le miroir

уже не в первый раз кузе казалось, что если взять буквально каждую вторую среднестатистическую пару, то на их личных фронтах среди притворного показушного счастья увидеть можно лишь рутину и абсолютно никакого, мать его, разнообразия. многогранность кузя любил, ценил и целовал ей руки в физическом обличье в виде летовских кистей, поэтому в эти же кисти он вручил излюбленный журнал, где можно было вычитать всё, начиная от статеек про то, что полюбить можно и в отношениях, и заканчивая информацией про конфетно-букетные периоды неопытных партнёров в виде сборища венеричек, и вручил его не просто так, а лицом к статье про то самое, непостижимое и далёкое понятие "разнообразие". — ну и что ты мне делать предлагаешь? — егора ни капли не тронул этот набор букв, и это можно было чётко увидеть в его глубоко недоумевающих глазах. — ночевать, стоя на голове? — не неси хуйню, — кузя раскинул руки на кровати и прогнулся в спине, пока егор усердно справлялся с чувством испанского стыда за автора журнала и просиживал брюки на кровати. — у тебя на всё мозгов хватает, а на меня, значит, чудным образом ну ни в какую. — да ёб твою... — летов, швырнув клочок бумаги в сторону, кожаным булыжником рухнул возле кости и вытянул руки в стороны, мягко потягиваясь. он повернул голову к кузе и заметил, как по его лицу пробежалась тень нежданно пришедшей идеи. — а? рябинов театрально приподнял бровь и почти вскочил с кровати, взглядом требуя того же от егора: — тебя долго ждать нужно? — да я не понимаю тебя нихуя... — спустя пару секунд егоровское лицо оказалось напротив лика изрядно взбудораженного кости и вытянулось от нежданного просветления, — ...а нет, понимаю. — какой понятливый, — фраза про зеркало была же не просто так, да? — неужели? — холод кузиной руки прошёлся кончиками пальцев сквозь футболку егора к его грудной клетке, молниеносно сжав маленький, но больно чувствительный сосок. летов чуть не подпрыгнул на месте, но воскрылённого скулежа сдержать не смог: — бля-я-ать, иди нахуй... — увы, фёдорыч, сегодня без хуёв, только изучения! — хихикнул тот и, отпустив несчастный сосок, потянулся за подол своей майки-алкоголички, сбросив её в два счёта. видом кузиного тела, сочного и притягивающего, как магнит, летов восхищался каждый раз, как в первый: признаться честно, он до сих пор вспоминал их начало и кузины глаза в тот миг, в которых виднелось немного стеснительности и ещё больше нарастающего с каждым прикосновением желания, а потом засматривался на рябинова и чуть ли не всегда упивался им ещё больше. егор понял, к чему так откровенно прямо клонит костя и снял футболку за ним, с приятным удивлением наблюдая, как на пол стремительно полетели штаны. довольно ухмыльнувшись, он мучительно медленно стянул и свои и, мельком глянув вниз, с одобрением поджал губы: — это ты так рад мне, а, родной? — он заулыбался ещё шире и на мгновение обмяк, когда кузина рука прикоснулась к его пояснице. — и тебя так же, что ли? рябинов фыркнул: — ну а нахуй я это сейчас делаю? — и опять ущипнул его за горошину соска, чуть оттянув его, и с упоением засозерцал аж вспыхнувшего и тонко застонавшего егора. — а вот это повторять не надо. колени летова опасно задрожали, но тот нашёл в себе силы на то, чтобы выпрямиться и заелозить ладонью по крестцу кузи, спускаясь к румяной ягодице и еле-еле сжимая её. его губы зажили своей жизнью на моменте, когда они тронули своим необъятным теплом место на шее кости, где она плавно переходила в плечо и опустились ко впадинам острых ключиц. — ну ахуеть, — рябинов рвано мотнул головой и проделал с шеей егора то же самое, приводя его в агрегатное состояние лужи. — о-о, поплыл мужик... — я сейчас тебе... так поплыву... — глотая воздух с небольшим хрипом, томно просипел летов и слегка надавил на кузино плечо, чем успешно приземлил его задницу обратно на кровать. — так намного лучше. — и чё ты делать будешь? — гоготнул он и нарочито развёл колени, отбрасывая изящными движениями головы прилипшие к потному лицу кудри. — посношаемся, как кроли, да спать ляжем? — зачем как кроли? мы же люди, блять, в конце-то концов... а вообще, — пропуская неудачную шутку мимо собственных ушей, егор умудрился сесть на полураздвинутые колени кузьмы и обхватить его талию бледными ступнями с розоватыми пятами. — тебе как давно кто-нибудь наяривал, кроме как ты сам себе на байконуре, а? — чё? — встрепенулся рябинов, — никто мне не, это... — ну, значит, опыт появится, в онанировании-то, — явно издеваясь и глядя ему в глаза, егор невесомо, но влажно поцеловал его губы и перехватил костин возбуждённый член у самого основания, — у тебя волосы так красиво лежат, ты бы себя видел. он широко облизнул ладонь и принялся скользить рукой то вверх, то вниз, чуть ускоряясь, обвёл пальцем головку и снова юркнул вниз, другой рукой массируя точку возле входа. на секунду кузя подумал, что ему такими темпами придёт глобальный пиздец и он в прямом смысле скончается прямо здесь, вот так, но зато в надёжных и желанных руках. он отзывчиво подался вперёд, чем сделал очень большую услугу егору, вовремя подключившему вторую руку, и вот тогда рябинов уже не стал терпеть внутренние порывы и вылил их наружу в виде дрожащих низких стонов, которые когда-то в будущем он под влиянием ёбнутой летовской фантазии позволит простому люду слышать их в "стачке шахтёров в кузбассе", но это уже совсем другая история. тем временем егор наплевал на синхронность обоих и начал пульсирующими движениями не очень сильно сжимать кольцо пальцев, от чего извечно страдающее сердце кузи выделывало такие мёртвые петли, которые не снились даже самым бывалым кардиологам — постарался фёдорович, ничего не скажешь. — я ебал... — кузя в нетерпении свёл лопатки, опустив голову назад и тихо охнул в последний раз, кончая егору в кулак и удивляясь жизни бренной. — никто никого не ебал, сам же просил, — летов стянул со стула салфетку и бережно вытер кузины бёдра, параллельно поглаживая их со всей присущей ему нежностью. — ну, доволен хоть, экспериментатор? "экспериментатор" перевёл дух и, недолго думая, отправил летову воздушный поцелуй.