***
Вообще, если отвлечься немного и задеть тему внутреннего мира и жизненных устоев обоих, то можно сказать ещё пару вещей: Хес и отношения — вещи несовместимые. Друзья, старые и новые, это прекрасно понимали и даже иногда завидовали в некоторых ситуациях. Парень знал, что умение любить, или хотя бы влюбляться, придёт со временем, но сколько должно пройти времени, чтобы оно правда появилось? Хес гадать не думает, он вообще об этом не думает, не вспоминает даже. У него другие приоритеты в жизни. Правда, никто не знает какие именно, но Лёше это даже на руку. У него свои тараканы в голове, и их целями он делиться с миром не хочет. В общем, Губанов — мальчик загадка. Чего не скажешь о Вове. Вова чуть эгоистичный, но в то же время достаточно внимателен до поведения и внешнего вида людей и часто придирается к мелочам. Он открыт. Все планы из его головы вмиг оказываются на языке, и о них уже знают друзья. Он не привык молчать. Он открыт для близких, он, как сам думает, живой и честный. Он не заставляет других гадать, он сам всё расскажет, даже если в будущем пожалеет. Семенюк сравнивает себя и Лёшу и мотает головой из стороны в сторону, негодуя. Вот их несхожесть и сыграет какую-нибудь неприкольную пьесу, задушив их взаимодействия полностью. Они просто перестанут общаться. Уже пошли первые звоночки, и Вова начал побаиваться последующих. Чего он так вцепился в Губанова? Да он и сам не понимает. Его отговорка звучит обычно так: «человек хороший». И этот хороший человек сейчас стоит перед ним и делает вид, будто не замечает младшего, который в двух шагах стоит, сложив руки на груди. С утра ему отказали, но вечером с Максом припёрлись. Вот так новости! Вова не сказать, что обижен, он просто немного разочарован в себе. Неужели он реально такой странный и несуразный стал, что ему отказали в обычной прогулке, а другим нет. Если быть честным, то парень уже совсем не хочет гулять. Ни с компанией, ни один, ни тем более с Хесом. Увиденная картина просто выбила из колеи. Он пытается скрыться незаметно, но как только разворачивается, врезается в подоспевшего, кажется, не вовремя Лагоду. — Вовусь, ты куда? — он прежней улыбкой засветился, строя бровки домиком. — Домой, — хмуро отвечает Вова, морщась от свиста позади и от противного и уже знатно надоевшего визга девок. Место здесь всегда оживлённое. Утром алкаши, днём дети, вечером подростки, а ночью компании, где всем под двадцать. Такой цикл Вову забавлял. — Ты же только пришёл, куда собрался уже, не-не, — Валера разворачивает младшего на сто восемьдесят, кладёт тяжёлую руку на плечи и прижимает к себе, как отец. Они делают шагов двадцать, и вливаются в общую толпу людей. Вове никогда не нравились эти огромные шумные сборища. Ему больше по душе было пройтись своей компанией — четыре человека, а лучше всего два, но, видно, не судьба. — погляди, Хеся пришёл, Макс, все здесь уже. — Мне твой Хеся… — Вова нахмурился, поморщился, поджимая губы, и остановился, махая головой из стороны в сторону. Он правда не хочет идти туда. Портить себе настроение и людям тем более. — Вы опять посрались? — Лагода изгибает бровь в вопросительном жесте. Знал бы он, как убедительно выглядит в такие моменты. Так и хочется ему всё выложить, рассказать, пожаловаться, но… — Нет, забей, — отмахивается после недолгих раздумий парень. — Тебе поздороваться сложно? — Нет. — Тогда не манди, пошли, — Валера качает недовольно головой, удивляясь поведению и настроению друга, но на этот счёт решает не заводить разговор. Потом как-нибудь, за бутылочкой чего покрепче, и желательно после сессии, а то она вот-вот