Cliché prompts

       Лука просыпается на пустой кровати из-за песнопений, доносящихся из кухни. Он удовлетворенно потягивается, чувствуя легкую боль после прошлой ночи. Он сделал правильный выбор вчера вечером, когда решил привести домой — Фредерика? Фирмана? — неважно, когда он решил привести домой парня, с которым обжимался на танцполе. Ему давно нужно было потрахаться, и по звукам похоже на то, что — Флоран? Франсуа? — неважно, занят приготовлением завтрака. Воскресное утро не может начаться лучше.        Лука быстро натягивает боксеры и на цыпочках идет на кухню, где его встречает вид голой спины, босых ног и восхитительной задницы в джинсах.        Он подкрадывается ближе и с удовлетворенным стоном обхватывает руками тонкую талию перед собой, прижимаясь щекой к теплой коже.        — Доброе утро, тигр, — мурлычет он. Они могут что-нибудь поесть, прикидывает он, а потом, может быть, вернуться в постель для последнего прощального траха.        А потом — Фабрис? Фабьен? — оборачивается, и — блять.        Лука убирает руки, словно обжегшись.        — Ты… ты не… Фернанд? Фелисьен? Франк? Ох, блять, — бормочет он.        Парень перед ним смеется.        — Нет, — сухо подтверждает он. — Я не один из твоих перепихонов на одну ночь. Но все же я впечатлен. Три сразу? Вау.        Он поднимает идеально изогнутую бровь, и щеки Луки пылают огненным румянцем.        — Ой, да отъебись, — неуверенно бормочет он. — Ты кто? И где… Блять.        Парень снова смеется.        — Я проснулся около тридцати минут назад и столкнулся с парнем в коридоре по пути в ванную. Я не спрашивал его имени, но это вполне мог быть… как ты сказал?        Лука свирепо смотрит в ответ.        — Похоже, у твоего тигра были другие планы.        От веселья в голосе собеседника Луку аж трясет. На самом деле нет ничего постыдного в том, чтобы привести парня домой, и он определенно не первый, кто не помнит имя своего любовника наутро.        — А ответ на мой первый вопрос? — спрашивает он как можно спокойнее.        — Элиотт. Я друг Идрисса. Он сказал, что я могу переночевать здесь.        Ах, да. Лука смутно помнит, как его сосед по квартире говорил что-то об этом перед тем, как уехать на выходные к своей семье.        — А ты, наверное, Лука, — продолжает Элиотт.        Лука кивает. Он даже не хочет знать, что Идрисс рассказывал своему другу о Луке. Он сомневается, что Идрисс предупредил Элиотта о том, что его одноразовый перепихон будет сбегать из квартиры в семь утра — в основном потому, что Лука специально ждал, когда Идрисс уедет, чтобы привести кого-нибудь домой. Нормально относиться к соседу-гею — это хорошо, в теории, но Лука не собирался проверять пределы Идрисса всего лишь через шесть недель после переезда. Ему повезло, что Иман предложила место в квартире своего брата после того, как Мика решил переехать жить к своему парню.        — Отлично, тогда все прояснили. Хочешь позавтракать, Лука? Ты выглядишь так, будто тебе нужно восстановить силы, — говорит Элиотт и имеет наглость подмигнуть.        — Да иди-ка ты нахуй, — парирует Лука. Не самая лучшая его ответочка, безмолвно признается он себе.        — Что? — невинно спрашивает Элиотт. — У тебя в постели всю ночь был тигр, это вполне логично.        Непроницаемый взгляд устремляется в его сторону, но Элиотт только усмехается, помешивая что-то на сковороде.        Лука не может не позволить своим глазам свободно блуждать. Он уже знает, что сексуальная кожа, находящаяся перед ним, теплая и гладкая. Элиотт высокий, но плечи у него слегка сутулые, и Луке хочется, чтобы его рука скользнула по ним, по спине Элиотта, пока пальцы не доберутся до пояса джинсов. Ладно, ладно — он не хочет останавливаться на этом, но заставляет себя перестать пускать слюни на задницу Элиотта.        — Ты уже дважды об этом заговариваешь, — выпаливает Лука, раздраженный всей этой ситуацией, — Феликс? Филиберт? — тайком убегает, а этот гребаный красавчик дразнит его по этому поводу. — У тебя с этим какие-то проблемы?        Элиотт медленно выключает газ и поворачивается к Луке лицом к лицу.        — Возможно, — говорит он, скрещивая руки на обнаженной груди и глядя на Луку сверху вниз.        Волосы на затылке Луки встают дыбом.        — А, ты один из тех парней, — бросает он вызов. — Боишься геев, да? Думаешь, мы изнасилуем твою задницу при первой же возможности, да? Ну что ж, срочные новости, тогда можешь давать по съебам прямо сейчас. Ты можешь быть другом Идрисса, но его здесь нет, а мне не нужны гомофобы на моей кухне.        Элиотт не двигается, и Лука ощетинивается.        — Ну? Что ты тут стоишь?        — Я обдумываю, что сказать. Ну, то есть должен ли я просто сказать, что я едва ли боюсь геев? На самом деле, я спал с двумя или тремя раньше. Я хотя бы уверен, что помню их имена.        У Луки отвисает челюсть.        — Или мне следует сказать, что моя задница будет рада тебе в любое время, когда захочешь? Я боюсь, что это было бы слишком прямолинейно, но, возможно, это прояснило бы ситуацию с самого начала. Что думаешь, Лука?        Лука не уверен, что его мозг способен думать. Он бормочет что-то бессвязное. Серые глаза напротив него, кажется, горят.        — Или я должен сказать, что твой дружок по траху, очевидно, либо слеп, либо преступно глуп, чтобы уйти из твоей постели?        Взгляд Элиотта медленно скользит по телу Луки, и тот дрожит от его интенсивности. Когда Элиотт снова поднимает глаза, щеки Луки горят и его лихорадит.        — Или мне просто сделать то, что я хочу?        Тишина подвисает в воздухе, и кипящий мозг Луки не успевает уловить суть происходящего. Наконец ему удается запустить достаточно синапсов, чтобы заставить рот двигаться.        — Чего же ты хочешь?        Элиотт делает шаг вперед, но не отвечает, и Лука, который уже понял, что Элиотт мог им заинтересоваться, делает то же самое. Один за другим они делают по шагу, не прерывая зрительного контакта, пока их пальцы почти не соприкасаются. В ту же долю секунды они опускают глаза к губам друг друга.        — Что ты хочешь сделать, Элиотт? — бормочет Лука. Он не уверен, слышит ли его Элиотт или читает слова по губам, но тот рычит в ответ.        — Показать тебе гребаного тигра. Прямо здесь и сейчас.        Лука кивает, как будто вся его костная система не превратилась в лужицу желе, как будто его легкие не горят огнем, как будто его член не напрягся до боли.        Как будто он может справиться с любой из этих вещей.        — Показать, Лука? — шепчет Элиотт, и его голос, знойный и соблазнительный, — это расплавленная лава, и Луке требуется вся сила мысли, чтобы заставить себя кивнуть.        Губы Элиотта опускаются, и их поцелуй электризует, и исцеляет душу, и разрушает землю, и меняет жизни.        А потом руки Элиотта обхватывают Луку, и Лука не может сдержать стон, который вырывается у него, и Элиотт смеется, прижимаясь губами к челюстям Луки, его носу, подбородку, векам.        Лука определенно не забудет имя Элиотта.