И если в небе красный закат, то бесспорно Значит, перерезал небу кто-нибудь горло. И так сложно что-нибудь сказать, помоги, Но нам нечего и некого спасать. кто же перерезал небу горло — pyrokinesis
Еще двое не выжили. Камилла сглотнула, глубоко вдыхая, и опустила веки светловолосой девушки, лежавшей перед ней. Она пыталась её спасти, всеми силами пыталась. Ей казалось, что те, кого удалось вытянуть с поля боя, выкарабкаются. Уокер не возлагает на себя бремя вины, потому что знает, что сделала все возможное. Но ей казалось, что эта семнадцатилетняя улыбчивая девочка, которая отважно держалась в повозке на пути назад, будет в порядке. Блять, что дети вообще забыли здесь? Камилле тяжелее всего было диагностировать смерть тех ребят, которым было лет пятнадцать-двадцать. Закрывать те юные глаза, взгляды чьи не были пропитаны болью и бренностью жизни, которые сияли от мысли помощи человечеству. Эти отважные дети хотели быть героями, хотели застать рассвет в мире без титанов, а погибли после первой вылазки. — Сара Мур, — девушка потерла глаза рукой. Они вернулись с экспедиции почти двое суток назад, но за все это время она спала пару часов от силы на стуле у рабочего стола. Все врачи сперва вместе оценили масштабы предстоящей работы, а потом начали работать посменно, и пусть Камилле стоило самой примкнуть к рядам пострадавших, она быстро обработала рану и стала принимать бойцов. Пришлось даже провести одну операцию для парня, которого она всеми силами держала в сознании на пути к стене Роза. — Камилла, — на плечо опустилась рука, — твоя смена закончилась. Иди отдохни. — Ладно, — девушка кивнула, снимая с себя белый халат и оставшись в рубашке и штанах от формы разведки. По-правде, её смена закончилась еще давно, но Уокер сама вызвалась пройтись по пострадавшим и отметить, кто погиб на экспедиции, кто пострадал, а кто «пропал без вести». Но даже несмотря на это, ноги еще держали, а отрезанная нашивка в кармане напоминала о незаконченном деле. Ками переделала хвост, умыла лицо ледяной водой и, перевязав рану на руке, которая острой болью отдавала с каждым движением, нашла в списках солдат комнату, в которой жил, судя по имени на мятом клочке ткани, Ал Отто. Девушка резко открыла дверь, в которой три парня лежали в своих кроватях. — Ой, красотка! Это мужское крыло, заплутала? — парень на нижней койке справа чуть приподнялся на локтях, улыбаясь. На последней экспедиции их всех не было, и ребята эти были не из отрядов Ханджи. Камилла фыркнула. — Ты как с капитаном общаешься? — девушка вскинула брови, и тогда взгляд уже троих упал на нашитые на рубашку имя и звание. Они всполошились, встали с кроватей и отдали честь. — Вольно. Ал жил здесь? — Д-да, — ответил один, — но он отправился на последнюю экспедицию. Думаю, он сейчас в лазарете... Камилла подошла к полке, принадлежавшей Отто. — Ваш сосед погиб... на этой экспедиции, — Камилла специально отвернулась. Она не хотела смотреть на их меняющиеся в выражениях лица, не хотела видеть эти душераздирающие гримасы людей, которые теряют близкого. Она понимала их, оттого было еще тяжелее. — Соболезную, — взяла в полке небольшую шкатулку, — правда. Девушка повернулась и возненавидела себя. Ей стоило сказать это иначе. Плечи парня со сломанной рукой тряслись, а здоровой ладонью он скрывал лицо, но это не останавливало поток слез. Говорят, что не надо жалеть мертвых, надо жалеть живых. Уокер жалела мертвых также сильно, сколько им завидовала. Они погрузились в вечный покой, который так долго ищет девушка, но она боялась подумать, как же страшно умирать от рук титана. Глядя на каждый труп, Ками лишь надеялась, что они не мучились перед смертью. Каждый человек боится боли, и чувствовать ей перед своим концом - самое страшное наказание. Но Ками... нет, она не жалела живых. Она полностью и всецело им соболезновала. Уокер как никто знала, насколько эти два понятия отличаются друг от друга. — Он… говорил… — шептал тот. — Знаю, — Ками подошла к парню, чуть хлопнув его по плечу. — Я ей сообщу, он попросил. Тот кивнул. Уокер, глянув на остальных парней, вышла, не в силах оставаться там больше. Вот к чему приводит сближение в Разведкорпусе. Да везде. Сейчас в этом мире просто опасно оставаться мягким или