--
- Подъем, ящерица, - грубый голос прерывает сон, Хидан морщит нос и вытягивается. Ящерица, блин. Что-то новенькое. - Иди к черту, - отвечает он, не открывая глаз. - Вставай, я сказал. Семь утра. Хидан все же открывает глаза, жмурясь от яркого света из окна. Вот и зима началась. Снег такой ослепительно белый, что глазам больно, все, что видно из окна – все засыпано. Ему, пожалуй, приятно, что сейчас он поедет домой. А этот ебучий Кисаме, который так грубо его разбудил, может дальше тут торчать и мерзнуть в херово отапливаемом здании. А может еще и на вызов поедет и задубеет там к чертям. Так ему и надо. Хидан садится на диване, плед сползает. Черт возьми, а ведь на этот снег он совсем не рассчитывал. Прогнозы погоды – для слабаков, ясен пень, и резкое похолодание застигло его врасплох. Можно, конечно, надеть полицейскую зимнюю куртку, но он ненавидит ходить по улице в форме. А в своем пальто он точно отморозит жопу. Он идет в кафетерий, намереваясь залиться горячим кофе на дорожку. Может, он поможет ему преодолеть все сорок минут до дома в холодном автобусе. Проходя мимо одного из изоляторов, Хидан замечает поступившего вчера убийцу. Чего он еще здесь-то, еще вчера и должны были перевести как минимум в здание тюрьмы. Он оборачивается, пытаясь найти хоть кого-нибудь, у кого можно было бы уточнить этот вопрос, но все уже, походу заливаются кофе и базарят ни о чем, как и делают каждое утро. Вернувшись взглядом к мужчине в камере, Хидан замечает его ответный взгляд, вопросительный. Хидан пожимает плечами и продолжает движение. В кафетерии людно, все отделение тут столпилось. Но, вопреки ожиданиям, гул тут стоял какой-то серьезный. Не стандартный обмен новостями и шуточками, а возмущение и обреченность. Кисаме, уже стоя тут, во главе кипиша, размахивал руками и пытался всех успокоить. Хидан злорадно усмехнулся и встал у двери, чтобы не отсвечивать. - Я понимаю ваше огорчение, и вы возмущаетесь справедливо, но я ничего не могу поделать, - Кисаме разводит руки, - Снегопад сковал все движение в городе, мы в жопе, объективно. Недовольный гомон становится громче, один из сотрудников обреченно падает на стул и громко ставит на стол кружку. - А где техника? Мы ж полиция, а не детский сад, нам обязаны дорогу расчистить! – возмущается кто-то. - Технику направят, как только смогут расчистить гараж с этой техникой, - Кисаме подбешивается и голос его звучит грубо, - Так что сидим и ждем. Че вы жалуетесь, на вызовы ездить не надо, лентяи. Хидан с сомнением почесывает нос. Он бросает взгляд на окно и понимает, что вид из окна комнаты отдыха он недооценил. Он решил, что все, что видно из окна, покрыто снегом, но ошибся. Снегом покрыто окно. До него начинает доходить, что зря он злорадствует. Домой-то ему тоже не уехать. Он цокает языком и бьет себя по лбу ладонью – не надо было жлобиться вчера на такси. Сейчас бы дома сидел, в тепле, в комфорте, довольный. А здесь мало того, что дубак, так еще и компания так себе. Кисаме объявляет стихийное собрание закрытым. Что ж, его-то винить не в чем, он не виноват ни в снегопаде, ни в отсутствии техники. Раз уж весь город накрыло толстым покрывалом, то и нечего бухтеть, только ждать. Вот это невезуха. Хидан все же добирается до кофемашины, старается ни с кем не контактировать. Только кивает уставшей Конан и выходит из кафетерия. Конечно, все будут торчать там весь день. Там теплее всего, да и пожрать есть чего, кофе опять же. Вряд ли кто-то решит поработать, смешно даже. Но Хидан думает иначе, и снова садится за стопку дел. С его места просматривается коридор, в конце коридора – решетчатая дверь. Единственный занятый изолятор. Точно, ведь и убийцу не могут перевезти в тюрьму. От этого становится даже немного стремно, но все-таки их тут целый участок полицейских на одного убийцу, даже если начнет чудить – быстро успокоят. Хидан, поддаваясь порыву любопытства, встает из-за стола. Он будто бы снова идет в кафетерий, но зависает у двери изолятора. Преступник лежит на нарах, закинув руки за голову, и все еще выглядит спокойно и словно бы довольным. И чего он такой довольный-то? - Как вас зовут? – спрашивает Хидан ненавязчиво, отпивая из кружки кофе. - Полагаю, в деле все написано, - мужчина лучезарно улыбается и садится. - Ой ну бля, - Хидан закатывает глаза и уходит. Находит на столе Конан дело, возвращается к двери изолятора, - Какузу? - Точно. - И что же вами двигало? - Рефлексы, - Какузу отвечает серьезно, но Хидана не покидает ощущение, что над ним стебутся. - Не холодно? – Хидан прищуривается и смачно отпивает кофе, громко сёрбая. Ну, так он тоже стебаться умеет. В его положении это даже легче. - Прохладно, если честно. Не отказался бы от теплого пледа, - Какузу склоняет голову набок, и снова добродушно улыбается. Так же добродушно, как скалятся собаки. - И все же, вы не создаете впечатление человека, способного кого-то убить, - Хидан замечает, что Какузу издевательски поднимает брови и спешит прояснить свою позицию, - В смысле, своими руками убить. В смысле… Ну, зачем? Вы, похоже, не страдаете от недостатка денег, а киллера найти можно особо не напрягаясь. Даже в даркнет лезть не придется. - Что, если я скажу, что это было личное? - Личное? Вас настолько обидел конкурент? Это бизнес, всего-то, зачем ломать себе жизнь? – искренне недоумевая, Хидан делает шаг ближе к двери. - А это самое интересное. Но я тебе вот что скажу, - Какузу наклоняется вперед, переходя на заговорщицкий шепот, - Есть один нюанс, благодаря которому меня моментально отпустят. Хидан не понимает. Звучит как-то по-идиотски. - Так почему же вы не расскажете об этом "нюансе", - спрашивает он с сомнением. - Я, знаешь ли, немножко заскучал. Если мне повезет – найдется талантливый коп, который докопается до истины. Не повезет – пропишусь в тюрьме до конца жизни. Русская рулетка, практически, смекаешь? Ну тут спорить не о чем – ебанутый. Хидан даже кивает сам себе, для убедительности. С другой стороны, каким бы человек ебанутым не был – для всего же есть причина. Ну кто будет так развлекаться-то, сидеть в тюрьме удовольствие сомнительное. - И раз уж ты такой любопытный, а я сегодня такой добрый, я отвечу на твои вопросы, если они есть, - Какузу ложится на нары, принимая изначальную позу, - Но только если принесешь мне теплый плед. Хидан нервно постукивает ногой по полу, раздумывает. Конечно, он видит – это же шанс, которого он искал. Будет ему свой личный пожизненно-заключенный, надо только подружиться. Плед принести – делов-то. Но одно дело разговаривать и договариваться в допросной тюрьмы, другое – в участке, где шастают его коллеги, и от подколок никуда не деться, еще и уши греть будут. Да и доверительному общению обстановка не способствует. Но, что имеем, как говорится. Он строит утомленную морду, типа, делает одолжение. Допивает кофе и идет в комнату отдыха. Осторожно открывает дверь, надеясь, что никто тут сейчас не дрыхнет, и, к своей радости, обнаруживает комнату пустой. Хватает плед с дивана и выходит. Озирается, когда подходит к решетчатой двери, чтобы никто не заметил его жест доброй воли, и забрасывает плед внутрь, целясь точно в наглую морду. - Ух ты, - приглушенно восклицает Какузу и садится, набрасывает плед на плечи, - Неплохо. Не альпака, конечно, но тоже ничего. - Извините, блядь, в наличии одна синтетика, - бубнит Хидан ответную колкость, и прислоняется к откосу двери. Какузу осматривает свои руки как-то придирчиво, трет указательный палец в месте, где могло бы быть кольцо. Потирает пятнышки крови на манжетах, эта досадная неряшливость, кажется, его раздражает. Хидан впервые замечает на его лице что-то жестокое, холодное, что-то, что он