Трущобы и «Тяньлун».

Вэй Ин проводит пальцем по очередной пыльной полке, оглушительно чихая. Сюэ Ян, обнюхивая вешалки со старыми пальто, плащами и куртками, то морщится, то довольно улыбается. Цзян Чэн с лицом заправского скептика оглядывает окружение: странные приборы, громоздкий письменный стол, разбросанные там и сям астрономические карты и старый телескоп, собранный и сиротливо стоящий в дальнем уголке. А ещё…  — Ребята! Ребята! Тут генеалогическое древо семьи Лань, идите скорей сюда, — зовёт Вэй Ин, указывая на ветвистое сандаловое дерево, охватывающее половину стены. — Вот это да! Сколько предков у них! — И не говори, Чэнмэй. — У меня дома тоже такое было. До пожара… *** Лань Сичэнь сам недоумевает, отчего ему вдруг взбрело в голову пойти на старый чердак, бывший когда-то домашней обсерваторией. Тебе просто захотелось вспомнить детство, убеждает себя альфа, тебе просто хочется оказаться там, где родители ещё живы. Но вот к чему он не готов, так это к трём юношам, сгрудившимся у фамильного древа и что-то бурно обсуждающим. «Дагэ говорил, что один из них — его истинный омега, » — Лань Хуань, пробуя разделить три смешавшихся запаха, настораживается. — «Кажется, вон тот, что посередине… За обедом не успел поближе рассмотреть, хоть мы и представились.» — Кто здесь? — с возгласом оборачиваются все трое, но, завидев мужчину, синхронно бледнеют и съёживаются. Вэй Усянь малость теряется и даже запинается: — Г-господин Лань Сичэнь? Просим прощения за вторжение… Мы ничего не трогали, только смотрели. Если это что-то личное… то мы сейчас же уйдём! — последние слова произносит, будто перед боем — отчаянно и смело. «Верно, это личное. Но поскольку ты, вероятно, будущий член нашей семьи, то на тебя запрет распространять не буду. Да и дагэ не понравится, что я что-то тебе запрещаю,» — Лань Сичэнь вежливо улыбается и жестом успокаивает разволновавшихся пареньков: — Ничего страшного, но лучше вам уйти, пока не нагрянул наш глава, — ребята усердно кивают и гуськом покидают чердак, не переставая шушукаться между собой. Альфа провожает их с той же улыбкой… и едва не взрывается хохотом, когда Сюэ Чэнмэй уверенно заявляет: — А я думаю, что основателем Лань был всё-таки монах! «Вы даже не представляете, насколько правы, молодой господин,» — сдерживая остаточное хихиканье, Лань Хуань притворяет дверь чердака. Папа не хотел бы, чтобы на его маленький мирок вот так просто глазели все, кому не лень. Однако… будущему супругу дагэ можно всё. *** За ужином Лань Ванцзи напряжён — подмечает Вэй Усянь, опираясь на поведение главы триады за обедом — расслабленное и даже капелюшечку беззаботное. От пронзительного и даже мрачноватого взора становилось не по себе: возможно, именно поэтому Вэй Ин и не смог поесть нормально, а так, поклевал какой-то салат чисто ради приличия, да и выскользнул из-за стола, пробормотав слова благодарности.  — Зачем ты ходил днём на чердак? — ох, кажется, им и правда не следовало туда лазить. Иначе как ещё объяснить отчётливо порыкивающего альфу и в разы усилившийся запах сандала? Потемневший взгляд надежды на спасение не оставляет, поэтому Усянь упирается недолго — отводит глаза и бормочет: — Интересно было… Прошу прощения, мы не думали, что это настолько важно. От оппонента — одно молчание. А потом — прерывистый выдох: — Не думали… Вот убили бы вас именно потому, что вы «не думали». — Простите, — омега опускает голову, вздрагивая от каждого резкого слова и стараясь сдержать слёзы. «Ох уж эта предтечная эмоциональность, чтоб её!» — Вэй Ин закусывает губу, уже и не надеясь успокоиться. Сандал слабеет и меняет тон: уже успокаивая, а не запугивая. Тёплая ладонь поглаживает по плечу, а голос мужчины такой же мягкий, как и утром: — Извини. Я просто беспокоился. Во всяком случае, хорошо, что туда пришёл именно мой брат — охранники бы без церемоний потащили вас в подвал. Иди за мной, — Лань Ванцзи бесшумно отступает и манит Усяня взмахом руки.  — А почему всё-таки сандал был выбран для генеалогического древа? — Вэй Усянь ведёт пальцем по одной из ветвей, оглядываясь на Лань Ванцзи и украдкой вдыхая его феромоны. Тот усмехается и подходит ближе: — Сандал довольно редок в нашем клане, а для других и вовсе невозможен. Считается, что сандал — признак чистокровности альфы семьи Лань. — Ух ты, — с тихим изумлением восклицает Вэй Ин. — Значит, истинных с запахом сандала почти нет? Лань Чжань чувствует, как пересыхает в горле. Кое-как удаётся выговорить: — Верно. И, возможно, ты наконец примешь, что это я, — с этими словами Ванцзи подходит к юноше и ненавязчиво, как и всё время до этого, касается правого плеча. Усянь качает головой, хмуря брови: — Это уже не смешно, господин Лань. У такого человека, как вы, пара должна быть подходящая. Как ей может быть омега из трущоб? Альфа раздосадованно вздыхает — не хочет принимать. Мужчина уже несколько раз заводил этот разговор, и Вэй Ин всё ещё не верит ему. Вернее, не верит в то, что у него может быть истинный. Такой истинный, как Лань Ванцзи. «А какой же истинный, по твоему мнению, у тебя может быть?» — спрашивал он у Усяня не далее как полчаса назад. Тогда омега пожал плечами и с детской простотой в голосе сказал: «Ну, не знаю… чтобы не избивал и не насиловал, наверное. А всё остальное не важно.» «Не избивал и не насиловал… И это всё? Такие примитивные запросы? Разве забота и бережное отношение к своему омеге — не то, что подразумевается само собой?» — и пусть Лань Ванцзи понимал, что не во всех семьях присутствуют забота и любовь, но… отец, папа и дядя всегда учили, что к истинным, к близким нужно относиться именно так, и никак иначе. Нет, те безликие любовники уже в прошлом. Сейчас нужно добиться того, чтобы А-Ин поверил в их связь. Как-то требуется доказать ему, что он заслуживает такого альфу, как Лань Ванцзи. Нужно убедить А-Ина, что он — самый что ни на есть подходящий кандидат: красивый, явно умный и сообразительный, семейный (если вспомнить беспокойство за младших). А ещё очень мило смущается, и запах чистейший, как у девственников… Малость недоверчивый и агрессивный, порой безрассудный — ну и что, идеальных ведь всё равно не бывает.  — Господин Лань, почему вы так на меня смотрите? — Вэй Ин с неподдельным восторгом и энтузиазмом раскладывает там и сям исписанные звёздные карты, изредка поглядывая и на собеседника. Вот Лань Ванцзи встряхивает головой и обращает внимание уже на склонённую в любопытстве голову собеседника. Невольно вспоминается папа — тот точно так же склонял голову набок, когда жаждал услышать ответ. Отец на это всегда улыбался и говорил: «А-Ци,ты похож на птенца».  — Интересно на тебя смотреть, — просто отвечает Лань Ванцзи, сея в голове Вэй Ина ещё больше подозрений и терзаний. *** С младшенькими найти общий язык оказывается легче всего — стоит войти к ним в комнату, как эти двое очаровашек тут же прилепляются к ноге и урчат довольными котятками. Вэй Чан… этот альфочка всё хмурится и недоверчиво косится на взрослого. А-Тун и А-Янь, к беспокойству мужчины, какие-то ненормально тихие — не бегают, не заглядывают во все углы; сидят практически на одном месте, как запуганные воробушки, и чирикают что-то друг другу на ушко. Лишь единожды девочка подкрадывается к альфе и робко заглядывает в глаза, будто что-то проверяя. «Они ещё не привыкли к такой роскоши», — качает головой Сюэ Ян, едва ли не с ногами забравшись в кресло. Усянь, не отрываясь от какой-то книги, мгмкает, а Цзян Ваньинь, очевидно, занят чем-то очень важным в телефоне. Шун Зуцзин который раз шлёпает себя по руке, тянущейся к сигаретам — в помещениях курить нельзя, а выйти на улицу пока не дают. Лань Чжань пока что безуспешно пытается вписаться в эту компанию. Хотя… не совсем безуспешно: как только молодые