Покаяние

      Уверенные шаги послышались в пустом каменном коридоре, который, устрашая своим внушительным размером и грозным видом, вёл прямиком в восточное крыло королевского замка. Стук небольшого каблука мужских сапог отлетал от шлифованной поверхности стен и слишком чётко резал жуткую, безгласную тишину, которая витала здесь, словно плотная и удушающая пелена. Коридор тянулся, казалось, бесконечно, уходил куда-то в неизвестность, и с каждым следующим шагом вокруг становилось темнее. Факелы с ярким красным пламенем появлялись всё реже, а мрак вдали обманчиво манил уродливым костлявым пальцем к себе, направлял к высокой резной двери, за которой располагались роскошные покои той, что совсем скоро должна будет унизительно пасть на колени перед всем Адом, точно самая ужасная грешница и самый жестокий палач.       Шаги по-прежнему не утихали, лишь стремительно приближались. И в это же мгновение, под гнётом тяжкого ожидания, невысокая женская фигурка, изрядно исхудавшая и побледневшая, но, как обычно, гордая стояла, распрямив плечи, перед огромным зеркалом с чуть окислившейся, золочёной рамой. Она не слышала шагов, но, кидая взгляд на настенные часы, догадывалась, что они непременно раздаются в восточном коридоре по направлению к ней, и ждала, затаив дыхание, когда служанки, низшие, только что взятые ей на службу демонессы, туго затянут шнуровку корсета и уложат чёрные волосы красивыми крупными волнами на одну сторону.       Сердце женщины больно ухало в груди, и кровь кипела от злости, которая постепенно то переходила в ярость, то неожиданно угасала, будто и не было порыва резко взбеситься. Её трепало как пламя на ветру. В одну сторону. В другую. Руки подрагивали. И она чувствовала, что вот-вот сорвётся, разрешит своей страшной и безобразной тени покинуть клетку, созданную из колючей железной проволоки, которая так густо и плотно окутывала сущность внутри светлой, доброй души, что та рвалась, металась, готова была вылезти наружу, но смирено утихала, слыша мысленное хозяйское «нет».       Самая ужасная грешница, успокаиваясь, на пару секунд прикрыла глаза глубокого голубовато-серого оттенка, сравнимые не так давно умерщвлённым королём Ада с прозрачной глыбой льда посреди бесконечного океана и с холодными белоснежными вершинами тех гор, которые стали показателем его ничтожности. Он, смотря в радужки своей неповторимой Виктории, видел последнее время именно холод и… пожалуй, ещё пустоту. Чувствовал, копошась в её воспоминаниях, небывалую растерянность и въевшуюся в него корнями вину за то, что позволил случиться непоправимому, что не уследил, сам впустил этот мёртвый иней в её душу и сердце. И демон хотел оттаять ту самую, свою Викторию, которую он знал и помнил, но не успел.       Женщина распахнула глаза, в очередной раз увидев перед собой своё идеальное отражение и суетившихся сзади служанок. Секунды непозволительной слабости прошли. Она умело нацепила маску безразличия, будто и не вспоминала сейчас его горячие большие ладони на щеках, проникновенный взгляд глаза в глаза и касания лбов друг друга. Словно не знала о скорейшем суде и о тех самых шагах в коридоре, только довольно посмотрела на себя, оценивая внешний вид.       Красива. Как всегда убийственно и поразительно красива. Виктория в любой ситуации выглядела так, что демонессы прелестней и краше её ещё не сыскали ни в Аду, ни в Раю и, тем более, на Земле. Даже всем известная любимица бывшего правителя, самого Сатаны, Лилит, меркла блёклой тенью рядом с невесткой. Викторию сравнивали с богиней: ею восхищались, проклинали и, в тоже время, преклонялись перед ней на колени. Верили, что за такую красоту и колдовское очарование душу нужно продать самому дьяволу. А, впрочем, душу она давно продала.       Продала своему личному дьяволу и змею искусителю, одним словом, — Люциферу ровно в тот самый миг, когда верно и преданно пообещала быть его на вечность и гордо приняла, а после самолично перед огромным адским народом надела на голову золотую королевскую диадему, инкрустированную редкими красными алмазами и прочими драгоценными камнями мрачных цветов.       