Кто вы, Элизабет Колвин?

      В газетах мелькнула публикация о теле неизвестного мужчины с пулевым ранением, обнаруженном на заброшенной фабрике. Репортёр предполагал, что за этим преступлением стоит мафия. О теле на территории завода сообщил неизвестный гражданин. На место преступления прибыл специальный прокурор Диана Бозман. «В этом, несомненно, дерзком преступлении мы видим характерный почерк, так называемых «семей», связанных общим делом. Совершенно недавно, по схожему сценарию, был убит секретарь мистера Харриса и его подчинённые. Остаются невыясненными причины их нахождения в таких удалённых от людских глаз местах, однако совершенно очевидно, что замешаны в обоих преступлениях одни и те же люди.» Лючи фыркнула и отложила газету. — Они так же далеки от истины, как наш мир от совершенства. Блейка и его «подчинённых» убила я, однако… Витторио пожал плечами. — По сути, эта Бозман близка к правде. Она ошибается лишь в лицах, совершивших это. Меня больше смущает то, что Джулиано не замёл следы. Если ты действовала спонтанно и убрать за собой просто не было времени, то почему этого не сделал он? Лючи задумалась и сжала кулаки. — Может потому что ему плевать? Его тылы прикрывает Харрис, и ему нет нужды тратить своё время на такие мелочи. Либо он пытается показать всем, что он плевал на полицию и законы, чувствуя себя хозяином жизни. — Как бы то ни было…отправляйтесь и заберите Леонарда. Нужно отдать ему последние почести. Если мы бросим его, это будет значить, что мы уподобимся Франческо. Я позабочусь о подготовке к похоронам. Лючи и Нино кивнули, отставляя кофейные чашки. Забрать тело Леонарда не было сложной задачей. Деньги открывали практически любые двери и решали почти все проблемы с документами. Никто не рисковал спорить с серьёзными людьми в строгих чёрных костюмах, приезжающих за своими погибшими товарищами. Никто не рисковал задавать лишних вопросов, опасаясь занять место усопшего на холодном столе прозекторской.       Нино сдержал своё слово. Пока тело Леонарда готовилось в последний путь, трудами сотрудников похоронного бюро, он мялся на пороге неприметной парадной столь же неприметного дома. Наконец, ему хватило решимости постучать в облупленную дверь и застыть в ожидании. Куда легче было принять факт смерти, чем сообщить о нём. За дверью послышались негромкие шаги и спустя несколько секунд глухо щёлкнул замок. Женское лицо, озарённое радостью быстро померкло, как только пришло осознание, что стоящий на пороге высокий мужчина — вовсе не тот, кого она так ждала все эти долгие дни. — Мистер Риччи. Это вы. Нино прежде не знал, что его фамилия может звучать так горько. Он хранил молчание, не решаясь произнести вслух то, что явно произносить не требовалось. Анна уже поняла зачем он здесь, задолго до того, как он протянул руку, чтобы снять шляпу и приложить к своей груди. — Мисс Вентреско… В её глазах плескалась боль. — Ничего не говорите. Прошу вас. Просто скажите…он…я могу попрощаться с ним? — Завтра в полдень, в церкви состоится церемония прощания. Мне жаль, мисс, но гроб будет закрытым. Едва ли вы захотели бы видеть его таким… Плечи Анны дрогнули, а по щекам потекли слёзы. Её выдержка закончилась и она громко всхлипнула, закрывая лицо ладонями. — Господь милосердный…я так верила, так надеялась до последнего…мистер Риччи…ах, Леонард, во что же ты ввязался, милый… Нино укорял себя за своё обещание. Он давно привык к смерти, давно привык к тому, что человек, с которым ты вчера делил выпивку, завтра может оказаться под сводами дома Господнего. Но привыкнуть к слезам влюблённой женщины, потерявшей любимого человека было попросту невозможно. Для того, чтобы остаться безучастным, нужно обладать каменным сердцем. А его сердце вовсе таким не являлось. Он осторожно прижал к своей груди плачущую женщину, давая ей возможность облегчить свои накопленные страдания. Она плакала долго, то сжимая ткань его тонкого пальто, то обнимая его с такой силой, что казалось, что