Пять заповедей

После повторного «Нет» из ставшего особенным дома, вернувшийся домой Наруто все-таки рухнул отдыхать с дороги и, неожиданно для себя, заснул. Снов он не запомнил, но проснулся с четким осознанием, что не позволит неприветливости местных жителей испортить свое пребывание в парке. Небо, пока он был без сознания, сменило краски с синевы на нежно-розовый цвет, очистившись от облаков. Выйдя на крыльцо дома, Наруто вдохнул полной грудью чистый, свежий воздух парка и неожиданно пообещал себе, что подружится с девушкой из неприветливого дома во что бы то ни стало. В ее отторжении чудилась какая-то тайна. Спрятанная от остального мира горная деревушка не была щедра на новые лица. Паломники бывали здесь редко, туристы и того реже. Все предпочитали читать про национальный парк в Интернете, редкие люди добирались до посещения. А уж до деревни доходили и вовсе единицы. Быть может, девушка не привыкла к общению? Сколько здесь народу в этой деревне? Двести человек? Триста? Много ли здесь молодежи? Наруто пока встречались лишь одни взрослые люди. Кто-то из них работает в научном центре. Кто-то просто живет здесь. Чистый воздух, красоты природы. Добраться до префектуры можно на автомобиле. Заинтересовавшись устройством деревни, Наруто обошел ее, не затратив на это больше получаса. Жилые дома, фермы, магазин — можно не обращаться за помощью к местным, обойдясь им. Научного центра при деревне не было, но словоохотливый пожилой японец, к которому обратился с вопросом Наруто, рассказал, что тот находится дальше к подножию горы. — До него можно дойти за полчаса, — поведал информатор, и Наруто, поблагодарив его, завершил разведку местности, повернув обратно к своему дому. Небо стало ярче, розовый сменился алым, и Наруто понял, что на сегодня его прогулка по парку закончена. Оставалось только в третий раз попытаться добиться расположения девушки, и Наруто, не засомневавшись ни на секунду, пошел в магазин, приобретя там плитку шоколада. Но когда он постучал в дверь, ему никто не открыл. Свет в доме не горел, и Наруто, покрутившись на крыльце, вынужден был вернуться к себе. Плитку шоколада он оставил прислоненной к раме окна, надеясь, что ее заметят. «Куда она могла уйти? И тот мужчина? Кто он ей? Отец? — недоумевал Наруто. — Хотя, если он работает в научном центре, то у него есть право использования автомобиля. Может быть, они уехали?» Размышления слегка подпортили настроение, но ужин очередной упаковкой лапши быстро вернул бодрое расположение духа. Водрузив привезенный с собой ноутбук на стол, Наруто открыл личный блог и подробно рассказал о своей дороге до парка. Подумал, открыл новую запись, закрыл ее, запретив на просмотр, и написал заметку о корзинке цветов и девушке из деревни. «Я так и не знаю, как ее зовут», — закончил запись Наруто. * Забуза зашел в комнату без стука, когда Хаку доглаживал платье. Опершись на косяк и скрестив руки на груди, мужчина смотрел на нервные жесты парня. Его юношеское, стройное тело было обнажено, за исключением белого кружевного бюстгальтера и женского белья, из которого выпирал член. Белые чулки были сняты, и Забуза заставил Хаку надеть их снова. И сам застегнул молнию платья, задержавшись пальцами на шее юноши. Хаку часто дышал, глаза его с расширившимися зрачками были широко распахнуты. — Иди впереди, — велел Забуза, и Хаку послушно перешел из своей комнаты в комнату Забузы, ступая по полу в белоснежных чулках. Оказавшись в комнате, Забуза запер дверь и, легко отодвинув комод, поднял крышку люка. Хаку, не дожидаясь понукания, начал спускаться в подземную пристройку, чувствуя, как вместе со светом уходит его надежда. Впрочем, ее у него уже давно не было. На кого он может надеяться? Никто его не спасет от Забузы. Он найдет его везде. И убьет любого, кто встанет на его пути. В комнатке под домом, переоборудованной из погреба, хватало места для кровати и навесного бра. Хаку ненавидел это место. С детства ему снились кошмары, что потолок рушится и его засыпает землей, хороня заживо. Он просыпался в ужасе и беззвучно плакал: громко плакать он не умел. Первый раз Забуза привел его сюда в тринадцать лет. А женскую одежду Хаку носил столько, сколько себя помнил. Иногда он мечтал о том, как он идет по улице — города, а не родной деревни, одетый в мужскую одежду. И никто не знает о его прошлом. Забуза сдернул с него платье, которое сам же помогал одеть несколько минут назад. Когда он оставался наедине с Хаку, его жесты становились нетерпеливыми. Хаку смиренно позволил откинуть ткань в сторону. Тусклый свет бра освещал каменные стены. Хаку старался не смотреть на Забузу, но тот силой повернул его лицо к себе, взяв за подбородок. Губы Забузы были близко, но Хаку не боялся поцелуя. Забуза никогда его не целовал, и это было спасением. У Хаку еще оставалась мечта, что свой первый поцелуй он подарит особенному человеку. Но с каждым днем эта мечта угасала. Кто может полюбить его, когда его жизнь такова? Забуза не подпустит к нему никого. А из-за той репутации, что у него в деревне, никто никогда не обратит на него внимания. И он никогда не сможет покинуть деревню. Руки Забузы стянули его белье, и Хаку послушно повернулся спиной и уперся руками в