настанет. Макс жмёт руку охотно, искренне радуясь приходу своего друга, но вот Лёша, с кем Вове вроде и хотелось увидеться, но вроде и пошёл теперь нахуй, от телефона почти не отрывался: переписывался с кем-то и даже улыбался. Вова успел разглядеть только фотографию. «Ниче такая», — только и успел подумать Семенюк, пока телефон не заблокировали и на него не обернулись. Губанов смотрел холодно и с ноткой вопроса, который он почему-то не задаёт. Вова бы уже начал возмущаться, мол, зачем смотреть в чужой телефон, у тебя своего нет? Но Лёша молчит и ждёт каких-либо действий со стороны младшего. Вова просто протягивает руку, пряча взгляд, устремляя его в асфальт. — Вещи, значит, раскладываешь? — обиженно начал парень, не думая останавливать своих коней. Вова обижен и даже немного взбешён этой ситуацией. Он требует ответа. — а вечером вообще «занят». — Закончил всё, — пожал плечами. Но у Вовы чёткое ощущение того, что его опять наебали. Парень вздыхает, понимая, как глупо сейчас выглядит, и отходит, тоже утыкаясь в телефон. В тот день они так и не пересеклись больше. Лёша отказывался от пива и других напитков, а Вова просто ушёл спустя минут двадцать, так никому ничего и не сказав.***
— Раз! — хор голосов начал счёт. Вова усмехнулся, ставя пустую рюмку на стол. В глазах ещё не мыло, и его самого не пошатывало, но, чувствуя, что после этого спора начнётся неприятный шторм внутри него, он начинает дышать глубже, волнуясь за свои последующие необдуманные, неконтролируемые действия. Лёгкие алкогольные напитки не создали фундамент для крепкого спирта. — два! — голоса переходят в крик, да в такой задорный, что Вова улыбается. Он в центре внимания, он — главная звезда, которая вливает в себя водку только так, будто не боится. Он хочет удержать внимание всего бара. — Три! Рисковать дальше он не стал, иначе блеванул бы на месте. Он опускает третью рюмку на стол и улыбается лучезарно. Собой он доволен, и ещё как. Только вот жаль, что это чувство исчезает после нескольких секунд. Водка и пустой с утра желудок — вещи, конечно, совместимые, но не настолько, чтобы рисковать и пробовать. После нескольких вопросов о самочувствии и о том, хватит ли ему за такой «подвиг» шоколадной медальки, ажиотаж около его персоны стихает. Его нахмуренные брови прямо кричат о том, что Вове уже не хорошо. За каждую свою минуту славы нужно платить, и парень, кажется, заплатит очень дорого минут через пять или десять. Но пока он сидит, прожигая взглядом то часы, что висят над диванчиком напротив, то Максима, качающего головой. Даже непьющий сегодня Павлов чувствует это неприятное подкатывающее к горлу чувство тошноты, что уже мучает Вову. Глядя друг на друга они кивают, безмолвно соглашаясь с тем, что такая выходка Семенюка была сегодня лишней. Губанова сегодня с ними нет. У него снова отговорки, но на этот раз Вова заставил себя ему поверить. Лёше после отчисления как минимум нужно найти подработку (да и Вове не мешало бы), чтобы совсем не остаться на шее матери, перед которой и так стыдно. Лёша способнее Вовы. Лёша умён и хитёр не по годам. И снова сравнение. И снова он хуже Лёши по всем фронтам. Это уже больше походит на унижение себя ради оправдания своих чувств. А чувства ли? А были ли они вообще? Вова так себя загрузил мыслями, что просто впал в Астрал, не реагируя ни на трущееся об него чужое плечо, ни на музыку, ни тем более на оклики. Все махнули рукой, мол, уже пьяный, и вернулись к обсуждению местной девушки лёгкого поведения, которая вешалась на плечи каждого. Вове эта тема не симпатизирует. Он хочет лего собирать, как в детстве, а не свои мысли в единый ком, делая какие-то глупые выводы. Поднять голову и открыть глаза — половина дела. Вторая — подняться. С ней он справляется на твёрдую тройку, опираясь на плечи знакомых. — Чё, Вован, организм водку не принял? — язвит Макс, зная, что за такие словечки ему ничего не будет. — Отфильтровал, — с улыбкой щурит глаза Вова, намекая на то, что ему нужно просто справить нужду, а не выворачивать желудок, чтобы выблевать всё непринятое закалённым организмом. Блевал он, вообще-то, очень редко.***