его рёбра не выдержат. Но он стойко дожидался, пока её слёзы стихнут. Он невольно вспоминал, невольно пропускал через себя её боль. Как бы он чувствовал себя, если бы узнал, что Лючи больше нет в живых? Когда её ранили он чувствовал себя виноватым в том, что не оказался рядом, не спас её, не закрыл от боли. Но представить себе картину мира, в которой он остался один — представить себе гибель собственной души. — Простите меня. Я… — Всё в порядке, Анна. Я и сам живу теми же страхами. Поверьте, я отлично понимаю то, что вы чувствуете. — Ах, мистер Риччи…мы собирались уехать. Далеко, туда, где тепло и нет этой грязи…хотели пожениться…но…теперь он так и не узнает, что должен был стать отцом, а я совсем не знаю, что мне делать дальше. Во рту стало горько, словно он выкурил разом с десяток сигарет. Виновата ли Анна, что Леонард оказался невезучим? Виноват ли в этом его ребёнок, ставший сиротой ещё до своего рождения? — Анна. Вы не останетесь без поддержки. Мы — друзья Леонарда, и мы поможем вам. Наших связей будет достаточно, чтобы вы ни в чём не нуждались. Но, скорее всего, вам придётся покинуть этот город. А сейчас, простите меня. Я должен оставить вас. Нино развернулся, чтобы уйти, но она схватила его за рукав. — Где? В какой церкви…я хочу проститься с ним… — В Соборе Святых Невинных. Я…могу приехать за вами. Если вы желаете. — Спасибо вам, мистер Риччи. Её тихое «спасибо» звучало безнадёжным эхом, вторило его спутанным мыслям, подогревало его тайные страхи. Дома, он, едва сняв ботинки бросился перед Лючи на колени, и игнорируя её вопросы просто сгрёб её в объятия, увлекая за собой на пол. Он целовал её с таким отчаянием, словно она вот-вот исчезнет, истает в его руках дымкой. Жизнь рядом и смерть в один день, всё, как в старых сказках прочитанных ему, давно умершей матерью, перед сном. Только так. Продлить ощущение тепла. Кожа к коже, её ладонь, лежащая в его ладони, глаза, смотрящие прямо в глаза. Отчаянный стук сердца и хриплое: «не оставляй меня никогда», что тонет в наступающих сумерках. Так бояться было неправильно. Не по-мужски. Но Лючи отличалась тем, что всегда понимала его правильнее других. Она не спрашивала у него, что заставило его поступить так. Не задавала она вопросов и тогда, когда они свернули в совсем другую сторону от церкви и остановились у неприметного дома. Не спрашивала она о том, кто эта тихая заплаканная женщина. Все ответы она получила в его лихорадочных поцелуях, в крепких объятиях и испуганном горьком шёпоте. Они делали вид, что не слышат, как она плачет на заднем сидении. Делали вид, что не видят ладоней, сжимающихся на плоском ещё животе в защитном жесте. Они делали вид, что не замечают, но чувствовали ту же горечь.

***

      Элизабет не читала газет в последнее время. Она не знала о том, что где-то далеко за городом, в тускло освещённом кабинете, Витторио решает вопрос о выезде из страны госпожи Анны Вентреско. Не знала она о том, что Лючи и Нино молча выпивали у себя на кухне, не соприкасаясь в стаканами, в память о погибшем товарище. Не могла она знать и об эмоциях, что захлёстывали бедную беременную женщину, потерявшую своего возлюбленного, когда она днём стояла в церкви и плакала, глядя на закрытый гроб. Но, тем не менее, Элизабет плохо спала, часто и подолгу сидя на подоконнике. Она отрешённо смотрела в темноту, в которой не было никого, кроме теней её липкого страха. С тех пор, как Витторио отдал ей пистолет прошло несколько дней, а Франческо, казалось, забыл о ней. Она с тоской думала, как удивительно поворачивается человеческая жизнь. Пару месяцев назад она была журналистом и чувствовала себя счастливой, работая с мистером Кейном и Дэвисом. А теперь…она — человек, на чьих руках кровь друга. Любимая игрушка босса мафии, танцовщица из захолустья, лишённая своего имени. Ей пришлось многое потерять, чтобы найти крупицу истины. А истина крылась в борделях Джулиано, покрываемых чиновником высокого ранга. Она вздохнула и прислонилась