Вот и сейчас, находясь на волоске от погибели, шлейф её перламутрово-рубинового платья завораживающе тянулся от пышной многослойной юбки, словно Виктория не на верную смерть собиралась, и не была возвращена пару часов назад из темницы, а как много лет назад, глядя на всех свысока, с минуты на минуту в таком виде направится в тронный зал для открытия очередного бала со всей адской свитой. Тёмно-кровавые, почти чёрные цветы распускались на глубоком декольте платья и плавно, блестящими завитками устремлялись к талии, а после уже на самую пышную часть наряда. Внушительные крылья с начищенными перьями чуть подрагивали от внутренней силы и уверенности, которые переполняли хозяйку до краёв. Не хватало одного — уложенных волос, с которыми возились служанки. И делали они это так долго, что её вновь начинала наполнять ярость, и внутреннее состояние опять заколыхалось горящей свечой на ветру.       Спокойствие трескалось по швам, глаза сверкнули красной злостью, и, развернувшись, женщина, в привычной манере хотела прикрикнуть и потребовать, даже схватить худенькую девушку за тоненькое запястье, а затем хорошенько тряхнуть. Но нельзя. Недопустимо. Руки ей связали и крепко затянули, невзирая на хриплые и громкие крики: «Я здесь власть! Я власть! Прочь!».       Бывшая Непризнанная, напуганная рассказами придворных об их кровожадной, душевнобольной правительницы, словно почувствовав желание королевы, зашевелилась, практически закрутив последние прядки смольных волос и, закончив, отошла подальше. Вики провела пальцами по своим волосам и, бесстыдно восхищаясь своей персоной, надменно двинула плечами. Улыбка пробежала по бледному лицу. Но она показалась несколько пугающей и такой злорадно-победной. Только в чём состояла её победа? Ведь ниже, чем она, падать было некуда.       В покои уверенно постучали. Миг тишины, всплеск волнения, и подол платья, цвета багровых рек крови, зашуршал. Женская фигура подошла ко входу, последний раз кинув на себя взгляд в зеркале и оглядев свои королевские владения, и после прислуга послушно отворила двери.       Высокий демон представился перед Викторией. Асмодей. Она ждала его с замиранием сердца. Ждала, как последний луч света в этом тёмном царстве, как глоток воздуха в омуте за секунду до утопления. Просто выжидала и надеялась, в то же время, что приговор отменили, он принёс добрую весть, и ей дадут шанс из-за малолетней дочери, пощадят, помилуют… но нет.       Вместе с приходом Асмодея к ней всё ближе подкрадывалась смерть. Она тянула своими костлявыми руками к себе и непоколебимо уводила с собою в Небытие. И хотелось отбиться от неё, ударить по длинным пальцам, чтобы не касалась её красивых одежд, не тянула за ткань, убежать. Спрятаться в родных и таких недосягаемых, невозможных объятиях мужа. Ведь второй раз умирать больней, страшней и… о, Шепфа, почему так? Почему? Разве она достойна? Разве по-другому нельзя?       Вики замерла, точно статуя, не имея смелости переступить через порог навстречу одному из бывших приближенных Люцифера. Теперь она желала кричать, никуда не уходить и грызться за своё место, за жизнь до последнего. Она здесь власть. Не этот чёртов совет Гоэтии, а она — Виктория. Предатели. Низкие и подлые предатели. Все… Нечестно. Несправедливо.       — Виктория?       Женщина неосознанно вздрогнула, посмотрела на демона и переменилась в лице. Вновь появилось спокойствие, уверенность, а душа… ревела, не находя себе место внутри. Виктория для вида, что ей абсолютно всё равно на сложившуюся ситуацию, что она непоколебима и продолжает держать лицо, второй раз слабо улыбнулась, в знакомом дружеском жесте выставила локоть, чтобы Асмодей взял её под руку и повёл из восточного крыла на площадь.       Демон принял приглашение пойти именно так. Они часто в первые годы правления Люцифера, познакомившись с подачи сына Сатаны, а затем и довольно хорошо узнав друг друга, часто прогуливались рука об руку в саду при дворе замка. И, наверное, именно тогда Асмодей понял, почему Люцифер так рвал и метал за Викторию. По какой причине, даже после отвержения, он продолжал следить за её жизнью, не вмешиваясь, но с особым контролем и вниманием наблюдая, почему посылал за ней на Землю целые легионы для поиска, почему возвращал снова в Ад. Она же особенная. Точно особенная… и не его, ничья больше. И никогда ею не была и не станет, несмотря на все настойчивые ухаживания и знаки внимания. Даже будучи вдовой, её гордый взгляд не сменялся на трепет и нежность по отношению к другим мужчинам и, в частности, к нему. Увы, как это верно и несправедливо.       