старательно все это время скрывает. Он оставляет это занятие и поворачивается к Хидану, опуская руки. Ждет вопросов, очевидно. Хидан медлит. На самом деле, он не знает, что спросить. Этот Какузу – не маньяк, да и не убийца в целом, видимо, просто так сложились обстоятельства. Откуда ему знать, как мыслят маньяки. Чем он может помочь. - Итак. Как вы надеетесь избежать наказания? - Давай на ты, уважаемый, - Какузу тянет слова расслабленно, откидывается на стену спиной, - Ты, я так понимаю, следователь? - Допустим, - Хидан кивает. - В каком звании? - Какая разница? - Хмм, действительно, - Какузу усмехается, но ему этого ответа достаточно, - Смотри, я ни на что не надеюсь. Я просто оставил свою судьбу на волю случая. Как я и говорил, рулетка. - Но это же бред, - Хидан понижает голос, переходя на возмущенный шепот, - Вы… Ты убил человека, понимаешь? Жизнь забрал. И думаешь, у тебя есть шанс избежать наказания? - А если это был так себе человек? - Не имеет значения, это чужая жизнь, и ты ее забрал, - категорично заявляет Хидан и скрещивает руки, подтверждая свою уверенность в данном вопросе. - Почему меня не переводят в тюрьму? - Какузу внезапно меняет тему, закидывает ногу на ногу, лицо становится серьезным. Хидан колеблется, стоит ли говорить. - Снегопад заблокировал движение во всем городе, мы даже из участка выйти не можем, - строго отвечает он и следит за реакцией. Ни одной из ожидаемых реакций не наблюдается. Какузу щелкает пальцами и отклоняет голову назад, глядя на потолок. - Я давно не видел снега. Жаль, что здесь нет окна. - Не переводи тему. Какузу встает, поправляет на плечах плед и подходит к двери. Хидан отклеивается от откоса и делает шаг назад, на всякий случай. - А ты, я смотрю, дотошный… - Какузу вглядывается в бейджик на кармане Хидановой рубашки, - …Хидан. Так вот тебе задачка – сможешь докопаться до правды? Почему я здесь? Почему я это сделал? Мне кажется, мне повезет, если ты за это возьмешься. - Я найду, чем заняться, - деловито отвечает Хидан, но его все-таки это интригует, - У меня есть дело, которое нужно решить. - Какое? – Какузу опять склоняет на бок голову, Хидан борется с внутренним противостоянием. Он не понимает, как этот человек, при всем своем внушающем уважение виде, может вести себя так непосредственно. Он разглядывает его вблизи и испытывает некое наслаждение, похожее на то, которое можно поймать за просмотром интересного фильма. Что-то эстетичное, невесомое. Хидан знает, как это назвать, но даже мысленно сопротивляется. Этот человек – как породистая скаковая лошадь, или идеальная охотничья собака с родословной. И в этом сраном изоляторе он выглядит до крайности чужеродно. И синтетический галимый плед в пошлую крупную клетку ему вообще не идет. И жутковатые шрамы в уголках губ, теряющие свою четкость ближе к ушам, довольно пугающие, если честно. Хоть Хидан и признает, что Какузу явно человек иного сорта, выше, статуснее и все такое, он сдаваться не хочет. Он тоже, знаете ли, тот еще высокомерный упертый осёл. И не на помойке себя нашел. Он расправляет плечи и чувствует, как дурацкая севшая рубашка опасно натягивается на груди. Едва заметное, секундное движение глазами – Какузу замечает все, и кое-как держащиеся пуговицы тоже. Он поднимает бровь и усмехается. - Рубашка села, - Хидан почему-то чувствует потребность оправдаться, и выпаливает это прежде, чем осознает, насколько это тупо. - Мм. - О чем мы говорили? – ненавязчиво говорит Хидан, типа, ему не особо есть дело до их разговора. - Ты сказал, у тебя есть дело, я спросил – какое, - Какузу уходит в глубь камеры, снова устраивается на жестких нарах. - Последний год в городе орудует маньяк, жертв достаточно много. Ни улик, ни следов, ни свидетелей, - Хидан принимается ходить взад-вперед перед дверью, как и всегда, когда размышляет, - Единственное, что