⊹──⊱✠⊰──⊹
Это даже не злость. Скорее недоумение, как от чьей-то глупой шутки. И Ибо, наблюдающий со стороны лифтов за происходящим, сначала непонимающе хмурится, а потом давится воздухом. И дело всё в том, что Сынён и правда паникует и возмущается не просто так. Ибо смотрит на это, но никак не может принять и понять увиденное. Тем более, что чувств и эмоций слишком много, и все они наперебой силятся захватить над ним контроль. Ему не нравится Сяо Чжань, стоящий к незнакомому омеге слишком близко — то, что это именно омега видно невооруженным взглядом. Сяо Чжань улыбается, приобнимая омегу за плечи, смеётся, запрокинув голову. Повязка на лбу в этот раз отсутствует, находясь в чужих — омежьих — руках, и парень бьет ею Сяо Чжаня по плечу. Это, определённо, не нравится Ван Ибо. — Видишь, — Сынён толкает его в плечо, — я же сказал, что он мудак. — Козёл, — хрипло поправляет его Ибо, хмурясь ещё сильнее — омега по-хозяйски кладет Сяо Чжаню руку на плечо и прижимается, запрокинув голову и смеясь тоже. Сынён с шумом дышит, дергается было вперед, но Ибо останавливает его. На удивлённый взгляд отвечает: — Ты назвал его козлом. — Разве есть разница? Ибо не знает, что делать. Это ещё ничего не значит. Это просто омега и альфа, стоящие в непозволительной — для Ибо — близости, улыбающиеся друг другу и явно имеющие тесное знакомство. «Приятели себя так не ведут», — думает он, сглатывая вязкую слюну. Черт. Какая-то неправильная реакция, как ему кажется: слишком сильная, похожая на цунами, она не оставляет Ван Ибо никакого выбора и утаскивает в море. Бушующий шторм не дает его кораблю спокойствия никаких шансов на выживание. Ван Ибо даже понятия не имел, что внутри него сидит настолько собственнический монстр. Он скалится, рычит, требует пометить территорию, обозначая границы, и от острого желания у Ибо кружит голову. Сильно. Безумно. Яростно. — Ибо? — Сынён успокаивающе гладит его по запястью, и эти прикосновения ненамного, но приводят в чувство. — Хочешь, я ему врежу? Качнув головой, Ибо решает: стоит ли подойти? Ноги не слушаются, он с трудом делает несколько шагов. Уйти бы и не подходить вообще, сделать вид, что ничего не происходит, думает он, но в этот момент, кажется, мироздание не на его стороне: альфа, с которым Сяо Чжань периодически посещает спорткомплекс, оборачивается и толкает того в бок, указывая на стоящих позади Ибо и Сынёна. Сяо Чжань улыбается, и ничего не остаётся, как подойти ближе. Ибо нервно прячет руки в карманы, сутулится, и Сяо Чжань слегка хмурится, видя его выражение лица. Ибо очень надеется, что оно обычное и не выдаёт охвативших его эмоций. Когда они подходят ближе, ему дарят ласковый взгляд, чуть обеспокоенный, и сердце Ибо, глупое, беспокойное тоже, замирает и дрожит. «Зачем ты, — думает Ибо, — поддаешься ему? Спрячься, спрячься, прошу, пока не поздно». Только вот слова бессильны, как и мольбы — сердце уже сковано, а Ибо держит его в руках и протягивает Сяо Чжаню. — Уже закончили? — спрашивает тот, мягкие и успокаивающие нотки в его голосе Ибо не кажутся сейчас искренними. Ибо кивает, Сынён бурчит согласие, прожигая его взглядом. — Чжань-Чжань, — привлекает к себе внимание омега мягким и сладким голосом. Ибо чувствует, как холодеет внутри и звенит. — Всё же жду тебя на ужин. — Не уверен, что получится, — улыбка на лице Сяо Чжаня расцветает по-новому. — У меня планы. Ибо чувствует себя не в своей тарелке. Сжимая кулаки в карманах, он прожигает взглядом стоящую парочку, понимая: ничего хорошего, что было у него в мыслях до этого, не остаётся — всё затмевает