к прохладному стеклу лбом. Была ли она несчастна сейчас? Была ли она счастлива тогда? Тусклые звёзды приветливо мигали на небосводе, а тонкий лунный серпик силился разогнать тьму, павшую на город. Луна, прямо как я, маленькая и безнадёжно проигрывающая тьме. Франческо объявился с помпой. Принёс ей роскошный букет цветов и разогнав танцовщиц из гримёрной наглядно показал Элизабет свою тоску по ней. Она же не могла оторваться от созерцания акта, отражающегося в зеркале позади спины Джулиано. Словно это происходило не с ней. Не её запястья сжимали до боли, не в её тело вколачивались жадными толчками, стремясь причинить как можно больше боли. Не её уши опаляли непристойными словами жестокие тонкие губы. Не на её шее расцветут следы его жалящих поцелуев. Сейчас действительно было бы здорово пристрелить его. Чтобы он умер униженным, с торчащим членом и спущенными штанами, в душной гримёрной, кабаре третьего сорта. К сожалению, такой исход его жизни предполагал её собственную смерть. А Элизабет очень хотелось выжить. Выжить, и задать вопрос хладнокровному Витторио о природе его чувств. Любит ли он Элизабет, сломленную и униженную Франческо по его приказу? Выжить и увидеть, как закончит свою жизнь тот, кто забирал у неё последние крупицы радости. Оставалось только терпеть и ждать. Ждать и терпеть. Франческо таскал её за собой повсюду. Один дорогой ресторан сменялся другим. У неё было стойкое ощущение, что он никак не может определиться. В один из дней они ужинали под живую музыку и развесёлые танцы красиво разодетых танцовщиц. Франческо курил сигару поглядывая на то, как Элизабет пытается разделаться с какой-то жутко дорогой рыбой, названия которой она не запомнила. — Как тебе кухня, Лиз? Она отложила приборы и вежливо улыбнулась, отчаянно желая вырваться на воздух. Ей было душно, а филигранная работа вилкой с треклятой рыбой порядочно достала. — Прекрасный выбор, Франческо. Впрочем, как и всегда. У тебя, милый, отличный вкус. Джулиано самодовольно ухмыльнулся. — У таких людей, как я, Лиза строгие принципы. Мы либо получаем всё самое лучшее, либо ничего. Довольствоваться малым и подставлять щёку в ответ на удары — удел слабаков, годных только на корм рыбам. И совсем скоро, моя милая, ты в этом убедишься лично. Перед глазами стояло окровавленное лицо Леонарда. Определённо, его видение мира, шло вразрез со всеми принципами, на которые опиралась она сама. Того, что она видела было вполне достаточно, чтобы возненавидеть его. Того, что он делал с её телом — тоже. Причём, сам Франческо считал, что она должна хвалить небеса за то, что он достался ей. Даже в те моменты, когда он старался проявить нежность, сквозь неё проходила стальная нить грубости. Словно на каждое проявление человечности у Франческо должно было быть уравновешено какой-нибудь неминуемой гнусностью. — О, Франческо. Случилось что-то особенное? — Ха-ха, Лиза, ты просто прелесть. Конечно случилось. Скоро ты будешь сопровождать того, кто поднялся выше, чем кто-либо. А все неугодные мне пешки, вышедшие из-под контроля должны будут быть ликвидированы. Он не называл имён, но она поняла, кого он имел в виду. Витторио не лгал ей. Франческо не исправят законы или тюрьма. Его исправит только смерть. Только смерти было подвластно стереть с его лица насмешливую ухмылку и убрать жестокость из его глаз. Сейчас Элизабет отчаянно гадала, был ли он таким дерьмом с рождения, или стал таким позже? К их столику подошёл человек Джулиано и что-то прошептал ему на ухо. — Что? Вы что, не в состоянии решить такую простую проблему? Я этого так не оставлю. — Что-то случилось? Щёку ожгло резкой болью от удара. — Не смей влезать в мои разговоры, Лиза. Живо в машину! Чувствуя на разбитой губе металлический привкус крови она размышляла о том, что Витторио никогда не поднял бы на неё руку. Но Франческо Джулиано не было решительно никакого дела до её размышлений. Он упивался силой и властью, которой обладал, не подозревая о том, что над