Соблазнитель

• 26.09. Воскресенье • Феликс с большим аппетитом уплетает мамино куксу* за обе щеки под пристальный отцовский взгляд. За столом ощущается напряжение, но Ли успешно его игнорирует. Его отношения с отцом нельзя назвать самыми дружескими, ведь Феликс ещё с ранних лет был довольно проблемным ребёнком. Несмотря на то, что родители вкладывали в него много сил и постоянно окружали заботой, он всё равно умудрялся делать всё по-своему, а в старшей школе и вовсе не приходил домой, всё больше навлекая на себя гнев отца. Мистер Ли принимал жёсткие меры по отношению к сыну, такие как домашний арест и лишение денег на карманные расходы, ограничивая его даже в общении с друзьями, но кто бы мог подумать, что такой метод воспитания не просто не поможет, а лишь усугубит ситуацию. И в тот момент, когда родители почти опустили руки, сослав поведение сына на бушующие гормоны и юношеский максимализм и понадеявшись на то, что в конце концов тот перебесится, Феликс разочаровал их в себе окончательно. Как оказалось, по ночам он сбегал из дома на мотогонки, на которые слетались такие же отпрыски богачей, ставя на кон огромные суммы денег. И в один из таких вечеров Феликс разбился, чудом оставшись вживых. Родители тогда перепугались не на шутку. Мама ночами не спала, молясь за скорейшее выздоровление сына, и Феликс наконец осознал, что пора завязывать со всеми детскими играми. Отцу, в свою очередь, пришлось немало попотеть, чтобы этот инцидент не предался широкой огласке, и когда всё более-менее утряслось, он дал сыну долгожданную свободу с поступлением в университет. Феликс уже два года живёт один, хоть и знает, что семья всегда ждёт его дома. И даже отец, несмотря на всю строгость и обиду, засевшую глубоко в душе. Молчание в кухне, прерываемое лишь смачным чавканьем Феликса, длится томительно долго, и Лина решает прервать его первой: – Так хорошо кушаешь, положить добавки, котёнок? – Больше в меня не влезет, ма. – Феликс широко улыбается, отодвигая пустую тарелку. Он давно не ел домашней еды, и сейчас чувствует себя сытым и счастливым. Ли не так часто удаётся посещать родительский дом, поэтому, испытывая чувство вины перед мамой и папой, согласился сопровождать младшую сестру сегодня. У её лучшей подруги состоится теннисный матч, а отпускать дочь одну родители не решаются. – Я готова, поехали? – Оливия спускается по лестнице нарочито медленно, надеясь на то, что брат передумает и уедет без неё – уж Феликс знает все её уловки, но об этом чуть позже. – Разумеется, малявка. – он приобнимает маленькую копию себя и шутливо треплет по тёмным волосам, на что та вырывается и недовольно язвит: – Я только что их уложила! Настаёт время прощаться, и Лина заметно грустнеет: – Когда ты останешься на ночь? Мы давно не проводили время всей семьёй. Феликс не хочет обнадёживать маму и, будто заранее извиняясь, мягко целует её в щёку: – Я ещё приду. Мистер Ли хмурится только сильнее: – Ты всегда так говоришь, но не приезжаешь. Такое выражение лица папы пробуждает в Феликсе часто дремлющее чувство стыда, и этот раз тоже не становится исключением. – Пап, я обещаю, – целует в щёку и отца. – Не дуйся, ладно? Морщинка между бровями чуть разглаживается, и мужчина позволяет себе обнять сына. Родители наставляют Оливии, чтобы слушалась старшего брата, на что та миролюбиво улыбается – но всё меняется, стоит двери за их спинами закрыться. – Давай договоримся, – девушка деловито тыкает своим пальчиком в грудь брата, но Феликс ни разу не удивлён такой резкой смене настроения. Напротив, он ожидал этого. – Ты идёшь по своим делам, а я по своим. И мы не мешаем друг другу. Ли прекрасно понимает, что сестрёнка не любит сверхопеки над собой и мечтает о свободе, считая, что уже достаточно взрослая. И прямо