как-то подпускать кого-то к себе близко. Есть шанс, что дальше жить не сможешь, а если сможешь, то это жизнью уже назвать будет нельзя. Камилла это знала. И надеялась, что эти парни справятся. И не только они. Девушка надела на плечи плащ и отправилась на лошади в город, по адресу, указанному на оборванном клочке бумаги в шкатулке, что она забрала из комнаты Ала. У Леви тоже были дела в городе в тот день. Он, пусть и подлатавшись в лазарете, не мог их пропустить, вместе с тем не был готов увидеть еще одну лошадь Разведкорпуса вне конюшни. Брать их разрешено лишь майорам и, что редкость, капитанам отрядов. У Аккермана была хорошая память на лица, потому девушку, которая несколько дней назад сама чуть выбралась живой с экспедиции, он узнал сразу. Она остановила лошадь, дернув за поводья, и слезла, оглядываясь. Аккерман хмыкнул. Из-за плаща её выглянула рука, но белая рубашка в местах пропиталась кровью. Сама Ками это заметила лишь когда слезла, и Леви даже слышал, как она проматерилась себе под нос. Не в характере мужчины вмешиваться в то, что его совсем не касается, но в этот раз он почему-то не спешил уходить. Капитан наблюдал, как девушка достала из-под плаща белый конверт, открыла его и взглянула на содержимое. Потом почему-то достала из кармана бумажник и, опустошив его, положила к деньгам еще несколько купюр. Они стояли на рынке. В шкатулке, что нашла Камилла, было два адреса. Дома никого не оказалось, потому она отправилась по второму, где можно было найти среди малых лавок молодую красивую девушку с фотографии в руках Уокер. Такой потрепанной, потертой по углам и в середине. Ал, это было видно, часто доставал её и теребил в руках, любуясь женщиной на ней. — Я могу вам помочь? — она любезно улыбнулась, показывая на товар. Леви было тяжело услышать, о чем они говорили. Рынок гудел, перекрывая любые звуки, но догадаться было нетрудно. Через несколько секунд после слов девушки из разведки, женщина за лавкой закрыла руками рот, а из глаз потекли горькие слезы. Потом капитан на секунду задержал дыхание, но быстро выдохнул. Эта девушка из разведки жарко прижала к груди незнакомку, кладя руку её на голову, поглаживая, а брови её нахмурились. Леви знал точно. Она понимала её чувства. Лишь по тому, как пылко она прижала её к себе, это было ясно. И Аккерман точно знал, что это жена того рядового, которого он принес ей несколько дней назад, у которого не было шансов, но которому он попросил дать надежду. Камилла думала немного иначе. Она гладила красивую девушку по волосам, пока та плакала, и знала лучше другого, что надежда нужна была ей. Той, что в её руках трясется, как осиновый лист. Потом Леви видел, как девушка с разведки протягивает жене погибшего конверт, в который сама недавно положила часть денег. — Это он попросил передать вам перед смертью. Сказал, что здесь может хватить на переезд за стену Сина. Конечно, ваше дело, как этими деньгами распоряжаться. Камилла положила туда еще и от себя. Скажете, альтруистично? Отнюдь. Ей все равно деньги не нужны. Не было причины их копить, также как и тех, кому она могла бы их отдать. Поэтому, коль она в силах хоть немного помочь тому, кому эти деньги нужнее, почему бы и нет. Она весь последний год делает так, оставляя себе лишь прожиточный минимум, а учитывая, что Разведкорпус платит за еду и проживание, много не надо. Тех денег, что накопил Ал за долгое время, и вправду могло хватить на переезд, а если они продадут дом — на первое время на новом месте. Сердце пропустило удар и сжалось с большей и невообразимой силой, когда к заплаканной женщине подбежала маленькая девочка пяти лет. — Мам, а дядя Орн дал мне конфету! Можно, я её съем? — малышка с глазами отца подняла их на Ками. — Ой, здравствуйте! А мой папа такие же крылья носит на одежде! Женщина прижала дочь к себе, присела, утыкаясь носом в её макушку, но глаза не отрывая от Уокер. Русоволосая глубоко вдохнула, словно от этого зависела её жизнь, и села на корточки, протянув руку девочке. Свободную ладошку без конфетки она протянула ей, и Ками положила ей нашивку с именем отца, которую заранее отстирала от крови. — Твой папа герой, — глухо прошептала она. Эти слова дались тяжело, наверное тяжелее, чем какие-либо в её