Don't stop!

Люк просыпается с жуткой головной болью и ломотой во всем теле, такой сильной, что ему больно даже подтянуть к себе руку с часами, чтобы посмотреть, сколько времени. Он поворачивается на другой бок, где в метре от него стоит другая кровать, на которой мирно спит Эштон, свесивший вниз руки. Они вчера настолько вымотались, что даже не раздевались и не ходили в душ? Они пили вчера? Потому что Люк ни черта не помнит. Он с горем пополам поднимается с кровати, вороша копну кудрей, и только потом замечает Калума, лежащего на диване. Он аккуратно подходит к нему и, нависнув над ним, красноречиво молчит. — Что мы вчера делали? — интересуется он громогласно, пока Калум не шикает на него, тыкая в сопящего поодаль Эштона, — Что мы делали вчера? — повторяет Люк свой вопрос шепотом. — Судя по тому, что у меня ломит все тело, устроили оргию со всей планетой Земля, — Калум кладет телефон рядом с собой и проводит руками по лицу, — Я ничего не помню. — Я тоже? — удивляется Люк, — Последнее, что я помню, это то, что мы пошли гулять вечером. — Это я тоже помню, — хмыкает Калум, сцепляя руки в замок на своем животе, — Может, нас ебнуло током в том переулке? Но почему мы живы? А если живы, то почему не в больнице? И почему ничего не помним? Надеюсь, что хотя бы с Эштоном все будет в порядке. — Я тоже, — соглашается Люк, кивая. — М? — переспрашивает Калум. — Я тоже надеюсь, что Эштон будет в порядке, — повторяет Люк и смотрит на темноволосого, — Выглядит спокойным, пока спит, может, с ним все хорошо? — Нет, стой, какого хуя, — Калум замолкает, — Я этого не говорил. — Да нет же, сказал, — Люк хмурится. — Что за приколы? Это, блять, нихуя не смешно,  — Калум недоверчиво пялится на него. — Я и не смеялся? — Люк смотрит на лицо Калума, которое с каждой секундой становится все более озадаченным. — Да ты шутишь что ли? — Калум страдальчески вздыхает и откидывает голову на подушку. — Сказал же, что нет, — Хеммингс смотрит на соседа с опаской, проводя по его руке, — Калум, ты в порядке? — Ты телепат? — интересуется тот в ответ саркастично. — С какого перепуга? — возмущенно спрашивает Люк. — Не знаю, тогда почему ты читаешь мои ебаные мысли? — он смотирит на Люка грозно, будто Люк виноват во всем — не важно, в чем, главное, что виноват, — Вот о чем я сейчас думаю? — Об Эштоне? — Люк жмет плечами, — Но это было легко, я тоже переживаю за него. С тобой-то главное все в порядке? — Со мной все в порядке, в отличие от тебя, — темноволосый трет виски пальцами и выдыхает, пытаясь успокоиться, — Ты точно больше ничего не помнишь о вчерашнем вечере? — Я помню парня, который был там вчера, — Люк слишком отчаянно пытается вспомнить, прокручивая в голове события прошлого вечера сто раз в секунду, и его голова начинает противно гудеть и ныть в придачу к мигрени, — У него были красные волосы и зеленые глаза. — Это нам очень поможет, — Калум отчаянно стонет, — Безнадежно. — О чем говорите, ребят? Калум и Люк поворачивают голову в сторону кроватей, где Эштон сонно сползает с одной из них, направляясь к соседям, потирая глаза. — Доброе утро, детка, — здоровается Калум, — О вчерашнем вечере. Ты что нибудь помнишь? — О-о, я нихуя не помню, — жалуется Эштон и зевает, потягиваясь, — Но у меня все болит. Будто меня отымел весь колледж разом, — он вздыхает угрюмо, — Вы проснулись и сразу же сели думать? Знаете что? Я предлагаю нам всем сходить в душ, — Эштон шикает на Калума прежде чем тот успевает что-то сказать, — По отдельности, Калум! — темноволосый дует губы, ежась на диване, но Люк подозревает, что он все равно проберется в ванную, пока Эштон будет мыться, — А потом пойти куда-нибудь позавтракать и обсудить все за завтраком. — Ты гений, — восторожено протягивает Люк. — Я знаю, — довольно соглашается Эштон, стягивает со спинки кровати полотенце и, закинув его на плечо, скрывается за дверью ванной. — Калум, Боже, — простанывает Люк. — Какого, — непонимающе бормочет Калум, а затем бьет Люка по