***
Дверь едва слышно скрипнула, сначала открывшись, а затем с тихим стуком закрылась. Девушка прижалась к ней спиной, прикрыв глаза и стараясь отдышаться. Дрожащие ноги подогнулись, и она осела на пол, склонив голову и скрыв лицо за длинными белокурыми кудряшками. Грудь, казалось, разрывало на части, воздуха не хватало, а руки тряслись и, тем не менее, одна из них продолжала крепко сжимать палочку. Не следовало сюда приходить, но ноги сами собой привели ее домой, к матери, с которой она так давно не виделась. Повод для встречи был самый неудачный, после всего следовало бы держаться от нее подальше. — Селестия! — ахнула мать, приседая напротив нее. — Что ты наделала? — Женщина с ужасом смотрела на зажатую в руках дочери палочку. Девушка подняла голову, все еще тяжело дыша. Светло-карие, скорее золотистые глаза смотрели холодно и зло. — Я убила эту тварь, — проговорила блондинка еле слышно, каждое слово болезненно царапало горло. Женщина ахнула, прикрыв рот ладонью, и тут же затравленно огляделась по сторонам. — Поднимайся, быстро, — она схватила дочь за руку и потянула за собой куда-то вглубь дома по темному коридору, почти лишенному освещения. Ноги Селестию слушались плохо, но она как кукла на веревочке следовала за матерью. В голове отчего-то не осталось ни одной связной мысли, даже недавнее ликование куда-то делось. Решение, принятое под влиянием сиюминутного импульса, грозило погубить ее окончательно. Впрочем, жизнь Селестии и без того казалась беспросветной ямой. Мать не стала больше задавать никаких вопросов и даже выговаривать дочери за опрометчивый, откровенно глупый поступок не стала, просто приняла блудную дочь и сейчас намеревалась ее спасти. Они спустились в подвал, и мать сдернула старое грязное полотно с большого ростового зеркала. — Альбус! — крикнула женщина и зеркальная гладь подернулась белесой дымкой, в которой сначала проступил лишь силуэт, постепенно приобретающий все более четкие черты пожилого мужчины, опиравшегося на трость. — Роза? — мужчина подслеповато прищурился. «Как всегда не надел очки, ему в них видите ли неудобно, а слепым кротом ходить удобно…» женщина была на взводе и возмущенно бормотала себе под нос. — Забери ее, — Роза, схватив дочь за плечо, подтолкнула к зеркалу. — Что случилось? — Альбус все же соизволил достать из нагрудного кармана очки в серебряной оправе и надеть их. — Она его убила, — отчаянно простонала Роза. Уточнений не потребовалось. Мужчина и без того понял, кого имела в виду кузина. — Ты ведь понимаешь, что они в любом случае смогут отследить ее путь? К тебе придут в первую очередь. — Я разобью зеркало, потом найдем другой способ связаться, — она не стала произносить вертевшееся на языке: если это потом наступит. — Селестия, ты знаешь, что делать. Блондинка, словно загипнотизированная, повернулась к матери и подняла волшебную палочку. — Они заметят следы чар. — Не заметят, — криво усмехнулась Селестия, в чьем взгляде, наконец, блеснула искра разумности, или скорее безумия, и сделала несколько резких взмахов палочкой, не произнеся ни слова, после чего развернулась и шагнула в зеркало.***
Роза недоуменно моргнула несколько раз, огляделась по сторонам и остановила взгляд на зеркале. Как она здесь оказалась? В памяти был провал, и она догадывалась, что это могло значить. Оглядевшись по сторонам, женщина схватила с полки хрустальный шар. Бесполезная по ее мнению вещь все же пригодилась. От удара зеркало разлетелось осколками. Магию использовать было нельзя, а лежавшие на полу и сверкающие в тусклом свете осколки поглотили в себе все остаточное волшебство, оставалось только аккуратно смести и выкинуть в тот мешок с кучей хлама, что стоял в углу. Когда она поднялась наверх в дверь уже стучали. Очень настойчиво. Надо же какое благородство, могли ведь и сразу выбить. Тяжело вздохнув, женщина прошла вперед и распахнула дверь. — Где она?! — в коридор тут же влетело несколько мужчин в одинаково серых накидках и с палочками наготове. — Кто? — недоуменно спросила Роза, хотя женщина догадалась, кого они имели в виду. — Твоя