сейчас она напоминает Феликсу самого себя в прошлом – он словно в зеркало смотрит. И если бы на его месте стоял человек, которым он был несколько лет назад, то несомненно согласился на такой уговор. Но Феликс уже не тот безответственный мальчишка и понимает родителей – они опасаются того, что дочь пойдёт по его стопам. Ли и сам не пожелал бы младшей такой судьбы, поэтому сейчас насмешливо смотрит на неё сверху-вниз, ощущая, как острый ноготок с каждой секундой сильнее впивается в кожу, будто пытается достать до самого сердца. – Поверь, твои угрожащие глаза на меня никак не действуют, – Феликс усмехается. – Сегодня правила диктую я, а теперь быстро в машину. Оливия шумно выдыхает и, громко топая ногами, направляется к автомобилю: – Господи, когда я наконец задышу свободно без вашего контроля?! – Выйдешь замуж, тогда и задышишь, – Феликс просто не может не поддразнить младшую, когда она так мило злится. – Если, конечно, муж разрешит. – и, кажется, зря, потому что та агрессивно хлопает дверцей и кричит уже из машины: – Я не выйду замуж! Ли смеётся, садясь за руль. Если рядом эта мелкая, день обещает быть насыщенным и нескучным. По прибытию на место проведения теннисного турнира Оливия первым делом попыталась незаметно улизнуть, но Феликс, успевший и так испытать трудности в дороге – младшая баловалась с радио, переключая песни с такой скоростью, что у Ли разболелась голова – крепко схватил её за локоть, ясно давая понять, что с ним такое не прокатит. Девушка попыхтела, поворчала, но всё же смирилась со своей участью на сегодня. Феликс точно может сказать, что на трибунах предостаточно людей для обычного турнира между школами. Они с сестрой занимают свободные места, и Оливия оживляется, как только на поле выходят игроки. В одной из теннисисток она узнаёт свою лучшую подругу – девушка, с виду её ровесница, с мелированным хвостиком и худощавого телосложения – зовя её по имени. Та быстро находит её глазами в толпе и активно машет ракеткой. Как мило. Хорошо всё-таки иметь друзей. Начинается первый сет. Поначалу Феликс залипает в телефоне, пытаясь игнорировать выкрики болельщиков, но вскоре понимает, что происходящее вокруг куда интереснее виртуальной игры. А потом обнаруживает себя активно выкрикивающим имя одной из теннисисток – да, может он и плохо разбирается в теннисе, но прекрасно понимает, что болеть нужно за подругу младшей сестры. Конечно, он мог бы проводить свой выходной при иных обстоятельствах, совершенно в другой компании, но думает, что всё не так уж и плохо. К тому же, он редко видится с этой мелкой занозой, к которой жутко привязан, хоть она его и раздражает иногда. Происходящее нравится Феликсу, и это хорошая возможность отвлечься от мыслей, с которыми он просыпается и засыпает каждый божий день. Тем временем, первый сет заканчивается ничьёй, и начинается второй, а игра становится только жарче. Ни одна из девушек не желает уступать другой, и это только подогревает интерес у болельщиков. По виску Феликса скатывается капелька пота. В последний раз он так нервничал... Буквально вчера, когда признавался Чану в чувствах в голосовом сообщении. В одну секунду звуки вокруг утихают, и Ли задумывается – хватило бы ему смелости признаться в лицо? В любом случае, это сейчас неважно, потому что больше он не собирается нести подобную чушь. Впрочем, не собирался и вчера тоже. Феликс уверен – в нём взыграло его природное упрямство и желание выиграть в споре, но решительно игнорирует тот факт, что на тот момент его сердце чуть не вырвалось из груди от волнения. Ведь не каждый день приходится говорить о своих чувствах (к слову, это впервые, когда он кому-то признался). Он в шоке от того, на что только не идёт, чтобы не ударить в грязь лицом перед Хан Джисоном. Феликс