какая-то животная, незнакомая и жгучая ревность, твердящая ему на ухо громкое «Мое!». Кажется, его состояние замечают все: Сынён осторожно трогает его за руку, шепча тихое и вопросительное «Бро?», Сяо Чжань вскидывает удивленно брови и зовет его по имени, а стоящие рядом омега с альфой рассматривают с явным любопытством. Что-то происходит. Вокруг, с ним — его телом, вдруг задрожавшим, и эта перемена отдается в сознании как-то неправильно: Ибо не имеет понятия, но, кажется, глухое эхо внутри него резонирует с реальностью, когда тот омега напоминает о себе. Ибо хочется, чтобы этот человек исчез, растворился или ушел — неважно, но перестал трогать Сяо Чжаня, смотреть на него, находиться настолько близко, что их можно принять за… — Прости, — Ибо вымучивает из себя улыбку, кривую и больше похожую на усмешку, — не смогу сегодня. — Что-то случилось? — беспокойно спрашивают его. Ибо отрицательно качает головой, но ответить не успевает: незнакомый омега вдруг выступает вперёд. — Привет, — многозначительно тянет, а потом представляется: — Лоу Фа, — протягивает руку, и Ибо, слегка опешивший, пожимает её в ответ. — Мы с Чжань-Чжанем хорошие друзья. Ибо не сомневается. Уж точно не после того, как на последних словах кашляет стоящий рядом альфа, а Сяо Чжань тихо цокает языком. — Приятно познакомиться, — врет Ибо откровенно, и улыбка растягивает губы, превращаясь в дружелюбную, но глаз не касается. Он сжимает чужую ладонь чуть сильнее, когда говорит: — Мы с Сяо Чжанем тоже хорошие друзья. Странно, что он о вас не рассказывал. — Наверное, не такие уж и хорошие, — Лоу Фа оценивающе смотрит прямо в глаза, щурясь. — Или не о чем. Ибо пожимает плечами, парируя. Холодные нотки в его голосе слышны уж слишком отчётливо, только вот Лоу Фа, видимо, совсем не чувствует направленную на него агрессию. Сяо Чжань вздыхает и кашляет в кулак: видно, что ему неловко. — Мы с Лоу Фа… — Встречались раньше в колледже, — подсказывает омега, а потом снова хватает его за руку. — Но это уже в прошлом. — Рад за вас, — Ибо склоняет голову на бок, и светлая прядь падает на глаза. Он не успевает убрать её: Сяо Чжань, опережая, протягивает к нему руку и, ласково поглаживая, убирает за уши, задерживая пальцы немного дольше положенного. Глаза его смотрят прямо на Ван Ибо, и тот чувствует, как тело пронзают стальные иглы. Просто невозможно тяжело сопротивляться. Но у него получается, и, отшатнувшись, будто бы прикосновение становится неприятным, Ибо отступает на шаг назад. Злость внутри него не согласна на столь короткую ласку. Ситуация выходит из-под контроля. Спасает её Сынён, и Ибо благодарен лучшему другу за сообразительность: если бы не он, вряд ли Ибо показал бы себя сейчас в лучшем свете. — Простите, но мы спешим, — говорит тот. Кажется, Ибо теряет контроль. В голове он видит хорошую и радостную картину: как Лоу Фа кривит свое лицо, как задыхается и его глаза — маленькие и блестящие — распахиваются в страхе, когда Ибо давит на него своими феромонами. При этом ощущая сладкое удовлетворение. Если бы он только мог. Наваждение исчезает, когда Сяо Чжань тихо говорит «Хорошо», а Ибо в этот момент думает: какого хрена, Сяо Чжань, почему ты так равнодушен? Почему ты ничего не спрашиваешь? Разве ты не видишь, что происходит со мной, что ты делаешь? Почему этот омега так к тебе прикасается? И ещё много-много «почему» без ответов, вертящихся на языке. Хочется задать все эти вопросы, спросить и выпытать у него правду, выяснить причину, дабы заглушить в себе вспыхнувшую обиду наряду со злостью и гневом. Но о таком не спрашивают; они