--
Кажется, что-то шуршит. Какузу уверен, здесь нет мышей. Или тараканов. Здесь вообще будто все вымерло. Но сквозь сон он слышит, как что-то шуршит. Он решает, что ему снится, и переворачивается на другой бок, спиной к прихожей. На улице проезжает машина, за ней – какой-то громко тарахтящий грузовик останавливается на светофоре. Какузу морщится – поскорее бы он уехал, стоит там, громыхает своим двигателем, цепи на кузове звенят, наверно, мусоровоз. Из-за грохота грузовика он не слышит, как тихо открывается дверь. Кабуто, плотно замотавший лицо шарфом, осторожно заводит Хидана внутрь дома, поддерживая плечом под руку. Тот висит, будто без сознания, но Якуши все рассчитал до секунды. Последний укол, выводящий из мягкого наркотического опьянения, он сделает прямо сейчас. Да, он донельзя доволен своей выходкой. Кабуто прислоняет Хидана к стене, быстро, четкими движениями, делает инъекцию. Смотрит на осунувшееся лицо – малиновые глаза блуждают, словно слепые, ничего не видят. Возможно, Хидан даже забудет его лицо, и лицо Карин, и вообще все с ним происходившее, но Кабуто бы на это не ставил – полагаться на возможные осложнения или побочные эффекты глупо. Но если это случится – станет приятным бонусом. Якуши оборачивается в сторону гостиной. Тишина. Он проводит Хидану по лицу рукой, тянет за волосы и слегка трясет. Оттягивает веко – зрачок постепенно сужается, значит скоро он очнется и впадет в психоз. Удостоверившись, что остался незамеченным, Кабуто так же тихо уходит, но громко хлопает дверью напоследок. Этот хлопок выдергивает Какузу из сна. Сердце заходится от неожиданного шума, Какузу замирает, приподнявшись на локте. Он прислушивается и сперва не слышит ничего, но потом улавливает странный шорох, будто с вешалки свалилась куртка. Он встает с дивана, шагает тихо и, дойдя до прихожей, застывает. В темноте едва ли что-то видно, но его смущает светлое пятно за вешалкой, он уверен, ничего подобного здесь не было. Рука сама нашаривает выключатель, и стоит вспыхнуть свету, Какузу, проморгавшись с непривычки, понимает, что это Хидан. Он сполз по стене, склубочился на полу, поджав колени к груди. - Какого черта!? – Какузу в пару быстрых шагов оказывается рядом, садится на колени и трясет Хидана за плечо. Тот не реагирует, только сильнее прижимает к себе ноги, - Хидан? Что с тобой? Какузу готов поклясться, что чувствует запах лекарств, прямо как на одном из его заводов. Мерзкий запах химии, безликий и угнетающий, исходит от Хидана, будто он в чан с сиропом от кашля упал. Какузу хочет дотронуться до бледного лица, но Хидан поднимает голову сам. Его глаза невыносимо злые, покрасневшие и слезящиеся. Какузу отпрянул назад, отдернув руку, и не знал, что сказать. Если верить его профессиональному опыту, перед ним наркоман, причем с огромным стажем, убитый и в данную минуту. И до того Хидан жутко выглядит, что Какузу решает подняться и отойти назад еще дальше, соображая, что делать. Нужно вызвать Кисаме. И Итачи с его братом врачом. - Я позвоню Кисаме, - тихо говорит Какузу, выставляя вперед руки. Хидан улавливает его голос. И он его бесит. Мышцы тянет болью, такой противно ноющей, что хочется оторвать себе конечности. Но в голове бьется боль еще сильнее, и приходит токсичная мысль – зачем отрывать что-то себе, если можно кому-то другому. - Какузу? – Хидан спрашивает неосознанно, его больное воображение снова родило воспоминание о причине. Он помнит, что Какузу – причина. И сейчас он уверен, что он причина этой боли. - Ты меня помнишь, уже неплохо, - с облегчением выдыхает Какузу, - Потерпи, сейчас я… Какузу отворачивается, чтобы найти телефон, а Хидан тут же сбивает его с ног. У него прорва сил, но при каждом движении тело болит еще сильнее, и еще сильнее злит, как бешеную лисицу, попавшую в капкан. Запас злости