ляжке, — Хватит читать мои мысли! — Ты слишком громко думаешь! — защищается Люк и выдыхает: он чувствует, как нагрелись его щеки, и он на сто процентов уверен, что все его лицо красного цвета, — Какой ужас… Прямо в душе? Ты серьезно? Он только встал! — И что? — флегматично ведя бровью спрашивает темноволосый, — Утренний секс задает настроение всему оставшемуся дню, ты знал? Как кофе, только без кофеина и бесплатно. Люк отчаянно стонет и закрывает лицо руками. — Ты не удивлен? — резко спрашивает он, поворачивая голову на соседа. — Чем? — наивно отзывается Калум. — Ну, тем, что я, блять, читаю мысли? Просто, э-э, не знаю, как для тебя, но для меня это даже звучит пиздецово, — признается Люк слегка испуганно, — Что вчера произошло? — Либо мы трахнули Эштона, либо трахнули нас, — предполагает Калум, — Или все вместе. — Мне кажется, будто меня отъебал весь мир разом, — Люк горько вздыхает, вставая с дивана, и направляется к своей кровати. Он так устало валится на нее, словно не проснулся десять минут назад, и прикрывает глаза. Он хмурится и, потянувшись вверх, выуживает гитару, стоящую между стеной и изголовьем его кровати. Он наигрывает несколько рифов, которые записал еще до отлета. Он хотел бы написать что-то стоящее, но, может, он просто не настолько талантлив, чтобы придумать полноценную песню. Его психолог говорил ему писать о том, что кажется ему важным, но, черт, Люку кажется, что вся его жизнь какая-то неважная. Не в плохом смысле, она просто серая и скучная, так что можно даже не пытаться писать о чем-то важном, ибо ничего дельного все-равно не выйдет. Писать про учебу? Полный бред. Писать про отношения? Так не про что писать. Люк жмурит глаза и давит пальцами на них через веки до тупой боли и неприятных разводов перед собой. Он поглаживает руками струны на грифе, глубоко вздыхая. В голове роится тысяча мыслей и голоса его соседей, будто они кричат где-то вдалеке, что мешает сосредоточиться. Он не замечает, как снова погружается в сон — его голова отдает сильной мигренью даже в неглубокой дреме. Во сне его голова продолжает неприятно напоминать о жестокой реальности, в которой у него вместо головы старый блендер, отчаянно пытающийся перемолоть кучу новой информации и мыслей непонятного происхождения, что, естественно, у него не получается. Он размыкает глаза, замечая нависшего над ним Эштона, который настойчиво о чем-то спрашивает его в течение минуты или двух, но Люк понимает только последнее его «Неужели ты опять уснул?» — Я не спал, я дремал, — защищается Люк, потирая глаза. — Мы идем? Или ты решил питаться святым духом? — слегка язвительно интересуется Калум из-за спины Эштона, натягивая на себя футболку. Люк косится на темноволосого, который ведет бровью и кивает на Эштона. — Ничего не говори ему сейчас, расскажем все в кафе, — и Люк знал, что это он к нему обращается, потому что в комнате, если Эштон ничего не скрывает, только один телепат. — Да, идем, — сонно бормочет Люк в ответ, взъерошивая до состояния мочалки волосы на голове, — Я долго дремал? — Минут сорок, если ты уснул сразу после того, как Эштон пошел в душ, — рассчитывает Калум. — Я-то думал, ты будешь охранять меня, а ты уснул, и Калум пробрался ко мне в душ, — Эштон помогает ему встать, но все-равно обиженно дует губы, — Из тебя не очень хороший охранник. — Я не спал, — напоминает Люк раздраженно. — Это я уже слышал, — разочарованно вздохнув, бросает Эштон и направляется к выходу из комнаты, — Идем скорее, иначе в кафе будет длиннющая очередь. Люк со стоном медленно передвигается по комнате к Эштону и Калуму, и, когда он добирается до них, они выталкивают его наружу, громко и раздраженно что-то буркнув ему в спину. Через пятнадцать минут они оказываются в пиццерии, которую сами Калум и Эштон ему нахваливали совсем недавно, и, сделав заказ, у них наконец появилось время нормально поговорить. — Итак, Эштон, ты точно не помнишь ничего с прошлого вечера? — еще раз на всякий случай уточняет