Трущобы и «Тяньлун».

— Кто-нибудь скажет, почему мне так плохо? — ноет Вэй Ин, закутываясь в одеяло. Сюэ Ян, натягивающий на лицо медицинскую маску, хмуро бурчит: — Мне-то откуда знать? Как прибыл сюда, так только Лань Ванцзи за тобой и ходит. Надышался, вон, его феромонами и без этого не можешь теперь, — юноша распалялся всё сильнее. — Да ты ж сейчас изведёшься весь без этого альфы! Всё, зову! И такие препирательства возникали уже не в первый раз за это утро. И в итоге все угрозы и жалобы сводились к тому, что Чэнмэй грозился немедленно идти и звать Лань Ванцзи, а Усянь с истерическими воплями отказывался, кидаясь на молодого альфу в попытках удержать от необдуманного поступка. Вот и сейчас, стоит юноше заикнуться про главу «Тяньлуна», как Вэй Ин с мольбами кидается на него: — Нет-нет-нет, пожалуйста, не зови его, не зови! Пожалуйста, только не это, я без его феромонов нормально справлюсь! — Не справишься, уж поверь, — фыркает Чэнмэй, выпутываясь из цепких рук. — Температура не падает совсем, от лотосов вообще не продохнуть, а ты ещё и возбуждение подавить своё пытаешься! Нет уж, тут без сильного альфы никуда. С этими словами юноша пихает Вэй Усяня на кровать и, пока тот приходит в себя, поспешно ретируется. Омега, вздрогнув от звука хлопнувшей двери, сворачивается в клубок и закусывает губу. «Ну вот опять! Опять оно, да что же это такое?» Никогда раньше ему не было так плохо: ни тугой узел внизу живота, ни по-прежнему высокая температура не радовали, а от мокроты и липкости в трусах хотелось волком взвыть. «Противная течка! — чуть не плачет Вэй Ин, тихо скуля. — И зачем я только этим сандалом надышался?» *** — У Вэй Ина началась течка? — Лань Ванцзи, стараясь не показать волнения, откладывает документы в сторону. Сюэ Чэнмэй без промедления отвечает, отрывисто кивнув: — Да. Он сказал, что она началась поздней ночью, — с отчаянной решимостью добавляет он, стараясь не ёжиться под взором альфы. — Вот оно что, — задумчиво тянет мужчина. — Почему же об этом до сих пор не знает Вэнь Цин? Почему я узнал только сейчас? — Он не хотел говорить, — в раздражении юноша встряхивает головой. — Только заикнёшься про это, он сразу с воплями кидается. Нет, пожалуйста-пожалуйста, не зови! — ехидно передразнивает он, но Лань Чжань уже слушает краем уха. «У Вэй Ина течка. И он планирует переждать её в одиночку? — малость обидевшись на такую безалаберность, мужчина всё же направляется к комнате омеги. — Чем он только думает? В его возрасте такой подход плохо сказывается на здоровье! Ну уж нет, один он это переносить не станет, я должен быть рядом, хотя бы недолго! Ничего делать не буду, просто успокою… Ох, как бы меня самого не начало развозить…» Эта мысль застревает в голове, как только до чуткого носа доносится лотосовый аромат. Альфа, сильней нахмурившись, качает головой — он ещё довольно далеко, а запах уже такой сильный. — Чэнмэй, ты принёс отвар? — раздаётся замученный голос, стоит Лань Чжаню открыть дверь. Мужчина тут же обращает внимание на Вэй Ина, гусеницей завернувшегося в одеяло и страдальчески смотрящего на него. Секундой позже паренёк вздрагивает, видимо, осознав свою «оплошность» и полностью прячется в импровизированном коконе. Ванцзи, выдохнув, тихо подходит к кровати и спрашивает: — Как ты, плохо? Что нужно принести? — альфа сглатывает и мотает головой, дабы отогнать помутнение. «Вот же чёрт, маску нужно было взять: запах слишком сильный, скоро кризис уже…» — Воды, — наконец раздаётся приглушённый одеялом голос Усяня. — И… позовите Чэнмэя… пожалуйста. — Хорошо, — мужчина отстраняется и, так же стараясь не шуметь, выходит из комнаты. О нет, его ничуть не привлекает идея впустить к А-Ину Сюэ Чэнмэя, и тем более оставлять их там вдвоём! «Ревность свою уйми, собственник недоделанный! Сейчас важно пережить кризис, и Вэй Ину необходима любая помощь — похоже, придётся рассказать и Вэнь Цин, раз никто до этого не додумался». *** Сюэ Ян аккуратно стирает пот со лба омеги