не иссякает, как и бесконечный омут боли, Хидан рычит, сжимая волосы Какузу в кулак. Он бьет его лицом об пол, сидя у него на спине, но Какузу ловит момент, чтобы перевернуться и сбросить Хидана в сторону. Он лежит на спине, чувствует, что кровь из носа залила губы, мерзкий железный привкус появляется на языке и в горле. Скорости не хватает, чтобы встать, а у Хидана ее в избытке – он снова бросается вперед, сходу вцепляясь пальцами Какузу в шею, давит, что есть сил, будто хочет вырвать трахею прямо так, одной лишь рукой. Он видит что-то размытое, лишенное цветов и света – видит маску, ехидно смеющуюся над ним, над его болью. Это выворачивает его наизнанку, будто что-то рвется изнутри, то ли сердце, то ли печень, разбухает и вот-вот лопнет, а он захлебнется кровью. Ему страшно, но в то же время он не чувствует опасности, только инстинкт и желание отомстить. Хидан замахивается и со всей силы бьет Какузу кулаком в грудь. Дыхание сбивается, Какузу закашливается, он бы не удивился, если бы у него треснуло пару ребер от такого удара. На шею давит рука, дышать практически невозможно. Какузу вытягивает руку, закрывает ладонью Хидану глаза и тот моментально теряет ориентацию в пространстве – тьма вызывает образы, не относящиеся к реальности, Хидан истерично взвизгивает и обеими руками отмахивается. Это дает краткий миг, Какузу успевает откатиться в сторону кухни, кое-как подняться и добежать до стойки с ножами. Он уверен, уверен до последнего, что ни за что не убьет Хидана, только обезвредит, если придется. Какузу замирает у кухонного стола, держит руку с ножом перед собой и пытается отдышаться. Хидан приходит в себя быстро, слышно, как скрипит подошва ботинок по паркету, он поднимается и забегает в кухню, застывая в проеме. Удивительно, но его мозг успевает инициировать нож как что-то опасное. - Ты меня не укусишь, - говорит Какузу строго. Почему-то ему пришла в голову эта фраза. Когда-то он так усмирял свою собаку, и она научилась слушаться и понимать, что от нее хотят. Но до этого момента на руках у Какузу постоянно красовались глубокие укусы и порезы. Это будто срабатывает, Хидан замирает и, будь у него собачьи уши, он непременно их поднял бы. Его глаза округляются, словно он очнулся, но это быстро проходит, вновь уступая звериной злобе. Он царапает ногтями деревянный дверной косяк, мерзкий звук нервирует Какузу еще сильнее. Он не знает, чего ждать. На кухне темно, включить свет он не догадался, только свет фонаря с улицы освещает какую-то часть помещения. У Хидана глаза слезятся, от света он щурится и часто моргает. Какузу отходит назад, кажется, там была дверь на задний двор. Он мог бы попытаться убежать, но почему-то эта затея кажется провальной – Хидан точно его догонит. Телефон лежит на столике в гостиной, если бы только до него добраться. Какузу старается не сводить с Хидана взгляда, но все же мельком оглядывается, надеясь найти то, что сможет помочь. Его взгляд цепляется за флакон одеколона на стойке – его флакон – и это наводит на мысль. Запахи сильные стимуляторы памяти. Стараясь не делать резких движений, Какузу ведет рукой в сторону флакона. Хидан выжидает, следит за его руками, готовый броситься в любую секунду. Нащупав пальцами крышку, Какузу аккуратно снимает ее, поднимает флакон и выплескивает содержимое вокруг, куда попадет. Аромат начинает расползаться по кухне, в таком количестве он слишком концентрированный, яркий и тяжелый, но сейчас это только на руку. Хидан вдыхает глубоко и фыркает, дергает нервно руками, чешет шею ногтями, будто что-то беспокоит его прямо под кожей. Какузу больно смотреть на это, но он терпеливо ждет. Хидан шмыгает носом, сжимает веки, размазывает по лицу скатившиеся слезы – глаза болят, он трет их, они болят еще сильнее. Запах пробивается в ноздри, бьет по мозгам