Вики с силой толкнула дверь рукой, не дожидаясь того, когда эти остолопы, прислуга, зашевелятся, и сказала Асмодею, что готова идти.       Юбка пышного платья вновь зашуршала, приковывая внимание к слишком глубокому вырезу на подоле, где проглядывалась стройная женская нога и чёрная правая туфля.       — Держишься достойно, — первым, после некоторого молчания, заговорил мужчина, ведя Вики под руку и смотря на полыхающий Ад за массивными каменными рамами окон.       Она, продолжая неторопливо идти, усмехнулась и посмотрела на его красивый статный профиль. Надменно насмехаясь, демонесса произнесла:       — Валяться в ногах совета я не намерена.       Асмодей, не удивлённый словам Виктории, перевёл взгляд на неё.       — Казнь отменят, — продолжила она слишком уверенно, а внутри всё рушилось в волнение и страхе. — Это дурачество, Асмодей, меня припугнут, а в последний момент снимут петлю смерти с моей шеи.       — Ты во всём так уверенна и всегда непокорна.       Вики горделиво вскинула подбородок, но неугомонно, скрытно теребила пальцами и сильно сжимала от нервов сетчатую ткань юбки.       — Я ещё помню тебя той слабой демонессой, которая прислуживала Лилит, стараясь пробиться в верхушку суккубов.       Она тихо и сдержанно рассмеялась, не скупясь на едкий комментарий:       — Лилит никогда не видела во мне суккуба.       Демон, усмехнувшись, продолжил:       — И это так странно знать, что при одном её вскрике, одном махе руки ты закрывала рот, опускала глаза в пол и не смела перечить, а теперь…       Вики порывисто, грубо перебила. В красивом женском голосе, сравнимым с ангельским, блеснула сталь.       — Неважно, что было раньше.       Не лучшее время для воспоминаний.       Голубые глаза королевы вспыхнули красными искрами. Она ненавидела прошлое. Ненавидела вспоминать его. Ненавидела воссоздавать старые образы и вновь их осмысливать в голове. Прошлого нет. В прошлом не она, там другая женщина, ещё не сломленная и не убитая внутри. Ещё живая, светлая душой и с наивными глазами. Потому всё то, что было раньше, закрыто под тяжёлым замком глубоко внутри.       Асмодею не понравилось, что она его осадила и заткнула рот, как это происходило, впрочем, всегда.       Виктория никогда не извинялась, не просила прощения и не сгорала в муках совести от своих грубых обращений не только с ним, но и с другими. А когда она почувствовала небывалую власть в своих руках, то сравнила его и всех тех, кто помогал ей получить трон, с землей и наверняка теперь не вспомнит, как он смывал кровь с её рук, как подчищал и заметал следы преступлений, как верно выполнял предсмертное поручение Люцифера уберегать демонессу и всегда стоять на её стороне.       Но теперь-то конец. Кто для него такая Виктория? Её голова совсем скоро покатится по эшафоту, а она всё герцогиню чистых кровей из себя строила.       Он развернулся, грубо схватил её за плечи и припечатал к стене. Это произошло настолько резко и неожиданно, что Вики понять ничего не успела.       — Гордая?! Самоуверенная?! Тварь! Да я тебя ненавижу!       Виктория звонко и громко рассмеялась. Её смех красивым эхом пронёсся по всему коридору и распалил огонь его злости ещё больше.       — Ты такой жалкий, Асмодей.       Демон сильнее сжал грубые пальцы у неё на плечах, тряхнул так, чтобы она спиной глухо стукнулась о стену.       — Ты всегда была дрянью и никого не видела дальше своего носа, — сквозь сомкнутые зубы говорил демон, находясь от её лица настолько близко, что она с лёгкостью могла клацнуть его за нос зубами. — Забыла всё? Забыла, как я каждый раз выгораживал тебя перед нашим советом и Цитаделью? Да ты давно должна была сдохнуть!       Его пальцы глубоко впились в нежную кожу так, что Вики шикнула и двинулась вперёд, вырываясь.       — Отпусти!       — Заткнись! Заткнись! Заткнись! — зациклено кричал демон, прокручивая в голове все эпизоды с ней, поднимая всю боль со дна, любовь и ненависть.       