и старается не думать о том, какой же Лань Ванцзи до чёртиков вежливый в отношениях. Ах да, ещё у него определённо железная воля, раз он даже не пытался домогаться Вэй Ина. «Не, у моих родаков не так, — уныло хмыкает альфа, от нечего делать переставляя упаковки с подавителями. — Отец, когда у папы течка, сразу как с цепи срывается, а мне срочно предлог придумывай, чтобы свалить и не слышать, как они там вопят. В остальном родители нормальные — вроде как любят друг друга и даже моей жизнью интересуются, но вот этот период… бррр, мерзость». Ах да, ещё весь его план по облегчению состояния друга накрылся — этот Ванцзи испарился почти сразу после того, как вошёл в комнату. «Не свезло-то как, а я надеялся сегодня передохнуть…» — Чэнмэй? — глаза Вэй Усяня сонно приоткрываются, мутный взор устремлён в сторону друга. — Пожалуйста, ещё воды… Альфа, без слов передав требуемое, мочит тряпку в стоящем рядом тазу и обтирает лицо друга. Тот благодарно улыбается и всё так же тихо просит: — Завари травы, пожалуйста… На этот раз Сюэ Ян качает головой: — Рано, ещё пяти часов не прошло. — Но мне так плохо, — хнычет Усянь, отставляя чашку. — Внизу всё тянет, а потом раз — крутит и крутит, и температура опускается совсем ненадолго, и откуда во мне вообще столько смазки взялось, и… — Боже, избавь меня от подробностей! — до этого умостившийся в кресле Цзян Чэн, подскочив, едва не вылетает из комнаты, решив ограничиться затыканием ушей. Вэй Ин на это слабо хихикает — впервые за полдня. Чэнмэй незамедлительно подхватывает, громко расхохотавшись. Ваньинь же терпит до последнего, но вскоре сдаётся, и вот уже трое юношей смеются, похлопывая себя по бокам и тщетно пытаясь вспомнить причину этого приступа веселья. А причина в том, что Цзян Чэн терпеть не может интимные разговоры. *** Выстрелив в последний раз, Шун Зуцзин оборачивается на инструктора, одобрительно кивнувшего. Лань Ванцзи стоит в тени, благоразумно не желая привлекать внимание. «Нет, его точно нужно завербовать хотя бы в силовые структуры нашей триады. Прицел хороший, и руки не дрожат. Зрение бы только проверить, да и вообще медкомиссию пройти, а там и на полноценные тренировки можно». Планирование прерывают совершенно наглым образом — молодой альфа пялится на него беззастенчиво, оценивающе. Ванцзи напрягается совершенно незаметно — лишь чуть более холодным становится взгляд и сильнее поджимаются губы. Это татуированное нечто пялится на него всякий раз, когда они пересекаются, а в особенности в присутствии Вэй Ина — Зуцзин в такие моменты глаз с него не спускает. Сейчас же Шун неспешно, вразвалочку подходит, ещё раз оглядывает с ног до головы и наконец бросает: — День добрый. Лань Чжань только кивает, чуть хмурясь: запах пепла, который концентрируется практически всегда вокруг юноши, ему не нравится. «В постоянном напряжении, но это неудивительно, учитывая его предыдущее место жительства». — Я могу задать пару вопросов? — так же вальяжно спрашивает Шун Зуцзин, уже машинально похлопывая себя по карманам в поисках заветной пачки сигарет. Не найдя оной, с досадой морщится и потому, не дожидаясь позволяющего кивка, заговаривает: — В общем… Какие у вас планы на Вэй Ина? Имейте в виду, бабочка всегда при мне, — тут же переходит он на угрозы, от чего Ванцзи не может не напрячься. Что от этого молодого человека ожидать, он пока не понимает, не мог с ним пообщаться так, как с другими. Только знал, что альфа дымит, как паровоз, имеет привычку материться через слово и сплёвывать в сторону посреди разговора. А тем временем Шун Зуцзин продолжает пытливо смотреть на старшего альфу. Вот снова говорит: — Я не выпытываю, мне прост, это, нужно знать, если… ну, блять, в случае чего! Ну вы поняли… — Понял, — кратко отрезает мужчина, прерывая юношу. — Только обоюдное согласие. Это, кажется, моментально успокаивает молодого альфу: сразу исчезает напряжение в плечах, и широкая ухмылка появляется на лице. Вот Зуцзин уже возвращается к, очевидно, привычной