так сильно, что перед глазами взрываются звезды, Хидан видит запах, видит его шлейф, от этого еще больнее. Он шагает назад, шаг, еще один, хватается за голову и падает на колени. Какузу не упускает этот, возможно, единственный момент – пробегает мимо Хидана, хватает телефон и набирает Кисаме. Ему хватает пары слов, и Хошигаки понимает все по интонации. За окном мелькают фары машин, с крыши падает подтаявший кусок снега, светофор издает звуковой сигнал, позволяющим пешеходам перейти дорогу. А перед Какузу на полу Хидан, согнувшийся, уткнувшийся лбом в паркет. Где-то на улице орет сирена скорой помощи, Хидан начинает завывать ей в тон, все громче и громче, Какузу понимает, что стадия агрессии закончилась. Он оставляет нож на столе, подходит к Хидану, опускается на одно колено. Он не может быть уверен, что все позади, и на него не бросятся снова, но желание помочь сильнее инстинкта самосохранения. Он проводит рукой Хидану по волосам, оставляет ладонь на затылке и перебирает волосы пальцами. Хидан воет тише, но не замолкает. Сколько понадобится времени Кисаме, чтобы приехать сюда? Какузу не имеет понятия. Он боится, что у них мало времени, что концентрация веществ способна убить организм. - Хидан, ты можешь встать? – Какузу тянет Хидана за плечи вверх, тот выпрямляется, сидя на коленях. В глазах нет злости, только невыразимое страдание, он снова грызет губы до крови, и из носа течет кровь. Какузу медленно перемещает руку, пытается прощупать пульс на шее. Непозволительно высокий. Подручными средствами Какузу помочь не сможет. Остается ждать. Он придвигается ближе, обнимая Хидана и прижимая к себе, поглаживает по волосам, надеясь хоть немного успокоить и уменьшить нагрузку на несчастное сердце. Оно заходится истерично, Какузу чувствует его даже так, не держа руку на шее. Хидан ледяной, рубашка прилипла к спине, да и волосы намокли от пота. Его бьет мелкой дрожью, Какузу начинает что-то говорить. Первое, что приходит в голову – собака, и он начинает рассказывать про нее. Не повышая голоса, держа одну и ту же спокойную, монотонную интонацию, он говорит, не останавливаясь. Это ни капли не помогает, а Хидан не воет – хрипит, не в силах напрягать голосовые связки. Дверь открывается нараспашку и бьется ручкой о стену с оглушительным грохотом. Хидан моментально реагирует – отталкивает Какузу от себя, хватает со столика нож и наотмашь взмахивает рукой. Он даже не целится, он просто испытывает невероятно резкое ощущение защититься, не зная от кого. Громкий звук взвинчивает его нервы на максимум, не утихавшая боль снова усиливается, будто следует за нервными импульсами прямо в мозг. Он роняет нож, отползает назад, прибиваясь к стене. Безумный взгляд блуждает по комнате, он не узнает ни Кисаме, ни Итачи и его брата, замечает только Какузу, отвернувшегося от него и прижимающего руку к лицу. Слишком темно, в тенях прячутся звездные твари, и шестиногие олени, и все норовят Хидана сожрать. Он пытается отбиться от рук, которые крепко его хватает под руки, тянут, куда-то волокут. Его обездвиживают, Кисаме перехватывает его со спины поперек груди и придавливает руки к телу, поднимает и тащит наружу, в машину. Саске следует за ними, набирает из ампулы в шприц лекарство. Итачи помогает встать Какузу и уводит его следом. Дверь закрывается с громким хлопком.--