дочь, Роза, — высокий статный седовласый мужчина вошел последним, он двигался неспешно и уверенно, колючий взгляд черных глаз казалось видел все пространство дома насквозь. — Я не видела ее больше месяца, — вздохнула Роза и даже не солгала. Лгать отряду карателей бесполезно. — Она аппарировала на эту улицу, куда же еще кроме своего дома она могла пойти? — холодная усмешка и ехидный тон. — Да куда угодно, — раздраженно огрызнулась Роза. Она знала, как поступают в таких случаях. Не имеет значения, виновен человек или нет, его все равно найдут в чем обвинить и в лучшем случае посадят в Азкабан. Ныне вина понятие очень субъективное и обтекаемое. Ни Селестии, ни ее следов в доме не нашли, но оставлять Розу в покое конечно же не стали. Даже если она не знала, где находится ее дочь, то уж выманить преступницу на приманку труда не составит.***
Селестия оглядела мрачный узкий и пыльный коридор. Дядя Альбус не утруждал себя уборкой, а домовика этот дом не видел уже десятка два лет, если не больше. Домовики давным-давно получили свободу и до сих пор не вымерли не иначе как чудом, но все же были очень близки к печальному итогу. С другой стороны, зачем следить за домом, в котором никто не живет и вряд ли станет жить. Тут можно разве что прятаться, чем она сейчас собственно и занималась. Дядя сначала вывалил на ее голову все, что думал об ее умственных способностях, точнее их полном отсутствии. Высказывался он очень долго, бурно и абстрактно. Селестия молча слушала, возразить ей было нечего, да и выводить из себя дядю еще больше не хотелось. Замолк он только на пороге старого дома, галантно пропустил ее вперед, сам заходить не стал, что неудивительно. — Из дома ни ногой, если хочешь жить, — напутствовал он ее напоследок, после чего захлопнул дверь, подняв в воздух облачко пыли. Селестия чихнула и поморщилась. Здесь было мрачно и пыльно, повсюду свисала паутина и прочая пакость. Обстановка ее не пугала, но угнетала. Та же тюрьма, только вроде бы как с удобствами и просторная. Очень просторная. Из официальных реестров дом был удален давно, покинут еще раньше, а уж самой семьи Блэк не существовало лет сто. Условно и очень отдаленно их потомком можно было считать саму Селестию, других-то не осталось. Применять магию было чревато, ее могли отследить, а Селестия не для того столько всего натворила и забралась в самый дальний пыльный и темный угол, чтобы попасться вот так по-глупому из-за банальных бытовых чар. Из-за слоя пыли шагов было почти не слышно. В очередной раз налетев лицом на паутину, девушка досадливо поморщилась, ладонью проводя по лбу. Маленький паучок остался незамеченным в волосах. Сейчас она как никогда напоминала ведьму, как их представляли маглы, не хватало разве что крючковатого носа и остроконечной шляпы. Открыв дверь, ведущую в кабинет, девушка чихнула из-за избытка пыли и прищурилась, пытаясь хоть что-то разглядеть в полумраке. Стоило бы раздвинуть тяжелые портьеры, через которые дневной свет едва пробивался, но Селестия подозревала, что тогда окажется в пыли с ног до головы и расчихается так, что без магии и не остановится. Но свет ей был не нужен, писать или читать она не собиралась. Приблизившись к камину, отключенному от каминной сети, казалось, столетие назад, она остановилась напротив большого портрета, изображавшего темноволосого мужчину в очках. — Ты поступила глупо, — вздохнул мужчина на портрете. — Еще ты мне лекцию прочти, — девушка раздраженно дернула плечом. — Сама знаю. Но я не жалею, — она прищурила глаза. — Убийство не выход... Никогда не выход, — портрет печально вздохнул и покачал головой. — Все повторяется вновь. — Вот еще ты сравни нас с Пожирателями Смерти, — Селестия сжала кулаки. Ей и газетных статей и шепотков за спиной хватило, когда их, тех, кто отстаивал свободу, сравнивали с чокнутыми террористами, что буйствовали сто лет назад. Они были другими, не запугивали, не издевались, не убивали направо и налево несогласных. Впрочем, да, убивать приходилось, но лишь чтобы спасти свою жизнь… Хотя ее последняя выходка, конечно, вышла за все рамки. — Не