Для конца мая небо было слишком тёмное, а воздух холодный и сырой. Хочется гулять в тёплый вечер, а не в жуткий холод, который кости ломает. Лёша чувствует себя устало, но благо голова не болит. Весь он выжат, как лимон. Чувство не из приятных, но он свято верит в то, что сейчас отдохнёт, чуть-чуть, но отдохнёт. Хотя, он отдыхом это не называл раньше, но хочет привыкнуть именно к такому образу жизни. Что же он, имея пьющих друзей, и не будет пить? Осознание пришло к нему, конечно, поздно, но лучше поздно, чем никогда. Он останавливается за квартал от своей цели. Рыщет по карманам и наконец отыскивает нужные ему вещи. Вот вы спросите, когда и как Лёшу занесло в такую пизду, что он поджигает сигарету? Он сам ответа не даст. Пожмёт плечами и побыстрее сменит тему разговора на что-нибудь более простое. Делает тяжку, и тут же отнимает руку от лица, выдыхая и чуть покачиваясь, стоя на месте. Ему уже ни тепло ни холодно от сигарет, он, кажется, привык к этому сначала сладкому, а потом горьковатому привкусу. Ему нравится, но понравится ли другим, что из подростка, почти отличника, за год это чудо превратилось в пьющего и даже иногда курящего юношу? Матери бы точно не понравилось, поэтому чувство вины билось головой об потолок. Пора бы потушить, но Губанов делает последние две затяжки — самые противные и горькие. Он выходит из-за угла, оглядываясь. Бар, как и говорил Макс, был на углу.***
Дубовая дверь со скрипящими петлями отворилась, и дешёвая белая плитка уборной ослепила отражением света лампочки. Там, в зале, свет был приглушен, и глаза не резало, а здесь Вова на секунду почувствовал себя снова свеженьким, как огурчик. Справлять нужду хотелось вслепую, потому что глаза слипались, но Вова упорно сверлил взглядом бачок белого фарфорового унитаза, головой прикладываясь к гипсокартону кабинки. Голову кружит, пульсации тихих басов норовят окончательно свести с ума. Он, вроде, поймал момент спокойствия и умиротворения, но дверь уборной хлопает. Нависает тишина, а потом струя воды начинает звенеть об раковину. Отрывается одноразовое полотенце. Семенюку вот вообще не хочется сейчас пересекаться с кем-то, когда его пьяное тело вывалится из кабинки. Но стоять он здесь долго не может, хочется сесть и закрыть глаза, отдаваясь приятной дымке, захватившей разум. Губанов, собственной персоной! Стоит, тщательно вытирая руки от ледяной воды. Его абсолютно трезвый взгляд поднимается на опирающегося рукой на дверь Вову, и проходится оценивающе. Брови поднимаются в вопросительном жесте, и до Семенюка только через пару секунд доходит, что нужно что-то ответить. — Без повода, — он подходит ближе и наклоняется над раковиной. Волосы, ранее зачёсаные назад, прядями посыпались на лоб, вместе с ним и щеками намокая. — Не удивительно, — Губанов, оценив теперь всю ситуацию в целом, выкидывает использованное полотенце в урну. Не уходит. Вова прислушивается, но ни шагов, ни шорохов. Стоит и ждёт. — а придумать? Для приличия. — Ну если для приличия, — улыбается мечтательно парень, поднимая голову. С подбородка капает ледяная