заметили, это то, что, если провести линию через точки убийств, получится два круга, один в другом. - О да, отлично, - воодушевленно говорит Какузу, - Ты именно тот, кто мне нужен. - Не понял. - Это твое дело делает тебя на шаг ближе к моему делу. Со стороны кафетерия вдруг раздается звон разбитой чашки и дружный смех следом. Хидан смотрит в ту сторону и будто освобождается от наваждения. Он уже и забыл, где он, зачем и почему, настолько его увлекло этим диалогом. А теперь будто пропало настроение, или атмосфера развеялась, и Хидан, повернувшись к Какузу, нахмурил брови. Посмотрел внимательно, но промолчал. Он просто тратит здесь свое время. Время, которое мог бы провести дома. Но раз уж попасть домой сейчас не выйдет, нужно хотя бы работой заняться. Он разворачивается и уходит, направляясь к столу.--
Пара унылых часов за стопкой папок с делами, и Хидан чувствует себя изрядно уставшим. Морально, конечно. Читать характеристики убийц, подробные описания жертв, мест преступлений, не самое приятное занятие. Но он настолько сосредоточился, что за это время даже не обращал внимание на происходящее вокруг себя. Многие сотрудники вылезли из кафетерия, рассредоточившись за столами, и теперь всеобщий галдеж переместился сюда. Хидан поднимает голову от записей и недоуменно прислушивается. На деловые разговоры это не похоже. Он оборачивается, вглядывается в экраны мониторов и его догадки подтверждаются. Ну, конечно, нахрена вообще работать. Кисаме и его заместитель, Забуза, безбожно рубятся на компах в контру. А остальные устроили по этому поводу букмекерскую контору и делают ставки. Поразительно, блядь, просто восхитительно. Хидан утыкается лицом в руки и закипает – как же его бесит быть здесь сейчас. Пытается снова сосредоточиться на работе, хоть на чем-нибудь, и ничего у него не получается. Теперь, когда он прислушался, не получается игнорировать этот шум. Спрятаться в том же кафетерии не выгорит – там тоже кто-то трется, в комнате отдыха спит Конан после ночной смены. И, казалось бы, там тихо, но спит она настолько чутко, что если он рискнет сидеть там бумажки перекладывать, она его заживо сожрет, если проснется. Приходится встать из-за стола, размять уставшую спину. Шальная мысль залетает в голову – на самом деле, он же может пойти и разъебать Кисаме в контру, да и Забузу до кучи. Еще и бабла срубить у этих ставочников. Они ж не в курсе, что он тот еще задрот. Но ему так лень. Вот прям критически впадлу. Он решает пройтись до изолятора, проверить, как там у Какузу дела. Надеется, что в этом балагане никто на него внимания не обратит. Подходя к двери, он даже цепляет с собой кресло на колесиках, чтобы у двери не стоять. - У вас тут всегда так шумно? – спрашивает Какузу, стоит ему услышать чужие шаги и шорох колесиков по полу. - Только сегодня, - недовольно отвечает Хидан и плюхается в кресло, повернувшись спиной к общему залу. - А ты чего не веселишься? - Меня вообще здесь быть не должно, - бубнит Хидан, кривя губы, - У меня выходной. - О, какая несправедливость, - Какузу сочувственно качает головой, но Хидан этому сочувствию не верит ни капли, - Чего пришел? - Мозги закипели от дела. Гребанный тупик, не понимаю, что от меня хотят. Чуда, походу. - Хочешь, дам подсказку? Хидан сохраняет спокойное, недоверчиво выражение лица – полную противоположность его внутренним ощущениям. Конечно, блядь, он хочет подсказку, что за вопросы! Показывать свою беспомощность нельзя, ни за что. Никогда не давай понять преступнику, что ты нуждаешься в его советах или мнении, он быстро начнет ломать комедию и требовать все, что его левая пятка захочет. Так что Хидан старательно подбирает слова. Как сказать, чтобы не выглядеть некомпетентно? Но и не нагрубить, не отказаться. Он давит пальцами на лоб, будто утомлен разговором, закрывает