взрослые люди, и вряд ли Сяо Чжань не имеет ни опыта, ни прошлых отношений, ведь у самого Ибо есть подобный опыт, и ничего предосудительного в этом нет. Только вот сердце все равно болезненно сжимается, глухо ударяясь о рёбра и заставляя его задыхаться возмущением. Как будто бы у Ибо есть на это право. Как будто бы на его, Ван Ибо, территорию посягают таким способом. Так уже было, вспоминает он, на конюшне, когда Сяо Чжань мило общался с администратором, но тогда Ибо не чувствовал себя так странно, будто готовый растерзать добычу хищник. Сейчас все ощущается иначе. Неправильно. Все это — так не должно быть; Ибо не подписывался, он не согласен, и разумная часть внутри него требует вернуть привычный мир назад, сделать его прежним, до Сяо Чжаня. — Всего хорошего, — спешит попрощаться Ибо, разворачиваясь. На Сяо Чжаня он старается не смотреть — вообще ни на кого не смотреть, даже на Сынёна, который и сам не рад произошедшему и чему послужил причиной. Ибо бросает напоследок, направляясь обратно к лифту: — Я напишу. До самой студии, в которой они проводят тренировки, молчание между ним и Сынёном сохраняется.⊹──⊱✠⊰──⊹
— Какого хрена? — прорывает Сынёна, как только они снова оказываются в студии. — Ибо, что это было? Непонимание и растерянность в его голосе не делают ситуацию лучше: Ибо и сам понятия не имеет, что случилось внизу и как ему на это реагировать. Сынён трясет Ибо за плечо, пытаясь привлечь к себе внимание, и когда получается, Ибо лишь отвечает: — Я не знаю. Чувство тревоги лишь усиливается. Оно ошеломляюще, непонятно, у него немного дрожат руки, когда Ибо проводит ими по штанам, цепляясь пальцами за карманы. Садится на скамейку в раздевалке, уставившись пустым взглядом в стену, и прислушивается к себе: внутри гневное пламя никак не утихает, перед глазами всё ещё стоит лицо омеги и то, как Сяо Чжань… Ибо сжимает пальцы в кулак, стараясь не думать. Он не хочет снова вспоминать, он не хочет прокручивать эти моменты в голове раз за разом. Не хочет. Ему нужно отвлечься. — Ибо, — Сынён всматривается в его лицо, пытаясь найти в нем хоть что-то, что может дать если уж не ответ, то хотя бы подсказку. Когда спустя пять минут молчания, Ибо только удрученно вздыхает, он выдаёт: — Мне очень жаль. — Почему? — у Ибо пересыхает во рту. Ощущение, словно наелся песка или стекла. Он сглатывает, облизывает губы, но сухость никуда не уходит. — Это просто бывший. — Приятного мало. Но я бы тоже не сдержался, — Сынён садится рядом и пинает стоящий напротив стул. На готового возразить Ибо он лишь шикает и поясняет: — Ты раскрыл себя. Зафонил на весь холл, даже меня пробрало! От услышанного Ибо застывает. — Что? — на грани слышимости и с трудом проговаривая слова, шепчет тот. — Я сделал что? «Пожалуйста, — молит он небеса, — пусть я ослышался». Он чувствует себя обессиленным. Только бы он ничего не испортил. Только бы… — Ты перестал скрывать свой запах, Ибо, и он проявился, — медленно проговаривает Сынён, и после этого все звуки снова исчезают. Ибо шумно выдыхает. — Черт, — растерянно звучит его голос. — Это… это… Ему с самого детства известно, что запах, присущий омегам или же альфам, для него самого является недоступным до тех пор, пока сущность внутри не проснется окончательно. Исключительность подобных ему и состоит в этом — до тех пор, пока половая принадлежность их партнера не станет известной, ни одна гамма не может испускать феромоны. Ибо был готов к этому и к вопросам, что мог задавать ему Сяо Чжань, но у него нет никакого познания в том, что делать, когда этот самый запах