Она стала его погибелью, недостижимым идеалом, который принадлежал другому. Она всегда была такой недосягаемой и возвышенной от него. И он молил хотя бы о капле внимания, крохе благодарности и уважения к себе, но вечно стоял внизу и был забыт. Несправедливо.       — Убери руки! — вскрикнула Виктория, когда Асмодей, прекратив испепелять её взглядом, и грубо схватил за подбородок.       — Я же тебя сейчас могу просто убить, — усмехнулся мужчина, ласково проведя пальцем по очертаниям нижней челюсти. — Ты больше никому не нужна, Виктория. Народ против тебя. На твои вопли даже никто не прибежит.       Демон плавно переместил руку с плеча на талию, специально задев высоко вздымающуюся грудь, и жестоко стиснул её через плотную ткань платья.       — Где твои приближенные? Где?! Предали, убежали и теперь ждут на площади, когда тебе отрубят бошку, милая. А где твой Люцифер? — Асмодей засмеялся. — Так ты не тех убила за него, дорогая.       — Больной ублюдок… — Вики вновь дёрнулась и закричала сильнее, чем когда либо: — Стража!       Испугавшись, что их могут кинуться, так как он, отправленный за королевой, которую не планировалось вести как преступницу в кандалах, отсутствовал на площади достаточно большое количество времени. Потому, не теряя драгоценное время, наверное, последние секунды их близкого контакта, Асмодей стиснул женскую фигурку ещё сильнее и впился поцелуем в губы.       Самообладание демона было потеряно, ведь вершилось долгожданное. Воспользовавшись этим, Вики укусила его и оттолкнула от себя из последних сил. Совсем близко, так удачно, раздался стук многочисленных сапог и звон мечей. Асмодей вытер окровавленную губу, бросив на неё взгляд полный ненависти. В это время к ним подбежали вооруженные демоны-стражники.       Викторию вывели на главную площадь, расположенную перед замком, который величественно и высоко возвышался над вечно пылающим огнём Гоэтии — главным городом низшего грешного мира.       Ад сегодня весь бурлил, кипел, ярко-красная раскалённая лава лилась реками по округе, и становилось невыносимо жарко даже для демонов. Огромная толпа всколыхнулась, когда из ворот замка показалась виновница всего переполоха.       Ей по-прежнему разрешили идти свободно. Она шла неторопливо, статно сложив кисти рук друг на друга перед собой. На пальцах блестели рубины, на мочках ушей красовались увесистые фамильные серьги королевской семьи, роскошное платье огромным шлейфом тянулось по каменной кладки площади.       Кто-то восхищался Викторией, кто-то проклинал её прямо сейчас. Самые смелые кричали ругательства. Трусливые же мирно стояли и ждали показательной казни. Прилетевшие на райской колеснице из Цитадели ангелы выделялись чистотой и белизной своих нарядов и важно стояли у эшафота с небольшой свитой высокопоставленных демонов. Серафим Ребекка даже не подняла взгляда на дочь, всматриваясь в городские строения вокруг.       Вики дошла до деревянных ступенек всё также с ровной спиной, горделиво вскинутым подбородком и таким выражением лица, будто они тут все проигравшие и это она пришла на их кровавую казнь.       Половицы скрипнули, когда демонесса вступила на них и прошла к середине. Публика заголосила ещё громче.       — Душегубица! — послышался выделяющийся из всего жужжания женский голос, а потом последовал плач полный боли и страдания.       Виктория посмотрела в строну вскрика, но женщина пропала, растворилась в толпе. Вместо этого она зацепилась глазами за маленькую девочку в первом ряду, которая пугливо жалась к высокой черноволосой демонессе, что, в свою очередь, демон с внушительными красными крыльями схватил за плечи. Видимо, насильственно удерживал на таком мероприятие.       Та женщина вырвалась из стальной хватки, уже взяла кроху за руку и направилась вон, как демон её остановил и что-то грубо сказал. Она оскалилась в ответ и, неожиданно, утихомирилась, но надолго ли?       Внимание всех привлекла громкая речь, оповещающая о начале вершения правосудия. Кто это говорил, что говорил, Вики не понимала и не хотела понимать, она смотрела только на свою девочку с необычными глазами и старалась не зареветь прямо там перед всеми. Малышка не шелохнулась, совсем как взрослая глядела на мать, а две слезинки катились по её детскому лицу. Она быстро-быстро стёрла их, наверное, вспомнив, многократно повторяющиеся слова родителей о том, что нужно всегда быть сильной и ничего не бояться.       — Я горжусь тобой, не плачь… — сказала Вики беззвучно, одними губами, и маленькая демонесса всё поняла и, протерев лицо от слез, посмотрела на нее красно-голубыми глазами.       О, как же тогда разрывалось сердце Виктории. Как было больно и нестерпимо тоскливо, но показать этого нельзя. Слабость. Никто не поймёт, как океаны внутри бушевали, и скольких сил ей стоило стоять вот так, непоколебимо.       Она знала, что конец близок, хоть и отвергала это до последнего. Понимала, что оправдаться нельзя. Но чтобы сдаться, было не лучшее время. Вину и жалость за содеянное она не испытывала. Так нужно было. Её вынудили. Это они все виноваты, что сделали её такой кровожадной мучительницей.       Прозвучал голос судившего, который только что зачитал документ с обвинениями и решением верха. Толпа зашумела. И вновь ругательства, крики и возмущения.       Всё оказалось правдой, все слухи в народе, сплетни и говоры. Сумасшедшая. Душевнобольная. Ведь в здравом уме такое творить невозможно. Даже самые злые демоны не настолько жестоки как она.       Теперь бывшую королеву Ада, с этой секунды отстранённой от власти, схватили за руки по обе стороны и грубо повели к плахе. Она начала вырываться, крича протяжное и злое:       — Нет!       Выжившие солдаты знали, как кричала и применяла силу Виктория, когда пару дней назад её схватили и заперли в тюрьме. Её злобы хватило практически на толпу воинов, чтобы убить их одним лишь вскриком. А после она билась за решёткой, исцарапав все руки и сорвав голос рядом с самыми уродливыми грешниками с Земли. И сейчас сил не хватало вырваться.       Та тень, страшная сущность, которую Виктория утаивала взаперти глубоко в себе, сдерживала за колючей проволокой в душе и которую чуть не выпустила на служанок, вырвалась на свободу. Чернота поглотила женское худое тело. Сумасшедшая улыбка коснулась губ, когда её наклонили к плахе. Вики засмеялась. Громко. Пугающе. В глазах блеснуло безумие.       Все замерли.       — Да будьте вы прокляты! — пронеслось в абсолютно молчание как гром с чёрных небес. — Весь Ад! За мою боль! За мои страдания!       Вики больше не вырывалась, лишь подняла голову, озлобленно смотря в толпу. Та самая черноволосая демонесса дёрнулась из лап могущественного демона и, закрыв детские глазки ладонью, повела девочку с этого места. За ней, раздвигая присутствующих, зашагала небольшая группа солдат.       — Вы сами это заслужили! — продолжила бывшая Королева. — Вы сами это со мной сделали! Сами!       После громкого вскрика она тише, но со всей своей чернотой, грубостью и болью сказала:       — Будьте вы прокляты!       Столь долго сдерживаемые слезы скатились по ее ресницам. Хороводом в голове закружилась вся жизнь: земная и неземная. Неважно. Вспомнилось всё.       В эту секунду подошёл палач и поднял её, чтобы сидя на коленях, спина демонессы была ровной. Блеснула сталь меча. Виктория закрыла глаза и зажмурилась.       Боль. Она ярким огнём вспыхнула почему-то в районе лопаток. И яркий свет неожиданно залил всё пространство.       Нестерпимо горела вся спина. Прямо как тогда… Раны с тех пор давно зажили и не кровоточили, но, о, Шепфа, как же они болели ночами и утрами, напоминая о той жизни, которая теперь мерещилась лишь во сне. Вики поверхностно вздохнула, замерев на стуле в одной позе.       Больно. Очень. Будто новые крылья лезут на свободу сквозь рваные раны.       По комнате гуляли утренние лучи солнца. Весь творческий беспорядок стал прекрасно виден. Разбросанные краски в тюбиках, кисти, опрокинутая палитра, горящая лампа и кружка с недопитым чаем. А ведь она же все лишь на миг закрыла глаза, чтобы вспомнить прекрасный сад, расположившийся в адском городе Дисе, и всё, Морфей унёс в свои владения.       Вики выпрямилась, шикнув от лёгкой боли. Пришлось пару секунд просидеть на стуле, обняв себя за плечи, и подумать о том, как же это получилось, что сон неожиданно поглотил её, прежде чем соскочить со стула и поражённо воскликнуть:       — Чёрт, выставка!

