Трущобы и «Тяньлун».

Сычжуй готов выть от досады и безысходности. Как, просто КАК он мог так сглупить?! Оторваться от остальных, ломануться не пойми куда за первым, кто наставил на него дуло пистолета и в итоге оказаться в этом захламлённом деревяшками, арматурой и прочим мусором дворе! Ещё и пахнет пренеприятно… И нога на что-то мягкое наткнулась… Итак, это определённо не мусорные мешки. Юноша, не сдержавшись, аккуратно исторгает содержимое желудка возле пакета с… обгрызенной, со следами чьих-то зубов человеческой ногой. «Запах лежалой трупнины. Теперь я понял, » — альфа буквально заставляет себя не дёргаться от липкого ужаса и отвращения, переступая через обглоданные части тел и наполовину съеденные внутренности, продвигаясь вглубь двора. Толстые зелёные мухи, облепившие полупротухшее мясо, взлетают сонной жужжащей тучей, потревоженные проходящим человеком. Покрытые трещинами стены трёхэтажки неприятно лижут ладони пушком плесени, мхом и засохшими, потемневшими пятнами крови. «Странное дело, — Сычжуй качает головой, — дома здесь вроде должны быть жилыми. Тогда почему стёкла выбиты? Почему тут столько трупов, столько крови? Что вообще тут происходило?». Останавливается, словно само его существо удерживает от… непростительной ошибки. Но, увы, это не спасает юношу от неконтролируемой дрожи, когда от дальних гаражей слышится странное рычание и чавканье. А ещё как будто скребётся кто, выбирается из-под шифера и железа. Дурак! Зачем он туда пошёл, почему не убежал, пока была возможность? Сейчас уже слишком поздно, сейчас Лань Сычжуй встретится с чем-то неизвестным, ибо ни одно известное создание не издаёт таких звуков. Вот кто-то хватает, как кутёнка, за шиворот, вытаскивает из двора и буквально швыряет на асфальт.  — Идиотина, подохнуть захотел? — шипит рассерженно, а Лань Юань чувствует, как медленно вытягивается лицо: — Вы.? — Я, — фыркает Сун Лань, одёргивая рукава кожанки. — А вы что тут забыли? — Не ваше дело, — буркает юноша, насупившись. Что этот альфа себе позволяет, в самом деле? Ещё и за руку схватил и куда-то тянет! — Куда мы? — К на~ подальше отсюда, не хватало ещё ребёнку ночных кошмаров. — Я не ребёнок, мне уже двадцать один! Удаляясь, не замечают выпрыгнувшего из-за гаражей и расплывшегося в широкой, совершенно тупой улыбке существа. Существа, которое уже вряд ли можно было назвать человеком. Цансэ вышла на охоту. *** А-Янь медленно ползёт на коленях к двери, стискивая в объятиях крольчонка и то и дело оглядываясь на страшно храпящего на кровати отца. А-Тун, подхватив книжку и пакетик с едой, крадётся вдоль стены. У обоих трясутся покрасневшие, все в лиловых синяках, ручонки, но малыши молчат. Они больше не хотят здесь оставаться, в этом страшном доме, где злой папка постоянно шлёпает и бьёт по голове пребольно. Чан-гэ и Сянь-гэ нет, они ушли защищать их, поэтому им нужно быть тихими. Тихими, как мышки, только так они смогут убежать. Вэй Янь вздрагивает и моментально отдёргивает ладонь от скрипнувшей двери. Дети замирают, когда Вэй Чанцзэ хрюкает, издаёт какой-то невнятный звук, и с облегчением двигаются дальше, когда он не просыпается. А теперь надо спуститься по шаткой лестнице с третьего яруса на второй, а потом на первый и уже бежать. В их районе кое-где равнина, но и холмы встречаются, вот и строят домики один на другой налепленные. В трёх других районах плоско абсолютно всё — это те, кому близко к «большому городу» и реке да у кого хозяйство своё, пятый весь в оврагах и