Don't stop!

За последние пять минут слово «блять» повторилось в голове Люка больше раз, чем людей на всей планете в кубе. Это было не радостное «блять», не грустное, это было самое отчаяное и разочарованное «блять» на всем белом свете, потому что самолет Люка отложили на шесть гребаных часов, и он прилетел в Сидней с опозданием, а это значит, что он опоздал к последнему дню заселения в общежитие. Мать предупреждала его, что не стоит лететь к последнему дню, но Люк же подросток, ему нужно самому получить граблями жизни по лицу, чтобы понять. Он бежал к общежитию изо всех сил, но бежал он уже из принципа, потому что понимал, что только ради него никто не будет оставлять свободную койку, и всем плевать, что он провел часов шестнадцать в дороге. Подойдя ко входу, он точно не надеялся на то, что его встретят с распростертыми объятиями, что там будет толпа с шариками и конфетти, что они выстелят перед ними ковровую красную дорожку до комнаты, а там будет парадно нетронутая кровать, любезно оставленная для единственного и неповторимого Люка Роберта Хеммингса, он, честно сказать, уже вообще ни на что не надеялся в этой жизни, лишь бы закончить этот сраный колледж и свалить обратно в Нью-Йорк. — Молодой человек, вам чего? — милая женщина, сидевшая за ресепшеном, вырывает его из неблагоприятных мыслей, пялясь на него. — А, здравствуйте, — неловко буркает Люк в ответ, — Я немного опоздал к заселению, но у меня все еще есть слабая надежда, что мою кровать не заняли. Место на Люка Роберта Хеммингса, не подскажете номер комнаты? — Поздновато ты спохватился, — вздыхает женщина, но все же услужливо клацает мышкой несколько раз и смотрит в монитор компьютера, — Номер 307В, — она снимает ключ с крючка на стене и протягивает Люку, — Проверь, может, удача на твоей стороне. — Спасибо, — Люк грустно вздыхает, сжимая в руке ключ с салатовым номерным брелком, и направляется в сторону лифта. Перспектива жить в общежитии в другой стране с незнакомыми людьми казалась Люку лучше, чем жить одному в квартире, поэтому, пока лифт, кряхтя, медленно поднимается на третий этаж, Люк даже не представляет, как будет справляться, если придется жить одному. Ноль знакомых в другой стране, это конечно ужасно. Он проходит по коридору, отсчитывая двери до нужной ему, но, когда он находит нужную, он почему-то встаёт перед ней как вкопанный, не решаясь войти. «Неважно кто будет его соседом — главное, что будет место, это самое важное», — уверяет он самого себя и заставляет свою руку постучать. За дверью царит предательская тишина, и Люк думает, что, может, двое соседей, один из которых заселился на его место, заняты чем-то веселым и интересным. Они ведь соседи, им надо сдружиться, им жить вместе целый год. Но, хвала небесам, за дверью слышатся шаги и чей-то голос. Дверь скрипит, и в проеме появляется кудрявый юноша в синих Американ Апарелл — да, лучшее описание для незнакомца, конечно, но это то, о чем подумал Люк в первые секунды, без прикрас. — Привет? — произносит парень, намекая на то, что они не могут просто стоять и молчать. — А, эм, да, привет, — тараторит Люк и сглатывает, сжимая ручку чемодана и рюкзака в руках. — Не бойся, я не кусаюсь, — он улыбается, позволяя появится на своих щеках милым ямочкам, а рядом с глазами — прелестным морщинкам, — Что-то хотел? — Да, э… В общем, — Люк набирает побольше воздуха в легкие и, потерев лоб, громко выдыхает, — Слушай, мой самолет задержали на шесть часов и я опоздал на заселение, но это, вроде как, моя комната, и я хотел поинтересоваться, ну… Не занято ли мое место? Ты ведь живешь здесь, да? — А-а-а, так ты Люк, — протягивает парень и делает глоток из бутылки с газировкой. Он промакивает губы запястьем и кивает, прижимаясь к двери, — Проходи. Люк недоверчиво пялится на парня, но все же проходит вглубь комнаты, тут же ловя на себе взгляд пары карих глаз. — Я Эштон, это — Калум. Он твой сосед, но я очень нагло отобрал его у тебя, извини, — парень, стоящий в дверях, усмехается, а