альфы выходят, Вэй Ин подзывает Ванцзи к себе. И вот двое уже сидят у окна, а дети и подросток тихо играют на ковре. Лань Чжань, будто бы просто так, спрашивает у малышей: — Дети, а о чём вы мечтаете? Птенцы переглядываются и, не думая, отвечают разом: — Хорошо учиться! Лань Ванцзи, издав удивлённый звук, взирает на омег. Странные всё-таки: не мечтают, подобно сверстникам, об игрушке или «волшебной палочке», или ещё какой-нибудь детской ерунде. Но забавные, мужчине нравится. Вэй Ин, до сих пор тайком вдыхая запах сандала, подвигается чуть ближе к Ванцзи. Ладно… возможно, всё не так уж и плохо. Возможно, он скоро привыкнет к нему. ***  — Так это раньше была обсерватория ва… твоего папы? — сконфузившись от оговорки, бормочет Вэй Ин. Вчера господин Лань попросил называть его «Лань Чжань» и обращаться на «ты» но привыкнуть к этому было непросто. С чего бы вообще чистокровному альфе позволять омеге так много? Сколько он помнил, мама всегда тряслась перед отцом, страшась даже сделать лишнее движение — ну, до тех пор, пока не обкололась наркотиками.  — Мгм, — Ванцзи на секунду прикрывает глаза в подтверждении. — Папа… очень болезненно реагировал на нарушение личного пространства. Потому никому не позволялось сюда заходить, кроме отца и меня с братом. — Вот как… — почти что шепчет Вэй Усянь. — А что же вы… ты позволил мне зайти? — и смотрит с искренним любопытством. Лань Чжань, коротко вздохнув и стараясь ничем не выдать, что засмотрелся, поворачивается и направляется к одному из шкафов. Не говорить же, что будущий супруг может заходить сюда, когда захочется? Сейчас А-Ин такой… стоило его вытащить из трущоб, отмыть, накормить и приодеть, как юноша внезапно потерял налёт всей своей недоверчивости и агрессии, стал более тихим и даже как будто… нежным? Ярким, искрящимся не напускной, а настоящей радостью и любознательностью? Лань Ванцзи старается об этом не думать. Альфа вообще заметил, что начинает часто мечтать, особенно по вечерам: когда уже все дела переделаны, все отчёты проверены, а черноухий крольчонок Буань сворачивается довольным клубочком на коленях. Вот так просто сидеть за столиком на балконе, зависнуть и мечтать — большей частью о Вэй Ине. О том, что он сидит напротив, смеётся и улыбается ему. Мечтается и о лёгких, и о страстных поцелуях; о крепких объятиях и белых лотосах. Глава Лань вздыхает и крепче зажмуривается, дабы отогнать ещё более соблазнительные образы, когда на балконе появляется Вэй Ин. Тот облокачивается на перила, осторожно косясь на мужчину. Лань Чжань уже все прошлые сутки пытался убедить его, что они — истинная пара; в какой-то момент показалось, что он собирается сорвать с себя рубашку (идеально выглаженную рубашку!), чтобы продемонстрировать метку. Остановили альфу только испуганные глаза Усяня и его отчаянный писк «не надо!», который последнему послышался слишком уж жалким даже для трущобного омеги. То ли предтечное состояние виновато, то ли неожиданная забота, но Вэй Ин чувствовал себя всё более уязвимым, будто всю его броню слой за слоем снимают — медленно, но неумолимо обнажают все его желания и мягонькие мечты о ком-то тёплом, сильном, заботливом… «За что мне это?» — Вэй Усянь, в очередной раз покосившись на Ванцзи, с заполошно бьющимся сердцем отворачивается, успевая поймать ответный взгляд. Ох. Кажется, Вэй Ин скоро сожмётся безвольным комочком — ну нельзя же смотреть так… хищно (но так мягко!), что всё в груди сворачивается малышом-котёнком и ластится к белому златоглазому тигру. А тот и рад — рычит довольно и обустраивает гнёздышко на двоих. «Течка всего через пять дней, » — устало наваливается на перила Вэй Ин. — «Вот и думаю о том, чтобы кто-то в плед закутал и заобнимал, не в первый раз такие розовые сопли». Тут он, конечно же, слукавил — такой тяги к альфам не было раньше. И, садясь рядышком с Лань Ванцзи, парнишка впервые даже