балках — в лесу почти и к горам ближе. А-Тун идёт по крыше первым, а за ним сестрёнка. Боятся, но не хотят оставаться больше. Слезают с лесенки первого яруса, бросаются бежать, крупно вздрагивая от редких звуков то отдалённых, то близких выстрелов. И через пару поворотов с визгом врезаются в чью-то ногу. Лань Ванцзи ожидал встретить в час ночи кого угодно… но только не двух перепуганных детей, которые сейчас отскакивают от него и съёживаются в беспомощные дрожащие комочки. — П-простите, — лепечет девочка, а огромные светлые глаза наполняются крупными, как орех, слезами. Вон уже и всхлипывает, отползая дальше и с почти суеверным страхом наблюдая. А мальчик рядом с ней дрожит, прижимая к себе потрёпанную книжицу и какой-то пакетик и тоже силясь не заплакать.  — Вы потерялись? — А-Янь яростно мотает головой, исподлобья глядя на, пожалуй, самого красивого альфу в мире. Только вот злой, наверное, от таких лучше убегать. — Не потерялись, совсем не потерялись, — осмелевший А-Тун делает крохотный шажок навстречу мужчине. — Мы очень хорошо тут всё знаем. — Тогда что вы тут делаете? — дети вздрагивают и скулят от резкого тона, но всё же с заминкой отвечают: — Мы сбежали. Мы не хотим домой, там папка пьяный, ругается и бьёт по голове, и по рукам, и по ногам, нам страшно, мы не вернёмся, лучше крысы… — девочка, шмыгнув носом, утыкается носом в игрушку и полностью скрывает лицо за лохматой чёлкой. А глава триады, прищурившись, рассматривает двух маленьких омег. Кого-то они ему напоминают…  — Как вас зовут? Дети непонимающе лупят глаза, словно ища на лице напротив какой-нибудь подвох — никто и никогда не спрашивал их имён, за исключением детей с улицы, таких же, как они. Но из взрослых — вот совсем никто. —… А-Янь… Вэй Янь, а его Вэй Тун, — тут же исправляется девчушка, а Лань Ванцзи изумлённо выдыхает. Вэй… — У вас… есть родственники? — Чан-гэ и Сянь-гэ ушли защищать нас. Они сильные, они могут, а нам велели тихо сидеть и бежать, когда совсем плохо будет, и… иииииии. — А-Тун вдруг бросается к альфе, хватая его за ногу и не сдерживая слёз. — Папка пьяный пришёл и побил нас, и кричал, что мы плохие, но мы ничего не сделали, правда… Сянь-гэ и Чан-гэ там, — внезапно указывает он в сторону выстрелов, — Они защищать нас пошли… Но Лань Чжань уже не слушает, лишь указывает на омег подошедшему альфе: — Отведи их в машину к Вэнь Цин и возвращайся. — Г-глава, простите за вопрос, но… зачем? — тяжёлый взгляд босса подсказывает, что это «зачем» было не совсем к месту. —… Они дети. И они сказали, где Вэй Ин. — Ох… ладно, — другой мужчина подхватывает ребятишек и скрывается за углом. Ванцзи тихо вздыхает и подзывает остальных своих людей: «Вэй Ин… наконец-то я тебя найду. Только, пожалуйста, будь жив.» ***  — Су Миньшань, хорош ломаться, просто делай, чё Фэнмянь сказал, — Татуированный выдыхает густые клубы табачного дыма прямо в лицо оппоненту. Тот, заходясь кашлем, хрипит: — Я вообще согласился на это и привёл своих только потому, что «Тяньлун» тоже в этом участвует и Лань Ванцзи — мой непосредственный начальник! — Мгм, конечно, — Вэй Усянь, оттирая от крови нож-бабочку, выглядывает из переулка. — Сколько тут хотя бы ещё этих ублюдков, не знаешь? — Лань Ванцзи передо мной не отчитывается. — хмуро бурчит Су Шэ, подходя к омеге. — М-да, кисло. Ещё и «Фэнхуан» мешает. — выдыхает Мо Сюаньюй, трогая рассечённую скулу. Цзян Ваньинь согласно хмыкает с щербатого асфальта. Пятьдесят три минуты сидения в этом переулочке; пять