Соблазнитель

Всю прошедшую неделю Чан был загружен до отказа из-за подготовки к сложной олимпиаде по биологии – слава Богу, завтра день икс, и этот тяжкий груз ответственности наконец упадёт с его плеч. Но не подумайте, что он жалуется. Ему нравится быть загруженным по учёбе, просто не остаётся сил думать о чём-то другом. Одно Чан всё же успел заметить – Феликса в его жизни стало значительно меньше. И это вроде как должно радовать, но почему-то напрягает пуще прежнего. Что-то подсказывает, что Ли так просто от него не отстанет. В последний раз Чан мало того легкомысленно уснул на плече Феликса, зная все свои сонные причуды, так ещё и умудрился обнять его руку. Он поначалу размышлял, стоит ли извиниться перед Ли за причинённые неудобства, но всё же решил молчать, учитывая тот факт, что тот спал, как убитый, когда они приехали в Сеул, и наверняка ничего не почувствовал. Ну вот, снова он мысленно возвращается к этому человеку, когда можно расслабиться и постараться забыть. Бан впервые соглашается с Чанбином, который постоянно твердит о том, что он любит всегда всё усложнять. Он ерошит свои волосы, пытаясь отогнать ненужные мысли и, потянувшись на кровати, закрывает окно. Дождь усилился ближе к вечеру, и теперь достаточно холодно для конца сентября. Внезапное уведомление в Kakao Talk настораживает и, как оказалось, не зря: 23:14. "Чани, спишь?" 23:14. "Наверное, уже да..." 23:15. "На самом деле я пишу тебе по делу". 23:18. "Ты мне так и не рассказал о своих вкусовых предпочтениях. Всякий раз, когда хочу угостить тебя чем-нибудь, думаю, вдруг у тебя аллергия или ещё что... Неловко тогда получится". Чан знает, что поступает сейчас не самым правильным образом, набирая ответ, ведь этим может спровоцировать новый поток нежелательных сообщений, но палец сам нажимает на кнопку отправки, и пути назад нет: 23:25. "Сколько это всё будет продолжаться?" Новое уведомление приходит лишь спустя долгих три минуты: 23:28. "До тех пор, пока ты не простишь меня". 23:31. "А если я скажу, что простил, ты отстанешь?" 23:32. "Отстану, только если почувствую это". Чан бросает телефон в сторону, откидываясь на подушку. Всё это начинает выводить из себя. Почему из всех Феликс выбрал именно его? Он проклинает тот день, когда согласился пойти на ту вечеринку, лишившую его здорового сна и покоя. Если бы он отказался, не было бы в его жизни никакого Феликса Ли. Чан нервно хватает телефон после очередного сообщения: 23:38. "Поговори со мной". 23:40. "Зачем?" 23:41. "Хочу узнать тебя получше". 23:41. "Я не хочу". 23:43. "Дай мне шанс исправиться". Бан уже устал удивляться. Шанс для чего? 23:45. "Ты странный". – возможно, для Феликса это не новость, но после недолгих колебаний, Чан всё же отправляет сообщение. 23:45. "Это комплимент?" 23:46. "В твоём случае – нет". 23:46. "Тогда что ты имеешь в виду?" Чан тяжело вздыхает. Наверное, это и есть возможность узнать ответы на вопросы, которые так мучают его. Он правда хочет услышать причину, потому что так, вероятно, ему было бы чуть спокойнее на душе. 23:50. "Я не дурак, и знаю, что ты делаешь всё это не просто так. Но не могу понять, какую цель ты преследуешь". 23:55. "Ты правда хочешь знать?" 23:56. "Да". Проходит какое-то время. Чан успевает подумать, что ответа он так и не дождётся, и прикрывает веки в надежде уснуть, но сна, как назло, ни в одном глазу. Уведомление о новом сообщении немного пугает своей неожиданностью, но Бан всё же открывает чат – всю его уверенность будто ветром сдувает, когда он видит голосовое продолжительностью в пять минут и одиннадцать секунд. Он долго мечется в нерешительности, но любопытство в итоге пересиливает: 00:15. "Я знаю – то, что я сейчас скажу, покажется глупостью, но, пожалуйста, дослушай до конца. – Феликс делает паузы, будто слова даются ему тяжело. Его голос звучит на несколько тонов ниже, возможно от того, что говорит он почти шёпотом, и вся эта атмосфера в целом заставляет Чана съёжиться. Ли давит усмешку, в которой ни капли веселья, и только после этого продолжает: – Буду честен. Когда я увидел тебя впервые, ты показался