вода, глаза часто моргают. — тогда за твой приезд. — Было, меняй. — За такое грех не выпивать неделю, я тебе так скажу, — он качает указательным пальцем, будто убеждая парня напротив в том, что менять причину он не будет. — ручки помыл? — Вова нарочито улыбается и мурчит так, что Губанов диву даётся. Как тот на ногах стоит, да ещё и может оставаться таким же обоятельным, как раньше? Чудной человек. Лёша кивает, посмеиваясь. — тогда пошли покурим. — Там прохладно, не хочу, — отклоняет предложение друга он, качая головой. Если он увидит, как курит Вова, то непременно захочет сам, а палиться перед другом крайне не хочется. — Мерзляк, — фыркает Семенюк, но всё равно тащит того за локоть на выход из уборной, а потом на улицу. Кажется, Лёша был прав. Руки обдало холодом, и кожа тут же покрылась крупными мурашками. Лёша это видел и только качал головой на вовино упорство и несгибаемость. Если тому захотелось — море высушит и звезду достанет. — скажи честно, тебе неприятно со мной общаться? Прежние щенячьи глаза поднялись на парня, когда затлел табак на кончике вовиной сигареты. Но Лёша этого не видел — смотрел куда-то на дорогу, но чувствовал запах желанной сигареты. По виду Вовы и не скажешь, что на следующее утро он ничего не вспомнит. Этот говнюк, даже если ужрётся в хламину, вспомнит всё до последней точки, поэтому пачка сигарет Лёши остаётся в кармане. Да, можно было потерпеть, не так сильно приспичило, чтобы началась ломка. А вот у Вовы сейчас начнётся ломка от недостатка внимания. Он сверлит взглядом друга и щурит глаза, придавая своему лицу максимально хмурый и серьёзный вид. Ему же должны ответить, правда? Ну почему его игнорируют? — С чего ты взял? — непринужденно отвечает Лёша, будто этой огромной паузы и не было никогда. Он поворачивает голову на парня, будто усмехаясь над паранойей Вовы, и кивает на тлеющую в пустую сигарету. — кури уже, холодно. — Почему ты вчера мне отказал, а вечером с остальными пошёл? — Вова гнул свою линию. Он наконец делает ещё тяжку, затем отводит руку и сбрасывает пепел на потрескавшийся асфальт, подальше от своих и лёшиных ног, мало ли пепел на штаны попадёт? — Детский сад, разборки перед полдником, — качает головой парень. Ему совершенно не нравится эти вопросы, потому что на них ответ, который бы понравился Вове, он не даст. — оставь уже это. — Обидно вообще-то, — нахохлился Вова. Губанов любил эти глупые, больше похожие на детские, выходки друга. И правда детский сад. — я думал, что когда ты приедешь, всё будет как раньше. — Индюк тоже думал, — равнодушно отвечает на это тихое, неразборчивое мурлыканье Лёша, приобнимает в знак поддержки и какого-то извинения и ведёт докурившего и уже замёрзшего парня обратно в помещение, где пахнет перегаром и вонючим одеколоном. Весь остаток вечера, как бы Вове не хотелось заговорить с Лёшей, он сидел смирно, иногда покачиваясь из стороны в сторону от скуки, ибо темы для разговора были не ахти. А ещё он заметил, что бабочки, иной раз больно бьющие по рёбрам, куда-то испарились. Губанов их невольно подарил, а Вова растерял. Звучит грустно, но темноволосый даже рад такому раскладу. Интересно, а какого цвета они были?***