кровать, встав на нее на колени. Просто перетерпеть. А потом будет целая ночь, когда он будет в своей комнате, и Забуза к нему не придет. Он никогда не приходит к нему ночью после того, как оттрахает в этом проклятом погребе. Член Забузы вошел в проход, и Хаку тихо вскрикнул. Иногда он думал, каково заниматься этим с тем, кого ты любишь. Больно ли было бы девушке, если бы он… А парню? Если бы кто-то сделал это с ним, также, как Забуза… Были бы ощущения другими? Хаку мог только предполагать. С тринадцати лет у него был только Забуза. Его резкие толчки и хриплое дыхание. Грубые ладони, раздвигающие ягодицы. Чужие пальцы на его члене. Хаку чувствовал себя грязным, вымаранным с головы до ног. Секс стал для него пыткой, чем-то, что причиняло боль и психологический дискомфорт. Он все реже думал о том, как было бы с другими. Хаку ненавидел себя, и хотел просто исчезнуть, чтобы больше не переживать всего того, что составляло его жизнь. Он уперся слезящимся взглядом в стену и стал мысленно считать кирпичики на стене. Он знал их количество наизусть, сколько в каком ряду, сколько всего, но это было единственным спасением от происходящего здесь и сейчас. Иначе его мысли пожирали его и утягивали во тьму. Он собирал ветреницу для того, чтобы сделать отвар и, выпив его, навсегда попрощаться с Забузой. Он собирал ее уже не в первый раз. И не решался на последний шаг. Он бросил корзинку с ядовитыми цветами, увидев кого-то из деревни. И собирался вернуться за ней позже, но так и не вернулся. Вспоминались книги, которые изредка привозил ему Забуза. Все они были жестокими и злыми, но Хаку находил одного хорошего персонажа в каждой. И раз за разом перечитывал их предсмертные слова. «Не сдавайся». «Борись за свое счастье». «Все будет хорошо». «Ты справишься». В книгах Забузы всегда побеждало зло, они были подобраны тщательно. Но Хаку все равно находил в них отдушину. В пятнадцать лет он даже написал рассказ о том, как положительный герой книги выжил. Это подарило ему такое счастье. С тех пор это стало еще одним спасением. Хаку писал рассказы о том, как положительные герои книг одерживают победу над врагами. Он думал, что Забуза не знает об этом. Он понял, что ошибался, когда написал историю про самого себя. Про то, как он живет счастливо в городе, ходит на учебу, дружит и любит. И Забузы в этой истории не было. Тогда он снова пошел в лес, чтобы побыть наедине с собой. А когда вернулся, все его рассказы и книги пропали. И во дворе догорал костер. Забуза не привозил новые книги год, и Хаку научился держать свои истории в себе. Бумажные истории стали фантазиями. Их сжечь было нельзя. Хаку начал пересчитывать кирпичи в стене заново. Один камень на один толчок. Забуза не желал прекращать, продолжая терзать его членом. Хаку уже смирился с болью. Он просто ждал, когда все закончится. Забуза никогда не делал чего-то еще. Он не заставлял Хаку ласкать свой член губами, не пихал в него пальцы. Он засовывал в него член и долго, очень долго водил им внутри него. Наконец, Забуза вытащил из него член и в несколько секунд кончил на пол. Он никогда не делал этого внутрь. Хаку тяжело выдохнул и сел на колени на кровати. Он свободен. Все закончилось. И у него есть целая ночь, а потом еще утро, день и вечер до следующего раза — целая жизнь. — Я уезжаю, — произнес Забуза, и Хаку не сразу понял его. А потом вскинул на него горящий взгляд, не умея скрыть радость. — Меня не будет несколько дней, — Забуза говорил недовольно. — Я не хочу оставлять тебя одного, но у меня нет выбора. Еще и этот мальчишка здесь… — напомнил Забуза, и Хаку вздрогнул, вспомнив о нем. Наруто. Он сказал, что его зовут так. Наруто Узумаки. Просил остановиться у них дома. Деньги предлагал. Хаку бы сам заплатил ему сколько угодно, если бы он уделил ему хоть один день. Если бы у него были деньги. Если бы Забуза мог разрешить кому-то сблизиться с ним. — Ты знаешь правила, Хаку, — Забуза поставил ногу на ступеньку лестницы. — Если мальчишка узнает хоть один наш секрет, я убью его. Веди себя хорошо, пока меня не будет. Ты понял? — Я понял… — эхом откликнулся Хаку. Вернувшись в дом, Хаку пошел к себе, но Забуза, поднявшийся первым, его окликнул. — Судя по всему, это тебе. Мальчишка перепутал комнату, — Забуза говорил насмешливо, но сердце Хаку замерло от ощущения нависшей угрозы. В руке Забузы была плитка шоколада. — Ну что же ты, бери? — Забуза упер плитку в грудь Хаку. Хаку знал, что брать нельзя, но пальцы сами сомкнулись на плитке. Подарок. Для него. От Наруто. Кулак Забузы врезался ему в лицо, и Хаку отшатнулся. Шоколад упал на пол. Хаку схватился за губу, натыкаясь пальцами на влагу крови. Сощурился и поднял шоколад с пола. Внутри него вскипела злость, впервые за годы, впервые за все время. Не говоря ничего, Хаку ушел в свою комнату, сжимая плитку в руке. Забуза за ним не пошел. Хаку достал аптечку и привычно обработал место удара. И когда кровь перестала течь, взгляд его снова упал на шоколад. Он был горьким. И кровь снова пошла. Хаку сглотнул и подумал, что не пробовал ничего вкуснее. В его фантазиях появился новый герой. Когда Наруто уедет, он все равно останется с ним. Хаку был готов довольствоваться этим. Глупо рассчитывать на большее.