мне самым обычным. Как и большинство. Но та вечеринка перевернула мою жизнь с ног на голову. И нет, я ничуть не преувеличиваю... Я стал наблюдать за тобой и понял, что ты совсем не так прост, каким кажешься... Знаешь, когда ты утром приходишь в университет, твоя щека обязательно перепачкана каким-нибудь соусом, а ещё у тебя часто развязываются шнурки на кедах. Всё это вызывает во мне желание... заботиться о тебе?.. Я бы хотел сказать, чтобы ты был осторожен, когда переходишь дорогу – ты неуклюжий и тебе не хватает внимательности. Я правда переживаю... Мне... нравятся твои хмурые брови, когда ты читаешь свою очередную книжку. Твои ямочки, твои глаза, губы, кудри, голос... То, как ты пахнешь. То, как ты улыбаешься и громко смеёшься. Правда, таким я вижу тебя редко, к большому сожалению... Твои самые незначительные привычки, причуды, заморочки – мне всё это в тебе так нравится... Я мог бы перечислить ещё много чего, но проще сказать, что... Ах! Наверное, я схожу с ума, но думаю, я влюблён в тебя. Прости, что говорю так сумбурно, но это то, что я чувствую. Надеюсь, что хоть немного утолил твоё любопытство, и теперь ты будешь спать спокойно. Приятных снов, Чани". Чан буквально горит со стыда от макушки до самых кончиков пальцев. Сердце громко стучит в груди, а дыхание спирает ко всем чертям. Он лежит ещё несколько минут с телефоном, приставленным к порозовевшему уху даже после того, как закончилось самое странное голосовое, которое он когда-либо получал в своей жизни. Ещё никогда ему не доводилось слышать столь смущающих вещей в свой адрес. Чан мог бы подумать о чём угодно, но только не о том, что Феликс может быть в него влюблён. Это невообразимо. Это неправильно. Это невозможно. "Теперь ты будешь спать спокойно..." – на олимпиаду он точно пойдёт невыспавшимся. * * * Чанбин сушит волосы полотенцем, параллельно зависая в групповом чате, где всего трое участников – он, Чан и Хёнджин. Последний вот уже на протяжении целого часа делится впечатлениями о сегодняшнем своём свидании (смущённый Хван всё же признал, что это было свидание). Несмотря на неловкость, он рассказал всё до мельчайших деталей относительно такого важного события в его жизни – даже у самого Чанбина вспыхнули щёки. Что уж говорить о Чане, который после каждой мини-истории отправлял шокированные эмодзи. И если первое время Бан поддерживал разговор, то сейчас его не слышно – видимо, уснул. У бедняги завтра сложный день, нужно набраться сил. За Хёнджина Со искренне рад, ведь чувства младшего взаимны. Давно он не видел друга настолько взволнованным и окрылённым. Чонин оказался настоящим мужчиной, и Чанбин стопроцентно уверен, что эти двое смогут осчастливить друг друга. Закончив с волосами, он относит полотенце в стирку, и уже собирается идти спать, но внезапно раздавшийся звонок в дверь меняет все его планы. Кого это принесло в столь поздний час? Чанбин никого не звал и не ждал, поэтому сейчас направляется к двери, недовольно стуча босыми ногами по прохладному полу, чтобы спровадить незваного гостя. Но застывает в немом шоке, когда видит... – Ты? Минхо выглядит немного озадаченным, будто сам не знает, что забыл на пороге чужого дома во втором часу ночи: – Впустишь? Чанбин бы возмутился, что с кожаной куртки старшего капает вода, ведь он только вечером везде помыл, но Ли сейчас, кажется, слишком серьёзен для пререканий, поэтому Со без слов отступает, позволяя пройти внутрь. В воздухе висит некое напряжение, когда Чанбин ставит чайник, а Минхо усаживается на один из стульев, даже не удосужившись снять верхнюю одежду. Они никогда не ходили в гости друг к другу, и сейчас всё это ощущается странно и по-новому. Почему из всех Ли пришёл именно к нему, ведь они даже не друзья? Со вообще-то собирался спать, но сейчас достаёт две фарфоровые чашки, совершенно не понимая цель визита старшего. – Что будешь пить? – роется в шкафчике, спиной чувствуя чужой взгляд. – С твоих рук хоть яд. – Очень смешно, Ли Минхо, – Чанбин ожидает увидеть привычную лукавую улыбку, когда оборачивается через плечо, но застывает, не заметив и намёка на