***

      Виктория торопливо взбиралась по ступенькам. Перед глазами стоял лишь вход в музей, а в голове крутились мысли о времени, что она ужасно опаздывает и, как всегда, не пунктуальная, несмотря на то, какую жизнь проживала по счёту.       Бывшая демонесса, теперь же обычная земная женщина, спокойно выдохнула, только когда за ней закрылась дверь, и представился нереально красивый вид на галерею с высокими, кружащими голову потолками и интерьером, выполненным в классическом стиле.       Холл встретил её оживлённой толпой людей и низким гулом от разговоров. Он был не так помпезен и замечателен, как те райские и адские залы, которые Виктория сейчас неожиданно вспомнила. Но этот, безусловно, восхищал, сколько бы раз она здесь не появлялась.       Сегодня тут проходила выставка. И это не просто выставка, а новый и долгожданный этап в жизни. Впервые её работы будут представлены на огромную земную публику. Впервые человечество прикоснётся к истории, положенной на реальных и, в то же время, невообразимых в простых умах событиях. И впервые Виктория решилась «рассказать» о себе, о своей изломанной жизни и горьком опыте.       Волнение. Страх. Некая тревога. О, Шепфа, неужели это правда? Неужели её труд, который алчно забрал ночи, лишив сна, и, как никогда, драгоценное время, вызвал слёзы и заставил давиться воспоминаниями, теперь увидят многие. И поверить сложно и даже невозможно.       Женщина уверенно зашагала в пятый зал, поправляя пояс на элегантном шёлковом платье белого цвета и приглаживая волосы, собранные в низкий пучок. Она была также прекрасна, как и десять лет назад. Совсем ничего для Верхнего мира. Но за это время не стала хуже на вид и не постарела, чему бы точно позавидовала демонесса Буфовирт. Расцвела душой, очистилась морально и чувствовала себя, по правде говоря, дома. Покой. Именно его приобрела королева Виктория. И это было поначалу таким непривычным, странным и полностью ею отторгаемым. Но сейчас она делала выводы: на Земле ей хорошо, а то, что осталось там, — чужое. Рождена человеком, такой и осталась.       Вики не терпелось. Хотелось уже увидеть своё творение, висевшее в массивной золочёной раме на стене. И это не прежняя гордыня. Уж точно. Это искреннее восхищение своим трудом и опытом, вложенным в сюжет. Женщина с трепетом представляла, как сейчас лёгкой походкой зайдёт туда, посмотрит на картину и… хоть бы удержать себя в руках. Это необычная картина. В ней смысл. В ней жизнь. В ней боль. Она — олицетворение её страданий, наказания и любви. Любви чистой, искренней и бессмертной. И, несмотря на то, сколько бы раз Вики не видела этот холст, всё равно руки дрожали, ладони потели как в первый.       Тот самый пятый зал открылся перед ней. И взору представилась стена, выкрашенная в сдержанный, не мозолящий глаза оттенок, а на ней как яркое пятно, которое притягивало всё внимание, выставлялась довольно большая картина.       Сцена, которой не суждено было сбыться. Кусок её жизни, который Люцифер бы никогда не увидел. И конец, который причудился ей во сне и засел в сознании так надолго, что пришлось вытянуть его из себя, подарить ему «жизнь», и только тогда душа успокоилась.       Если бы только обычный человек знал, как убийственно красиво в Аду, практически на вершине замка, откуда открывался чудесный вид на всю бескрайнюю столицу Преисподней. Виктория думала, что этого нельзя передать. Но нет. Город Гоэтия выступал фоном на полотне, сохраняя баланс тёмных, мрачных красок, устрашал и восхищал одновременно. Грандиозные постройки самых высокопоставленных демонов и обычных адских существ. Реки бурлящей лавы и кипящей крови. Грозные, вечно чёрные небеса. Жар, ощущаемый телом лишь при одном взгляде на картину. Огонь повсюду. И две центральные фигуры, которым можно лишь посочувствовать.       