буду, но вы сами низводите себя до их уровня. Я ведь говорил, как лучше поступить. — Знаешь, дедуля, — едко произнесла Селестия. — Если бы твой совет имел хоть какую-то практическую пользу, то я бы к нему прислушалась. А так проще было просто сбежать в какую-нибудь маггловскую страну третьего мира, притвориться там маглой и сдохнуть через пару лет от неизлечимой болезни. — Умереть в старом, пыльном, никому не нужном и всеми покинутом доме — лучше? — он вздернул бровь. — Я не собираюсь оставаться здесь надолго, — сквозь зубы процедила девушка и, выругавшись, стряхнула со лба паука. — Не здесь, так в другом таком же пыльном и заброшенном углу. Ты проиграла. Он был прав, и смириться с этим было тяжело. Наверное, потому она продолжала возражать — из чистого упрямства, скорее пытаясь самой себе доказать, что еще не все кончено. Ведь она еще жива. — Когда ты стал персоной нон грата и весь магический мир за тобой охотился, разве ты сдался? — Нет, — портрет Гарри Поттера печально вздохнул. Селестия догадывалась, о чем он не стал говорить. На ее памяти дед никогда не любил рассказывать о тех временах, даже вскользь. Было и было. Но он и его друзья, в число которых входила ее бабушка, были теми самыми героями, что боролись со злом, а в сложившихся сейчас обстоятельствах злом оказалась именно Селестия. Неприятное ощущение, надо признать. — Конечно, вы сражались за добро и справедливость, — она сделала патетичный жест рукой, сначала прижав ладонь к груди, а затем отведя ее от себя. — А мы жалкие злодеи, лишь мешаем развитию, стопорим волшебное общество на месте и вообще пережиток прошлого. — Добро и зло, — он прикрыл глаза. — Понятия не однозначные и для каждого они свои. К сожалению, все любят загонять их в какие-то рамки. — Разве убийство это не плохо? — теперь ее голос сочился ядом. — Как там было? — Селестия задумалась, припоминая точные слова, но, к сожалению, память у нее хоть и была хорошая, но далеко не абсолютная, потому пришлось излагать лишь общую суть. — Убийство раскалывает душу на части и видимо каждый раз отлетает по куску, так что один раз отняв жизнь, уже превращаешься в монстра. — Ты действительно вот так вот просто приняла на веру все эти слова? — теперь он смотрел на нее как на несмышленого ребенка. — Они были сказаны мальчишке, чтобы остановить его от совершения глупых поступков. Дело не в самом факте убийства, а в том, как ты на это реагируешь. Если испытываешь сожаления из-за того, что отнял жизнь, даже жизнь самого последнего подонка и подлеца, значит еще не все потеряно. Так ты сожалеешь? Селестия задумалась. Она, конечно, сожалела, но не о самом факте убийства, ей эту тварь было ничуть не жаль. Просто сделала это все она как-то несуразно, не задумываясь о последствиях, и сейчас в этих самых последствиях увязала все глубже. — Не сожалеешь, — очередной тяжелый печальный вздох. — Именно так и становятся монстрами. Ты уже ступила на эту скользкую дорожку. Одно убийство ничего не изменит, но там, где есть одно, будет и второе, третье, и если сожалений не было, то и не будет. И ты сама не заметишь, как превратишься в чудовище, но при этом искренне будешь верить в свою, несомненно, благую цель. Все самые страшные и отвратительные вещи в мире творились именно с благими намерениями. Девушка зажмурилась, стараясь не видеть его полного разочарования взгляда. Она ведь никогда и не желала быть героиней, нести в массы некую мысль, кого-то в чем-то убеждать, это просто не ее. Но когда тебя насильно загоняют в придуманные рамки, лишают свободы и утверждают, что это ради всеобщего блага… Разве они не монстры? И она тоже… Так в чем смысл? Борьба зла с другим злом это как-то… неправильно, что ли. — Добро это не что иное, как наименьшее зло, — Поттер как будто прочитал ее мысли. — Тебе решать, кем стать в итоге. Я много чего могу посоветовать, но меня ты слушать не будешь. Так что иди уже, книжки почитай, может, мысль умную подцепишь. Умел дедушка послать. Ненавязчиво так и совсем не грубо, но ощущение так себе. Она действительно его не послушала бы, да и не только его. И не из чувства намеренного противоречия, желания все сделать наперекор или доказать, что у нее и свои мозги есть, хотя бы потому что в последнем она уже очень сильно сомневалась. Наперекор она шла не из собственного желания, просто как-то так получалось само собой.***