ещё никогда не проигрывал. Ему всего лишь нужно добиться секса от одного задрота, и он это сделает. Несомненно. Никаких чувств. Феликс возвращается к реальности, когда Оливия кидается на него с объятиями, и понимает – во втором сете выиграла её подруга. Он обнимает сестру в ответ, разделяя с ней радость, однако впереди ещё один сет. Решающий. Наряжение растёт посекундно, и счёт перевешивает в пользу соперницы, но ближе к концу подруга Оливии возвращает лидерство в игре себе. Остаются буквально считанные минуты до завершения матча, и в самый ответственный момент что-то идёт не так. Толпа замирает. Феликс сперва не понимает, что происходит, а потом приходит ужасное осознание – одна из теннисисток лежит на газоне, корчась от боли. Истошный крик Оливии не даёт времени на размышления: – Чего встал?! Ханне плохо! Феликс честно не знает, чего от него требуют, но позволяет младшей потащить себя вниз по трибунам. Оливия подбегает к подруге, рядом с которой уже обеспокоенно суетится тренер, набирая скорую. Ханна постанывает от дикой боли, а Оливия, просто не в силах смотреть на её страдания, в одну секунду решает всё за всех: – Мистер Ким, не нужно никуда звонить. Мы с братом на машине, – и тут же толкает в плечо старшего, всё ещё пребывающего в полной растерянности. – Не стой столбом, лучше помоги! Феликс наконец-то начинает действовать. Он аккуратно подхватывает лёгкое девичье тельце на руки и спешит к автомобилю. Тренер Ханны вызывается поехать с ними, и Ли, заводя двигатель, думает, что всё-таки хорошо, что ситуация сложилась именно так: мистер Ким бывший тренер Оливии, потому что в средней школе она тоже ходила на теннис, но вскоре бросила, решив, что шитьё нравится ей больше. Тренер поддержал её выбор, и с тех пор они остались в тёплых отношениях. Весь путь Оливия держит Ханну за руку, занимая её разговорами в попытке хоть немного отвлечь от боли, и параллельно подгоняет брата, чтобы поднажал на газ. Несмотря на многочисленные пробки на дорогах, они добираются до больницы за каких-то двадцать минут. Дальше всё происходит как в тумане. И вот они втроём ожидают снаружи, пока Ханну осматривают врачи. Наконец, появляется травматолог, оповещая о том, что у теннисистки вывих лодыжки, и ей нельзя будет напрягать ногу в течение месяца. Им разрешают зайти в палату. Ханна с загипсованной ногой грустно улыбается, и Оливия тут же подсаживается к ней на кушетку, обнимая за плечи: – Дорогая, ты крутая, несмотря ни на что! Даже, Ликс? Под прожигающий взгляд сестры (откуда она этого понахваталась?) Ли немного нервно кивает: – Я не шарю за теннис, но это было здорово. Ханна мягко улыбается, а в голову Феликса закрадываются кое-какие подозрения. Где-то он уже видел эти ямочки... Он мгновенно одёргивает себя, отгоняя странные мысли. Это уже похоже на помешательство, раз он в каждом человеке видит одного конкретного. Тем временем, к ним присоединяется тренер, бесшумно закрывая за собой дверь. Они с Ханной коротко о чём-то говорят, а Ли продолжает неприлично долго смотреть на девушку, пытаясь развидеть то, что он видит. – Я сообщил твоему брату о случившемся. Он будет здесь с минуты на минуту. – голос мистера Кима выводит Феликса из раздумий. – Мне так неловко перед всеми вами, доставила столько хлопот, – Ханна тяжело вздыхает, в глазах у неё бесконечная грусть. И это тоже кажется слишком знакомым. – Да и Крис... У него и так был тяжёлый день сегодня, а тут ещё я со своей ногой. – Что ты такое говоришь! – Оливия спешит подбодрить подругу, сжимая её ладонь. – Главное, что ты в порядке. Твой брат будет гордиться тобой, вот увидишь. – Спасибо вам всем. Правда. Пазлы в голове Феликса потихоньку складываются в одну общую картину. Нет, этого быть не может. Мистеру Киму неожиданно