затем хлопает дверью и проходит вслед за Люком, — Калум, твой сосед объявился. — О, Люк, приятно познакомиться, — темноволосый юноша присасывается к горлышку такой же бутылки газировки, как и у Эштона, и протягивает Люку руку. — Э, да, — соглашается Люк и поджимает губы, — Так что, эм… Эштон, ты живешь здесь? — Ну, да. Но, знаешь, может, тебе нужнее? У меня просто такая ситуация, что я совсем чуть-чуть сбежал из дома и мне нельзя домой, вот поэтому мне нужна эта комната. А что насчет тебя? — А, я… Я прилетел из Нью-Йорка, поэтому не знаю, честно говоря, где буду жить и все такое, поэтому, ну, было бы неплохо, если бы, ну, — Люк поникает. — О, так не местный! — Эштон хлопает его по плечу, — Я заметил по акценту! — он улыбается, — Тогда я съеду к вечеру, не переживай, у меня не много вещей. Ты ведь не умрешь от того, что я побуду тут часиков до шести, да? — Нет, конечно, — хихикает Люк в ответ. — Эй, Эш, зачем съезжать? Ты можешь поспать со мной, кровати большие, — Калум указывает пальцем на кровати позади себя, — Вам обоим нужна это общага, так что оставайся. — А вы… — начинает Люк, поежившись. — О, извини, тебе некомфортно? — беспокоится Эштон, — Мы не будем сосаться на твоих глазах и вытворять всякую чушь, не волнуйся, просто скажи, если тебе неприятно и все такое, ладно? Не хочу ставить тебя в неловкое положение! — …на каких факультетах, — договаривает Хеммингс и сбито вздыхает. — Оу, — Калум хмурится, — Неловко вышло, — он бросает в Эштона подушку, — Угомони своего гейского гея, парень про факультет спрашивал. — Извини-и, — протягивает Эштон и громко айкает, когда в него прилетает подушка, — Он бы в любом случае спросил! — он смотрит на слегка смущенного Люка, — Я на рекламе, а Калум на культурологии. А ты? — Дизайн, — Люк улыбается, — И, да, я все равно хотел спросить. Если вы правда встречаетесь, то можете спокойно вести себя, я не против, это же круто! Я рад за вас! — Ты сказал это, и теперь жизни тебе спокойной не будет, — предупреждает Калум и бросает еще одну подушку в Эштона, — Теперь тебе прийдется стонать тише, слышишь? — Да за кого ты меня принимаешь! — возмущается Эштон и прячется за Люка, — Люк, не слушай его, он мерзавец! — он огибает Хеммингса кругом и улыбается, — Э-эй, давай оставим парня в покое, а? Пусть спокойно разберет свои вещи, — он смотрит на Люка, слегка подняв голову, и хлопает его по плечу, — Мы собирались сходить пообедать куда-нибудь, но раз уж ты с дороги, то, может, мы пойдем возьмем чего-нибудь, пока ты разберешь вещи, а потом поедим здесь вместе? А то просто умираю с голоду, — признается Эштон, — Если я не поем в ближайший час, то съем кого-нибудь из вас. Калум мне еще нужен живым, а с тобой мы только познакомились, мне будет жаль тебя есть, так что лучше нам поторопиться. Калум с кряхтением сползает с дивана, выискивая взглядом, что бы накинуть наверх, и после короткого полу-спора о том, кому принадлежит рубашка, висящая на спинке дивана, он, уступив ее Эштону, набрасывает на себя майку и топчется у двери. — Люк, что тебе взять? — интересуется Калум. — Честно говоря, я тоже умираю, как хочу есть, так что, все что угодно на ваше усмотрение, — признается Люк, укладывая сумку на кровать, — Я отдам вам деньги потом, хорошо? — Ой, да не парься, — отмахивается темноволосый, пока Эштон, оперевшись на его плечо, скачет на одной ноге, пытаясь натянуть кеды, — Ты же из Америки, верно? Что насчет того, чтобы взять ему чего-нибудь настолько австралийского, чтобы у него скулы свело? — О, у меня даже есть одна идея! — восклицает Эштон, чуть ли не рухая навзнич прямо на пол, благо Калум успевает схватить его за руку, — Ладно, Люк, обустраивайся! Мы вернемся через полчаса! — Половину этого времени займет секс в кафешном толчке, — Калум довольно лыбится, пока Эштон протягивает громкое «фу-у!», выталкивая его из комнаты и хлопая дверью. Люк улыбается, опустив голову, он думает о том, что двое соседей даже лучше одного, тем более, что на первый взгляд они выглядят