неё – Минхо абсолютно серьёзен. Ухмылка сходит с лица сама собой, и повисает гнетущая тишина. Со не знает, откуда в нём появляется настроение и желание приготовить для Ли самое вкусное какао, которое он только умеет делать, вместо того чтобы выпроводить его и спокойно лечь спать. – Зачем ты пришёл? – спрашивает будто бы между делом, стараясь звучать не слишком заинтересованно. – Соскучился. Из ослабевших пальцев падает ложка с сахаром, и тот рассыпается по столешнице мелкими кристалликами. Почему Минхо снова начинает говорить странные вещи, и почему Чанбину хочется верить ему? Эти вопросы, естественно, остаются без ответов, потому что Со оставляет их при себе. Он не ленится делать всё, как положено, чтобы результат получился удовлетворяющим. Даже турку достаёт для такого дела. Конечно, это нелегко, когда пара шоколадных глаз неотрывно следит за каждым движением, но Чанбин старается. Ли чуть меняет положение, подпирая голову рукой, Со видит это боковым зрением, когда заливает разогретым молоком смесь из какао и сахара. Последним штрихом он удивляет даже самого себя – кусочки маршмеллоу, которые отправляются уже в готовый ароматный напиток. Чанбин ставит дымящуюся чашку перед Минхо, а себе заваривает самый обычный чёрный чай. И почему-то нервничает. Но восторженный вздох старшего помогает чуть расслабиться. Он делает глоток, слизывая пенку с верхней губы, и довольно мурлычет: – Очень вкусно! Со незаметно выдыхает с облегчением, облокачиваясь бедром о кухонный гарнитур, и греет руки о чашку с чаем. Снова наступает тишина, прерываемая лишь звуком дождя и редкими раскатами грома. Атмосфера в целом успокаивающая, но волнение в груди Чанбина с каждой секундой разрастается всё больше, и только сейчас он в полной мере осмысливает происходящее – глубокая ночь за окном, а он наедине с Ли Минхо в кухне своей квартиры. Старший явно наслаждается моментом, а Со бесит его молчание. Но больше злит собственная реакция на то, как Ли убирает назад свои влажные волосы цвета карамели и всё же стягивает куртку с плеч, видимо, согревшись. Открывшаяся картина, если честно, захватывает дух, потому что Чанбин никогда не видел, чтобы кто-то выглядел настолько горячо в обычной чёрной футболке. Он конкретно засматривается на эти сильные руки и плечи, на внушительные грудные мышцы, что так чётко прорисовываются при малейшем движении. Со ловит себя на совершенно абсурдных желаниях, и держать язык за зубами уже попросту не представляется возможным: – Чем займёмся сейчас? Бровь Минхо приподнимается, намекая на заинтересованность. Чанбин чувствует, как загораются его уши. – А чем желаешь заняться ты, моя Роза? – от этого дурацкого обращения каждый раз внутри всё ноет. Со терпеть не может это чувство. Несмотря на всю взволнованность, он плавной походкой движется в сторону старшего, который выпрямляется в любопытстве. Происходящее можно назвать настоящим безумием – но Чанбин неторопливо усаживается прямо на чужие мощные бёдра, всем телом ощущая, как напрягается каждая мышца Минхо. У последнего явно спирает дыхание, а довольный Со пропускает сквозь пальцы его шелковистые прядки – настолько смело, насколько это возможно. Кто бы мог подумать, что сидеть на бёдрах Ли так приятно? Чанбин начинает нежно массировать крепкие плечи, не прерывая зрительного контакта со старшим. Каждое прикосновение откровеннее предыдущего, и Со чувствует себя так, словно дорвался до чего-то запретного и желанного. Минхо смотрит на него нечитаемым взглядом, но Чанбин не позволяет себе разозлиться вновь, ему слишком хорошо сейчас. Стыд вперемешку с предвкушением создают гремучую смесь, не позволяя ни одной правильной мысли задержаться в голове. Изящными пальцами Со пробегает вниз к накачанной груди, несдержанно впиваясь ногтями в напряжённую плоть. И, нет, он не похож на одичавшую кошку, помечающую свою территорию. Совсем нет... Ли приятно – тому свидетельствует утяжелённое дыхание и полуприкрытые веки. Чёрт возьми, Минхо прекрасен до безобразия! Чанбин мимолётно любуется пушистыми ресницами, откидывающими длинные тени на щёки, и мысленно