небрежной манере разговора: — Вы ничё не подумайте, гсподин, он мне кореш, вот братиша родной! Я, блять, как вспомню, как мы с ним тогда… «Итак, молодой альфа, с которым я понятия не имею, как построить нормальный разговор, не продираясь через весь его жаргон и брань», — вздыхает Лань Ванцзи, едва сдерживаясь, чтобы не поморщиться. Налаживание контактов с трущобными ребятами вдруг оказывается на порядок сложнее. *** Лань Сичэнь с лёгким любопытством смотрит на двух очаровательных ребятишек, сидящих в их библиотеке вот уже часа полтора. Вот чего он не ожидал от этих воробушков, так это того, что они выползут из облюбованного в их комнате уголочка и побегут обследовать особняк. Альфа мог честно сказать, что маленьких детей любил. Ну, не то чтобы любил, но они ему в какой-то мере нравились. Наверное, поэтому он и подсаживается к ним; дети тихо охают, когда замечают его, и отодвигаются почти на самый угол стола. Вэй Янь, правда, оказывается посмелее — минут через пять сползает со стула и, подойдя к Лань Сичэню, тихо спрашивает: — Вы хотите, чтобы мы ушли? Мы вас беспокоим? — Ничуть, — мягко улыбаясь, стараясь удержаться от того, чтобы потрепать малышку по волосам, отвечает мужчина. — Скорее уж я вас беспокою. Но я хотел бы кое-что у вас спросить. Воробушки разом подбираются, насторожённость проступает на маленьких лицах. А-Янь отходит к брату и даже вцепляется в его рукав; Вэй Тун, кажется, готов прямо сейчас бежать куда глаза глядят — лишь бы подальше от альфы. «Как же легко их напугать тем, что хочешь что-то спросить», — Лань Хуань давит в себе тяжёлый вздох. Эти дети не были такими пугливыми в ту ночь, если судить по словам брата. Скорее, они были растеряны и потому кинулись к первому взрослому. А вот первые дни в особняке они вели себя… ну, почти так же зажато, как сейчас. — Нравится ли вам здесь? — Сичэнь склоняет голову набок в лёгком любопытстве, в то же время наблюдая за малышами. Те сначала смотрят удивлённо, но потом А-Тун заговаривает: — Н-ну… да, н-нравится. Очень. Дом такой большой. — И красивый, — смущённо вставляет А-Янь. — Шторы такие тяжёлые, и тут много книжек, и они очень интересные… — А ещё всякие рисунки на полу, это же мозаика называется? — Ой, и вы видели кролика? Такой миленький, но он часто у господина Лань Ванцзи сидит… — А ещё куча кроликов, мы видели из окна! Они дикие или у вас живут? — Стари… ой, господин Лань Цижэнь немного страшный, но вроде хороший. «Хорошо… они всё ещё любопытные дети», — незаметно для себя Лань Сичэнь испускает вздох облегчения. Как же он боялся (хоть и не признавался в этом), что они будут настолько забитыми, что не произнесут и слова. Но вот они опровергают это предположение, раскрепощаясь: перебивая друг друга и задавая вопросы. Возможно, будет не так уж и сложно сблизиться с трущобными ребятами. Нужно просто начинать с детей. *** «Как же меня раздражают пациенты, отказывающиеся признавать, что они не в порядке!» — Вэнь Цин вылетает из комнаты, отведённой Вэй Усяню, в безмолвном гневе. Невысокие каблучки щёлкают в быстром, резком темпе, также выдавая состояние женщины. Патрулирующий коридор охранник отшатывается к стене, когда Вэнь Цин проносится мимо, удерживая в руках синюю папку. Лишь оказавшись в своём кабинете — в своей обители, — она позволяет себе шумно выдохнуть и плюхнуться в компьютерное кресло, откинуться на его спинку и помассировать виски в попытках упорядочить мысли. Вот встряхивается, подтягивает к себе папку, до этого от души брошенную на стол, и вздыхая, берётся за дело: — Ох и сложно с ними, — достаёт Вэнь Цин первый лист. Разные на её практике попадались пациенты — и с ушибами по всему телу, и с вывихами и переломами, и с ножевыми-огнестрельными ранениями; бывали и отбитые внутренние органы, а на несчастных из подвала Лань Ванцзи смотреть было страшно. Но бета вздыхала, надевала перчатки и бралась за дело, потому что попросили подлатать перед очередным весельем. И все попадали к