Хидан не закрывает глаз. Все это время ему очень хотелось их закрыть, чтобы перестали болеть и слезиться, а теперь он не хочет их закрывать – наконец из теней перестали лезть неведомые щупальца. Он снова видит свет и не хочет его упускать. Лампы над ним очень яркие, сбоку мерцает разными огоньками какой-то аппарат, Хидан не сводит с него глаз. Огоньки – красные и зеленые, мигают в своем ритме, а Хидан считает их, не может насмотреться. Конечно, он моргает, но старается делать это быстро. - Тебе нужно выспаться, - серьезно говорит Саске, - Закрой уже глаза, хватит пялиться на монитор. - Боюсь не смогу открыть их потом, - говорит Хидан заплетающимся языком. У него уже начало получаться облекать мысли в слова, но пока не очень хорошо. Выходит глупо и нескладно. - Откроешь. Просто выспись. Саске оставляет его в палате одного. Разумеется, они предприняли все, для обеспечения безопасности – Хидана привязали к постели, закрыли крупным пластырем катетер в вене, чтобы не было риска взбудоражить поганые ассоциации. В коридоре на сидениях у стены сидят Кисаме и Какузу. Кисаме уже проигрывает в неравной битве с гравитацией, он склонился над своими коленями, подперев голову обеими руками. Безбожно хочется спать. - Для некоторых веществ, найденных в его крови, у меня даже нет названий, - заявляет Саске и в его голосе даже пробивается какая-то интонация, похожая на удивление, - Это невероятно, что он выжил. - Как он? – спрашивает Кисаме, с трудом удерживая глаза открытыми. - Переливание крови должно помочь. И всю жизнь на лекарствах для печени и почек, возможно, в дальнейшем может понадобиться пересадка, но это видно будет через год-другой. Не знаю, как будет восстанавливаться. Вы-то как? Кисаме пожимает плечами, Какузу кивает. На его лице пластырь на всю щеку, но его ранение не требует пребывания в стационаре, он вполне может ехать домой. Только куда – домой? К себе? Или к Хидану заехать, дождаться его там? Да и ведь Кабуто не поймали, он не может вернуться к себе домой. Значит, выбор не велик. Выходя из больницы, сходятся на том, что вести машину будет Какузу. Кисаме не спорит, он за себя не отвечает, может и вырубиться за рулем. - Так и что теперь делать? – спрашивает Какузу. Кисаме зевает, долго, протяжно, и жуть как заразительно. - Подождем, послушаем, что скажет Хидан, когда придет в себя, - вяло откликается Кисаме, уютно скомковавшись на пассажирском сидении, - Но как минимум за покушение на убийство, причем двух человек, Кабуто можно брать хоть сейчас. Какузу поворачивается, недоуменно вздергивая бровь. - У Хидана камеры по всему дому, он тот еще параноик, - Хошигаки опять прерывается, чтобы зевнуть, - Даже на крыльце. Я заберу записи утром, этого хватит. Отнесу региональному прокурору, к черту этих продажных козлов городских. А там и показания Хидана подоспеют, с ордером вычистим дом этого ублюдка, догадываюсь, что там мы найдем все, что нужно. Светофор загорается зеленым, Какузу давит на педаль газа. Кисаме рассказал все так просто, как-то по-свойски, будто теплым пледом прикрыл. Какузу почувствовал невероятное облегчение, выдохнул, не чувствуя ледяных иголок в горле. Хидан обязательно выкарабкается, шрамы заживут, все виновные получат по заслугам. Мысленно, Какузу озвучил это как завершение своей истории, поставил точку, но оставалась только одна деталь.--
- Не топчитесь мне тут! Звонкий голос разнесся по гостиной, отражаясь от стен, Хидан вздрогнул. Его до сих пор шугало от громких звуков и даже пульс подскакивал, но он четко следовал былым инструкциям Конан, как вернуть себя в спокойное состояние. Глубокий вдох, медленный выдох, сосредоточиться на каком-нибудь обычном предмете и убедить себя, что никакой опасности нет. Пока что срабатывало через раз, но Хидан уверен, у него получается лучше с каждым разом. - Твою-то мать, - тихонько ворчит Какузу, ставит стакан с виски на кухонную стойку и быстрым шагом идет к входной двери. Там стоит, уперев руки в бока, домработница, состроив такое строгое выражение лица, что жуть берет. - Разве я не дал вам выходной на сегодня? – любезно интересуется Какузу, подходя к ней. - Дали! Я зашла занести ваше пальто из чистки, а вы тут натоптали! - Спасибо за пальто, я сам вымою полы, честное слово, идите уже с богом, куда шли, - Какузу