глаза. Типа, раздумывает над предложением. - Ну, можешь, конечно, высказать свое ценное мнение… - небрежно говорит он, вроде как не воспринимая слова Какузу всерьез. - Мнение? – Какузу смеется хрипло и расстегивает пару верхних пуговиц на рубашке, - Я могу назвать тебе имя маньяка, дорогой, но это будет слишком скучно. - Че ты несешь? – Хидан даже голос повышает, злится, думает, что над ним уже откровенно издеваются. Какузу пожимает плечами, натягивает плед повыше, заматывается. Хидан, фыркнув, резко встает с кресла и уходит к своему столу. Вот ведь сука, он еще будет издеваться. Нахер это, сам справится. Злость потихоньку отпускает, но Хидан все равно бьет себя по лбу ладонью – тоже мне, нашелся парламентёр. Не водил никогда дружбы с уголовниками, и нечего начинать. Ну не его это стиль работы. Произошедшее почему-то так его бесит, что он следует порыву, снимает с вешалки у двери полицейскую куртку, достает из уборщицкой коморки лопату и чувствует прилив решимости. Сам себе выход выкопает, нахер это все. Он хочет домой в свой законный выходной, какого черта он должен сидеть и ждать неизвестно чего. Всех в участке все устраивает, но это потому, что им только повод дай, они в любой день готовы балду пинать сутками напролет. А ему уже осточертело. Зецу провожает его заинтересованным взглядом. Он держит в руке блокнотик, в который записано, кто сколько и на чью победу в контру поставил. Главный, блин, букмекер. Хидан мечет в него злющий взгляд, но Зецу только внимательнее распахивает глаза. Дверь сперва не поддается, но чем сильнее Хидан на нее налегает, тем шире становится проем. Снег засыпается внутрь, невесомый и пушистый, по коридору начинает гулять сквозняк. Зецу ведет плечом, чувствуя, как холодный воздух забирается ему под ворот рубашки. Дверь удается открыть наполовину, Хидан может протиснуться на улицу. Он делает шаг и тут же оказывается по колено в снегу. Его решимости это не умаляет, подумаешь. Сейчас раскопает узкую дорожку и сможет хотя бы выйти к шоссе, там ведь наверняка уже проехались снегоуборочные монстры. Он умудряется раскопать снег вокруг себя, но не замечает, что отбрасывает снег на огромный сугроб рядом. В очередной раз махнув лопатой, он цепляет сугроб и тот начинает разваливаться. Как самая настоящая лавина. Целая гора снега неизбежно осыпается и вся работа коту под хвост – Хидан облеплен снегом с ног до головы, радует лишь то, что из-за холода мелкая снежная пыль не слишком тяжелая. Хидан бросает лопату внутрь здания, следом заходит сам. Теперь уже все, не только Зецу, прилипли к нему взглядами. Но никто хотя бы не отпускает очевидных шуточек, и на том спасибо. Всем были интересно, насколько далеко Хидан зайдет в своем стремлении, даже надеялись, что у него что-нибудь получится. Он нервно стягивает куртку, вешает ее на вешалку, обнаруживая, что она и не особо-то помогла, когда его засыпало. Весь в снегу, просто шикарно. Он решает больше не крутиться у всех на глазах и быстрым шагом уходит к изолятору. Показываться в таком виде Какузу тоже тупая затея, но ему хочется кому-нибудь пожаловаться. Уж лучше ему, чем своим язвам-коллегам. Хидан еще на кресло сесть не успевает, а уже слышит, как Какузу удивленно присвистывает. - Ничего не говори, - бурчит Хидан и скрещивает на груди руки, в целом выглядя весьма обиженно. - Выглядишь очаровательно, снежок, - Какузу усмехается и небрежно продолжает, - Спасибо, что принял к сведению мои слова и принес немного снега. Хидан принимается отряхиваться, но с досадой замечает, что поздно опомнился. Снег уже тает, оставляет мокрые пятна и разводы на рубашке и брюках, мерзко тает на носках, холодные капли с волос затекают под рубашку, и он вздрагивает. Кожа покрывается мурашками. Он нервно отряхивает руки и снова пытается в кресле склубочиться, чтобы согреться. - Хочешь