Одиночество угнетало. Даже не столько одиночество, сколько полная изоляция от мира и невозможность узнать, что же сейчас происходит. И самое главное: как там мама. Селестия беспокоилась, нервничала и совершенно не знала чем себя занять. Первые пару дней она потратила на то, чтобы привести в порядок одну из комнат, ту, что выглядела поприличнее, и кухню при помощи банального ручного труда, очень по-магловски, комитет был бы в восторге. Приготовление еды ненадолго отвлекало, но есть она не хотела, да и потуги ее на данном поприще были откровенно печальны. И никаких новостей, совсем. Нельзя было сказать, что запустение и отсутствие уборки как-то испортили этот дом, он, похоже, и в лучшие времена был достаточно мрачным. Чего только стоили специфические украшения. Они ее не пугали, скорее вызывали недоумение и вопросы относительно здравости рассудка тех, кто их тут развесил. И даже портрет Вальбурги Блэк проблем не доставлял, хотя дядя предупреждал быть с ним поосторожнее. Но портрет уже давно не скандалил, а причитал о тяжкой, нелегкой и, несомненно, мрачной судьбе когда-то великого семейства. Селестия жалостью к портрету не прониклась. Лучше бы ругалась, честное слово, тогда можно было бы отвести душу и наорать в ответ, а орать на страдающую старуху Селестия считала как минимум ниже своего достоинства. Зато она обнаружила библиотеку, помещение как будто вовсе этому дому не принадлежавшее, до того оно было чистое и аккуратное, видимо какие-то чары сохранились до сих пор. Иногда Селестия сидела прямо здесь, а иногда забирала книги с собой в комнату. Она всегда любила читать, так что временная изоляция от мира проходила с пользой. Селестия сидела в своей комнате и читала книгу. Вот уж что-что, а библиотека в доме Блэков оказалась очень интересной. Большинство книг и в лучше времена считались запретными, а если бы кто узнал о таком сомнительном богатстве и о том, что кто-то увлеченно поглощает запретные знания… спалили бы не только дом и библиотеку, но и саму Селестию за компанию. Впрочем, ее и без того ничего хорошего не ждёт. Если поймают. Да и если не поймают — тоже. Селестия поморщилась, чувствуя, как начинает сдавливать виски. Опять голова полдня раскалываться будет, а зелья нет, и не сваришь его. Не из чего, а и было бы… зельевар из нее, мягко говоря, слабоватый. Впрочем, на простенькое зелье от головной боли даже ее скудных талантов должно было хватить… теоретически. В крайнем случае, можно было испытать на крысах, их в подвале полно. Как ни странно, эти мысли успокаивали не только бешено колотящееся сердце, но и головную боль. В этом доме она находилась уже неделю, не имея никакого представления о том, что происходит в мире, но у Селестии было достаточно знаний, чтобы себе это представить. Матери следовало уйти вместе с ней, впрочем, это был лишь вопрос времени, когда арестуют Розу Малфой. Сама женщина никаких преступлений не совершала, но достаточно было того, что она была женой и матерью… Скорпиус Малфой, отец Селестии, тоже преступлений никаких не совершал, но он был чистокровным, потомком Пожирателей смерти, а значит потенциально опасным и следовало избавиться от него просто превентивно, дабы не искушать. Селестия Астория Малфой была самой младшей и единственной выжившей из детей Розы и Скорпиуса, и ее дни, похоже, тоже были сочтены, но бороться девушка не перестанет до самой смерти. Шум на первом этаже был еле слышен, но и он заставил вздрогнуть. В этом доме она привыкла к почти абсолютной тишине, которую нарушало лишь ее присутствие. Отложив книгу на покрывало, Селестия сжала в руках волшебную палочку, с которой после появления в этом доме не расставалась, хотя магией не пользовалась, чтобы не засекли, и при этом каждую минуту ждала, что ее найдут, а в таком случае без боя она сдаваться не собиралась. Как