появится. Слов и правда не хватает, чтобы выразить все чувства, бушующие сейчас внутри него. Но нужно взять себя в руки, потому что это ещё ничего не значит. Пока Сяо Чжань не скажет ему в лицо, что между ними всё кончено, что он, Ван Ибо, больше не интересует его как пара, Ибо не желает принимать реальность. — Я все ещё могу побить его, — шутливо предлагает Сынён, поглаживая Ибо по руке. — Если он вдруг скажет что-то не то. — Спасибо, но, надеюсь, что этого не случится. Помогает контрастный душ. Пока он приводит себя в порядок, резко переключая температуру воды, мысли устаканиваются, голова становится пустой и легкой. Он словно смотрит на себя со стороны, машинально двигается, собирается, кивает Сынёну, говоря, что подождет его внизу как обычно, и только потом спускается на лифте вниз. А там мысли возвращаются. Правда, у них иная подоплека: Ибо вдруг вспоминает, каким предстает перед Сяо Чжанем — ненакрашенным, взмыленным и потным. Не тем симпатичным омегой, с которым тот ходит на свидания. И если до этого у Ибо нет и не было никаких аргументов против собственной внешности, а Сяо Чжаню она явно нравилась, то сейчас, увидев рядом с ним ухоженного, приятно пахнущего соперника, Ибо думает иначе. Кому понравится, когда от омеги за километр разит потом после тренировки? Ибо всегда гордится тем, что выглядит естественно, может быть самим собой, а не кем-то другим. Он все детство учился принимать и себя, и свой пол, и то, как выглядит. Учился не обращать внимания на чужие оценки. Так что изменять внешность оказывается страшным испытанием. В конечном итоге Ибо все же принимает, что нисколько не меняется внутренне, только изображение в зеркале становится ярче и красивее. И вот теперь это. Как не думать о том, что Сяо Чжань сейчас может просто быть откровенно разочарованным тем, что увидел. Тем более, когда рядом стоит этот… За этими мыслями он не замечает, как кто-то тянет его за руку. Ибо даже не пытается вырваться, погруженный в собственное сознание полностью, и лишь когда перед глазами несколько раз кто-то проводит рукой, он вскидывает взгляд и застывает. Замирают и слова, готовые сорваться с губ. Сяо Чжань, вглядывающийся в его лицо с всё тем же беспокойством, не улыбается. Ибо прячет глаза, сжимает кулаки и пытается отодвинуться. Безуспешно: Сяо Чжань вжимает его в узкий проход, загоняя в полусумрак, у Ибо не находится слов для возражения. Быть может, всему виной эффект неожиданности. — Ибо, — начинает Сяо Чжань таким голосом, что у того не остаётся сомнений — с ним порвут, — нужно поговорить. Ван Ибо не горит желанием разговаривать. Он может молча выслушать все претензии и обвинения — привык, но вот разговаривать — не сегодня. Только вот Сяо Чжань, кажется, не замечает этой маленькой заминки. Он перекатывается с пятки на носок пару раз, а Ибо мысленно отсчитывает секунды до ещё одного разочарования в своей жизни. Когда терпение заканчивается, Ибо начинает первым. — Если ты по поводу ужина, — выдыхает он тихо, — то можешь пойти. — Зачем? — недоумённо спрашивает Сяо Чжань, и удивление в его голосе слишком искреннее, чтобы можно было списать на простое «послышалось». — С хорошими друзьями принято проводить время. Со стороны слышится громкий и тяжелый вздох, а потом возникает такая оглушающая тишина, что становится неуютно. Ибо поднимает взгляд и с вызовом продолжает: — Или не друзьями. Я так и не понял, кто вы друг другу. — Послушай, — спокойно продолжает альфа, ровные интонации немного успокаивают вновь поднявшуюся волну гнева в душе Ибо, а ещё той самой иррациональной обиды и