разворачивает женщину, легонько подталкивая за плечи, и открывает дверь. Она недовольно грозит ему пальцем и уходит, деловито поправив на плече сумочку. Какузу замирает у двери на миг, держась за ручку. Он старается держать себя в руках. Хидана выписали из больницы уже пару месяцев назад, все это время Какузу от него не отходил. Это Хидана бесило, раздражало, льстило, ему одновременно нравилось такое внимание, и одновременно он считал себя недостойным. Его смущало, как все носятся вокруг него, особенно Какузу, но отказаться не мог – без него стало бы еще хуже. Разумеется, ему пришлось принять приглашение, от которого он когда-то категорично отказывался. И он знал, к чему это может привести, но героически согласился. Он больше не испытывал по этому поводу особого отторжения. Напротив, его начало это заражать, заползать под кожу и гнездиться где-то в ребрах, щекотало иногда, когда Какузу садился рядом и принимался что-нибудь тихо рассказывать на ухо. - Пардон, - Какузу возвращается и берет стакан со стойки, - Упрямая женщина. - Да я помню, - Хидан усмехается и почесывает подбородок, - Удивительно, что я это вообще помню… Какузу едва касается своим стаканом стакана Хидана, раздается тихий звон, и он уходит к дивану. Садится в самую гору подушек, проваливается в них, вытягивая ноги вперед. Хидан допивает свой виски и оставляет стакан на столе. Поразмыслив, он следует за Какузу, садится рядом с ним и взглядом цепляется за шрам на его щеке. - Извини. За это, - он тыкает в шрам пальцем, потупив взгляд. - Ничего. Пару сантиметров бы ниже – и проехался бы точно по старому шраму, было бы совсем не заметно, - отвечает Какузу, - Но двойной выглядит даже интересно. Хидану до сих пор не удалось избавиться от вины. Он понимает, что не виноват, но все равно, каждый раз, глядя на этот двойной шрам с одной стороны лица у Какузу, его покалывает виной. Тогда он полоснул Какузу ножом по лицу, передавил трахею так, что у того голос сел на пару недель, сломал ребро. И хоть делал он это все себя не помня, все равно стыдно было. Хидан забирает у Какузу стакан и допивает и его, ставит с тихим звуком на столик. Встает с дивана и, стянув с себя удобную мягкую кофту, бросает ее в сторону и уходит к лестнице. Слышится скрип двери и половиц на втором этаже. Какузу ждет терпеливо, хотя и не обязан. Ждет, пока не раздается громкий возмущенный голос. - Ну ты идешь или че? Какузу улыбается и лениво поднимается с дивана. Следуя примеру, снимает на ходу пиджак и швыряет к валяющейся толстовке. Домработница бы пришла в ярость. - Может, просто выспимся? – спрашивает Какузу, заходя в свою комнату. Конечно, он задает этот вопрос ради шутки. Они переспали через месяц после выписки Хидана из больницы. Это получилось скорее случайно, чем умышленно. Хидан жутко трясся за свои искалеченные нервы, жрал седативное пачками и откисал на диване. Находясь рядом с Какузу ему становилось значительно спокойнее, он расплывался и таял, и в какой-то момент решил, что хуже не будет, а лучше – возможно. На самом деле его на части раскалывали запертые эмоции, он набросился на Какузу сам. Ну как набросился. Лениво заполз, еле передвигая ноги. Какузу его не заставлял, не предлагал даже никогда, как бы ни хотелось. А тут Хидан сам пришел к нему в руки, сам полез целоваться и Какузу сразу понял, как много в Хидане чувств, которые он не хотел выпускать. Он не протестовал и не останавливал, следовал всему, что говорил Какузу. На попытки успокоить рявкнул, что справится с любой херней и ему ничего не страшно. Это выглядело крайне умилительно и Какузу, старательно и аккуратно растягивая Хидану задницу, ловил каждое его выражение лица. То удивление, то болезненно сведенные к переносице брови, Хидан дышал ртом, сипло вдыхая воздух. Он не выдавал своих