Зачем ты меня отпустил

Снова осень, снова холодный ноябрь и отвратительная погода. Пасмурное небо, затянутое почти что чёрными грозовыми тучами настолько надоело глазу, что хоть из комнаты неделями не выходи, и окна поплотнее шторкой занавешивай. Безлюдные улицы Петрограда снова омывались непрекращающимся уже третий день дождём. Барабаня по окнам витрин, которые давно закрылись, или напротив — ещё не открылись, крупные капли стекали вниз, обгоняя друг друга всё быстрее и быстрее… Этот ночной концерт, который казалось может заглушить лишь выстрел, прерывался пьяными выкриками и звоном бьющихся бокалов, доносящимися из кабака. Несмотря на непогоду, посетителям было довольно весело, а выпившим посетителям — вдвойне. Хотя кто вообще в этом захолустном кабачке в тот вечер остался трезвым?.. — Галенька, я похож… на Пушкина? — сказав это, Есенин опустил себе шляпу на нос и, раскинув руки в стороны, громко, но неразборчиво выкрикнул какое-то четверостишие. — Очень похожи, Сергей Александрович, очень похожи. — ответила сидящая напротив поэта девушка, с тёмными, слегка вьющимися волосами. Какого точно они были оттенка сказать было нельзя, из-за странного тускло-жёлтого освещения в кабаке. Запах алкоголя и, ещё сильнее чувствующийся, запах хорошего и не очень табака казалось уже никогда не выветрится из этого помещения. — А вот ещё знаете? — прокашлявшись, он начал читать уже более менее разборчиво какое-то из стихотворений Александра Сергеевича: Мы любим тех, кто нас не любит Мы губим тех, кто в нас влюблен. Мы ненавидим, но целуем Мы не стремимся, но… Тут он запнулся и зажмурился, прищёлкивая пальцами, стал усердно вспоминать конец четверостишия. После минуты раздумий, он всё-таки махнул рукою куда-то в сторону окна и, опрокинув в себя ещё рюмку, откинулся на спинку старого изорванного диванчика. Достав пачку дешёвых сигарет, он выудил одну и поджёг. Затянулся и тут же стал откашливаться. — Да чтож… кх… такое то… — Сергей Александрович, все в порядке? — спросила обеспокоенная Галина. — Да… кхм… в полном порядке, Галенька, в пол-ном. — сказав это, он вновь задымил сигаретой. Тут вдруг к нему подошёл мужчина средних лет, с лысиной на пол головы, и постарался перекричать людей в кабаке: — Сергей Александрович, там вас просят, чтоб вы стихи свои на публику прочитали. — Какие… кто просит? — Да дамы вон, и джентльмены с ними тоже, говорят, мол давно вас не слыхали. — Стихи говорите? — ответил подвыпивший поэт, натягивая улыбку, — ну, а отчего бы и не стихи? Сказав это, он поднялся с диванчика, и пошатнувшись, встал на ноги. Перед глазами все поплыло и превратилось в цветное пятно. Простояв несколько секунд неподвижно, он, перебирая ногами по полу, двинулся к толпе. Расступившись, люди затихли, и Есенин, став в центр образовавшегося круга, начал последнее, придуманное им стихотворение (и первое, что он вспомнил): Выткался на озере алый свет зари. На бору со звонами плачут глухари. Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло. Только мне не плачется — на душе светло. Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог, Сядем в копны свежие под соседний стог. Зацелую допьяна, изомну, как цвет, Хмельному от радости пересуду нет. Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты, Унесу я пьяную до утра в кусты. И пускай со звонами плачут глухари. Есть тоска веселая в алостях зари! Тут же народ зааплодировал, кто то засвистел, на что Сергей поклонился в пол, прижимая руку к сердцу. Когда аплодисменты начали затихать, стали слышны размеренные, неторопливые хлопки. Люди прислушались. Из тёмного угла вышел, стоящий всё это время там, не вымолвив ни слова, мужчина. Не прекращая хлопать, он с искривлённым ухмылкой лицом, сказал: — Браво, браво товарищ Есенин… Бра-во… — Ааа… Владимир Владимирович, доброй ночи, рад вас… сегодня здесь видеть! — ответил, запинаясь, и путая буквы в словах, Сергей. — Как жаль, что не могу сказать вам того же самого… — Тогда просто сделайте как я: соврите! — с этими словами Есенин подошёл на два шага к собеседнику, не стягивая с лица улыбку. Толпа покорно расступилась, уже предвидя дальнейшее развитие событий. Такое случалось уже не раз… — Позволите спросить, товарищ Есенин? — нарушил минутную тишину Владимир. — Позволю, отчего ж нет? Спрашивайте, товарищ Маяковский! Кашлянув в кулак, и опустив руки в карманы, футурист облокотился плечом на стену справа от него. — Каков был смысл прочитанного вами минуту назад стихотворения?