звонят, и даже не нужно вслушиваться в разговор, чтобы понять, что ему нужно бежать. Тренер, хоть и не подаёт виду, но продолжает практически поминутно поглядывать на часы. – Мистер Ким, идите, если вам нужно. Мы дождёмся брата Ханны. – вежливо обращается к нему Ли. Во взгляде мужчины читается благодарность за такое понимание. На прощание он крепко пожимает феликсову руку и желает Ханне скорейшего выздоровления. В палате остаются трое. Девочки начинают говорить между собой так, будто Феликса и вовсе нет рядом. Он чувствует себя немного неловко и решает, что стоит оставить их наедине, но на пороге палаты практически нос к носу с кем-то сталкивается. – Ты?! – Ты?! – Что ты здесь забыл? – к беспокойству Чана добавляется удивление и раздражение, а догадка Феликса, наконец, подтверждается – Чан и Ханна брат с сестрой. Но сейчас есть кое-что поважнее этого. На памяти Феликса это впервые, когда он видит Чана в строгом чёрном костюме и... с идеально выпрямленными волосами. Ли пытается понять для себя, с какой причёской старшему лучше, но этот вопрос слишком сложен для его воспалённого мозга, особенно сейчас, когда Чан такой красивый и соблазнительный перед ним. Его волосы в выпрямленном состоянии кажутся ещё длиннее, отчего чёлка спадает на глаза. На бледных щеках играет румянец, а в руках Бан сжимает помятый пиджак. Штаны сидят на стройных бёдрах так, словно были сшиты по ним, а пуговицы на белоснежной рубашке расстёгнуты, открывая завораживающий вид на молочные ключицы. Феликс тяжело сглатывает. Наверное, они простояли бы так ещё долго, смотря друг другу в глаза непонимающими взглядами, но неожиданно девочки хором спрашивают: – Вы знакомы? – Нет! – Да. Тоже хором отвечают братья, и Чан устало выдыхает: – То есть, да. Он ловко проскальзывает между Феликсом и стеной вглубь палаты, оставляя за собой шлейф уже столь привычного персикового запаха. – Как ты себя чувствуешь, малышка? – перепуганный Чан обнимает сестру. – Я в порядке, прости, что напугала тебя, – Ханна обнимает его в ответ. – Оливия и её брат мне так помогли... Это Феликс привёз меня в больницу. У Чана в голове полный бардак. Он не успел облегчённо выдохнуть после окончания олимпиады, как позвонил тренер Ханны, сообщая неприятную новость. Бан примчался так быстро, как только мог, словив такси, и сейчас перед сестрой стыдно по многим причинам. Во-первых, его не было рядом во время такого важного для неё матча из-за дурацкой олимпиады, а во-вторых, помог ей никто иной, как сомнительный Феликс Ли. Бан не знает, совпадение это или судьба, но его злит, что жизнь продолжает сталкивать его с этим человеком. Кто бы мог подумать, что Феликс окажется старшим братом Оливии – подруги его сестры – которая часто зависает у них дома? И как он раньше не замечал их феноменального сходства? Но сейчас не самое подходящее время для выяснения отношений, поэтому Чан тихо благодарит: – Спасибо, что помогли моей сестре, Оливия и Феликс. Оливия дружелюбно улыбается: – Без проблем. Ханна говорила, что у тебя сегодня сложная олимпиада. Как всё прошло? – она обращается к Чану по-свойски, словно знает его уже много лет, и Феликс чувствует себя настоящим дураком. Кажется, он здесь единственный, кто не понимает абсолютно ничего. Бан сдержанно улыбается: – Результаты будут через пару дней, но думаю, что справился. – Кто бы сомневался, ты же Бан Кристофер Чан! – Оливия звонко смеётся, а Чан только отмахивается, скромничая. Феликс ощущает себя лишним в такой идиллии, а ещё у него много вопросов, на которые необходимо узнать ответы. Но для начала ему нужно побыть одному и всё обдумать, а заодно и прикупить чего-нибудь поесть. Об усталости Чана свидетельствуют тени, залёгшие под его глазами, и Ли переживает, что старший может быть голоден, ведь