Вторая сессия, похоже, доведёт Вову до белого каления. Он сидит на паре по истории и выслушивает совершенно ненужную информацию о сессии и зачёте по этому предмету. Если бы преподаватель знал, какой Вова хуй клал на историю, то он бы ушёл в запой. По словам вовиной однокурсницы и по совместительству старосты Даши Кудановой, мужик был хороший, но Семенюку от этого ни жарко ни холодно. Препода он, быть может, и уважает, но никак не предмет. Как куратор Василий Александрович просто солнышко. Вова обращался к нему изредка со своими проблемами, и мужчина ему безоговорочно помогал. Но вот с его предметом парень не ладил. Он знает в каком году было восстание декабристов и в каком зародился и распался Советский союз, и ему этого для жизни хватает. А учить эти реформы и внешнюю политику какого-нибудь, к примеру, Александра Первого, будучи студентом техникума, Вове вообще не хотелось. — Первую сессию пережили, и последующие переживёте, — махнул на прощание мужчина, отходя от окна, в которое очень долго смотрел, ведя свой монолог, который, благодаря паре однокурсниц, переходил иногда в диалог. — я понимаю, что эта история вас вообще не колышет, поэтому билеты будут не такие сложные. С вас требуется просто понимание вопроса, остальное как-нибудь сами, — он пригладил свою рыжую, небольшую бороду и поднял взгляд на студентов. Василий Александрович всегда жалел студентов, ибо помнил, как его чихвостили за трояки по ненужным предметам. Студентов он понимал, потому не заваливал ненужной хернёй. — Отпущу пораньше, идите. Удачных выходных. У вас ещё неделя отдыха, потом сессия, а там отдохнёте. Вова вскочил первым. У него уже и портфель собран, и сам он уже готов бежать кросс не на физкультуре, а от неё, чтобы побыстрее свалить с ненавистной пары и от доёбистого физрука. — Владимир, ещё один пропуск физкультуры, и я буду вынужден водить тебя за ручку до стадиона, — слышится сквозь возьню в классе. А вот это Вове совсем не нравится. Вова делает вид, будто не слышит, быстро убегает в коридор, не оставляя после себя и дуновения ветерка. — Вов, — зовёт выбежавшая следом староста. Она всегда пыталась задержать спешащих далеко не на пары однокурсников, и Вова тоже был не исключением. — не делай вид, будто не слышал. — Мне некогда, — отмахивается Вова, но Даша настроена только на победу. Семенюк это знает, а ещё он знает слабые стороны девушки. — ты же хочешь с нами гулять? Дай мне прогулять физру ебучую, и дело с концом. Глаза его сверкнули, улыбка растянулась, и симпатичное, уже успевшее загореть лицо заставило Дашу опешить. Да, она хочет гулять с компанией Вовы, потому что там весело, потому что там на неё обращают внимание, общаются с ней… и есть ещё одна причина, по которой нужно отпустить Вову с последней пары и закрыть глаза на очередной прогул. Вова не против поиграть в волейбол на последней паре в году, перед сессией, но внизу его ждёт Валера, который его куда-то активно утром зазывал. Да и за ручку с Василием Александровичем на физкультуру он ходить не против. Прикольный же мужик, тем более самый красивый препод во всём техникуме. Что-то Вова слишком часто задумывается о красоте мужчин. Он кое-как за Хесуса себя простил, а вот за препода уже не получится. — А где наш инста-блогер? — слёту спрашивает Вова. Он закидывает портфель на плечо, пожимает руку другу и, чуть потушевавшись, оборачивается на окна. Василий Александрович внимательно наблюдает за парнем, уперев руки в подоконник. Вова пожимает плечами, указывая на Валеру, мол, меня ждут уже, и вышел за пределы своего техникума. — Уже проснулся, залил историю с тем, как под его окнами орут дети, и назвал их уебанами за то, что разбудили, — парень пожимает плечами, усмехаясь. Вова ничего не ответил. Он шагал рядом, постоянно чувствуя, какой он маленький по сравнению с другом. Рост его всегда удручал, он чувствовал себя каким-то неполноценным из-за этого, но, с другой стороны, хоть он и маленький, но внутри него столько сарказма и вредности, что позавидует каждый. Такой себе повод для гордости. Телефон на беззвучном, и Вова видит на своём экране сообщение от старосты только вечером, и оно гласит о том, что за прогулы физкультуры Василий Александрович будет заваливать на сессии. Вова хотел было возмутиться, но не стал. Сам виноват. У него неделя, чтобы выучить все билеты, потому что до этого он ни то что ничего не читал, он эти билеты даже не видел. Через Дашу договориться с преподом не получится, хотя девушка честно пыталась это сделать сама.***