ликует, когда, наконец, горячие ладони опускаются на его ягодицы. С каждой секундой Ли становится всё податливее, как разогретый пластилин – лепи, что хочешь – и Со нагло пользуется этим, впервые чувствуя, что ситуация под его контролем. И если ему придётся свести Минхо с ума, чтобы получить желаемое, он несомненно сделает это. Наклонившись вперёд, он грубовато оттягивает на затылке волосы старшего для лучшего доступа – тот недовольно шипит, чуть сжимая его задницу – и, совершенно ни о чём не задумываясь, припадает к молочной коже на шее, вырисовывая замысловатые узоры то губами, то языком. Рука Минхо почти незаметно перемещается на талию и теперь невесомо порхает под футболкой, нежно поглаживая спину. Ощущения настолько приятные, что Чанбин неосознанно выгибается дугой, тихо мыча в истерзанную шею, и в каком-то непонятном порыве прихватывает зубами пульсирующую венку. И тот факт, что он чувствует другую пульсацию, но уже от твердеющего члена под правой ягодицей, ничуть не облегчает положения. То ли от боли, то от удовольствия (сейчас всё равно) Ли издаёт мягкий стон, от которого сносит крышу окончательно, и Со начинает плавно двигаться на его бёдрах. Он чувствует собственной грудью, как бешено стучит сердце старшего, а дыхание сбивается у обоих одинаково. – Что ты творишь?.. – неожиданно хрипит Минхо. От привычной уверенности осталась только пыль, сейчас он звучит крайне отчаянно и измождённо. Со устал от этих бесконечных игр в кошки-мышки, от которых запутывается в своих чувствах лишь сильнее. Устал от холода и одиночества. Хочется только одного – чтобы Минхо показал своё настоящее лицо, перестав наконец сдерживаться. Чанбин нуждается в ярких ощущениях. Чанбин нуждается в грубости. Чанбин нуждается в искренности. Желания так и лезут наружу, выламывая пальцы, отчего снова приходится вцепиться в сумасводящий шёлк чужих волос. Чанбину необходимо, чтобы Минхо трахнул его прямо на этом самом столе. Он смотрит в глаза старшего пронзительно, словно пытается вывести его на эмоции, но понимает, что таким образом вряд ли добьётся успеха – голова слишком туманная. Остаётся только одно... Со остервенело впивается в его губы жёстким поцелуем, практически сразу ощущая сладкий привкус какао. Минхо позволяет Чанбину вытворять всё, что ему заблагорассудится, наблюдая за ним из-под длинных ресниц. Он приоткрывает рот, впуская напористый язык младшего, который встречается с его собственным, и параллельно поглаживает его мягкие бока. На такую отзывчивость Чанбин обхватывает лицо Ли руками, но в одно мгновение старший резко отстраняется. – Что-то не так? – Со находит в себе силы поинтересоваться, но Минхо отрицательно качает головой и вместо ответа ласкает его разрумянившуюся щеку костяшками пальцев. Такой резкий контраст ощущений сбивает весь пыл. Минхо всего лишь прикоснулся, а Чанбин уже готов подчиниться. Как же он ошибался, когда думал, что смог овладеть ситуацией... За этим нежным взглядом тёмных глаз таится неоспоримая власть. Ли неторопливо приводит в порядок чанбиновы спутанные волосы, и после – такими темпами Со точно словит сердечный приступ – сильными пальцами обводит контур его кукольных губ. – Чанбин-а, – Чанбин не знает, что Минхо собирается сделать, но уже заранее на всё согласен. – Хочешь, я поцелую тебя по-настоящему? Младший не верит в услышанное ни на йоту, но покорно кивает, ластясь к новым прикосновениям, словно беззащитный котёнок. В следующую секунду Ли притягивает его за талию, заставляя пискнуть от внезапности – теперь член старшего вжимается в его собственный – и целует... Минхо невероятный. Его губы тёплые, немного обветренные и безумно вкусные. Чанбин не смог прочувствовать всё это с первого раза, но сейчас, когда старший, абсолютно никуда не спеша, дарит ему столь чувственный поцелуй, он понимает, насколько был смешон в своей жадности и слепом желании. Действительно, куда торопиться, когда впереди вся ночь? Минхо давит на его щёки пальцами, тем самым приоткрывая рот, и проскальзывает внутрь своим языком. Чанбин подстраивается под его почти ленивый темп, отдавая немое