«Девушка»-ромашка

      Сяо Синчэнь:       За спиной раздалось:       — Вот уж не знал, что если человеку прострелить руку, а потом отбить кишки у него и башка вдруг совсем соображать перестанет!.. — Сяо Синчэнь вздрогнул и обернулся — возле главного здания заброшенной, потерявшейся в ковылях прерий почтовой станции всадник в чёрном уже спускался с крапчатого жеребца…       …спустился и потащил тяжело храпевшего коня к коновязи, припадая на левую ногу и не прекращая зло шипеть:       — Ты на улице какого чёрта?.. Хочешь, чтобы издали заметил кто-нибудь да подъехал шею тебе свернул… или надеешься, что сбежать помогут?.. — наконец, привязав коня, повернулся к Сяо Синчэню и, встретившись глазами, всё так же недовольно, но и будто испуганно, бросил, — Что?       Чувствуя, как по щекам ползут слёзы, Сяо Синчэнь прошептал:       — Я думал, ты не вернёшься…       — Да? — сумерки не скрыли — Сюэ Ян побледнел, потом залился румянцем, но, пряча смущение, фыркнул, спешно отвернулся и процедил, — Я об этом тоже думал… На улице что торчишь, так полегчало?       — Нет.       — Ну, так и иди…       Больше всего на свете хотелось броситься ему на шею и — задушить, затискать в объятиях… Но разве можно было?       «Он опять разозлится… — тоскливо подумал Сяо Синчэнь, а мальчишка между тем принялся снимать с коня фляги, первая же булькнула, — Он ездил за водой! Возможно, даже — скорей всего — на тот самый рудник! Но разве?.. А ведь верно, тут нет колодца!..»       — Давай помогу…       Сюэ Ян буркнул:       — Силы есть — ляг иди!       Силы действительно были. Даже спорить:       — Я и так… проспал… ла весь день…       — Три!       — Что?       — Три! — повторил Сюэ Ян, — Три дня! Четвёртый даже уже… только стонешь и вертишься! Думал, сдохнешь всё-таки…       Три дня?!       Конечно, при сильном жаре это бывает и нередко, Сяо Синчэню не раз случалось наблюдать такое у пациентов… но вот, что настолько дурно будет ему самому…       — Я… не помню…       Мальчишка отрезал:       — Я, зато, не забуду! — и, помолчав, съязвил, — Ты, как оказалось, удивительно громко стонешь! Даже жаль, что ты… Из тебя бы вышла отличная шлюха!..       Последнее — конечно, не предложение подвизаться на труды в борделе, а готовность Сюэ Яна потешаться — почудилось добрым знаком. В груди затеплилась надежда: «Возможно, он уже немного поостыл… ведь прошло, оказывается, столько времени… а он, к тому же, всё ещё здесь… со мной… то есть, при мне… то есть, я — при нём… И, возможно, не откажется меня слушать…»       А начать стоило с самого главного…       — А-Ян…       Мальчишка, всё демонстрируя затылок, цыкнул:       — Не называй меня так!       — Не буду!.. Сюэ Ян, я был… была… я очень несправедливо с тобой… к тебе… Прости меня, я очень… я была очень к тебе несправедлива… и очень дурно…       Сюэ Ян снова перебил:       — Прямо говори, что надо?       — Извиниться…       Мальчишка всё-таки обернулся и впился глазами в глаза:       — Когда болтают вот как ты сейчас — я не верю! Это всё — чтобы лишний раз запутать и выставить дураком!.. Ну, признавайся, что тебе нужно? Хочешь, чтобы я тебя отпустил? Или наоборот — боишься, брошу здесь, а ты едва трепыхаешься?       — Боюсь… — Сяо Синчэнь ответил честно и не отводя взгляда. Дыхание перехватывало, юноша буквально чувствовал, как бледнеет и — видел, как бледнеет и Сюэ Ян. Сердце трепетало, то ли от жара, то ли — от отчаянной робости: вдруг так и не выслушает?.. — И хочу… Но ни то, ни другое, не значит, что я не сожалею… Что говорю это только… Я очень тебе… благодарна. За всё!..       — Хватит! — мальчишка вновь отвернулся к коню, — Сказал же, не верю! — повернулся и, спешно и неловко, сунул Сяо Синчэню в руки одну из фляг, — На вот, если силы есть, отнеси! И ложись!.. А то, только полегчало и сразу… не бережёшься!..       Это ворчливое «…не бережёшься!» было подозрительно, даже чересчур, знакомым…       «Неужели, — подумал Сяо Синчэнь, — я каждый раз вот также сердито это говорю? Тогда неудивительно, что некоторые пациенты говорили прежде доктору ***, что они меня страшатся…»       В комнате Сюэ Ян первым делом бросил взгляд на «стол»:       — Что не ешь?       — Не успел… ла…       Мальчишка передразнил:       — «Не успел… ла…» Нечего было на улице шататься! — и подтолкнул к нарам, — Давай-ка, садись!.. Сейчас поешь и ложись! Или воды сперва?..       — Да… если можно…       — «Можно…» Ха! — в мгновение ока Сяо Синчэнь оказался со всеми предосторожностями — полулёжа, с подоткнутым под спину многострадальным сюртуком — усажен, в здоровую руку вложили открытую флягу, а «стол» придвинули у «кровати», — Ешь!       — А ты?       Сюэ Ян только махнул рукой:       — Потом… успею ещё! Ешь!.. А завтра с утра похлёбку из фасоли тебе сварю… Надо было, конечно, пристрелить кого-нибудь, хоть собачку… суп бы получился! Ну, ничего, в следующий раз… Нет, завтра с утра и поймаю!.. Ты почему? Неудобно?.. — и принялся спешно поправлять «подушку», — Лучше? Говори, как лучше!..       Забота была уже не в новинку, но вот её манера…       «Он так суетится, совсем на него не похоже… Кажется даже, вот-вот руки задрожат, — эти руки всё помогали Сяо Синчэню усесться поудобней, — Выходит, своей болезнью я напугал его до чёртиков… Бедный мальчик!.. Добрый мой мальчик… без него… — мысли прервала ещё одна, от которой кольнуло в груди, — А ведь всё это потому, что… Возможно, не только поэтому, но… прежде всего — поэтому!.. Ох!.. Нехорошо. Нехорошо, что я, выходит, хоть и без злого умысла, без расчёта… но пользуюсь… пусть даже отчасти его… расположением и… неведением!.. Конечно, я совсем этого не хочу… то есть хочу… Не так! Я благодарен ему за помощь и буду благодарен до конца своих дней за всё, что он для меня сделал и делает сейчас… и ещё, возможно, сделает, что бы им ни двигало сейчас и прежде и что бы ни вышло потом… но… Но! Если он так и останется… если ничего не узнает… А если узнает, что тогда?.. — Сяо Синчэнь покосился на Сюэ Яна — мальчишка глядел на него во все глаза, — В конце концов, мы взрослые люди… сможем же мы объясниться…»       — Так почему не ешь? Не хочешь что ли?.. — Сюэ Ян скривился было, но тотчас же потянулся ко лбу нежелающего ужинать, — Или хуже?       — Нет, — Сяо Синчэнь поймал чужие пальцы, почудившиеся такими холодными — оказавшись в его ладони, они вздрогнули — и легонько привлёк к себе, — сядь! А-Ян… Сюэ Ян, пожалуйста, сядь! Мне… всё нормально, мне ничего больше сейчас не нужно… Ты и так так обо мне заботишься… Я так тебе… Я всегда буду тебе благодарен! Но сейчас, пожалуйста, сядь!       Мальчишка аккуратно присел рядом на нары.       — Ну?       Решиться сразу было тяжело, и, заткнув и отложив на «стол» флягу, Сяо Синчэнь начал с других важных вещей:       — Как твоя нога?       — Не отвалилась… — и подозрительный прищур.       — А голова? Болит?       — Нет.       — Хорошо… Я утром тебя осмотрю, надо будет… — чужие пальцы опять дрогнули, — прости!       Сюэ Ян негромко фыркнул:       — А теперь за что?       Лучший повод сегодня мог и не представиться…       — Об этом я и… об этом мы и должны поговорить… — ничего больше сказать не вышло — мальчишка приподнял бровь, фыркнул громче и вдруг расхохотался как безумный, — Что… что тут смешного?..       Но Сюэ Ян всё давился смехом — за этим действом Сяо Синчэнь не заметил, когда рука мальчишки выскользнула из его собственной — а ответить смог лишь, когда конское ржание перешло в невнятное хрюканье:       — Да неужели?.. О-хо-хо! Ха-ха-ха!.. Вот уж не думал! Ха-ха!.. А ты всё-таки… хоть и так… знатная сука!.. О-хо-хо!.. Молодец! Я-то думал, у тебя будет кишка тонка, а ты!.. А-ха-ха!.. Ну, давай! Рассказывай! Или… — до ушей расплылась улыбка, злая, глумливая и… безобразно весёлая, — может, даже покажешь? Ха-ха!.. Нет, лучше уж не надо!..       Такое странное поведение вогнало Сяо Синчэня в замешательство, которое не сразу удалось побороть…       — Что… — прошептал юноша, — что… ты хотел бы… тебе показать?       Новый взрыв хохота:       — Как что? А-ха-ха!.. Вот ведь!.. О-хо-хо! Вот как тебе можно шею свернуть? Со скуки же потом подохнешь! Ха-ха-ха!.. «Что?» Как что — у тебя между ног елдак вместо пиздёнки! Или ты не про это сейчас?..       Ухо сперва зацепилось за привычное:       — Ну почему ты так любишь эти мерзкие словечки?.. — и лишь потом Сяо Синчэнь почувствовал, как с лица сбегает краска, а сердце точно сжимают ледяные тиски, — ЧТО?.. Как?.. Откуда ты?..       Сюэ Ян снова покатился со смеха, скалясь и даже кусая губы:       — Ха-ха-ха! Не могу уже!.. Вот только что б такую твою рожу увидеть… Ха-ха!.. стоило… А-ха-ха!..       — Ты что… ты… пока мне плохо было?..       Хохот смолк, а мальчишку перекосило от ярости:       — Что?       — Ты же… — ледяные тиски сдавили до боли, — ты… Пока мне было плохо, ты же?..       Гримаса ярости почти обратилась в звериную…       Сяо Синчэнь почувствовал, что грудь разрывает, но не ужас, а отчаяние… злость, дикая злость на самого себя: «Я опять… снова… дурно… мерзко о нём подумал! Сразу принялся… Да кто из нас двоих дурной человек?! Он столько обо мне заботился… А я?.. Я так о нём…»       Задрожавшими пальцами юноша вновь поймал и прижал к своей груди, к замиравшему ледяному сердцу чужую ладонь.       — Даже если так! Это ведь всё не твоя вина! Только моя!.. Я не хотел… не надо было… Ты прости меня, что так вышло… Ты столько… столько сделал для меня… Я тебе…       Звериная ярость обернулась смертельной бледностью, а потом — стыдливым румянцем. Сюэ Ян опустил голову и попытался вырвать руку:       — Пока ты подыхал, я тебя не трогал!.. Только… лицо и… и руки обтирал… И… не с голоду же сдохнуть дать?.. И перевязал… один раз… позавчера… как-то… как вышло… И… — совсем потупился, — пощупал один раз… просто показалось… вдруг ты под себя…       — Мальчик мой…       Мальчишка вскинул глаза…

***

      Сюэ Ян:       — Мальчик мой… — отродье подалось ближе и прижалось горячим — опять горячим! Да что ж такое, снова придётся возиться, а потом всю ночь сидеть рядом, боясь уснуть! — лбом Сюэ Яну к щеке, — добрый мой, хороший мой, светлый мой мальчик…       — Что? — чужое дыханье обжигало, от него кружилась голова. Свободная рука искала опоры и… повстречалась с… раненой этой… этого… этого… отро… парня. Пальцы переплелись…       — Спасибо… спасибо тебе за всё…