комментариев, терпел, стоически перенося подготовку. Доверился полностью, и хоть ему и хотелось сказать «пару ласковых», задать пару глупых вопросов, он молчал, упиваясь неоднозначными ощущениями. Какузу не знал, каков предел. Не знал, достаточно ли того, что он сделал, но терпеть сил никаких не оставалось. Хидан сидел у него на бедрах, и это, пожалуй, играло ему на руку – пусть сам контролирует и прислушивается к своим ощущениям. На какой-то миг они оба замерли, Хидан приподнялся и, закрыв глаза, спросил: - Будет о чем жалеть? - Хидан, я уже говорил, - ответил Какузу, сжимая пальцами Хидану ребра по бокам, - Жалеть о чем-то – очень глупо. - Я определенно буду жалеть, - на выдохе сказал Хидан и плавно опустился на член Какузу. Его прошибло потом, глаза открылись сами собой, уставившись в потолок. В горле застрял какой-то звук, но его природу Хидан понять не смог – то ли больно, то ли приятно до омерзения. Он остановился, выдохнул и снова закрыл глаза, продолжая медленно насаживаться. Изнутри распирало, как те чувства, засевшие, и давящие на ребра. Опустившись до конца, он признал – все-таки приятно, хоть и странно. Почему-то рефлекторно захотелось сжаться и Хидан моментально понял, что это было прекрасной идеей – Какузу жалобно свел брови и выдал до того прекрасный звук, что не лишним было сделать это еще раз. Руки Какузу сжались на боках сильнее, Хидан начал двигаться сам, подстраиваясь под свои ощущения. Впервые испытывая что-то подобное, ему не понадобилось много времени, чтобы кончить. Какузу прижимал его к себе, сжимал так сильно, что впору было опасаться за целостность ребер. В момент оргазма у Хидана возникли нездоровые ассоциации с его былым наркотическим опьянением, но все же это было куда прекраснее. Глаза заливало светом из окна, Какузу напротив улыбался и тянулся губами к губам, и, хоть дух захватило примерно так же, это ощущение было гораздо лучше. Хидан мотнул головой, отгоняя некстати возникшие мысли в сторону – нихрена общего с наркотой, это в разы чудеснее. И, конечно, проснувшись на следующий день, он ужасно жалел. - Выспишься ты ночью, а сейчас мне нужно сбросить напряжение, - ворчит Хидан, поворачиваясь на бок и подпирая голову рукой, - Чувствуешь, как бьется? Он берет руку Какузу и кладет себе на грудь. Ну что ж, спору нет, пульс высокий. - Ты в курсе, что, если я тебя трахну, у тебя пульс не понизится, а повысится? – спрашивает Какузу, улыбается, поднимая бровь. - В курсе. Клин клином вышибают, пойдет такая отмаза? Хидан забирается сверху, Какузу в который раз удивляется, какой он красивый. Он проводит рукой одному из розовых шрамов на бледной коже – между шеей и плечом. Хидан рассказывал, что на одном из заданий на него упал стальной лист, едва не отрубив руку. Шрам на лопатке от пулевого ранения – пуля рикошетом попала, крайне неудачная ситуация. А шрам на внешней стороне предплечья Хидана злил – он разодрал себе руку, когда убивал жену. Просто напоролся на какой-то острый край стола или что-то подобное, пока носился как безумный. Но он не видит его и старается про него не вспоминать. Какузу разглядывает шрамы каждый раз, проводит по ним пальцами или языком. Он любит их, как и их обладателя. Кажется, Хидан испытывает нечто подобное к шрамам Какузу. Хидан нетерпеливо ерзает у Какузу на бедрах. Он стал жуть каким ненасытным, вот уж правда – Какузу открыл ящик пандоры. Он до сих пор усмехается, вспоминая, как там, в допросной, Хидан категорично ворчал, что «не хочу, не буду, никогда». А стоило попробовать, теперь не остановишь. Правда он всегда говорит, что это единичный случай, никто другой его в этом смысле не интересует. Ну, для Какузу это, пожалуй, весьма выгодно. Ветер колышет легкие шторы, Хидан дергает плечом. Какузу забыл закрыть окно. Ладно, в ближайшее время они точно не замерзнут.