очень хорошими и забавными ребятами. Втроем им точно не будет скучно. Эштон спрашивал, не будет ли Люку неудобно или даже противно от того, что они с Калумом встречаются, но на самом деле Люку даже стало немного завидно от того, насколько хорошие у них были отношения. Он не знает, могут ли ему нравится парни, у него, честно говоря, никогда никого не было. Он так упорно работал и учился, чтобы попасть в этот колледж, что совсем отдалился от семьи и друзей, да и времени думать об отношениях у него не было. А вот сейчас есть. Особенно когда рядом с ним теперь живут двое прекрасных парней, которые, возможно, если что помогут советом. Это не может не радовать. Люк ставит сумки рядом с чемоданом и гитарой на пол и сам садится на край кровати, начиная рыться в собственных вещах, но его взгляд тут же перемещается на гитару в черном хлопчатобумажном чехле — ему не терпится поиграть, может, даже спеть что-нибудь, да и вообще, пока он летел в самолете, ему в голову пришли как минимум три милых мотивчика, которые следовало бы и записать, но Люк понимает, что слишком устал и слишком хочет есть, чтобы сейчас играть или петь. Он прикрывает глаза, обрушиваясь на объемную квадратную подушку, от которой приятно пахнет свежепостиранным бельем. Он запускает под нее руки, ощущая приятную расслабляющую прохладу и расплывается в довольной улыбке. Впервые за последние сутки он находится в полном спокойствии и тишине, и он может слышать, как сильно колотится его сердце от счастья, от восторга, от волнения и от предвкушения. Студенческую жизнь он точно не проведет также скучно, как школьную. Он чувствует, как его веки тяжелеют и глаза закатываются, а по телу проходится приятная ломота усталости —да, конечно, он спал в самолете, но ту его беспокойную полу-дрему, честно говоря, сложно назвать сном, и вообще, сон в самолете должно быть запрещено на законодательном уровне называть сном, — и он тут же засыпает. Люк просыпается от того, что его легко толкают в плечо — последние лет пять он встает по будильнику, поэтому получить сразу после сна легкие толчки и две любопытные пары глаз над собой было неожиданно. — О, а мы уже испугались, что ты умер, — Эштон раслабленно выдыхает, укладывая руку на грудь, — Ты хотя бы чуть-чуть выспался? Люк что-то мычит в ответ, но сквозь сон даже он сам, кажется, не до конца понимает, что сказал, но это должно было быть что-то вроде «у меня еще вся ночь впереди». Он принимает сидячее положение, растирая пальцами глаза до цветных всплохов и черных пятен, пока где-то в отдалении шуршат пакеты и смеется Эштон. Его визгливый заливистый смех приятно щекочет уши спросонку, и Люк бы с удовольствием вновь завалился спать, если бы не почувствовал запах чего-то очень вкусного. — Люк, быстрее, а то Калум все съест, — предупреждает Эштон и визжит. У Люка все еще все мутное перед глазами, но, кажется, Калум щекочет русоволосого. — Я бы съел тебя вместо пирога, но ты ведь не даешься, — в ответ произносит Калум, пока Эштон пытается отбиваться от него и параллельно разбирать пакеты, а Люк медленно встает с кровати и, шатаясь, направляется к диванчику. — Калум, фу-у! Ты перебьешь Люку весь аппетит! Отстань, — смеется Эштон, легонько ударяя темноволосого по оголенным предплечиям. — Один поцелуй — и я отстану, — обещает Калум, укладывая подбородок на чужое плечо и вытягивая губы. Эштон злится и быстро чмокает темноволосого в губы, раздраженно пялясь на него. — Ну, что, доволен, противный? — он пытается вернуться к пакетам, но Калум лишь крепче сжимает его в объятиях, окольцевав его грудь руками, — Ты обещал, что отстанешь! — Я соврал, — довольно произносит Калум и прикрывает глаза удовлетворенно. — Вы такие милые, — с ноткой грусти протягивает Люк и вздыхает, — Я даже завидую. — Хочешь, забирай его, — предлагает Эштон, фыркая. — Э-эй, ты не отдашь меня, ты меня любишь, — дуется Калум и оставляет на шее русоволосого несколько поцелуев до того, как тот успевает вырваться из его цепкой хватки. — Мне бы