ревности, вполне очевидной, но такой неуместной — он всё ещё не знает, имеет ли право на неё или же недостоин даже этого. Сяо Чжань, явно заметивший маленькую заминку с его стороны, делает шаг вперед, и в этот раз слова его звучат ещё тише, чем прежде. — Я не знаю, что случилось, но если я виноват — прости. Ибо хмурится, ему хочется сказать «Ты ничего не сделал, ты ничего мне не должен, это всё в прошлом», но монстр внутри стискивает горло своими щупальцами, и вырывается только едва слышный вздох. Ибо прикрывает глаза, когда становится тяжело выносить чужой взгляд: слишком пристальный, он пробирается в самую суть, прямо под кожу. — Я не знал, что Лоу Фа с мужем окажутся в Шанхае, — продолжает меж тем Сяо Чжань, — и не думал, что мы пересечёмся — у них вроде бы медовый месяц сейчас. Чужое имя звучит для Ибо слишком болезненно. Особенно, если Сяо Чжань говорит его таким нежным голосом. Словно вспоминает приятные моменты и ему не всё равно, что омега занят. Разумная часть Ван Ибо тянет его в сторону, где аргументы против подобной реакции, но сердце — упрямое, обиженное, — совершенно не хочет слушать. — Впрочем, это даже не важно: я сказал ему, что приду на ужин только со своей парой. Если она, конечно, согласна. На этих словах Ибо застывает и с шумом втягивает носом воздух. Он всё слышит правильно, но… — Твоя пара, — уточняет Ибо, и Сяо Чжань кивает. — Хорошо, скажи ему, что твоя пара отказывается. — Лоу Фа сказал так же, — тут же звучит в ответ. — И оказался прав. — Какая прозорливость, — ехидно замечает Ибо, не заботясь, каким именно кажется его тон. Слушать дальше о Лоу Фа у Ибо нет никакого желания, и он все же пытается обойти Сяо Чжаня стороной. — Прости, но меня ждёт Сынён. — Пришлось отправить его домой. Я сам отвезу тебя. — Где ты взял его номер? Сяо Чжань пожимает плечами. — Неважно, — он хватает Ибо за руку и не дает тому сдвинуться с места. — Ибо, тебе не стоит ревновать. Чужие ладони касаются его лица и поворачивают к себе. Ибо упрямо поджимает губы и хмурится, стараясь не поддаваться очарованию чужих глаз: кажется, что тьма внутри взгляда Сяо Чжаня зовет его к себе и требует забыть обо всем, кроме их обладателя. А ещё они горячие. Настолько сильно, что жар передается и ему, распространяясь по щекам ровной волной. Ибо знает, что у него сейчас красное лицо именно из-за этого, а не из-за того, что Сяо Чжань, прищурившийся и ожидающий от него какой-либо реакции, оказывается прав и попадает точно в цель своими словами. Определённо это всему причина. — Неправда, — упрямится Ибо. — Кто здесь ревнует? Он вскидывает брови в притворном удивлении и лишь надеется, что голос предательски не дрожит. Сяо Чжань мягко гладит его по щекам, тьма в его глазах растворяется, и в них появляется нежность. От столь резкой перемены у него идет кругом голова, Ибо сглатывает, стараясь оставаться равнодушным к прикосновениям Сяо Чжаня, его голосу и тому, что видит в его глазах. Когда Сяо Чжань смотрит таким взглядом, будто бы не видит ничего и никого, кроме него. — Значит, ревную сейчас только я, — шепотом признаётся ему Сяо Чжань, слишком поспешно отводит взгляд и на его губах появляется робкая и смущённая улыбка. — Ревнуешь? — не верит Ибо. — Не говори глупостей. С чего бы тебе ревновать? — Потому что я так чувствую. Слишком много людей узнали о том, какой ты на самом деле, Ибо. Это всё ещё не является для самого Ван Ибо весомым доказательством. Потому что он знает, что в нём нет ничего уникального, кроме половой принадлежности, но вот в чём беда — Сяо Чжаню об этом неизвестно. — Не нужно