Люк, пока Эштон злобно потягивает молочный коктейль через соломинку. — Тысячу раз сказал, что нет, — повторяет Ирвин, отрываясь от коктейля и начиная помешивать его трубочкой, — А что? Вы что-то помните? — Тут, понимаешь, такая ситуация, что кое-что произошло, но никто из нас ничего не помнит, — объясняет Калум, — И мы не уверены, но, похоже, у Люка появилась какая-то суперспособность или типа того. — Хуйня, — отмахивается Эштон, — Это же бред полный. — Нет, на полном серьезе, — Калум переходит на шепот, — Он сегодня утром прочитал мои мысли. — О, ну, да, наверняка сложно было догадаться, о чем ты думал, пока я был в душе, — Эштон хмурится и присасывается обратно к соломинке, — Суперспособность, да, ага. — Кстати, фактически, телепатия это не суперспособность, — вдруг вспоминает Люк, заставляя Эштона нахмурится. — Ты только что… — Ага, — Люк жмет плечами. — Я тебе говорю, пиздец, — шикает Калум, — А что если у нас тоже что-то появилось? Может мы, знаешь, попали на момент какого-нибудь полнолуния, которое бывает раз в миллион лет или типа того? Официант ставит перед ними круглый деревянный поднос с пиццей и двумя кружками кофе, и все трое буркают тихое «спасибо» и пялятся на официанта, пока тот не отойдет от стола. — Значит ли это, что у нас у всех должны были появиться какие-то сверхспособности? — уточняет Эштон, — Мы же не проверяли. — Кстати, да, — Калум кивает, соглашаясь, — Хотя, кто его знает? Может, просто Люк избранный? — Ага, но это ж по-любому круто, — Эштон оборачивается на Люка, который сидит, закрыв лицо руками, — Эй, дружище, ты в порядке? — он гладит его по предплечью. — Слишком много мыслей, у меня раскалывается голова, — цедит Люк, — Черт подери, слишком много людей. — У меня в рюкзаке есть обезболивающее, дать тебе? — спрашивает Эштон, а затем Люк резко вскакивает с места, пялясь на кого-то в толпе, — Кто там? — Я все позже объясню, — быстро бросает Люк и срывается с места, скрываясь где-то в другом зале. Он ищет в толпе одного единственного человека — человека с красной макушкой, который, как он думает, может помочь им, и он только что видел эту самую красную макушку. Он засекает ее, направляющейся в мужской туалет, и бежит туда же, пытаясь окликнуть парня, но тот, поняв, что зовут именно его, — Люк в этом уверен, — даже не обернулся, а лишь зашагал еще быстрее. — Вот черт, — выругивается Люк раздраженно и залетает в помещение мужского туалета, но, к своему удивлению и разочарованию, помещение пустует. Все кабинки с поскрипывающими, но нараспашку открытыми дверьми, пусты, и Люк хмурится, сжимая руки в кулаках. Разочарованный и неудовлетворенный, он возвращается к столику и плюхается напротив Калума и Эштона, недовольно надвигая кепку на глаза и скатываясь по спинке красного диванчика. — Приспичило? — спрашивает Эштон, стягивая с подноса кусочек пиццы. — Парень. Тот парень, которого я видел вчера перед тем, как отключиться, он был здесь, но он исчез. Я добежал за ним туалета, а там он испарился, — раздосадованно объясняет Люк и делает несколько глотков кофе. — Смылся, — поясняет Калум. — Буквально, — хихикает Эштон в ответ. — Я просто думал… Он был там вчера не просто так. Это не могло быть случайностью. И я, почему-то, думал, что он может чем-то нам помочь? — Люк грустно откусывает кусочек пиццы, взяв один с подставки, — Но я упустил его. — Ты точно не помнишь его лица? — спрашивает Калум, — Мы могли бы помочь тебе, если бы ты вспомнил? Ты ведь… Видел его! Он стоял за нашей спиной, когда ты видел его, может, если поднапрячься, то ты вспомнишь, как он выглядел? — Я постараюсь, — обещает Люк, хотя сам он не верит в свои слова. — Эй, помнишь того парня? — Эштон дергает Калума за рукав его футболки, пока тот не обратит на него свое внимание, — Ну, того, с которым ты на курсы истории ходил. Этот, ну, как его? Помоги мне? — Калум вскидывает брови, и Люк буквально слышит всплывшее в его голове «у меня в группе было 50 людей, о ком конкретно ты