Cliché prompts

       — Эй! Это незаконно!        Лука слышит голос снизу, но игнорирует его. Он любит забираться на разные штуки — на деревья, строительные леса, стены, ему все равно. И у него это хорошо получается.        Он понятия не имеет, является ли на самом деле незаконным залазить на уличный фонарный столб. Возможно, так оно и есть, но, если парень внизу не полицейский, Луке действительно не о чем беспокоиться, не так ли?        Он рискует взглянуть. Никакой униформы. Тогда и никаких проблем. Лука немного двигается, устраиваясь поудобнее на вершине столба. Он ненавидит все высокие здания Парижа. У него был бы такой прекрасный вид, если бы не все эти многоэтажки.        — Лука! Ты должен спуститься!        А? Он снова опускает глаза, а парень смотрит вверх, запрокинув голову.        И даже отсюда Лука узнает это лицо.        Это новенький из школы. Тот самый, о котором он спрашивал Алекса. Тот самый, с лицом модели и телом статуи эпохи Возрождения.        Элиотт.        Откуда Элиотт знает его имя? Откуда он вообще знает, кто такой Лука?        Если Лука будет честен, он должен признаться, что в последние несколько недель он мечтал об Элиотте как во снах, так при свете дня. Он был словно между Сциллой и Харибдой между желанием подойти к нему в коридоре, чтобы начать разговор, и страхом, что кто-то вроде Элиотта не заинтересуется Лукой. Он снова смотрит вниз, где Элиотт все еще смотрит на него.        — Черт, Лука, пожалуйста! Это слишком опасно!        На самом деле это не так. Это всего лишь пара метров. Лука крепче обхватывает ногами фонарный столб, как шест, и отпускает верхушку лампы. Он машет Элиотту.        — Блять! Держись за эту штуку! Ты можешь упасть!        Лука не упадет. Он делал подобные вещи миллионы раз. Всякий раз, когда он чувствует себя потерянным, он поднимается так высоко, как только может. Он успокаивается, чувствуя ветер в волосах, глядя вниз на мир у своих ног, видя, какие все маленькие сверху. Это дает ему новую перспективу, в буквальном смысле. Это приносит надежду.        Он ухмыляется, откидывая голову назад. Ему хочется громко рассмеяться. Здесь, наверху, его ничто не ранит. Ни его мама в больнице, ни игнор его отца, ни просроченная арендная плата из-за Мики, ни проваленный тест по французской литературе, ни тот факт, что он использует Хлою в качестве фальшивой подружки, потому что боится признаться в своей ориентации друзьям, ни его сумасшедшая влюбленность в парня, стоящего прямо внизу, — все это становится незначительным. Он знает, что ему придется столкнуться со всем этим снова, когда он опять сравняется с уровнем улицы, но сейчас ничто из этого не может достать его. Ничто не утащит его вниз, пока он достаточно высоко, вне досягаемости.        — Пожалуйста, просто спустись, хорошо?        В голосе Элиотта слышится почти мольба.        — Зачем? — с вызовом переспрашивает он. И вообще, какое Элиотту дело?        — А если ты упадешь? Ты можешь что-нибудь сломать. Ты можешь сломать себе шею. Черт возьми, Лука, я не хочу стоять здесь и смотреть, как ты падаешь навстречу своей смерти, блин!        Смех Луки замирает на его губах. Элиотт звучит… расстроенным. Переживающим. Беспокойство окрашивает его слова.        — Просто, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, спускайся, хорошо?        Теперь он почти умоляет Луку.        И Лука на самом деле не знает, что происходит. Он не знает, откуда Элиотт знает его имя, он не знает, как тот заметил Луку здесь, он не знает, почему парень так настаивает на том, чтобы Лука спустился, но безрассудное чувство овладевает им.        Элиотт знает, кто он. Элиотт, кажется, волнуется о его благополучии. Элиотт на самом деле разговаривает с Лукой — хорошо, ладно, он кричит, но кого волнуют детали, — и Лука не хочет, чтобы это закончилось.        В долю секунды он решает соскользнуть с гладкого столба на полной скорости, без рук.        Он слышит, как вскрикивает Элиотт, но только улыбается. Примерно в пятидесяти сантиметрах от земли он крепко сжимает ноги, достаточно крепко, чтобы остановиться, зависнув прямо над булыжниками.        Элиотт закрыл оба глаза руками, всхлипывая, но, когда не происходит никакого падения предмета размером с Луку, он осторожно выглядывает сквозь пальцы.        — Блять! Пиздец, блять, пиздец! Ты чуть не довел меня до инфаркта! Я думал, ты упал, я, блять, думал, ты умрешь прямо у меня на глазах! Пиздец, я чуть не потерял тебя!        — Ничего не случилось, — ухмыляется Лука. — Как видишь, я все еще цел и невредим.        Он опускает руки и делает шаг от фонарного столба. Он выпрямляется, слегка разминает мышцы, стряхивает пыль с джинсов. Элиотт стоит прямо там, менее чем в метре от него, следя за движениями Луки, словно проверяя, действительно ли нет сломанных костей или крови.        И Лука решает пойти ва-банк.        — А чего ты вообще так волнуешься?        Элиотт внезапно краснеет. Лука наблюдает, заинтригованный легким румянцем, который появляется на яблочках щек Элиотта. Очаровательно, думает Лука. Он никогда раньше не думал об Элиотте как о милом — он использовал такие слова, как идеальный, великолепный, безупречный, захватывающий дух и обжигающе горячий, — но прямо сейчас он хочет вывести парня постарше на чистую воду.        — Почему ты так выбесился, когда увидел, что я делаю что-то опасное?        Лука искренне любопытен, но что-то укореняется в его сердце, пока он говорит. Что-то, что он с трудом может описать, что-то дикое и волнующее, что заставляет его дыхание ускоряться, а щеки гореть и что заставляет миллионы бабочек вспорхнуть в его животе.        Теперь Элиотт краснеет еще сильнее, и его глаза блуждают по лицу Луки — его глазам, носу, подбородку, рту. Они остаются на последнем на долгую секунду. Когда он снова поднимает глаза, Лука задыхается. Глаза Элиотта потемнели, и в них появилось что-то почти опасное. Но Лука не боится.        Никто из них больше не улыбается.        А потом, почти в диком движении, они оба сближаются, обнимают друг друга и целуются, как будто завтра никогда не наступит.        Над ними медленно мигает уличный фонарь, когда сгущаются сумерки, но никто из них этого не замечает.