ней в кабинет, никто не уходил недолеченным. Но сейчас предстоит поправлять то, что уже испорчено давным-давно… «Три ребра точно срослись неправильно, а ещё меня беспокоит его больное запястье, — женщина кусает губы, читая дальше. — Внутренние органы на первый взгляд в норме, через час я его к себе потащу, посмотрим уже по-нормальному. Синяки и ушибы все сошли, это хорошо». А вот что делать с интенсивностью течки — непонятно. «В этом я не специалист, попрошу третьего дядю», — решает Вэнь Цин, откладывая папку и доставая телефон. Похоже, с этим Вэй Усянем проблем не оберёшься — только копни поглубже, и такое вылезет, что лечить потом долго придётся. *** Второй и третий дни течки проходят для Вэй Ина как в тумане. Вроде бы Сюэ Ян всегда рядом находится: исправно меняет компрессы, подаёт воду и настои-растворы, даже в ванную водит. Цзян Чэн тоже, кажется, рядом, но больше рассказывает о том, что происходит в поместье — о тренировках Шун Зуцзина (как жаль, что Вэй Ин не может присоединиться), о младших, бегающих хвостиком за Лань Сичэнем, о Вэй Чане, по-прежнему не желающем доверять и избегающем всех. Врач Вэнь Цин заходит всё чаще, приводя с собой ещё одного бету — Вэнь Бао, кажется. Тот очень вежливый и спокойный, в отличие от младшей родственницы. Во всяком случае, вопросы о регулярности цикла и интенсивности течек он задаёт именно таким тоном. И даже в полубреду невозможно не отвечать, когда тебе стараются облегчить жизнь. Вэнь Бао потом ненавязчиво проверяет его температуру и оставляет его, забирая свои шуршащие бумажки и заверяя в том, что «для омеги нормально так чувствовать себя, когда истинный рядом, но не идёт на интимный контакт». «Да что они все так помешались на этом?» — Вэй Усянь ворочается, стараясь найти удобное положение — чтобы и не жарко, и не холодно, — и краем глаза следит за быстро темнеющим небом. В последнюю неделю ноября погода стоит промозглая и сопливая. На улицу выходить ну никак не хочется, Мо Сюаньюй на это жалуется постоянно. *** На четвёртый день самочувствие улучшается, да настолько, что Усянь может сам встать с кровати и даже кое-что поделать. Правда, силы быстро заканчиваются, и юноша устраивается в кресле прикорнуть. В таком сонном состоянии его и находит Лань Ванцзи. Альфа лишь давит в себе мягкий вздох и порыв обнять омегу — сейчас нельзя, мигом разволнуется. Вместо этого он просто ставит чашку с отваром на прикроватную тумбочку и присаживается на краешек постели. Наблюдает за Вэй Ином минут так пять, время от времени косясь на остывающий отвар — Сюэ Чэнмэй, похоже, мастер искать повод для их пересечений. «Интересно, этот парень со всеми так? — думает он порой, а потом вздыхает. — Ну, хоть ругается поменьше Шун Зуцзина». С трущобными ребятами… тяжело. Цзян Чэн постоянно фыркает и злится (и иногда из-за этого стыдно — воспоминания нехорошие), о Мо Сюаньюе он вообще ничего не узнал, Шун Зуцзин держится чересчур развязно. Сюэ Ян… похоже, выступает посредником. Очень язвительным посредником. Вот и сейчас молодой альфа тихо заходит в комнату, мимоходом сканируя пространство, и садится рядом. — Не будили? — громким шёпотом спрашивает он, сам же отвечая. — Ну естественно, не будили, вы ж, того… втюхались, — фыркает он с почти что издевательским смешком. Лань Чжань на это хмурится, но крыть нечем — действительно ведь влюбился. Осадить бы, задать хорошую трёпку за наглость и за всю неделю, да только Вэй Ин не оценит; потому Ванцзи и ограничивается лишь сжавшейся на загривке Чэнмэя рукой. Тому, оказывается, повторять не надо: смотрит едва ли не напуганно, потирает больное место и сидит уже молча. Усянь просыпается скоро, и комната, едва проветрившаяся, вновь заполняется усиливающимся ароматом лотоса. Сюэ Чэнмэй поспешно бросает «кой-что надо с Чэн-Чэном перетереть» и вылетает из помещения. «Нет, всё-таки этот пацан — мастер отговорок», — Ванцзи сжимает переносицу и тянется за отваром для омеги. Ещё несколько дней обещают быть тяжёлыми.