плед? – интересуется Какузу. - Да замолкни уже, - Хидан отворачивается и хмурит брови. Смотрит на мигающую лампочку над дверью, ведущей в гараж. Она молчаливо сигнализирует о неполадках с воротами гаража, но тут и проверять не надо, что там за неполадки. Вывернуло наверно ворота от тяжести снега, вот и все неполадки. Какузу подпирает рукой голову, не сводит с Хидана глаз. Разглядывает его с любопытством, будто наблюдает что-то необычное. Сколько ему лет? На вид не больше тридцати, может, и того меньше, но вряд ли он оказался бы на должности следователя в столь раннем возрасте. Так что тридцать уж точно есть. Черты лица тонкие, но агрессивные, как начинает хмуриться – прям жуть нагоняет. Серьезный, куда деваться. Какузу давит тихий смешок. А эти волосы белые, ресницы – повезло ведь, и чего он с такой внешностью в полиции забыл. Хидан напоминает Какузу овчарку. Овчарку-альбиноса. - Давай свою подсказку, - бурчит Хидан себе под нос, будто надеется, что Какузу его не услышит. Какузу ведет взглядом ниже, по мокрой рубашке, топорщившейся у Хидана на груди. Проводит себе по шее рукой, садится поудобнее, вытягивая вперед ноги. - Советую внимательнее изучить жертв. - И это твоя подсказка? Пф. - Я в тебя верю, если ты изучишь их внимательнее, найдешь кое-что общее. Хидан цепляется за эти слова. А вот это уже действительно подсказка. Правда, как она поможет ему найти убийцу, пока непонятно, но это уже что-то. Не желая показывать излишнего энтузиазма, Хидан спокойно покачивает ногой. Брюки к ноге липнут неприятно, но он даже бровью не ведет. Делая вид, что закончил этот разговор, он уходит, нетерпеливо усаживаясь за стол, и достает папки с делами. Он изрядно вымотан… вот этим вот всем. Работать в свой выходной, еще и не имея возможности уйти – нехило бьет по ментальному здоровью. Он не знает, что такое ментальное здоровье, но слышал от Конан пару раз и теперь догадывался, что этому самому здоровью хана. Вообще, он давно забыл, когда выглядел нормально. Вчера вот вся надежда была на свежевыстиранную рубашку, но и та подвела. Сейчас, залипая взглядом в дела погибших от рук маньяка, Хидан прямо физически чувствует, как темнеют под глазами синяки. Вообще-то этой ночью он неплохо выспался, гораздо лучше, чем дома, что наводит на некоторые размышления. От которых он, конечно, отмахиваться будет столько, сколько сможет. Все обитатели участка, запертые тут с ним сегодня, догадались, что его лучше не трогать. Остальные тут хотя бы в свой рабочий день сидят. Так что же здесь общего. Хидан хмурится, снова перечитывает заключения эксперта, судмедэксперта, свидетелей… Ну, допустим, все убитые – подростки, всем меньше шестнадцати. Из разных концов города, разных школ. Разный уровень достатка, вероисповедание, характер. Да все разное, черт возьми. Приходится вести по строчке пальцем, чтобы не потерять, где остановился, внимание начинает затухать, судорожно мигая. В одном из дел – миловидного мальчишки блондина лет тринадцати – в конце абзаца с медицинским освидетельствованием и вскрытием Хидан замечает что-то. Приглядевшись, можно различить, что это слова, написанные от руки. Чтобы уловить суть заметки, Хидан снова перечитывает абзац. «…обнаружена колотая рана диаметром около 50мм в области сердца, вероятно, ставшая причиной смерти», и снизу приписка «Нанесена посмертно?». Кто-то выразил свои сомнения по поводу причины смерти этого ребенка? Хидан резко встает из-за стола, но тут же опирается на него руками и наклоняется. Аж в глазах потемнело. Необходимо выяснить, кто проводил вскрытие конкретно этому убитому. И поговорить.--