выяснилось, не зря она опасалась. Теплое дерево в руке казалось непривычным, костяшки пальцев побелели, а ногти впились в кожу ладони, так сильно она сжала палочку. Стараясь двигаться бесшумно, что в старом доме с рассохшимися и кое-где даже прогнившими полами было трудно, Селестия двинулась к двери в комнату. Дверь, к сожалению, нещадно скрипела, что поначалу заставляло морщиться, а затем стало уже привычным, но сейчас явно было не к месту. Стоит ей только приоткрыть створку и незваному посетителю станет известно не только то, что в доме кто-то есть, но и где именно. Пришлось затаиться возле самого косяка и вглядываться через узкую щель в темный коридор. Рассохшиеся доски тихо поскрипывали под чужими шагами. Селестия затаила дыхание. В эту Мордредову щель было не видно ни зги, но девушка все же пыталась сориентироваться хотя бы по шагам. Она присела, подняв над головой руку с зажатой в ней палочкой, если противник успеет ударить первым, заклинание пройдет над головой. Девушка судорожно перебирала в голове места, куда можно будет аппарировать, не привлекая внимания. Отчего-то в голове все образы перепутались, так что она рисковала прибыть на место по частям. Как только неизвестный приблизился к двери, судя по шагам, Селестия сделала судорожный глубокий вдох. — Лести? — тихий шепот заставил вздрогнуть и потерять равновесие. Девушка уселась на пол, с палочки сорвался красный луч, разбив дверь в щепки. Из коридора было отчетливо слышно сначала удивленный вскрик, затем падение тела и сдавленное ругательство. Селестия, не поднимаясь на ноги, выглянула в коридор, продолжая держать палочку наготове, хотя голос, кажется, узнала. — Поттер, ты дебил, — выдохнула девушка со смесью облегчения и возмущения. — Кто бы говорил, — молодой человек тряхнул головой и досадливо сморщился, потирая плечо. — Вы, милая тетушка, совсем с головой не дружите, — последнее он добавил с явным ехидством. Он прекрасно знал, что Селестию бесит, когда ее называют тетей. — Как я могла понять, что это ты? — За тетушку хотелось огреть паршивца по голове, да и не только за тетушку, но силы ее оставили от накатившего облегчения. Хорошо, что она сидела, а то ноги наверняка бы отказали. Девушка прислонилась плечом к косяку и прикрыла подозрительно заслезившиеся глаза. — Мог бы дать знать раньше, чем добрался до дверей. — Я, знаешь, тоже не был уверен, здесь ли ты и не сидит ли кто в засаде. — Именно потому ты решил обратиться ко мне по имени. Условные сигналы мы на что придумывали? Молодой мужчина поморщился, видимо, досадуя на собственную недогадливость. Вся ситуация вышла какой-то до абсурда дурацкой. — Как рука? — вздохнула Селестия, кивком указывая на его плечо. — Ерунда, — он отмахнулся здоровой рукой и направил на рану палочку. — Нас засекут, — заметила девушка, но попыток его остановить не предприняла. — Ты здесь пару секунд назад заклинаниями швырялась, — ехидно ответил он. — Так что одним больше, одним меньше, разницы никакой, к тому же на доме стоит защита, старая, еще Блэками поставлена, но держится. Так что если ты не решишь попрактиковаться в непростительных или заняться совсем уж чернухой, не засекут. Намек на непростительные Селестия пропустила мимо ушей, а вот тот факт, что колдовать она тут все же могла, вызвал досаду. Почему дядя Альбус ей об этом не сказал? Решил таким нехитрым образом ее наказать? Конечно, вычищать дом она бы не стала, но хотя бы убрать слой пыли и паутину, а еще избавиться от паразитов… Да и еду при помощи магии готовить гораздо удобнее, потому что своими руками очень долго, да и результат получается малосъедобным. — Почему я раньше об этом не знала? — вздохнула Селестия. В ответ волшебник просто пожал плечами, поднялся на ноги и подал ей руку, помогая встать. — Как ты здесь устроилась? — он огляделся по сторонам и заглянул в комнату. — Неплохо. — Ты хотел сказать отвратительно? — Селестия одним движением руки убрала щепки, оставшиеся от дверей. Раз уж здесь можно колдовать… Она прошла в комнату и уселась прямо на кровать, потому что стул в комнате был только