жизни. Уокер позволила себе поднять праву руку, но увидев на ней кровь, убрала под плащ, погладив малышку по волосам левой. Потом встала и, вынув из кармана бумажку и ручку, написала свое имя, отряд и звание, а также адрес, на который всегда присылают письма в Разведкорпус. — Прошу, когда решите переехать, напишите мне, и держите в курсе. — Но зачем? — и все же женщина приняла из рук бумажку, вглядываясь в аккуратный разборчивый почерк. Камилла опустила глаза на ребенка, улыбаясь девочке, которая рассматривала нашивку отца. — Просто, прошу, — она смотрела на девочку, — мне так будет спокойнее. — Ладно, — женщина кивнула, а потом поддалась эмоциям и обняла Уокер. — Спасибо вам. Камилла не хотела, чтобы её благодарили. Нечего её благодарить. Спасти мужа этой бедной женщины она не смогла, та осталась вдовой. Она не сделала ничего, за что можно было бы её благодарить. Сама Ками себя проклинала, придерживая лошадь за поводья, отводя ближе к дороге. Леви не понимал некоторых вещей. Он не улавливал их разговор, но когда врач разведки запрыгнула на лошадь и скрылась в направлении корпуса, Аккерман перевел глаза на женщину, стоявшую за прилавком. Она опустилась к своей дочери, обнимая её. Капитан услышал слова, что папа передал денежку и они переедут подальше. Девочка спросила про девушку с крыльями на груди, а мама ответила лишь что она подруга папы, которая с ним работает. Леви помнил, что девушка из разведки достала круглую сумму из кошелька, положив в конверт, и это были её деньги, по всей видимости. Эти двое и вправду решили перебраться подальше, за стену Сина, и Аккерман вернулся к своей лошади. Камилла точно была на двух последних экспедициях. Он узнал её имя из досье, которое потребовал у Эрвина сразу, как вернулся. Камилла Уокер также прослужила в Гарнизоне в Сигансии семь лет после выпуска, но с перерывом в середине, причина которого не была указана. Она была одной из лучших в своем выпуске, но пошла не в Военную полицию, а домой в Гарнизон, перевелась в Разведкорпус два года назад. Родственников нет. Аккерман несколько раз видел её в действии. Казалось, если память его не подводит, на первой экспедиции Ками убила нескольких титанов, защищая больных. Точно ведь, это ей он помог на первой совместной экспедиции завалить еще одного. Она тогда недовольно кинула, что справилась бы сама. — Я слышал, в стенах Сигансии она убила четырех титанов, — Эрвин хмыкнул. — Не удивительно, кажется, я помню её на тренировках в кадетском корпусе. Но давно это было. — А как врач она как? — Аккерман изучал досье, в котором, к сожалению, информации было негусто. Смит усмехнулся. — Как Ханджи, не отлипает, пока не убедится в том, что все в порядке, — Смит хотел что-то еще сказать, но Леви перебил его: — Запрашиваю Уокер в отряд. Леви был настроен более чем серьезно. Пусть она подчиняется Ханджи, но даже Ханджи подчиняется Эрвину, так что дальше это его проблемы — оповестить четырехглазого майора четвертого отряда о том, что Камилла станет членом спецотряда.***
Было уже поздновато, что не мешало Ханджи заявиться в комнату девушки, театрально хватаясь за сердце, закидывая голову, якобы теряя сознание, и прикасаясь ладонью ко лбу. — Неужели ты променяешь меня на него? — взвыла она, вызывая у уставшей девушки смешок. — Никак нет, — легко ответила Ками, — я не собираюсь отказываться от своих подопечных. Меня перед фактом поставили, так, что и выбора Эрвин не оставил. Камилле невероятно повезло попасть на попечительство Зоэ. Она помнила день перевода из Гарнизона в Разведку, когда майор четвертого отряда представила тогда еще другого капитана, которого девушка сменила после смерти оного через год. Тогда-то они начали больше общаться, и лишь Ханджи как-то удивительно получалось видеть Уокер насквозь, как это не удавалось никому. Она стала также тем плечом для Камиллы, в котором она нуждалась, когда Центральное правительство начало компанию по восстановлению стены Марии, где погиб последний её дорогой человек. Ками зацепила Зоэ, и та была единственным человеком, которому были известны пробелы в досье девушки. Уокер отрицала, что привязалась к ней, она лишь повторяла, что Ханджи просто самая близкая из всех неблизких людей вокруг. В общем, Ками любила отрицать