такие отношения, — признается Люк, когда Эштон садится рядом с ним. — И по твоей улице проедет фургончик с мороженым, — бросает ему Эш, пока Хеммингс удивленно вскидывает брови. — Это какой-то австралийский сленг? — уточняет он. — Ну, это значит, что и тебе когда-нибудь подвернется удача, — объясняет Эштон, — Не волнуйся, мы сделаем из тебя австралийца, но тут будет много работы. А теперь закрой глаза и открой рот! Люк сначала недоверчиво хмурится — у него два старших брата, а поэтому такие приколы для него не прошли бесследно, — но потом все же выполняет все указания. — Та-ак, а теперь жуй, — Эштон давит снизу на его подбородок, закрывая его рот. Люк чувствует, как диванчик рядом с ним скрипит и прогибается — Эштон нетерпеливо ерзает, — Ну, как? Тебе нравится? — Вау, — только и может ответить Люк, — Это просто великолепно. Что это? Это ведь что-то человеческое, а не какой-нибудь глаз коровы, да? — Для полного набора ты забыл пошутить, что мы должны ходить на руках, — хмыкает Калум, — И скачем на кенгуру вместо машин. — Это пирог с курицей и карри. Тут неподалеку есть кафе, в которое мы как раз заходили, там делают такие, и они просто чудесные! Так хорошо, что тебе нравится! — Эштон умиротворенно вздыхает, отламывая пластиковой вилкой кусочек из той же белой пенопластовой коробки, отправляя его в рот. Он пытается что-то говорить, но давится и еле прожевывает все, пока Калум понимающе кивает и, влюбленно вздыхая, гладит его по плечу. — Да, да, детка, кушай, не отвлекайся. Приятного аппетита, — он разворачивается к Люку, — Он хотел сказать, что рядом есть пиццерия, в которой делают отличную пиццу, так что если как-нибудь захочешь, то можем сходить, — пока он говорит, Эштон пытается накормить его пирогом, тыкая вилкой с его кусочком в чужие губы. — Спасибо, вы… Мне уже здесь нравится. И вы тоже, — признается Люк смущенно, отламывая кусочек пирога, пока парни дожевывают пирог и запивают его, паралельно обмениваясь друг с другом салфетками, — Может, даже и хорошо, что мой самолет задержали. — О, ты же кучу времени провел сидя, так что что насчет погулять вечером? Мы с Калумом обычно ходим прогуляться по городу часов в восемь, пойдешь с нами? Мы покажем тебе парк тут неподалеку! О-о-о, может, сходим в кино? Или в игровой зал? Тысячу лет там не был! — В другой день, детка, Люк, наверное, вымотан перелетом, — напоминает Калум, и Эштон тут же протягивает понимающе «а-а», кивая, — Но просто прогуляться мы можем. Парк вечером выглядит завораживающе. — Это было бы очень мило с вашей стороны, но я точно не напрягаю вас этим? Может, я мог бы и сам и все такое? Это же для вас как свидание, а я буду третьим лишним? — осторожно спрашивает Люк, — Я с удовольствием, просто у меня такое ощущение, что вы уже устали от меня. — Ни чуть! — заверяет его Эштон, — Мы бы тут умерли от скуки, поверь, так что ты — наше спасение! Калум присаживается на диван и Эштон тут же ложится на его колени, выуживая какую-то сладость из пакета. — О, я хотел повесить плакаты, — вспоминает он, шурша фольгированной оберткой, — Поможешь мне? — он откидывает голову до предела, смотря на Люка, — У тебя есть плакаты или всякие такие штуки, чтобы вешать? — Да, у меня их куча, — признается Люк. — О, отлично! Тогда что насчет заняться ими? Эти пустые стены меня удручают, — серьезно заявляет русоволосый, — Слишком серые. Надо спросить, можно ли переклеить тут обои. — Ремонтный маньяк, — вздыхает Калум, запуская пальцы в русые кудри Эштона, — Тебе дай волю и ты всю общагу перестроишь. — Я все еще недоволен планировкой общежития, — важно заявляет Эштон, — Так что, да. Он вскакивает с дивана и, отряхнувшись, стягивает первую попавшуюся ему под руку бандану, обвязывая ее вокруг головы. — Люк, ты играешь? — восклицает Эштон, тыкая пальцем в чехол от гитары. — Ну, да, типа того, — смущенно буркает Люк, отправляя в рот последний кусок пирога и вставая с дивана вслед за Эштоном, направляясь к своим сумкам. — А сыграешь? — просит Эштон, но