выкуренных сигарет Зуцзина (от нервов, наверное); ссадины и лёгкие порезы; несколько валяющихся у самого выхода тел членов «Семьи Бо»; и, подводя итог…  — Пиздец, — ёмко бросает Сюэ Ян. Похоже, ему не следовало этого делать. — Оп-па! — из темноты слышится хруст стеклянных осколков под ногами, а ещё мерзкий запах рыбных консервов и мочи. Щелчок предохранителя и… Вся собравшаяся компания вылетает на широкую улицу и бросается к самостроям. Выстрелы, выстрелы и ещё раз выстрелы. Вэй Ин даже не считает, сколько раз перезаряжает бердыш, благо, ящики с патронами повсюду запрятаны. Сколько раз глушит прикладом, бросается врукопашную, свистит сквозь зубы, когда на удар получает ответ. Кажется, он и на Бо Ёна бросается, сжимает его толстую шею, а тот хрипит, вырывается… Собрались здесь все… и здоровенные, обмотавшие лица тряпками, да и вообще стрёмно выглядящие приспешники Бо Ёна; и юркие ребята Миньшаня — те, которые в чёрных, похожих на медицинские, масках; из «Тяньлуна» вон, кое-кто приплёлся вместе с Сун Ланем — в белом пиджаке (серьёзно, кто в белом-то на такие задания ходит?); а ещё… Цзян Чэн, свирепо выдохнув, смеривает взглядом небольшой отряд из «Фэнхуана». Всё те же дорогущие чёрные костюмы, шитые по краям золотыми нитями галстуки и платки в кармашках, всё те же золотые цепочки, кольца, серьги и часы. И Цзинь Гуаншань. Кажется, Вэй Ин его тоже узнаёт, судя по тихому, жаль, не страшному омежьему рычанию: — Опять он. — И его сыночек, — фыркает какая-то шимэй, указывая пальцем на юного альфу, который брезгливо сморщил нос, стоило ему вдохнуть запах трущоб этого района.  — За ним, — не обращая никакого внимания на выстрелы, Ваньинь устремляется к жертве. Против батьки он бессилен, а вот против сыночка… пожалуй, погонять его можно.  — Гони его к Адовой Глотке! — Цзинь Цзысюань лениво, несколько заторможенно поворачивает голову и обречённо вздыхает — хоть один день может обойтись без неожиданностей в виде вонючих, смертельно опасных трущоб и тощего ровесника-альфы в фиолетовой ветровке? Ну и что он может? Ничего, правильно. Вот только словосочетание «Адовая Глотка» из уст незнакомца пугает. Ну… и другие незнакомцы и незнакомки за его спиной. Выстрел, а за ним и боль в плече. Унизительно. Унизительно убегать по грязным улицам и пустырям от своры не менее грязных альф, бет и омег. А ещё страшно, теперь страшно за свою жизнь — стало так, как только Цзысюань взглянул в яростно бушующие аметистовые моря, а потом — в стальной холод стоящего рядом омеги, в пучину глаз альфы с серьгой в брови и… и в синий лёд ожившей анатомической картинки, которая ещё и тягуче медленно направилась в его сторону! Нет, нет, с такими связываться себе дороже. ***  — Где он? — Лань Ванцзи просто… раздражён, да, он ни в коем случае не в ярости, просто раздражён. Он ведь не мог потерять своего Вэй Ина, так? Ведь не мог же? Сун Лань безразлично машет рукой: — Цзиня к Адовой Глотке погнали. Удачи вам! — уже в спину альфе раздаётся знакомый хохот, когда тот, переступая через тело главы «Семьи Бо», несётся в указанном направлении (хорошо, что карту изучил), прихватив с собой Сычжуя и Су Шэ. ***  — Зови остальных и на подмогу пацанью, — Цзян Фэнмянь коротко приказывает Цзычэню, отшвыривая в сторону какое-то противное существо, беспрестанно щёлкающее кривыми зубами — в потёмках не рассмотришь, кто это, да и неважно. Сейчас главное — помочь главе триады да ребятам, а уж что за тонконогость с любопытством убитых оглядывает — это дело другое.