе, — улыбнулся Рон, — дай человеку хоть денёк на воле побыть.       — Так, ребята, — начал Фред, — мне некогда тут лясы точить, нам с Ли нужно ещё кучу дел обсудить и Анджелину найти, так что не скучайте без нас.       Парень подхватил Наташу под руку, и они скрылись в суетящейся толпе школьников, пытающихся отыскать свободные места. Когда они видели близнецов, многие восхищённо здоровались с ними и давали пять, пропуская парней вперёд. Наташа даже услышала краем уха, как кто-то шептался о ней, называя её очень красивой, и это её несколько смущало. Многие также здоровались и с ней самой, потому что за годы пребывания в Хогвартсе привыкли, что эта троица вечно чудит что-то странное вместе, но Нелли скорее всегда была просто озорной подружкой, чем настоящей разбойницей, как два её рыжих друга.       — Фред, Джордж! — раздалось из купе. — Мы вас тут ждём.       Это был голос радостной Анджелины. Парни вошли в купе, пропустив Наташу вперёд, и Джонсон с оглушительным визгом подпрыгнула на месте, расспрашивая девушку, как у неё дела.       — Близнецы мне письмо отправляли, написали, что ты теперь у нас пообниматься не против? — В голосе Анджелины читалось откровенное воодушевление и счастье.       — Да, мне стало получше, — расслабилась девушка, сама обняв подругу. Та так радостно взвизгнула, что из соседнего купе даже недовольно постучали в стену.       — Я вам ща по башке постучу! — гневно выкрикнула Джонсон, прижимаясь к стене, стукнув по ней так сильно, что, казалось, все обитатели соседнего купе затряслись в ужасе. — Нелли, о Мерлин, я так рада тебя видеть! А вы двое чего довольные такие стоите? Опять учудили что-то, не успев даже за порог школы ступить?       — Конечно! — в унисон ответили они, немного споткнувшись, когда поезд начал набирать скорость.       — Мы выторговали ядовитую фасоль Тентакула у одного… перекупщика, — осторожно ответил Джордж.       — Да, да, у перекупщика, — как-то загадочно повторил Фред.       — Мы хотели обсудить с Ли, как будем её использовать. Вернее, мы уже знаем, что можно с ней сделать… К тому же мы тут немного яда докси собрали…       — Докси?! — восхищённо переспросила Анджелина. — Боже мой, да вы двое совсем спятили, видимо! Лучше не рассказывайте об этом никому, а то вас вышвырнут в первый же день учёбы.       — Не переживай, нас если и выпрут из Хогвартса, то только вперёд ногами, — рассмеялся Фред.       Наташа довольно уселась возле окна рядом с Фредом, разглядывая мелькающие дома и струящийся солнечный свет, и вскоре пейзаж сменился на прекрасные виды изумрудных полей и лесов, и каждое новое проскальзывающее за окном дерево приносило её душе такое успокоение, что она даже и не заметила, как все тревоги и сомнения куда-то улетучились.       Она возвращалась домой.