говоришь?» — Джерри! Который еще владел гипнозом! — А, Джерри, — Калум понимающе кивает, — Странный парень. А что он? — Может попросим его, чтобы загипнотизировал Люка? Поди он и вспомнит, — предлагает Эштон. — Детка, ты гений, — восхищенно протягивает Калум и, пока Эштон, довольный собой, удовлетворенно улыбается, получив похвалу от бойфренда, темноволосый поворачивается к Люку, но он даже не успевает ничего сказать. — Вы не забыли спросить меня? — предвещая предложение Калума, слегка язвительно спрашивает Люк, — Может, я сам попытаюсь вспомнить, и мы обойдемся без гипнозов? — Ты же уже пытался сам вспомнить и ничего не вышло, — ноет Эштон, — Люк, пожалуйста. Я не знаю появятся ли у нас с Калумом что-то в таком духе в ближайшее время, но даже если и появится, я не знаю, что хуже, будут ли у нас всех проблемы или у тебя одного. В любом случае, не все люди хорошие, и если есть те, кому все равно на суперсилы, то есть те, кто захочет использовать их в своих целях. Ты разве хочешь сражаться с каким-нибудь мега-злодеем, чтобы погибнуть в каком-нибудь из боев от того, что он просто злодей? — Ты нагнетаешь, Эш, — обеспокоено предупреждает его Калум.  — Не нагнетаю, — тут же отрезает Эштон серьезно, и Люку стало страшновато, ведь с момента их встречи Эштон еще ни разу не говорил таким серьезным тоном, — Везде есть плохие люди, Калум, и я не хочу проблем. А они будут. Суперспособности — это суперответсвенность, а мне она не нужна, — он смотрит сначала на Калума, а затем на Люка, — Итак, если узнать и остановить все это, пока не поздно, нам поможет тот молодой человек, то мы просто обязаны его найти. — Эштон, я сегодня изо всех сил попытаюсь вспомнить, как он выглядит, я не посплю целую ночь, если нужно, но если ничего не выйдет, то, обещаю, вы можете вести меня ко всем своим знакомым бабкам-гадалкам и гипнотизерам, — Люк берет в руку ладонь Эштона и заглядывает ему в глаза, — Хорошо? Эштон расстроенно, недоверчиво, но понимающе смотрит на Люка и неуверенно кивает. — Если начнет происходить какая-то хуйня, я уверен, мы справимся. А если это будет происходить только с Люком, то мы просто постараемся ему помочь и выяснить все, насколько это в наших силах, — Калум приобнимает Эштона и притягивает к себе, а затем целует в макушку, — Все будет отлично, не переживай. — Хорошо, — Эштон слегка улыбается, соглашаясь с ним.

***

Люк лежит в кровати и изо всех сил напрягает — без преувелечения — свои последние пять извилин. Он периодически переводит взгляд на спящих в обнимку Калума и Эштона, которые время от времени закидывают друг на друга ноги, и со стороны это выглядит немного смешно и нелепо — похоже, будто они пытаются слиться в одного большого супер-рейнджера, и Люк, замечая это, нежно улыбается, абсолютно выбиваясь из своих размышлений. Он вскакивает на кровати, на всякий случай оглядываясь, а затем на протяжении десяти минут пялится на соседей, пытаясь прочитать их мысли, но у них в головах какая-то непонятная каша и дребезг — собственно, у Люка в голове что-то такое же, — а поэтому он отворачивается к окну, за стеклом которого на небе висит бледно-желтая луна, своим ярким светом освещая комнату до светло-синих тонов. Люк стягивает блокнот и карандаш с прикроватной тумбы, укладывая их на свои колени. Он щурится в темноте, опираясь спиной на холодную стену позади себя, и стучит ластиком на кончике карандаша по тонкой разлинованной бумаге и думает о том, что, черт возьми, ему нужно просто нарисовать одно единственное лицо, просто, чтобы было похоже. Семи годам художественной школы и двум годам арт-курсов пора бы пригодится прямо сейчас, но, как только Люк подносит острие грифеля к бумаге, он тут же забывает как рисовать, забывает, с чего начинать и, вообще, он просто забывает обо всем на свете — в его голове свистит ветер, настолько он ничего не помнит. Он рисует глаза, а потом нос, очерчивает все это неровным овалом лица с острым подбородком и пухлым щеками, и только