Do You Wanna Touch Me There?

Их совместная жизнь вовсе не пропитана любовью и романтикой. Хаммелу не нравятся циничные принципы Себастьяна, который, в свою очередь, обвиняет Курта в излишней строгости и склонности к пуританству (что, как позже выяснилось, было полной ерундой, когда абсолютно трезвый Хаммел с уверенностью бывалой шлюхи впервые отсосал ему в оглушительной темноте небольшого театрального зала). Но сравнивая с тем существованием, которое вел Себастьян до этого парня, невольные минусы их совместного проживания автоматически заменялись на обратное – что можно было также назвать огромным плюсом. Вообще Смайт никогда не думал, что способен на длительные отношения. Оглядываясь на свои похождения, он сравнивал их со старой кинолентой, которую поставили на повтор – Себастьян встречал парня, делал ему пару комплиментов, они выпивали, а затем трахались в дальней кабинке туалета под аккомпанемент приглушенной музыки из зала, громких хлопков дверей где-то поблизости и полупьяного шепота, предвещающего скорый оргазм. Единственное, что всегда менялось – это стены. Будто легкие и масштабные царапины на ленточной пленке, они были иногда обшарпанные, будто ленивая рука мастера любезно обошла их стороной; иногда неровные, покрытые грязными обоями с беспорядочным обилием прожженных дыр. А временами это был белый и гладкий кафель, холодный, словно небо Антарктики, который был не в состоянии согреть даже покрытые испариной тела, в пароксизме наслаждения излучающие жар. А после он встретил Курта, и стены заменили мягкие простыни с легким намеком на запах какао и мыла, а грубое и прокуренное помещение превратилось в уютную спальню с древесного цвета обоями и огромными подушками, утопая в которых можно было вдохнуть запах Хаммела в любое время дня и ночи. В душе Себастьян был рад, что кинооператор, решивший не мотать даром испорченную киноленту, заменил ее на что-то новое. х х х х Но бывают и милые вечера вместе. Когда уставший Смайт, после душа удачно забывший накинуть на обнаженное тело хоть клочок ткани, ложится на постель, и усмехающийся Хаммел устраивается рядом. Тело Себастьяна сверху донизу покрыто родинками, словно неаккуратный писатель, забывшись в мире иллюзий и рифм, неудачно махнул пером, рассыпав по гладкой поверхности дорогой кремовой бумаги десятки чернильных капель. Курт любит забываться в их строгой хаотичности, ленивыми вечерами лаская грудь партнера, прокладывая путь между суровых точек прямо к сердцу Смайта. Тот смеется над ним, называя глупым романтиком, но втайне трепещет от уверенных прикосновений любимого, задумываясь, в какую небесную инстанцию следует послать бутылку вина за столь щедрый и самый лучший подарок в его жизни. Так и сейчас – мягкой подушечкой указательного пальца Хаммел обводит пупок, вызывая тем самым легкую щекотку – и Себастьян щурится, правда, улыбка, появившаяся на лице вместе с морщинками, только добавляет парню очаровательности. Курт идет дальше, затрагивает правильный треугольник, состоящий из трех родинок на каждой вершинке – точки настолько бледные, что практически незаметные, и Хаммел обнаружил их только тогда, когда изучал торс Себастьяна языком. В тот же день родилась шутка о том, что даже родинки на теле Смайта образуют правильные конструкции, зато их обладатель – весь из себя неправильный. Идеально неправильный. Продолжить дальнейшее путешествие Курту не позволяет сам Себастьян, который, словно забыв об усталости, переворачивает его на бок и сам принимается изучать Хаммела – разумеется, губами. Он целует бледный изгиб шеи, плавно переходящий в сильные плечи, и, цепляясь за острый выступ ключицы, медленно направляется к темно-розовым соскам. Курт, тяжело дышащий от столь внезапной смены настроения, запускает пальцы во влажные волосы Себастьяна, немного оттягивая их, как и любит парень – Боже, так любит, что немедля обводит языком напрягшуюся вершинку и чуть прикусывает зубами, срывая с губ Хаммела мелодичное: – Ах! Себ-бастьян! Именно это и нужно было Смайту, который с хитрой улыбкой принимается развязывать легкие тесемки на домашних штанах Курта. – Давай же, Хаммел, подними для меня свои бедра, тебя срочно нужно освободить от этой чертовой штуковины. – Вечно приходится выполнять за тебя половину работы, – сладко выдыхает тот, но услужливо приподнимается на кровати. – Прикуси язык, – Себастьян целует гладкий живот Курта, чувствуя, как мягкие волоски под пупком парня щекочут ему подбородок. – Я бы лучше прикусил тебе что-нибудь другое. – Ммм, кто-то стал слишком смелым, – улыбается Смайт и легко гладит нежную кожу на внутренней стороне бедра. – Ммм, кто-то все не может закрыть свой рот, – произносит Курт, наслаждаясь ласками возлюбленного и их словесной перепалкой. – Я думал, тебе нравится, когда он открыт. – Себастьян, перестань болтать, иначе я начну называть тебя чужими именами, – Хаммел вытягивает одну руку наверх и цепляется за изголовье кровати. – Не знал, что тебя это заводит. – Патрик, ну давай же. Себастьян утыкается носом в бедро Хаммела и тихонько смеется. – Кто-то сегодня нетерпелив, – бормочет он, стягивая с парня трусы. – Тейлор, я хочу тебя, – Курт просовывает руку под подушку и достает оттуда бутылочку смазки, кинув ее в сторону Смайта. – Я знал, что ты не просто так пересматриваешь «Сумерки», – говорит Себастьян и обхватывает рукой член Хаммела. – Ооох, Франсуа-а-а, – тянет