разрешение на любые действия. Ладони старшего вновь опускаются на его ягодицы, только уже принимаются медленно сминать их, и с каждой секундой обоих всё сильнее охватывает нестерпимым жаром. Напряжение снова стремительно растёт. Со стонет в поцелуй, мысленно сходя с ума, когда Ли, прикусив его язык, легко подкидывает его на своих бёдрах. Вероятно, он сделал так для более удобной позы, но это уничтожило в Чанбине остатки гордости и самообладания. Он чувствует, что взорвётся, если Минхо не сделает хоть что-нибудь. Младший накрывает ладонью внушительную выпуклость на чужих штанах, потому что собственное возбуждение кажется уже болезненным, и поглаживает сквозь грубую ткань джинсов. Но Ли делает то, что абсолютно не вписывается в текущие обстоятельства и чанбиновы планы тоже. Он отстраняется, лишая Чанбина такого необходимого сейчас поцелуя, и перехватывает его руку. И снова этот нечитаемый взгляд: – Не надо. – Почему? – искренне недоумевает младший, ведь им было так хорошо, и всё шло, казалось бы, именно к этому. – Давай уже сделаем это и покончим со всем раз и навсегда. Разве не за этим ты сюда пришёл? – в глазах Минхо читается слишком много всего, но какая сейчас разница. Мысль, закравшаяся в голову, причиняет нестерпимую боль, и Чанбин тихо спрашивает: – Ты... не хочешь меня? Со расстраивает не сам отказ, а факт того, кто именно ему отказывает. Ли так нагло заявился к нему в дом посреди ночи, чтобы просто поиграться, безошибочно затронув все самые чувствительные места в его теле и душе. И теперь так бессовестно отступает... – Всё не так, Чанбин. – голос старшего почему-то дрожит, но Чанбину нет до этого никакого дела. Он медленно слезает с чужих бёдер, осознавая, каким жалким выглядит в чужих глазах – раскрасневшийся, отчаянный и возбуждëнный, со слипшимися от влаги ресницами и предательски дрожащим подбородком. Так гадко и грязно он ещё никогда себя не ощущал. – Какой же ты трус! – обида подступает к горлу потоком горьких слёз, и Со быстро отворачивается к окну, чтобы не упасть ещё ниже. Растоптанная им же самим минутами ранее гордость отзывается ноющей болью в груди. – Кто ты, чёрт возьми, такой, чтобы я перед тобой так позорился?! Слёзы хлещут по щекам. Чанбин ненавидит себя в данный момент. У него даже нет сил, чтобы вышвырнуть Минхо из собственной квартиры, поэтому он продолжает лишь беспомощно плакать. Сильные руки порывисто обнимают со спины, и как бы правильно они не ощущались и как бы не хотелось прижаться к Ли в ответ, Со яростно дёргается, пытаясь высвободиться: – Не трогай меня, больной ублюдок! Но хватка старшего становится лишь крепче, а сам он притирается щекой к чанбиновому затылку. От столь нежного жеста у того дрожит нутро, но в противовес этому он дёргается в последний раз, понимая, что его попытки бесполезны. – А ведь это впервые, когда я вижу тебя таким. Кто бы мог подумать, что ты можешь быть настолько милым? – шёпот старшего сладостью растекается по коже. – И умеешь варить такое вкусное какао... – Ли продолжает непринуждённо шелестеть в область смуглой шеи, будто и не было всего того безобразия несколько минут назад. Чанбин уже почти забывает собственную обиду. Почти расслабляется. Почти доверяет. Просто безумие, что с ним творит этот голос – но он не позволит этому случиться ещё раз и берёт себя в руки. – Тебя так сильно вставляет, когда ты унижаешь меня? Я устал от тебя. – Минхо отступает, и Чанбин разворачивается к нему. – Ты понимаешь, что эта ёбаная статья разрушила мои толком даже не начавшиеся отношения? И вместо того, чтобы быть сейчас с Уёном, я трачу своё драгоценное время на тебя. Выражение лица Ли приобретает злые оттенки от одного только упоминания чужого имени: – А ты думаешь, ты ему нужен? Он бросил тебя, даже не разобравшись в ситуации до конца. Он настоящий уёбок, если так просто от тебя отказался. Внутри Со закипает злость от ядовитых слов, которые бьют по самому больному: – Пошёл вон отсюда! И только когда входная дверь шумно захлопывается, оставляя в душе звенящую пустоту и холод, Чанбин позволяет себе безобразно и громко зарыдать.