Вова не пришёл раз, не пришёл второй, а на третий опоздал. Каждодневные встречи с друзьями вдруг сменились чтением билетов. Завалить вторую сессию — позор. Первую-то кое-как дотащил. Обо всех новостях их компании он узнавал у Макса с Валерой, а о местах, где они все вместе были, — у Хесуса. Между делом Вова заглядывал в инстаграм, листал пару раз от начала и до конца все фотографии в ленте, а затем профиль Лёши по нескольку раз на дню. Теперь он понимает маленьких девочек, которые смотрят инстаграм какого-то парня из интернета чаще, чем электронный дневник. Об этом думается только вечерами, когда истории выкладываются чаще, а смех в них звенит так, будто Лёша каждый день ходит на КВН, а не в бар. Улыбка и у Вовы выползает, и он по-кошачьи лыбится в экран. Ему, кстати, написало пару неизвестных ранее людей, мол, куда он пропал. Вроде был каждый день в историях Лёши, а тут просто как сквозь землю провалился. А ещё ему комментарии пишут и фото лайкают. Такого количества внимания Вова немного испугался и удалил несколько фотографий. Ну а чем он им так понравился? Но перед первым зачётом он всё-таки явился к друзьям ненадолго. — Иной раз хочется съездить тебе по макушке, — Максим качает головой, обращаясь к Вове и одновременно с этим принимая из рук знакомой официантки и без пива увесистый стакан. — дурак ты, Вова. К сессии так долго готовиться нельзя, голова взорвётся столько учить. — На себя посмотри, чмо крашенное, — Вова шмыгает носом, складывает руки на груди и наваливается спиной на спинку дивана. — самого чуть ли не отчисляют из-за прогулов, ещё на меня что-то пиздит. Самому не стыдно? — Нет, не стыдно. Я хотя бы физкультуру не прогуливаю, — Павлов усмехается, видя, как начинает беситься от сказанного Вова. У него прям глаза кровью наливаются. — Да сходи нахуй, — машет рукой Семенюк. — доебал уже, — бросает напоследок парень, выходя на улицу. Завтра у него первый за сессию зачёт — по английскому. Это ещё терпимо, он там что-нибудь написклявит на тройку и спокойно уйдёт домой, а вот послезавтра уже история. Чувство и предчувствия ужасные. Мало того что сессия уже, грубо говоря, началась, так ему ещё и не дадут выдохнуть на истории. Это подтвердил Василий Александрович ещё позавчера, но Вова и так верил Даше на слово, поэтому сильно не возмущался и даже не расстроился. Это был ещё один пинок по зад, мотивация, чтобы закрыть инстаграм и сесть за билеты, правда, в итоге из тридцати он выучил только десять. Лень не позволила выучить больше трети. — Сессия, — тянет мечтательно кто-то, выходя из бара. — преподы злые, как сторожевые собаки, а студенты вымучены и запуганы. Первокурсник? Вова обернулся, чуть не выронив сигарету из рук. Она чудом удержалась между пальцев, а большие, испуганные глазёнки Вовы направлены на незнакомца. Оценить взглядом, или разглядеть хоть что-то на парне Вова не мог — темно слишком, даже вывеска бара не спасает ситуацию. — Ну, грубо говоря, да, — Вова идёт на контакт, поворачиваясь к парню лицом. Вот теперь было видно получше, когда с головы сняли кепку. Лицо немного вытянуто, глаза прищурены мелко, брови вскинуты