Теперь терпеть еще тяжелее. Просто, надо сказать, невозможно. Хидан даже поглядывает на лопату, замысливая повторить свой подвиг, но это же бесполезно. До конца внеочередного рабочего дня всего пару часов. Пару же часов назад Кисаме объявил, что техника уже на улицах, и вот-вот доберется до них. Проходя мимо Хидана он остановился, положил ему на плечо руку и тоном великого спасителя пожертвовал ему выходной. Хидан подумал, что, если бы Кисаме это не озвучил, он все равно бы завтра на работу не пришел. Это ж очевидно. Проверяя соцсети, Хидан мониторил передвижение снегоуборочных машин – жители на радостях снимали видео и фотографировались с бравыми уборщиками и спасателями. Еще пара кварталов, и он сможет, наконец, свалить отсюда. - Паршиво выглядишь, - весело заметил Какузу, когда Хидан тащился мимо его двери. - Зато я на свободе, - язвит Хидан в ответ, но останавливается, - Я как раз хотел спросить… Какузу делает крайне заинтересованный вид и округляет глаза для пущей убедительности. Хидан только устало цокает языком. - Неужели в твоем охренительно дорогом кабинете, расположенном в охренительно дорогом небоскребе, нет камер? - Кто сказал нет? Хидан хочет съязвить в очередной раз, но осекается. Действительно, а с чего он взял, что нет? - Я так понимаю, тебя даже не спросили про камеры? - Мм, нет, - Какузу растерянно разводит руками, - Если бы спросили, я бы честно ответил, что камеры есть. - Охуительно… - Хидан вздыхает, обреченно понимая, что записи уже, вероятно, стерлись. Или их стерли. - Но ты все равно сходи туда, если собирался. Разрешаю. Даже настаиваю. Хидан слышит в этом намек и принимает к сведению. -- В целом, время пролетает гораздо быстрее, когда ты знаешь, чего ждешь. К тому же, Хидан принялся расписывать, чем заняться на выходном – как минимум, найти судмедэксперта и встретиться с ним. И, пожалуй, сходить в личный офис Какузу. Непонятно, что он хочет там найти – копы уже там все затоптали, наверняка, перевернули вверх дном, но… почему-то казалось, что Какузу слов на ветер не бросает. Да и чутье подсказывало, что там что-то есть. За стенами здания внезапно раздается громкий скрежет, такой душераздирающий и жалкий, что Хидан даже съеживается. Он рефлекторно тянется к карману в брюках, но вовремя себя одергивает – его машину откатили на штрафстоянку уже три дня как. Скрежет прекращается, громко газует снегоуборщик, сквозь жалюзи на окнах вытекают ровные полосы света от его ярких фар. Все в участке смиренно затихли, ожидая, когда их дверь откроется и внутрь зайдет герой спасательной службы, оповещающий, что можно покинуть территорию. Хидан подпирает голову рукой, сидя за столом, и размышляет – какова вероятность что те, кому предстоит ночная смена, уже будут ждать у входа и рваться на свою любимую работу? Что-то ему подсказывает, что нулевая. Он замечает, что Кисаме обеими руками вцепился в свои волосы, обычно аккуратно зачесанные назад. Кажется, он не сомневается, что этот зверский скрежет и визг принадлежал его машине. Хидану даже немного жаль эту машину, она правда хороша и совсем не виновата, что ее хозяин такой дуболом и так и не научился парковаться аккуратно. В конце концов, дверь открывается. И пусть спасатель выглядит не особенно героически, а очень – крайне – заебанно, все всё равно очень радостно его встречают. Он устало машет рукой и подзывает Кисаме, чтобы показать ему масштаб разрушений. Снегоуборочная машина зацепила засыпанную снегом тачку Хошигаки, приняв ее за сугроб, так что она лишилась бампера и фары, и в целом капот выглядел помято. Кисаме молча сокрушался и бил себя по лбу. Собирая папки с документами и дела, чтобы забрать с собой, Хидан заметил, что Зецу направился к Какузу. Судя по переливающимся красным и синим огням, мелькавшим на улице, вслед за спасателями приехал и перевозный транспорт. Хидан по этому поводу не ощущает нихрена, но это потому, что он устал. Потом до него дойдет, что теперь чтобы пообщаться с Какузу, придется переться в тюрьму, или просить привезти его сюда (что затруднительно, долго и тупо). Но