последнюю гласную на конце имени Курт и довольно стонет, когда Смайт берет в рот головку. Так-то лучше. Минет в исполнении Себастьяна воистину великолепен. Он сильно втягивает щеки, задерживаясь на самом кончике, и Хаммел поджимает пальцы на ногах, непостижимым образом захватывая между ними тонкие простыни. Спускаясь ниже, Смайт старается языком обласкать член со всех сторон, от чего у Курта начинают дрожать колени. У самого основания Себастьян обхватывает ту часть, которую не получилось взять в рот, своими пальцами и проводит ими вверх-вниз, вверх-вниз, немного постанывая, что создает дополнительную вибрацию. Курт не выдерживает и зажимает волосы парня в кулаке, немного толкаясь бедрами вверх, внутрь, глубже, но тот удерживает бедра Хаммела в их первоначальной позиции. – Себастьян, ну же… – Я думал, в этот раз будет Дерек, – улыбается Смайт, согревая в руках бутылочку. – Я назову тебя чертовым Джакомо, только перестань меня дразнить, – нетерпеливо вращает бедрами Курт, пытаясь привлечь к ним внимание парня. Который теперь полностью поглощен развернувшейся перед ним картиной. Извивающийся на кровати обнаженный Хаммел – любимое полотно Себастьяна, и к черту остальные произведения искусства. – Повернись, – командует он, и Курт с легким стоном укладывается на живот. Дыхание мгновенно теряется у самого горла – напряженный член трется о мягкие простыни, создавая невыносимо легкую стимуляцию, и Хаммел закатывает глаза от того, что мало, много, недостаточно и чересчур одновременно. Себастьян раздвигает мягкие ягодицы Курта, поглаживая их большими пальцами, и тот, издав громкий стон, подается задницей вперед. Язык Смайта уже наготове, и парень тут же касается самым кончиком сморщенного отверстия. – Себ... Не теряя времени даром, Себастьян использует огромное количество слюны, чтобы как следует увлажнить это место перед вторжением – он кругами описывает свою любовь к Курту и сексу, проталкивая язык внутрь, что Хаммел принимает с благодарной покорностью, оставляя на полированном изголовье легкие следы от ногтей в виде полумесяцев. Он еще шире раздвигает ноги и скулит от отчаяния, когда Смайт сдвигает их обратно, надеясь довести Курта до невменяемого состояния. Трахая его своим языком, поглаживая внутренние стенки, он не может дождаться, когда же окажется внутри. Себастьян просовывает руку между Хаммелом и постелью, задевая ногтями мошонку парня, и эта внезапная грубость, сладкая в своей необычности, исторгает из горла Курта нечеловеческий рык. – Вот черт! Себастьян, трахни меня! Тот только и ждет возможности, чтобы подчиниться. Выдавив на пальцы немного смазки, Смайт переносит ее на свой член, старательно увлажняя по всей длине. Раскинувшийся в этой позе Хаммел невероятно соблазнителен, но сегодня у него совершенно другая идея. – Хочешь оседлать меня, Курт? – выдыхает он в ухо Хаммелу, наклоняясь над ним таким образом, что стояк ложится ровно между ягодицами парня. Тот стонет и лишь кивает в ответ, не доверяя своему языку. Себастьян садится, прислоняясь спиной к изголовью, и раскрасневшийся, чуть вспотевший Курт устраивается сверху. Член Хаммела, гордо смотрящий наверх, так и манит легкой влажностью на головке, так и просит прикоснуться, но Смайт оставляет это напоследок. Обхватив парня за талию, он протягивает руку и, обхватив себя, направляет прямо к отверстию Курта, который возбужденно тянется к его губам. Резкий толчок – и Смайт внутри. Это стоит ему легкого укуса в нижнюю губу, но Себастьян знает, что месть в сексе – самое сладкое, поэтому обхватывает рукой ягодицу Хаммела и сильно сжимает. Это словно пробуждает Курта, и он, медленно поднимаясь наверх, практически полностью вынимает из себя член Себастьяна, а после вниз – и оба громко стонут. Увеличивая амплитуду движений, Хаммел насаживается на Смайта с завидным рвением, регулируя угол и темп проникновения, пока не... – Себ! Задев простату Курта, Себастьян берет дело в свои руки и, подкидывая бедра вверх, начинает трахать парня, стараясь задеть то самое местечко, которое превращает Хаммела в раба наслаждений. Тот хочет прикоснуться к своему члену, едва трущемуся между их животами, но Смайт отклоняет руку Курта: – Нет. Хаммел кричит что-то невнятное, запрокидывает голову и выгибает спину, подпрыгивая словно искусный наездник, и Себастьян знает, что он совсем близко, еще немного... – Себ, ну давай же, пожалуйста, Себ, Себ, Себ-бастиан! В этот момент Смайт наклоняется и, удачно изогнувшись, берет в рот головку члена Курта, посасывая ее и обводя языком по самому краю. Это становится для Хаммела последней каплей, и он, вцепившись в волосы Себастьяна, с громким криком кончает. Образ любимого в этот момент является для Смайта слабым местом, поэтому, сделав еще три сильных толчка с откровенно пошлыми шлепками влажной кожи друг о друга, Себастьян кончает следом, беззвучно уткнувшись приоткрытым ртом в шею Курта. Через несколько минут отдыха и крепких объятий Хаммел слезает с колен Смайта и ложится рядом. Себастьян сползает ниже и устраивается сбоку, запрокидывая одну ногу на ногу Курта. – Ничего себе, – бормочет тот. Себастьян слабо кивает головой. – Все-таки я неплохо обучил тебя искусству постельных утех. Через две секунды молчания раздается: – Ну конечно, Александер. И после ему в лицо прилетает мягкая подушка. Себастьян звонко смеется в нежную ткань. Да, Курт – определенно, самый лучший подарок.