у него наверняка не было времени на обед (и откуда снова взялось это желание заботиться о нём?). Да и девочки тоже, вероятно, успели проголодаться. Феликс возвращается в палату с полными пакетами еды. Тут всё так же царит мирная атмосфера: девушки наперебой рассказывают Чану о прошедшем матче, а тот внимает каждому их слову, периодически восторженно выдыхая. На Ли по-прежнему не обращают внимания, пока он, прокашлявшись, не начинает шуршать пакетами: – Я принёс покушать, налетайте. Оливия подшучивает над ним: – А ты не так уж и безнадёжен, братец. Феликс на это лишь фыркает, пререкаться с мелкой нет желания. Ханна скромно благодарит его за вкусности – о том, что она голодна, говорит её громко урчащий живот. Девочки хихикают, а неожиданно возникший рядом Чан тихо шепчет: – Выйдем? За это мгновение Ли успевает пережить микроинфаркт. Он ещё толком не отошёл от того, что Чан впервые обратился к нему по имени, а тут такое... Он быстро достаёт из пакета самую аппетитную булочку и стаканчик с горячим кофе, покидая помещение следом. Старший слишком серьёзен и явно чем-то обеспокоен. Феликс не может перестать смотреть на него, хоть и подозревает, что пялится долго и открыто. Они усаживаются на лавку в коридоре прямо напротив палаты, в окне которой видят своих сестёр. Девочки кормят друг друга с рук, весело смеясь, и в каждом жесте и взгляде прослеживается то, насколько они близки – и это максимально странно, учитывая всю неразбериху между их братьями. И только сейчас неловкость ощущается в полной мере после вчерашнего. Ли протягивает Чану напиток с булочкой, чтобы разрядить обстановку, но тот игнорирует его. Феликсу ничего не остаётся, кроме как с силой всучить ему их в руки: – Поешь. Бан секундно смотрит на еду, а потом оставляет её на скамейке: – Я не пью кофе. – Тогда куплю чего-нибудь другого, из тебя всё равно слово не вытянешь... – Ли подрывается с места, но Чан удерживает его за край куртки, поднимаясь следом: – Не нужно ничего покупать. Я и так должен тебе. Феликс хмурится: – Что ты имеешь в виду? – Не притворяйся, будто не понимаешь, – голос старшего звучит ровно. – Ты помог Ханне, я должен отплатить за это. Говори, чего ты хочешь. Ли начинает злиться. Почему Чан всё усложняет и говорит столь неприятные вещи? Злость внутри закипает со стремительной скоростью, и Феликс уже не отдаёт отчёт собственным действиям. Он грубо хватает его за запястье и тянет за собой по длинному больничному коридору. – Хей-хей-хей, куда ты меня тащишь? Отпусти! – тот всячески выворачивает руку, и на них с подозрением поглядывает пара молоденьких медсестёр, но Ли настроен решительно. Он толкает первую попавшуюся дверь – какая удача, что это оказывается захламленная подсобка – запихивает внутрь сопротивляющегося Чана и, протиснувшись за ним, шумно захлопывает дверь. Старший мгновенно затихает напуганным мышонком. В тесном помещении царит полумрак, так как здесь не горит свет, а время близится к вечеру. На стеллажах покоится рабочий инвентарь, так что двигаться здесь не представляется возможным. Они вдвоём стоят почти вплотную. Вся эта ситуация до боли знакома Чану, мысленно возвращая в самый ужасный вечер в его жизни. И страх, испытанный тогда, вновь охватывает всё тело. Феликс и стеллажи, кажется, будут преследовать его вечность. Уже в который раз он оказывается в таком безвыходном положении. Ли медленно выдыхает, собирая мысли в кучу: – Я помог твоей сестре не для того, чтобы ты чувствовал себя обязанным передо мной, а поступил так, как поступил бы любой нормальный человек на моём месте. И ты бы тоже, Чан, – он делает паузу, чтобы перевести дыхание, а старший отводит взгляд. – Неужели ты думаешь, что я попросил бы чего-то взамен? По-твоему, я настолько аморальный урод? Скажи