тут же чувствует чужую тяжелую руку на своем плече. — Наверняка сыграет, но как-нибудь потом, — настойчиво напоминает Калум. — Ах, да, — Эштон поникает, — Это не мы от тебя устанем, а ты от нас. Прости, забываю, что ты последние сутки был в дороге. — Если будет не поздно, когда мы вернемся с прогулки, то я сыграю, — обещает Люк и улыбается следом за расплывающимся в счастливой улыбке Эштоном, — А теперь, плакаты. — Да, плакаты! — вспоминает Эштон. Через два с половиной часа все стены до окон и дверных проемов украшены плакатами и гирляндой, за которой Калуму отдельно пришлось выйти, потому что Эштон хныкал и упрашивал его почти час, а, как Люку стало известно, Калум на уговоры Эштона поддается очень быстро. Теперь комната выглядела намного уютнее — Эштон обещал, что если он переклеит обои и купит цветов, то будет еще уютнее, но Калум остановил его — так тоже выглядит отлично, и Люк согласился. Под вечер они уже успели поговорить о школе в Нью-Йорке, в которой учился Люк, и почему он решил учиться так далеко от дома, о том, как Эштон и Калум и познакомились — а познакомились они на уроках по гитаре, — как Эштон сбежал из дома, потому что его родители не очень одобряли его выбор колледжа, и о том, как Калум бросил футбол ради культурологии, потому что, съездив на международные сборы в Бразилию, понял, что хочет быть здесь, с культурологией и Эштоном. А затем была почти двухчасовая прогулка по окрестностям колледжа и парку в центре города, но даже для Люка, который не привык гулять так долго, эти два часа пролетели слишком быстро. Он осознал, что провел два часа на ногах уже по дороге домой, когда его ноги начали ныть от усталости. — Эй, давайте срежем через дворы? Иначе Калуму придется тащить меня на руках, потому что я не выдержу еще полчаса переться по Главной улице, — признается Эштон, хныча. — Конечно, мы срежем, — тут же соглашается Калум, будто других вариантов и не было. Он берет Эштона за руку, и, продолжая рассказывать что-то Люку, они заворачивают в один из переулков между домами. — Э-эй, — окликает их Эштон, волочась сзади, — Вы слышали это? — Слышали что? — Люк испуганно дергается, но Калум лишь цокает языком и закатывает глаза. — Не парься, он просто пугает тебя, — отмахивается Калум, — Идем дальше, — он оборачивается на Эштона, притягивая к себе его за руку, — А некоторым приколистам дома влетит за такие шутки. — Нет, я не прикалываюсь, я правда что-то слышал, клянусь тебе! — настойчиво говорит русоволосый, — Вот! Опять! Слышите? — Да чт- Эштон прикладывает пальцы к губам Калума и Люка, шикая на них, чтобы они замолчали, а затем сам щурится и оглядывается по сторонам. Рядом с ними что-то потрескивает. — Вот теперь слышите? — шепчет Эштон. — Похоже на звук огня, — предполагает Люк, наклонясь ближе к Эштону. — Нет, это звук электрического напряжения, — уточняет темноволосый. — Может, что-то с проводкой в одном из фонарных столбов? — спрашивает Эштон, но все же хватается за рукав Калума. — Идем, — почти неслышно говорит Калум, продвигаясь вперед. Люк резко вскрикивает, оборачиваясь и замечая красное пятно позади себя, а затем яркую вспышку света. — Ты чего кричишь? Ты испугал меня, — Эштон смотрит на Люка из-за плеча. — Я сам знаешь, как испугался, — Люк стонет от испуга, — Сзади меня кто-то был. Оно коснулось моего плеча. — Ребята, давайте валить, — скромно предлагает Калум, сжимая руку Эштона в своей. — Он сзади! — вскрикивает Люк, и Эштон с Калумом тут же синхронно оборачиваются, — Господи, этот парень! Он был сзади вас! — он испуганно хнычет. — Блять, — выдавливает Калум и хмурится. Рядом с ними коротит несколько фонарных столбов. Бело-желтые искры сыплются на мокрый асфальт, пока сами фонари угрожающе моргают, — Сматываемся, пока нас на органы на Алиекспрессе не продали. Последнее, что Люк помнит из того вечера, это то, как они бежали к концу переулка по лужам, а затем несколько ярких вспышек света и острую боль. А еще лицо того парня, который до смерти напугал их всех.