сейчас он со скучающим видом наблюдает, как Зецу ведет Какузу перед собой, держа его за цепь наручников, сковавших ему за спиной руки. Какузу озирается по сторонам и, замечая насыпавшийся при входе снег, судорожно вздрагивает. А потом переводит свой взгляд на Хидана и строит самую обезоруживающе наглую морду из всех, какие Хидан видал. И подмигивает. Вот нахал. Брови у Хидана медленно ползут вверх, но глаза так ничего и не выражают. До него сейчас очень долго доходит. Потом, когда проспится, он успеет подумать над тем, что Какузу пытался вложить в свой жест. Придет к выводу, что Какузу воспринимает его как-то неправильно и нихрена не ведает о субординации. Интересно, а автобусы ходят? А такси работает? Хидан даже не знает, стоит ли пытаться идти на остановку и ждать общественный транспорт. А уж задумавшись, и вовсе решает, что второй раз он просто не имеет права так лохануться. Уж кое-чему жизнь его научила – не повторять своих ошибок. Так что, слегка посокрушавшись от потраченных денег, он все же вызывает такси. И оно даже обещает приехать всего через десять минут. Невероятно. В теплом салоне он снова думает, не совсем понимая, о чем конкретно. В целом, конечно, о деле. Немного о том, как странно складываются обстоятельства. Надо же – такой зверский снегопад, благодаря которому он и Какузу застряли в отделении, имея возможность пообщаться. И хотя Какузу не особенно-то помог, это все равно что-то. И теперь даже есть направление, куда двигаться. Да и вообще, не помешало бы ознакомиться конкретно с его делом. Кто он вообще такой тоже выяснить не лишнее, ведь Хидан даже не поинтересовался. Он хмурится и вздыхает – это так эгоистично с его стороны. Хотя, Какузу убийца, с чего бы с ним раскланиваться, еще спроси, как у него дела, ага. Преступник и есть преступник, и если он обладает ценными сведениями, то это все, что Хидану от него нужно. Дом встречает теплом и неработающим электричеством. В чате своего дома (радужном и дружненьком) Хидан обнаруживает сообщение, что провода провисли от снега и без света придется сидеть до утра. Соседи приглашают друг друга в гости, обещая милые посиделки при свечах «как в старые добрые времена», а Хидану отчаянно хочется проблеваться. Ну восхитительно. Холодильник еще не успел разморозиться, но к утру точно успеет, так что Хидан предусмотрительно перетаскивает продукты на балкон. Приготовить что-то путное без электроплиты и микроволновки вряд ли получится. Маячит возможность заказать еды, но это очередная трата денег. Сыр, колбаса, хлеб – сойдет, бутерброд получится, и ладно. Хотелось бы горячего чая, но чайник… электрический. Хидана начинает потряхивать. Даже не просмотреть документы – светить телефоном слишком энергозатратно для телефона, а свечей у него в доме не водилось. Не идти же просить свечки у соседей, в самом деле. Потом читать в чатике о том, насколько он стал хуже выглядеть с прошлого года. Уж нет, спасибо. Хидан медленно шатается по квартире, жуя сухой бутерброд. Он светит себе телефоном под ноги, хотя знает обстановку наизусть. Заходит в ванную, встает перед зеркалом и светит на себя. Боже праведный, вот это синяки. Хотя, конечно, это из-за резкого источника света, и все такое, но черт дери, это ненормально. Хидан проводит рукой по линии челюсти, вглядывается в собственные глаза, пересчитывая постоянно лопающиеся капилляры, приглаживает волосы назад. Раздраженно глядит на рубашку, натянувшуюся на груди – она будто села еще сильнее за эти два дня. Какое-то время он просто сидит на диване, пролистывая в телефоне новости. Обнаруживает короткий репортаж о задержании одного очень известного и скрытного бизнесмена, подозреваемого в убийстве. Надо же, Какузу, оказывается, известный. Вздохнув, Хидан дожевывает последний кусок колбасы и просто решает лечь спать, не придумав ничего получше.