говорить мне, что я хочу услышать, — просит он. — Не нужно быть таким. — Каким? «Замечательным, — хочет сказать он, — самым лучшим. Просто не надо. Позволь мне остаться с сердцем, не забирай его». Молчание между ними становится вязким и ощутимым. Ладони у Сяо Чжаня все ещё горячие, нежные, он гладит большими пальцами щеки Ван Ибо, приближаясь к губам. С каждым таким движением, с каждым вдохом, что Ибо слышит в этой оглушающей тишине, его воля слабеет, уступая, и остаётся лишь гадать, сколько он так ещё продержится. — Так каким, Ибо? — вновь спрашивает Сяо Чжань, и Ибо чувствует его дыхание на своих губах. Его собственные пересыхают, ему хочется облизать их, потому что немного неприятно, но Ибо сдерживает это желание — не сейчас. — Безумцем, ревнующим из-за того, что не могу себя сдержать в руках и злюсь, что другие тоже слышат, как ты пахнешь? Что я хотел бы спрятать твой запах ото всех, оставить его только для себя? Так почему, сердце моё? Ему не стоило этого говорить. Ничего из этого. Ибо не верит и верит одновременно, и каждое слово Сяо Чжаня причиняет ему нестерпимую боль и радует настолько, что у него кружится голова и не хватает воздуха для того, чтобы дышать. Кажется, он и вовсе забывает, как делать это, находясь в полном оцепенении от признания?.. И признания ли?.. Ибо хочет верить. Ван Ибо верит. — Скажи что-нибудь, — просят его. У Сяо Чжаня севший голос, совсем тихий и хриплый, немного дрожащий, выдающий волнение. Ибо не видит его глаз, но чувствует искренность его слов всем своим существом, и от этого по телу разливается тепло. — Сяо Чжань, — выполняя просьбу, Ибо придвигается чуть ближе. — Что? — чужое дыхание обжигает губы. «Слишком близко», — думает Ибо, а вслух произносит: — Если ты сейчас меня не поцелуешь, я тебя стукну. Сяо Чжань целует. Целует так, что Ибо, не ожидающий подобного напора, цепляется за его плечи и не успевает осознать, как из головы вылетают все мысли, как тело охватывает пожаром, а внутри вспыхивает сильное пламя. Целует так, что у Ибо не остается никакого выбора, кроме как послушно приоткрыть рот и впустить внутрь чужой язык. Это не похоже ни на один их прежний поцелуй. Властный, полный невысказанного и сильного желания, нисколько не нежный. Ибо задыхается, полностью ошеломленный хлынувшими на него чувствами — яркие, совершенно неконтролируемые, приятные настолько, что внутри все скручивается тугим комом нарастающего возбуждения, они главенствуют сейчас над ним, его разумом, телом. От них хорошо, слишком хорошо, и когда Сяо Чжань убирает руки с его лица, перемещая их на шею, чувств становится так много, что Ибо не выдерживает и тихо стонет в чужие губы, машинально прикусывая губу. Чужую губу. Сяо Чжань стонет ему в ответ. Звук оглушает, Ибо хочет слышать его снова и ладонями перемещается выше, зарываясь пальцами в темные пряди волос. Прижимается ближе, совсем вплотную, к Сяо Чжаню, ощущая собственным телом его тело и исходящий от него жар. Поцелуй не заканчивается даже когда мимо них кто-то проходит, выразительно кашляя. Ибо продолжает уже сам, не обращая ни на что внимания, притягивая Сяо Чжаня к себе ближе и целуя так, что спустя всего несколько мгновений начинает кружиться голова, а касания Сяо Чжаня из невинных превращаются в более смелые. Чувственные, немного грубые, такие желанные, что они оба забывают о том, где находятся, и когда кашель повторяется снова, они оба с тихим стоном недовольства отстраняются друг от друга, тяжело дыша. Как им обоим удается сохранить лицо и выйти из комплекса, Ибо не помнит. В машине они целуются снова.