потом понимает, что рисует как будто бы по инерции, не думая, словно за него рисует кто-то другой. Если бы за него порисовал кто-то другой, это было бы неплохо, думает Люк, но никто не появляется ни через пять минут, ни через десять, и, отчаявшись, он из последних сил рисует растрепанные, торчащие в разные стороны волосы красным карандашом, лежащим неподалеку. Люк откидывает голову назад, опираясь затылком о стену, и пялится на свое произведение — получилось довольно похоже, но он точно не знает кто это. Возможно, ему просто все привиделось, а подсознание просто сыграло с ним злую шутку. Может, это что-то типа его идеального типа парня, хотя… Люк не знает, нравятся ему парни, но вот этот ему определенно нравился. Хеммингс устало валится на подушку, тут же закрывая глаза от усталости, по его телу прокатилась дрожь удовлетворения, чувство выполненного долга, хотя он понимал, что если ни Калум, ни Эштон не узнают парня с его рисунка завтра, то, как бы он не был горд собой, они потащат его на сеансы гипноза и будут проводить над ним всевозможные обряды пока он не вспомнит лицо парня поподробнее или пока не умрет. Он просыпается утром от будильника, трезвонящего слишком громко, чтобы не проснуться. Полдевятого утра. — Детка, выруби будильник, — хрипло стонет Калум, недовольно кряхтя. — Это не мой, — жалобно отвечает Эштон. — Это мой, — оправдывается Люк и проводит пальцем по экрану, выключая назойливую мелодию, — Извините. — Сколько времени? — спрашивает русоволосый, поднося к своему лицу телефон, но он лишь хмурится, понимая, что перед его глазами висит дымка не до конца закончившегося сна. — Полдевятого, — отвечает Люк и наблюдает за тем, как Эштон недовольно хнычет, но все же поднимается на кровати, потирая глаза. — Тогда доброе утро, — здоровается он с Люком, а затем слегка подталкивает Калума в плечо, — Доброе утро, пора вставать. — Не доброе, — зло произносит Калум, закутываясь в одеяло так, что из-под него торчит лишь его взъерошенная темная макушка. — Я знаю, как сделать его добрым, но это будет только если ты встанешь, — Эштон ещё раз толкает его, — Вставай. — Ты про минет? — обнадежено спрашивает Калум, высовываясь из-под одеяла. — Я говорил про утренний поцелуйчик в нос и кофе с зефирками, извращенец, — Эштон отбрасывает одеяло и, спрыгнув с одной кровати, тут же забирается на другую, к Люку. — Тогда я никуда не встану, — возмущенно заявляет Калум, вновь прячась в одеяле. — Ну и не вставай, злючка, — фыркает Эштон. — Может стоит… — хочет спросить Люк, но старший кладет на его плечо руку и улыбается, отрицательно мотая головой, а Люк буквально слышит, как в его голове проносится «не здесь, не сейчас и не при тебе». Эштон замечает лежащий в складках одеяла блокнот и притягивает его к себе, тут же протягивая восторженное «ва-а-ау». — Это ты нарисовал? Очень красиво, — замечает он и, пока Люк смущается с тихими «спасибо, не стоит, это не так уж и красиво» и прочими отговорками, Эштон начинает задумчиво мычать, — Он похож на парня, с которым Калум учился в старшей школе. Калум, ты его помнишь? Этот, ну, как его? Калум громко вздыхает, потому что, Эштон, у меня в классе было 30 человек, конкретнее,, а Люк, слыша это, улыбается. — Ну, помнишь, мы ходили к нему на вечеринку? А ещё ты увидел у него тату и тоже захотел себе, — Эштон пытается вспоминать, но выходит слишком отрывисто, хотя, судя по тому, что Калум протягивает длинное «а-а-а» из-под одеяла, он понял, о ком идет речь даже по такому скудному описанию. — Майкл, — бросает он. — Да, да! Майкл! — подтверждает Эштон, — Этого парня зовут Майкл! Он, вроде, тоже сюда поступал, да? Калум, да? — Ты знаешь мою политику — без минета нет ответа, Эш, я все еще дуюсь, — напоминает Калум. Люк улыбается и, соскакивая с кровати, направляется в душ. — Надеюсь, десяти минут вам хватит, — бросает он им. — Хватит и пяти, — Калум оживляется, выскакивая из-под одеяла. Люк скрывается за дверью в ванной, лыбясь себе под нос.