с усмешкой и добротой. Крупная чёлка на правый бок казалась тёмной. А потом он улыбается, посмеиваясь с реакции Вовы. Смех с хрипотцой, но заливистый, такой, какой часто звучал на фоне в историях Лёши. В общем, Вова его уже где-то видел и слышал. — Не парься, — тот махнул рукой, спустился на последнюю ступеньку и тоже закурил. — сдашь, как зимой, а потом отдыхать. — А если не сдам? — вдруг спрашивает Вова, не отрывая взгляда от обочины, на которой они сейчас стоят вдвоём: Вова и какой-то бухой парень, от которого воняло перегаром сильнее, чем от Вовы раза в три. — Ты же не дурак, — пожимает плечами, вскидывая руки вверх. — по тебе видно, что ты умный. А не сдашь — скажешь матери, отхватишь пизды, да и пойдёшь по карьерной лестнице Макдональдса. Или другое что-нибудь... Выход есть всегда. Молчаливые улицы Москвы освежало порывами ветра, а Вову мыслями. Так точно ещё никто не выражался, как этот незнакомец. Действительно, выход есть всегда, и не важно, выгоден он тебе или нет. Лёше же нормально, а его отчислили. Пока Вова это всё безнадёжно мусолил в своей голове, парень засобирался, спрятав зажигалку и телефон в карман, да ушёл, шаркая об уличную плитку подошвами кед. Ни здрасьте, ни до свидания. Загрузил вовину голову, да съебался, пока парень сверлил взглядом то мусорку, то рядом лежащие бычки. Запустив руки в карманы, он сжал их в кулаки, пытаясь согреть, но потом, почувствовав, как что-то больно царапает костяшки правой руки, он вынимает обе, пытаясь вспомнить, что же он такого положил в карман. На ум ничего не пришло, и он запустил два пальца в карман, вынимая маленький пакетик на застёжке, внутри которого была явно не конфетка или жвачка. Ну и денёк. Вова, пораскинув мозгами и поглядев в след незнакомцу, оставил пакетик в своём кармане, возвращаясь в помещение. Как-то он слишком холодно к этому отнёсся. Может быть, будь он чуточку бодрее, он бы запаниковал, но сейчас ему явно по барабану. Только за ним закрылась дверь, как тут же на него были направлены внимательные глаза бармена, а потом камера лёшиного телефона. Он улыбнулся, глядя не в маленький глазок техники, а за корпус телефона, на Губанова. Тот сегодня был крайне красив: идеальная укладка волос, бодрый, свежий на лицо. У кого-то отсохнут пальцы, пока будут скринить чужое прекрасное лицо в историях. Бедные девочки и Вова. Лёша их совсем не жалеет, выкладывая такое на показ. Пока, вроде, у них всё просто замечательно. Лёша немного выпивает в компании, даже не думая догонять по количеству выпитого Вову, ибо тот явный рекордсмен. Семенюк заглядывается на друга, а потом, закрыв глаза и поймав вертолёты, будто отключается от мира сего.***
Ежедневная попойка - это ещё слишком сложно для ранее не употребляющего столько алкоголя Лёши. Он сообщает об этом Максиму и не идёт никуда следующим вечером. Так даже лучше. Поддержит, так сказать, друга, посидит дома, пока тот будет сдавать то английский, то историю. Хочется позвонить, спросить, как прошёл зачёт, но Хес себя не то что бы сдерживает, ему как-то неудобно. Казалось, что он Вове совсем не сдался. Такую паранойю он раньше у себя не замечал. Два дурака друг друга стесняются. Знали бы об этом, так захлебнулись бы в смехе. Но пока они просто не переписываются всю ту неделю, пока у Вовы идёт злосчастная сессия. Незнакомец из головы Семенюка просто вылетает. Вова и не желал его запоминать, но утром пришлось припомнить, когда телефон в карман лёг криво, не так, как раньше. Внимательные серые глаза оглядывают пакетик, брови брезгливо изгибаются. Вот так подарок с утра. Лучше бы он его вчера выкинул.