не пытается заткнуть радостно урчащего внутреннего омегу. Пусть его веселится сколько хочет, Усянь-то точно знает, что этот восхитительный мужчина в жизни на него не взглянет — слишком уж он жалок и молод, да и происхождение незавидное. ***  — Цзян Чэн, сбегаешь за подавителями? — Вэй Ин мечется по комнате, лихорадочно убираясь — остался только день на то, чтобы подготовиться. Чтобы принести графин с водой в комнату, обложиться пачками и коробочками, припрячь верного помощника — Сюэ Яна — ежечасно бегать на кухню, благо, туда ребят пускают. Ну и самое главное — ни в коем случае не попадаться на глаза альфам из семьи Лань. К сожалению, последний пункт заранее обречён на провал. — Что ты делаешь? — низкий голос раздаётся совсем близко: Лань Ванцзи стоит, оперевшись о косяк. Вэй Ин, едва открыв рот и собравшись ответить, вынужден был затаить дыхание — мужчина в один широкий шаг оказался рядом. Сандаловые феромоны, почему-то именно сейчас показавшиеся особенно притягательными, обдали с ног до головы, а до уха долетели слова: — У тебя скоро течка, — не вопрос, а констатация факта. И всё-таки у господина Лань превосходное обоняние, с неясным смущением вздыхает омега. Едва справившись с собой, Усянь выговаривает: — А? Д-да. — Почему не сказал Вэнь Цин? — теперь в голосе мужчины слышалось лёгкое раздражение и беспокойство. Вэй Ин, непонимающе глядя на мужчину, хмурится. Такого рода волнение уже не может быть оправдано лишь заботой о временном сожителе. Это он и пытается донести: — Ни к чему. Ни ей, ни вам не нужно беспокоиться о таких вещах, как течка совершенно постороннего… — Вэй Ин — не посторонний, — обрывает его Лань Чжань. Усянь возмущённо замолкает, а альфа твёрдо продолжает дальше: — Ты всё ещё не хочешь верить? Всё думаешь, что мне в тягость твоё присутствие? А стал бы я вообще о тебе волноваться, если бы действительно было так? Увидев, что юноша задумался над его словами, Ванцзи выдыхает и оканчивает речь уже без ноток строгости: — Я оставлю тебя… пока. Надеюсь, ты разберёшься со своими мыслями. Только не спеши. *** Вэй Усянь вновь переворачивается на другой бок. Вот уже второй час он не может уснуть, размышляя над словами Лань Чжаня. «Пф, да этот «доминант-со-всех-сторон» втрескался в тебя по уши, и даже не смей отказываться от всех его нежностей! Сильный, красивый, охренеть какое благородное происхождение, даже ухаживать за тобой начинает — да ты джекпот словил, чем не шанс?» — вспоминается брошенная немногим позже фраза Сюэ Яна, никогда таких «важных шишек» не любившего (страннее только то, что этот кусачий агрессор знает слово «нежности»). Ладно, допустим, этот безупречный человек — его истинный. Допустим, он решил его, сирого да убогого, обустроить со всем возможным комфортом и, кажется, навсегда поселить в особняке. Чего уж там, на нормальные условия жизни Вэй Усянь согласен, хотя бы ради младших. Но вот возможные чувства — с этим друг палку перегнул. Ну, подходит, ну, касается — мало ли, может, у человека давно любовника не было? Мало ли ему только молоденькие девственники нравятся, а как позабавится, так сразу и выкинет? «Хотя… соблазняет он меня мастерски, » — невольно краснея, омежка утыкается носом в край одеяла. Уж чего стоят эти самые касания и взгляды: совсем лёгкие и пушистые, но будто… обещающие нечто большее, влекущие за собой в сандаловые объятия и расплавленное золото. «Вот чёрт!» — Усянь стыдливо съёживается, чувствуя смутно знакомый скрученный-тянущий комок внизу живота. Течка вот-вот начнётся, и тут некстати такие… возбуждающие мысли. «Что-то тяжелее, чем обычно, » — тихо сопя, Вэй Ин подтягивает одеяло до плеч. Обычно температура не поднималась так быстро и слабость не охватывала разом всё тело. «Что-то определённо не так, » — с нарастающим страхом думает Вэй Ин, быстро сооружая в постели уютный кокон. Течка… начиналась совсем не так.