ним уже вели обратный отсчёт часы. Машина остановилась у какого-то неприметного здания с мрачным закопчённым фасадом. — Ты идёшь со мной. Убедишься в том, что я не шучу, когда говорю о том, что не люблю когда со мной спорят. Она молча кивнула, стараясь не подавать виду, что ей действительно страшно. Они спустились по лестнице вниз и по спине прошёлся неприятный холодок догадки о том, что это за место. У входа их встретила красиво одетая женщина. На её лице, сквозь слой яркого макияжа Элизабет читала плохо скрываемый ужас. — Что происходит? Ты не в состоянии решить простую проблему с проститутками? — Босс. Он пришёл с одним из постоянных клиентов. Тот поручился за него. А потом выяснилось, что эта дура болтливая треплет языком. — И ты решила, что я лично должен решать твои проблемы? — Н-нет, босс. Всё не так. Джулиано наотмашь ударил женщину, отчего она оказалась на полу. Элизабет тотчас кинулась к ней, чтобы помочь, но он остановил её. — Не смей марать руки, Лиза. Эта дрянь должна знать своё место. Он перевёл взгляд на одного из своих людей. — Где этот кусок дерьма? — Мы связали его, босс. Он в одной из комнат. — Что со шлюхой? Вы убрали её? — Нет, босс. Мы ждали, что вы скажете… — Я скажу, Джованни. Я скажу… Джулиано достал пистолет и прострелил ему ногу. — Скажу, что меня бесит, когда свою работу делают плохо. Лиза! — Д-да, милый? Франческо усмехнулся. — Побудь здесь. Если у тебя есть желание, то пристрели этих двоих из милосердия. Потому что то, что я сделаю с ними будет гораздо хуже. Он протянул ей пистолет, который она приняла дрожащими руками. Женщина, всё ещё сидящая на полу громко всхлипнула. Когда спина Джулиано скрылась за дверью, Элизабет сползла по стене, стараясь восстановить дыхание. Человек, которого Джулиано назвал Джованни, тяжело дышал, держась за простреленную ногу. — Мисс? Эй, мисс… Элизабет инстинктивно подняла пистолет. Её руки так дрожали, что она не попала бы и в слона. — Не приближайся ко мне, или, клянусь, я выстрелю. Мужчина замер. Женщина продолжала плакать сводя её с ума. — Мисс. Если вы и вправду, милосердны…застрелите нас, пожалуйста. Босс не просит нас. На миг её жалость к ним сменилась гневом. Элизабет перестала дрожать и встала. — В этом месте…вы ведь продаёте детей всяким извращенцам. Так? Мужчина сопел от боли, но молчал. — Ответь мне. Ты всё равно уже труп. Он молчал. Первой, нарушила тишину женщина. — Мы…мы просто даём клиентам то, что они хотят. Мы такие же как и ты. Элизабет выровняла дыхание. Сейчас она, как никогда, понимала Лючи, убившую мужа сестры Витторио. Но всё же, стрелять не торопилась. Она медленно обернулась и покачала головой. — Ты не права. Мы разные. И если вы ждёте моего милосердия, то напрасно. Вы не заслуживаете того, чтобы я марала свои руки вашей кровью. Франческо вернулся повеселевшим. На безупречном кремовом пиджаке алела кровь, едва ли принадлежащая ему самому. — О, вижу ты так и не решилась раздавить этих червей. Милая, добрая Лиза. Как глупо. Он пнул сидящего Джованни в бок, отчего тот глухо простонал. — Нет, Фрэнк. Просто я сочла, что пистолет слишком милосерден для этих кусков дерьма. — Ха-ха, пожалуй ты права. Но я сегодня не в настроении играть с ними. Куда охотнее я уделю время тебе. Он взял из её рук пистолет и дважды выстрелил. К счастью, он не заметил, как она вздрогнула. В машине он жадно хватал её за колени, вымазав её кровью. — Фрэнк, моё платье… — Будь моя воля, ты бы и вовсе не носила это тряпьё. У тебя прекрасное тело. Покрытое синяками и засосами. — Но если ты так печёшься об этом, то я куплю тебе столько тряпок, сколько ты пожелаешь. Если только ты будешь мила со мной. Пальцы Джулиано сжались на её ноге, причиняя боль. Мысленно, Элизабет, в сотый раз за вечер, пожелала ему сгореть в адском пламени, подавляя в себе чувство отвращения и боли. Но на деле, она улыбнулась ему самой сладкой улыбкой, на которую только была способна. — Я готова быть с тобой милой. И это вовсе не из-за тряпок.