один. — Ты пришел с новостями? — она с надеждой смотрела на своего родственника. Он какое-то время пристально ее рассматривал, явно решая, что ответить на ее вопрос, в конце концов, сделал для себя вывод и тряхнул головой. — Нет, просто проведать — Что значит, нет? — Селестия нахмурилась. — Нет — значит нет, это не целесообразно. Неизвестно, какие еще глупости ты успеешь натворить. — Я похожа на чокнутую неуравновешенную истеричку, которая не способна себя контролировать? — Ты убила министра магии. Еще скажи, что это было спланировано. Блондинка прикрыла глаза и скривила губы в презрительной усмешке. — Стоит только один раз оступиться, и никто уже не будет смотреть на тебя как прежде, превратят в то самое, не способное контролировать себя чудовище, запрут куда-нибудь подальше, заявив, что так будет лучше. Не проще ли сразу убить? — Последняя фраза особенно характеризует твою разумность. — Отнюдь, — она открыла глаза и холодно посмотрела на него. — Это как раз разумно. Я не говорила, что сама хочу умереть. В этом доме, знаешь, возможностей много. Я хочу жить, вот только, так уж вышло — мое существование одним как бельмо на глазу, а другим может принести кучу проблем. Он поморщился и покачал головой. — Зачем ты вообще это сделала, Мордред тебя побери, Селестия, ты же слизеринка, должна наперед все ходы просчитывать, а не бросаться в омут с головой. — Гриффиндорская наследственность, — она развела руками, улыбаясь. Ее в детстве забавляли все эти странные ярлыки, которые вешают на всех представителей какого-либо факультета. Как будто все люди, которые там учатся, как под копирку. На самом деле преобладание некоторых черт отнюдь не делает всех гриффиндорцев храбрецами без царя в голове, без особого ума и умения поддержать ближнего, рейвенклонцев энциклопедиями на ножках, которые кроме как новыми знаниями ничем больше не интересуются, хаффлпафцев упорными добряками, не обладающими ни особым талантом, ни умом, а слизеринцев злобными подлецами, которые спят и видят, как бы подставить ближнего своего. И еще Селестия никак не могла понять, если она, будучи ребенком, осознавала такие элементарные вещи, то почему взрослые не могли? Со временем то, над чем она смеялась, стало причиной слез, но вспоминать об этом не хотелось. — Ты действовала грубо и в лоб, так что я бы заподозрил в твоей родословной троллей... ай, не швыряй в меня книгами, — он потер ладонью ушибленную грудь и, наклонившись, поднял книгу. — «Огонь, вызывающий ветер»? Ты серьезно? Я думал, все экземпляры давно уничтожили. — Как видишь, не все. В здешней библиотеке и не такое найти можно, — она протянула руку, безмолвно требуя вернуть ей книгу. Он пожал плечами и книгу отдал. — Все больше срастаешься с образом темной и злобной ведьмы? — Темным человека делают не знания и не место, где он живет, а его дела. Ты, например, знаешь, что волшебной палочкой можно убить, не произнеся ни одного заклинания? Он задумался, затем скривился и решил не уточнять, что именно она имела в виду, сам догадался. Ему пора было уходить, не стоило задерживаться и надолго пропадать из виду тех, кто за ним следил. — Что с ней? — спросила Селестия, когда он уже поднялся на ноги собираясь покинуть комнату и дом. — С ней все в порядке. Отвечал он спокойно и уверенно, предельно честно, и все же в душу девушки закралось подозрение, хотя бы потому, что после такой выходки все не могло быть в порядке по определению. — Ты правда меня за дуру держишь? — тяжело вздохнула она, пристально глядя ему в глаза, как будто хотела проникнуть глубоко в мысли. Вот только Селестия, увы, была не сильна в легилименции, закрывала она и мысли и сознание мастерски, а вот в чужие проникать так и не научилась. Просто взгляд у нее был такой, пронзительный. — Нет, с ней действительно все в порядке, поэтому просто сиди здесь и жди. Ну конечно, ведь это самое в порядке такое растяжимое понятие, особенно если с чем-то сравнивать, с чем-то очень плохим. И чего же она должна ждать? Смерти от старости или прихода тех, кто заберет таки ее в Азкабан? Других вариантов отчего-то не было.