Cliché prompts

       В общем, Лука вынужден был признать, что это было не слишком ужасно.        Китчевая рождественская ярмарка в разгар зимы не входила бы в список его потенциально прекрасных первых свиданий, но он уже много лет ждал, когда Элиотт Демори пригласит его на свидание, так что он все равно согласился, хотя и со здоровой дозой опасений.        Но все было отлично. Даже весело.        В действительности он приписывал это в значительной степени красивому парню, тихо идущему рядом с ним.        Конечно, ярмарка было немного своеобразно безвкусна, но рыночная площадь все равно выглядела довольно красиво, с деревянными прилавками, покрытыми свежим снегом.        Они прошли по причудливой площади, освещенной мягким светом десятков старомодных фонарей, и запах сосны и зажженных свечей настолько расслабил Луку, что он и забыл, что под пальто у него три толстовки, защищающих от ледяного холода. Они перекусили жирными сладкими булочками и пили глинтвейн, и Элиотт держал Луку за руки, чтобы согреть их. Какое-то время они стояли, наблюдая за выступающими певцами, Лука благополучно прижался к Элиотту, который положил руку ему на плечо. Элиотт нашел веточку омелы, которая упала с одной из больших веток на одном из прилавков, и на одну захватывающую дух секунду Лука представил, как Элиотт поднимет ее над их головами, но затем тот передумал и положил ее в карман, улыбаясь Луке. Лука был разочарован на секунду, но потом увидел озорство, сверкнувшее в бесконечных серых глазах Элиотта, и он надеялся, что Элиотт планирует воспользоваться ей позже. В любом случае, он не хотел, чтобы их первый поцелуй случился на всеобщем обозрении.        К тому времени, когда совсем стемнело, снова пошел снег, и Лука почувствовал, что внутри него цветет свет и теплота. Тепло исходило от улыбки Элиотта, от того, как он произносил имя Луки, от его пальцев, которые танцевали на руке Луки. Свет исходил от предвкушения того, что Элиотт провожает его домой по темным и тихим парижским улочкам, где можно было найти сотни укромных уголков, чтобы заняться кое-чем интересным.        Так что теперь они шли рядом, достаточно близко, чтобы их руки соприкасались при каждом шаге. Бабочки в животе Луки необъяснимо размножались и бешено порхали.        Падающий снег создавал впечатление, что они совсем одни в этом мире, и заглушал звуки шумного города.        Когда они приблизились к старому мосту через Сену, бабочки начали нервничать. Они почти добрались до квартиры Луки, и момент, о котором он мечтал, приближался.        Позже он обвинит в этом кусок льда на мосту, замаскированный тонким слоем снега, в сочетании с третьим глинтвейном. Он никогда никому не признается, что это произошло потому, что он смотрел на профиль Элиотта в лунном свете и мечтал о том, какими его губы будут на вкус.        В любом случае, какова бы ни была причина, внезапно Лука подскользнулся на небольшом склоне моста, проехался по нему вниз и ударился головой о невысокое ограждение.        Самое время произвести впечатление на Элиотта, который весь из себя такой плавный и грациозный, подумал Лука, принимая сидячее положение. Хорошо, что на нем была толстая шерстяная шапочка, подумал он, ощупывая затылок в поисках шишки.        У него болела спина, болела голова, болел копчик, и он чувствовал себя самым большим ослом на свете.        Через секунду Элиотт уже был рядом, нависая над ним и касаясь его виска прохладными пальцами.        — Лука? О боже, ты в порядке?        И после этих слов тепло и свет покинули тело Луки, и он почувствовал, как холод и боль сразу пронзили его.        — Похоже, что со мной все в порядке? — спросил он с сарказмом в голосе, его ворчливость взяла верх. — Я, блядь, умру на ледяном мосту, а мне даже не удалось поцеловать человека, с которым у меня свидание. Так что нет, я не в порядке, а ты как думаешь?        Элиотт долго смотрел на Луку, а потом… потом он запрокинул голову и расхохотался.        Да пошло все нахуй.        Лука мог истекать кровью или замерзнуть насмерть, и Элиотт думает, что это смешно?        — Ты уже закончил наслаждаться моими страданиями? — прорычал он.        — Про… Прости меня, — еле выговорил Элиотт между приступами смеха.        — Серьезно! — чуть не заорал Лука. — Я умираю здесь и признаюсь тебе в любви, а ты только и делаешь, что смеешься?        Это, казалось, сделало свое дело. Элиотт перестал смеяться так резко, что чуть не поперхнулся, и закашлялся, чтобы восстановить дыхание.        — Ну и? — спросил Лука. Снег медленно пробирался сквозь все слои ткани, надетые на тело Луки, и он был готов вернуться домой и забыть обо всем этом.        — Признаешься в любви? — медленно спросил Элиотт.        — И что из этого? — прорычал Лука. Когда же Элиотт поможет ему встать и отведет домой, чтобы он мог лечь в постель и попытаться стереть из памяти последние пять минут?        — Я не слышал, чтобы ты признавался мне в любви, — сказал Элиотт, глядя прямо в глаза Луки с абсолютной серьезностью.        Ох.        Лука прокрутил в голове их разговор. Похоже, он на самом деле не сказал этого, несмотря на огромное количество произнесенных слов, не так ли?        Блять.        Он уставился на Элиотта широко раскрытыми глазами, и тот ответил ему тем же. Пауза затянулась, а они просто оставались на своих местах. Лука забыл о ледяном снеге, стекающем по его спине, о том, что Элиотт низко склонился над ним, глядя на него так, словно он был единственным, что имело значение на всей планете.        — А ты бы хотел? — прошептал Элиотт низким и глубоким голосом, на мгновение опустив глаза на губы Луки.        — Хотел что? — ответил Лука едва слышным шепотом.        — Признаться мне в любви, — задыхаясь, сказал Элиотт. Он сунул руку в карман и вытащил оттуда помятую веточку омелы, вертя ее в пальцах. Лука, словно загипнотизированный, следил за этим движением.        — Думаю, да, ага, — пробормотал он, не осмеливаясь взглянуть на Элиотта, сосредоточив взгляд на крошечном растении.        Он наблюдал, как Элиотт поднял зеленую веточку, двигая рукой и располагая ее над их головами.        — Прекрасно, — сказал он, и на его лице появилась улыбка. Лука готов был поклясться, что она могла растопить все снега в мире.        Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но его прервал Элиотт, наклонившийся ближе, так близко, что Лука почувствовал, как губы парня напротив коснулись его губ, когда тот произнес следующие слова.        — Потому что я бы тоже хотел…