мне, это так? – Я этого не говорил, – Чан подаёт тихий, но уверенный голос, осмеливаясь посмотреть ему в глаза. – Я не хотел задеть тебя. Извини. Просто хочу отплатить, потому что благодарен. Мне... так было бы спокойнее. От столь печального взгляда злость мгновенно сменяется более приятными эмоциями, лениво растекаясь по венам. Феликс старается не слишком показывать степень своего удивления, потому что, чёрт возьми, Чан сказал больше двух не негативных слов, и это можно считать прогрессом. Уже который раз старший перед ним так беззащитен, и вместо того, чтобы воспользоваться ситуацией, когда у него такой прекрасный шанс довести дело до конца, он лишь слегка улыбается. Реальность слишком хрупка, Феликс боится всё испортить: – Достаточно одного "спасибо". Не заморачивайся. Сейчас стоило бы отступить, но почему Ли не может позволить так просто этому закончиться? Чан поджимает губы, не решаясь даже попросить отпустить его, а Феликс завороженно смотрит на эти недлинные, но пушистые ресницы, на розоватые щёки, на то, как красиво прямые волосы обрамляют овал чанова лица. Этот костюм так выгодно подчёркивает достоинства его великолепной фигуры, что Ли едва держит руки при себе. Только делает шаг вперёд, заставляя старшего вжаться в стену позади. – Ты выглядишь сегодня так необычно, – эти слова вертелись на кончике языка с тех пор, как он его увидел. Феликс точно лопнул бы, если бы не озвучил их. – Выпрямил их мне назло? – касается кончиками пальцев его волос, наслаждаясь их мягкостью и понимая, насколько сильно соскучился по этому чувству. Чан алеет сильнее, будто Ли раскрыл его тайну. – Неважно, с кудрями или без, ты всё равно самое прелестное создание из всех, что я когда-либо видел. – Зачем ты так говоришь? – если минутами ранее голос Чана и звучал уверенно, то сейчас он заметно дрожит. Хороший вопрос, Бан Кристофер Чан. Действительно, зачем? Феликс и сам хотел бы знать ответ, но он слишком окрылён, чтобы глубоко задумываться над этим. Старший так очарователен в своём смущении, отчего Ли ощущает подозрительный трепет в районе левого подреберья. – Потому что ты мне нравишься. Я... не шутил вчера. Феликс только что растоптал данное самому себе обещание о том, что больше никаких чувств, но кто он такой, чтобы бороться с этими самыми чувствами, когда они буквально разрывают его изнутри? Он подумает над своим поведением позже, потому что момент сейчас настолько волнительный, а одно единственное желание в голове – притянуть старшего в свои объятия. Впрочем, что ему мешает это сделать? Феликс запускает ладони под пиджак Чана и нежно приобнимает его за талию, отчего тот издаёт тихий писк. Старший явно мечтает провалиться сквозь землю от дикого стыда, а Феликса это почему-то забавляет. А потом Ли смотрит на чужие пухлые губы до тех пор, пока не начинают гореть собственные от отчаянного желания целоваться. Феликс медленно наклоняется к Чану, боясь упустить малейшую эмоцию. Нельзя допустить того, чтобы ему стало неприятно. И когда между ними остаётся всего пара несчастных сантиметров, старший резко закрывает лицо ладонями: – Не надо, прошу... Ли замирает. Неужели Чан всё ещё боится его? Если это и так, он не винит старшего, так как в случившемся виноват ни кто иной, как сам Феликс. Должно быть, сейчас всё же не самое подходящее время для всего этого, и Ли может себе позволить только мягко прижаться губами к тыльным сторонам его бледных ладоней – туда, где под ними находятся желанные губы – ощущая собственным телом лёгкое вздрагивание чужого. Феликс нехотя выпускает Чана из объятий: – Как скажешь. – и, в последний раз окинув ласкающим взглядом стройную фигуру, покидает подсобку. Как только он скрывается из виду, Чан обессиленно сползает вниз по стенке. Что это только что было?