Боль в алых зеницах и несправедливость, даже видны застывшие слёзы, что так и не сорвутся с ресниц. Страхом и паникой веяло от утончённой женской фигуры, которая еле как стояла на ногах и истекала кровью, сочившейся из глубоких, безобразных ран на спине. Её поддерживали руки, густо изрисованные чернилами. Мужской силуэт с широко расставленными крыльями выглядел внушительно и устрашающе, но так болезненно несчастно, в отчаянии тряся бледное тело.       Красные одежды как символ неудержимой страсти, победы друг над другом и любви. Её казнь — его наказание. Её казнь — их конец. И самая правдивая, проникновенная исповедь здесь не поможет.       Вики слишком точно хотела передать страдания. Люцифер наверняка выглядел бы так же, как изображён на полотне, если застал бы этот период жизни. Застал бы — ключевое и главное. Она глубоко знала его, разворошив всю душу, открыв все двери и проверив все потайные углы демона за столькие годы. И не угадать, не написать так, как должно было быть, невозможно. А себя… Себя Виктория не показала, лишь искусно изобразила раны. Лицо осталось скрытым от зрителя.       Она очнулась через секунду. Остановилась где-то посередине выставочного зала, как только заприметила своё творение, засмотрелась и забылась. Картина обладала чем-то чертовским и манила к себе. При взгляде на неё, будто раздвигались золочёные рамы, весь разум уходил туда, мир мерк, и уже пахло обожжёнными перьями от огня, горел Ад перед глазами. Или же это плод её фантазий…       Вики слегка мотнула головой, освобождаясь от «чар» и ещё немного находясь в забытье, продолжила идти. Поглощённая воспоминаниями и прошлым, бывшая демонесса не замечала посетителей, проходивших мимо и суетящихся вокруг, и ту молоденькую девушку, которая стояла к ней спиной, тоже увидела не сразу. И девушка эта как-то странно привлекла её. Она выделялась из толпы людей. Только чем, ещё вопрос. Захотелось подойти и заговорить с ней. И это так напугало Викторию. Чувство потребности услышать голос земной красавицы, увидеть её лицо и ощутить запах… Странно. Оно лишь нарастало с приближением к ней.       Совсем обычный человек. Короткие блондинистые волосы длиной по плечи. Невысокая. Одетая в голубой брючный костюм. Но так необычайно к себе тянула.       Вики поравнялась с женской фигурой, не заговорив и не поздоровавшись, лишь встала рядом, устремляя взгляд на свою авторскую подпись в правом уголке полотна, но думая совсем не о ней.       — Не подскажите, это стиль Рококо? Я не сильно разбираюсь, — прозвучал мягкий девичий голос.       Вики мельком посмотрела на профиль спросившей и ответила:       — Барокко.       — Ах, да, — вздохнула девушка, теперь взглянув на женщину, которая не столкнулась с ней взглядами, а отвела глаза на картину.       — Рококо и Барокко часто можно спутать, — Вики положила пальцы на золотую подвеску на шее и начала её крутить от неожиданно возникшего волнения. — Барокко — больше эмоции и сильный внутренний надрыв. Рококо же напротив. Это чувства, изящество и лёгкость. Знаете, это как вдохнуть. Вдохнёшь поверхностно — Рококо, глубже — Барокко.       Незнакомка улыбнулась.       — Хорошо объясняете.       И в этот момент они посмотрели друг на друга. Обе замерли. Женщина удивлённо вскинула брови и тут же растерялась.       — У вас такие… странные глаза.       Девушка вся вспыхнула и залилась жаром от испуга. Её сердце быстро-быстро заколотилось, рвясь наружу, и, казалось, больно ударилось о грудную клетку. Она сорвалась с места, сначала поспешно уходя, а потом перешла на бег.       — Линет, стой! — крикнула Вики вдогонку, узнав. — Подожди!       Она направилась за ней, всё не упуская из вида выход из зала, чтобы не потерять уже знакомое лицо.       — Лили!.. — произнесла на издыхание, почти в отчаяние, когда Виктория оказалась в холле и мимолётно увидела девушку, кинувшую на неё последний, полный тоски взгляд.       Толпа народа закрыла проход и затянула его. Вики в растерянности и в надежде огляделась вокруг, уверяя себя, что обозналась, и быть такого не могло, что ей, в конце концов, показалось. Но необычные гетерохромные зеницы, той ужасно знакомой не по внешности девушки, по-прежнему стояли перед глазами, и слёзы набежали, размывая взор.