очевидные вещи, которые напрямую противоречили её же убеждениям. Легче было оправдать себя, чем признать, что можешь позволить сделать больно. Ханджи надолго не задержалась. Лишь повозмущалась, как так её подопечная добровольно идет в подчинение Леви, потом Уокер оповестила о состоянии Эрвина, работе в лазарете, и Зоэ ушла. Она бы осталась еще, но весь вид девушки давал понять: минута — и та упадет на месте. Камилле ужасно хотелось спать. Все тело адски ломало, потому девушка быстро сходила в душ, готовясь ко сну, хоть было всего-то восемь вечера. Слишком долго без хорошего сна, слишком долго на ногах, слишком много нервов. Уокер расчесала мокрые волосы, что опустились ниже поясницы. Глаза, казалось, даже потемнели из-за огромных кругов под ними, а единственное, что радовало — заживающая рана на руке, после которой останется уродливый шрам. Камилла открыла окно, и в комнату пробился алый, словно кровь, свет. Такой закат можно было наблюдать редко. Он пугал своими оттенками, пробираясь под кожу тревожными чувствами, но также сильно, как пугал, он завораживал. Солнце не грело, но по чистому небу словно пролилась кровь всех тех воинов, что покинули этот мир неделю назад. От жены Ала пришло письмо, что они все же решили переехать. Камилла попросила написать, когда они устроятся на новом месте. Уокер планировала помогать им, как и еще некоторым семьям, которые потеряли своих родственников в разведке. Пока жива. Пусть хоть у них будет шанс и надежда на светлое будущее, когда её обязанность — делать все, чтобы это будущее им обеспечить. В какой-то книге она читала, что закат становится красным, когда кто-то перерезает небу горло. Это осталось в памяти Ками надолго, и сейчас, глядя в горизонт, она почувствовала ужасную беспомощность. Такую, какая вызывает глупый смех, когда тебе до абсурда смешно от себя же. Когда ты трясешь плечами, понимая, что в масштабах тех, кто за стенами, ты — лишь мелкая мушка, которой удивительным образом везет, но у которой закончится везение в один прекрасный день. Прекрасный. Ками не лезет к титану специально, потому что это самоубийство, но готова в один момент специально замедлиться, чтобы это все уже закончилось, хотя бы для неё. Не верит она в рай, и в ад тоже. Камилла уверена, что потом не будет ничего, но почему-то её держит то, что здесь. Даже если здесь ей некого спасать. Нет, конечно, все эти люди, трясущиеся от мысли о титанах, — достойны спасения. Они просто люди, которые хотят светлого будущего для себя и своей семьи, но за их будущее гибнут другие. Ей было кого спасать, было, ради кого держать клинки в руках, но сейчас есть только она, а спасать себя глупо. В мире, где нет того, ради кого она сможет жить, все это бессмысленно. Камилла делает это для семьи Ала, для других, лишь потому что может. Может, они что-то изменят в этом мире, кто знает. Их дети, или внуки. Но ей нечего и некого спасать, хотя бы потому, что не успела спасти себя от глубин этих пожирающих изнутри мыслей, в которые погружается с каждым днем все больше. Смешно. От собственной абсурдности. Тот же закат этажом выше, ровно над её окном, наблюдал капитан. Красные лучи пробивались сквозь его ладони, и пусть этот свет удивлял своей красотой, казалось, что небо вот-вот упадет на землю. В отличие от Ками, он не думал. В отличие от неё, он не читал глупых книжек, которые лишь создают депрессивные мысли. И все же он тоже позволил себе мысль, что небо стало полем жестокой бойни. — Кто же перерезал небу горло? — раздалось в тишине откуда-то снизу. Аккерман замер на секунду, глухо усмехаясь от подобного сравнения. Он лишь слышал голос, понимал, что идет откуда-то снизу, но выглядывать в окно не спешил. — Откуда это? — вдруг спросил достаточно громко, чтобы девушка снизу услышала. — Не помню, — послышалось через несколько секунд. — Из какой-то детской сказки. Ками усмехнулась. Недетский сюжет, если так подумать, ведь в той сказке злой волшебник решил убить Небо, перерезав ему горло, чтобы добраться до Солнца, но стоило ему это сделать, Солнце разгневалось на волшебника за убийство своего друга, и сразу испепелило его. В конце на землю пролились красные слезы Неба рубиновым дождем, и шел тот дождь, пока не смыл с себя всю кровь.